Вот раньше... Раньше было время.
Помню горную стену в 50 метров. Дождь, смешанный со снегом, и мы с Андрюхой висим на параллельных стяжках. От ветра его раскачивает и бьет головой об камень с такой силой, что совковая альпинистская каска лопается, как яичная скорлупа. Андрюха сразу отключается, и я тащу его наверх, с ужасом слушая скрип трущегося об каменную трещину крюка.
Вот это было время. А сейчас... ну что сейчас. Кожаные кресла, бесшумный офис, словно замурованный в бурлящей Москве, моргание монитора... От старых времен остались только эти трогательные фотографии с наивными молодыми лицами и подписями ручкой с обратной стороны.... "Архыз", "Домбай", "Эльбрус"... Только и остается их разглядывать, и иногда собираться семьями в дорогих ресторанах и вспоминать это, словно сказочное, детство.
Помню, в школе, в лихие 90е, стенку на стенку собирались классами, школами, районами. И мы с Андрюхой всегда рядом, плечом к плечу, до последнего. Не то, что сейчас, за спинами охраны, выглядывая из тонированных стекол Мерседесов на хмурые улицы Москвы.
Эту бы охрану в тот далекий 95й, где я и пятеро отморозков, стоим в обагренной кровью подворотне. В той самой подворотне, напротив которой жила Вера, и я, прижимая рукой рваную рану в животе, счастлив, что успел проводить ее домой. Не знаю, чтобы было, если б не Андрей, возникший из темноты и приставивший бабочку к горлу одного из них. "Квиты" - потом сказал он, дотащив меня до травмпункта.
Телефонный звонок выдернул меня из грязно-желтого больничного коридора, заляпанного кровью.
- Александр Викторович, принесли документы, которые вы заказывали, из архива - промурлыкал женский голос.
- Заноси, и виски двести грамм... И два бокала.
Мой голос прозвучал старым и уставшим. А что ты хотел? Услышать баритон двадцатилетнего ловеласа, увивающегося за каждой мини-юбкой на районе?
Ох, по-разному раскидала судьба нас с Андрюхой. У меня жена, дети... кто бы мог подумать, после всех тех приключений юности. По вечерам - театр, выставки, показы мод.
Или. Вечером - звонок в дверь.
- Здравствуйте, Тамара Константиновна - говорю я и открываю замок с вытянутой рукой.
- Здравствуй, дорогой - говорит она и вручает мне яблочный пирог.
Либо Верин палец с китайской розой и золотой пыльцой на ногте, опускается на звонок двери напротив.
- Привет, соседи, - говорит Макс, открывает дверь и забирает пирог Тамары Константиновны. Втягивает запах разогретого в микроволновке блюда.
- Ммм... Вера, ты прогрессируешь, каждый раз все вкуснее и вкуснее!
Одна ячейка общества пришла к другой, дети радостно убегают в соседнюю комнату, жены запираются в кухне, а мы с Максом открываем пиво и молча смотрим телевизор, с выключенным звуком, наслаждаясь тишиной.
Помню где-то под Эльбрусом, метет снег, волнами тая в пламени костра. Три рюкзака с питанием сорвалось при переправе и унесло горной рекой под ледник, размалывая об камни. В котел высыпали все, что осталось - немного гречки, сухари, соль, арахис, и топор. Помню, ничего не ел вкуснее той каши с топором. И никогда не был так счастлив, понимая, что вместо рюкзаков мог оказаться и сам.
А сейчас меню в ресторане на французском языке. Вера смотрит на меня , и в ее красивых карих глазах читается вопрос: "Лобстеров, или кальмаров, дорогой?". Я киваю, и она заказывает лобстеров. Мои ноздри втягивают аромат вина, пронесенного под носом. Я смотрю на Веру и она мотает головой. "Слишком терпкий" - говорю я, и официант приносит другую бутылку, рожденную в 1973 году. "Твоя ровесница", - говорит Вера и втягивает аромат. "Нам нравится", - говорю я и официант пеленает бутылку в белое полотенце.
"А помнишь?!" - думаю я, а Вера улыбается, "Помню"...
В офис заходит высокая девушка в строгих очках и костюме, кладет на стол документы, наливает виски в бокалы, слегка ударяет своим бокалом по моему, ставит свой бокал на стол, и уходит. Я беру бумаги, секунду держу, потом кладу на стол и процеживаю виски маленькими глотками. Эх, Андрюха, Андрюха... неужели ты мог?
Кто бы мог подумать, что Андрей, человек, помешанный на горах и спорте, будет делить удачу с лаковой рулеткой, покорять неприступных красавиц у шеста, вместо гор, и снегу предпочтет белую дорожку на стекле. Помню, как мы с ним скинулись и открыли маленький магазин по продаже сотовых телефонов. Небольшую прибыль просто делили пополам, без всяких документов, договоров, даже без калькулятора, когда прибыли не было.
Куда прошли те времена? Говорят, за 7 лет клетки человека полностью регенерируются. Тех клеток, из которых состояли тогда мы с Андрюхой, уже нет, они умерли. Не знаю, вспоминает ли он о тех временах. И если вспоминает, то как - скучает, боится, или жалеет потерянного времени?
Я просматриваю бумаги, лист за листом, раз за разом. В кармане - визитка. Полковник ФСБ, Денис Неспешин. Мой старый друг, мастер спорта по альпинизму. Я положил его в карман уже давно, но позвонить так и не собрался с духом. Вот и сейчас руки задрожали, как у семидесятилетнего старика. Словно и не было в них никогда ледорубов, боксерских перчаток, словно никогда они не сжимали веревок, спасая мне жизнь. Кусок черно-белой бумаги с выгравированным номером телефона был тяжелее всех грузов, поднятых мной за всю жизнь.
Я закончил изучать бумаги уже поздней ночью. Позвонил телефон.
- Да. Вера, - говорю я.
Слышу ее дыхание в трубку. Оно нисколько не изменилось с того момента, когда я впервые увидел ее в пятом классе.
- Я сегодня задержусь, надо встретиться с Андреем.
Дыхание замерло на мгновение, с немым вопросом: "Так поздно?" На заднем плане слышатся голоса детей, звон ложек, тихое мычание тещи в такт какой-то песни из телевизора.
- Дело очень важное, - отвечаю я.
Вера тяжело вздохнула. Так глубоко, что мне послышался стук ее сердца, и я почувствовал дыхание на своей коже.
- Я тоже тебя люблю - сказал я. Вера улыбнулась, и я повесил трубку.
Голос Андрея в телефоне казался встревоженным и удивленным.
- Сашка! Куда пропал, чемпион? У тебя все нормальна?
Я вертел визитку полковника ФСБ в руках. Говорят, альпинисты чаще добиваются успеха, чем другие люди, потому что после гор ничего не боятся.
- Надо встретиться, - сказал я.
- Сейчас?
- Через пол-часа, в Метелице.
В трубке слышалось дыхание и стук. Андрей теребил пальцами по столу.
- Давай через час, у меня тут джек-пот на носу.
- Добро, - я повесил трубку.
Еще раз посмотрел на визитку и засунул полковника ФСБ Дениса Неспешина в карман пиджака.
Андрей уже ждал меня, в белом костюме от Гучи, с бутылкой Хенеси, в клубах сигарного дыма. Словно и не бегал никогда в китайском костюме, с тремя ошибками в слове Адидас, по нашему двору.
- Дружище, как же я рад.... – начал он, но прервался, посмотрев на бумаги, которые я кинул на стол.
Помню, был у меня велосипед. Хороший американский велосипед, который дядя – пилот - привез из Америки. В то время американский велосипед был как бугатти-вейрон в наши дни, а для наших бедных семей, это было настоящим сокровищем. И не было у меня большей радости в жизни, чем пронестись на этом велосипеде по мокрой дороге, разрезая лужи и дразня собак за сетками заборов. Андрей часто брал его покататься, а один раз вернулся без велосипеда. Показал ссадины на руках и ногах, и сказал, что велосипед забрали какие-то бутовские бандиты в парке.
- Я все знаю, - сказал я, положив визитку Неспешина на стол. - И о подделанных подписях, и о махинациях с налогами, и о том, сколько ты украл у меня. Даже о контрольном пакете акций, которые ты почти усвоил. Тоже знаю.
Андрей посмотрел на визитку, приоткрыл рот, чтобы что-то произнести, но передумал. Я помню его точно таким же года через два после кражи велосипеда. Помню себя и Веру, мы гуляем в парке, и Андрей на моем велосипеде, проносится по аллеям прямо напротив нас. Он нас тоже видит и останавливается. Мы стоим, смотрим друг на друга, и не знаем, что сказать.
Сейчас я видел того же самого Андрея, которого я не видел столько лет, и по которому так скучал. Это раскаянье, такое горькое, и такое полное, в его по-собачьему преданных и виноватых глазах. Это был человек, который лез со мной по горной стене, стирая в кровь пальцы, со смехом бросал топор в котелок и жадно пил чай из дубовой коры. Приставлял нож к шее человека ради спасения друга.
И вдруг, я неожиданно полностью и искренне простил его. Так же, как и тогда, много лет назад. Ведь за этим я сюда и пришел.
- Я на тебя зла не держу, – сказал я . Встал и пошел к выходу. В отражении стеклянных дверей я видел Андрея. Его губы тряслись, словно он что-то хотел крикнуть в след, а в его глазах я видел такое отчаянье, что мне стало страшно.
Если дружба и научила меня чему-то, как и любовь, так это прощению. Каждый день мы совершаем какие-либо грехи. Мы желаем зла, изменяем, воруем и завидуем. И Бог каждый раз нас прощает. День за днем. Грех за грехом. Все с новым и новым состраданием. Разве не можем и мы иногда прощать близких нас людей, тем более, если это касается такой никчемной вещи, как деньги?! Разве не для этого нужна дружба?
Я вышел на улицу, улыбаясь. Разорвал визитку Неспешина и бросил в урну.
На стоянке суетилась детвора, разглядывая мою машину. Я сел в кожаное кресло, захлопнул бронированную дверь. Баварский двигатель довольно заурчал, светодиодные ресницы фар осветили мокрый асфальт, медленно уползающий под меня.
Внезапно, взгляд упал на приборную панель, которая тускло мигала. Странно, бортовой компьютер обнулил все показания, изредка подсвечивая произвольные цифры зловещим зеленоватым миганием. Часы на центральной консоли не работали. Я взглянул на наручные часы - все стрелки бешено крутились в обратном направлении. Словно пытаясь изменить ход истории.
Я понял, что хотел сказать мне Андрей, и откуда в его глазах было это отчаянье, такое глубокое, полное и страшное. Какой крик должен был сорваться с его губ, чтобы предотвратить страшную ошибку. И так и не сорвался.
"В знак любви и уважения..." - вспомнил я гравировку с обратной стороны этих золотых часов и грустно улыбнулся. "...От лучшего друга".
Помню...