Эпилог

Феликс Рахлин
На снимке: автор большей части фотоиллюстраций к этой книге и её рьяный, иногда справедливый  критик  Юра Куюков.
Фото, примерно, 1947 - 48 г.г.

                *    *    *
Что может быть эпилогом  повести о школе? – Ну, конечно, выпускной вечер!  Но вот его-то я как раз помню очень смутно. Чуть ли не единственный запавший в память  эпизод – как я вручал букет цветов «химичке»  Анне Ивановне: нашей  «Тонно-Молекуле». Мы, несколько  выпускников, распределяли, чуть ли не по жребию, кто кому должен   цветы вручать, и мне «досталась» она, достался её душистый поцелуй! Первый  поцелуй, которым меня удостоила учительница! (Кто ж знал, что на другой учительнице мне суждено  жениться?!)

Летом 1949 года выпускники советских школ сдавали экзамены в  максимальном объёме, который и не снился   ни их предшественникам, ни их преемникам. А на Украине (впрочем, может быть, и в других республиках) количество выпускных экзаменов было особенно велико: в него были включены  также письменный и устный – по национальному языку республики. Итого, испытания на аттестат зрелости состояли из 13-ти (тринадцати!) экзаменов!

Особенностью экзаменов письменных была централизация экзаменационных заданий и  строгая секретность их содержания. Конверты с названиями тем сочинений по литературе и с текстами  задач по математике вручались «вышестоящими» органами образования (ОблОНО, ГорОНО) лично директорам школ, которые имели право вскрытия этих опечатанных пакетов лишь непосредственно перед началом экзамена.

Тем не менее, уже за несколько дней до каждой письменной экзаменационной работы  из уст в уста  передавались «точные» сведения  о содержании пакетов.   А  в канун  экзамена  выпускники    всего    города     сбегались   вечером    к  памятнику Шевченко: считалось, что здесь-то и станет известным  подлинное содержание пакетов – общее для всего города. Самое интересное  и загадочное, что   эти  ожидания оправдывались ВСЕГДА!  Как это получалось – сказать не могу, но ведь получалось!

Помню, что перед самым экзаменом по геометрии с применением тригонометрии, утром, примерно за час до его начала, ко мне прибежал Юрка Мурызин, покричал под балконом, я спустился – и он продиктовал мне задачу, очень лёгкую, которую я успел решить ещё дома. И именно эта задача была нам предложена!

Всё-таки одну из разгадок  я знаю и, поскольку давность  события  явно  перекрывает срок уголовной ответственности виновников, да и главного «преступника» нет уже на свете,  сейчас её раскрою.

Мы уже окончили школу,  учились в вузах, а те ребята, которые (помните?) были где-то в седьмом – восьмом классах осуждены за участие в воровской шайке, доучивались – кто где…  Тот, кто у меня выведен под именем «Юра Симкин», учился в вечерней школе,  директором которой был отец нашего выпускника Олега Стеценко из параллельного класса (вот он-то, Олег, как и его отец, к сожалению, и завершил уже давно свой жизненный путь)  Симкин попросил Женьку Брона, Женя явился домой к Олегу,  Олег достал из ящика письменного стола хранившийся у отца пакет – и,  просветив его сильной лампой, они на вложенном туда листке сумели прочитать  темы  экзамена-ционных сочинений. Симкин с ребятами расплатился  деньгами, и Брон позвал меня на улицу – вместе с ним пропить его долю!    Я даже помню, что именно мы пили: грузинское сухое вино «Ркацители»!

Самое пикантное в этой истории, пожалуй, вот что: заказчик преступления, "Юра Симкин", окончил потом юридический институт.

В тот год, когда на аттестат экзамены сдавали мы,  максимальным  за весь период существования   советской школы было не  только их  количество, но и объём сдаваемого учебного материала. Например, по истории  знания проверялись за весь курс старших классов, начиная с восьмого. Вопросы были сосредоточены в 48-и экзаменационных билетах. Для подготовки к этому экзамену нам было отведено  максимальное количество дней: четыре, - как ни на один другой предмет!  И вот, занимаясь подготовкой с утра и до вечера, я успел за эти дни повторить материал лишь по четырём  билетам.
 
И.  мне достался …  билет № 1 (!!!)

Ясно, что при таком  нагромождении учебного материала без шпаргалок обойтись было просто невозможно. После  какого-то экзамена – кажется, по математике, но, возможно, и по физике, мы с Юрой Куюковым на углу улиц Анри  Барбюса и  Восьмого съезда Советов (ныне ул. Бориса Чичибабина) устроили своеобразное аутодафе: изничтожили  все накопленные в карманах шпаргалеты, разорвав их в мелкие клочки. При этом я непредусмотрительно и непроницательно повторял, что расстаюсь с математикой и другими точными дисциплинами на всю последующую жизнь.

О, мои юные читатели (если таковые найдутся!), как я был неправ!  Великолепная русская пословица гласит: «Не плюй в колодец…». Через много лет  после этого символического акта воинствующего невежества  мне доведётся неожиданно пойти работать воспитателем в школу-интернат. Воспитатель обязан присутствовать в часы «самоподготовки» в классе, где учащиеся выполняют домашние задания, и оказывать помощь, особенно отстающим, отвечать на их вопросы. Дети, не обязанные  знать  мои  гуманитарные предпочтения и с ними считаться,  разумеется,  стали подходить  ко мне со своими недоумениями и затруднениями касательно алгебры, физики….  Вот когда я оценил, какие замечательные учителя учили нас!  Даже в моей антиматематической голове сохранились остатки вдолблённых ими знаний!  И я с удивлением обнаружил, что не только могу решать задачи и примеры по алгебре, но что мне это даже стало нравиться… через четверть века после выпускного школьного вечера!

Тогда, на выпускном, лишь объявили, кто окончил школу с золотыми и серебряными медалями, но сами медали вручили только через год - и мы, уйдя в пустой класс, с  азартом принялись играть в «доп-доп». Эта игра заключается в том, чтобы угадывать, под чьей ладошкой лежит монета – обычно  пятак. Мы же использовали теперь  вместо медного пятака  золотую медаль Мони Канера

А через  два-три дня после нашего выпускного  вечер для выпускников разных школ состоялся в  детско-юношеском филиале библиотеки имени Короленко. И в тот вечер, в ту ночь (ибо вечер продолжался до утра) я впервые по-настоящему влюбился  в девушку!
Нет, не она стала моей женой, но мы, вместе с женой,  дружим с нею  всю жизнь  Однако это уже совсем другая – и совсем не школьная история.

В заключение  хочу составить  вот какой список.

1) . Отец моего школьного друга Юры – Дмитрий Фёдорович Куюков, узнав о том, что я сдаю вступительные  экзамены  на филологический факультет педагогического института, велел мне предупреждать его  перед каждым моим  устным экзаменом.  Его служебный кабинет помещался в те дни как раз в здании  пединститута, а по занимаемой должности он общался с членами экзаменационной комиссии. Дмитрий Фёдорович договаривался о том, чтобы меня на экзамене не заваливали!

Но  8 мая 1950 года, после экзамена по географии, на котором  мой ответ был не только объективно оценен  высшим баллом, но и особо расхвален экзаменатором, - случилось ужасное:  моих родителей арестовало МГБ. Поэтому перед экзаменом следующим (по украинской литературе) я не зашёл к Дмитрию Фёдоровичу, чтобы, не дай Бог, не подвести его «под монастырь»… И – получил тройку!  Этого оказалось достаточно, чтобы  не пройти в институт по конкурсу, хотя все остальные предметы были мною сданы на «пять»..

Узнав об этом при случайной встрече со мной в коридоре,  Куюков повёл меня к декану вечернего отделения Михаилу Васильевичу Чеху – и попросил разрешить мне посещать лекции на правах «вольнослушателя», с тем, чтобы я был туда принят, если кто-то из поступивших  на первый курс будет отчислен за непосещение лекций. Так потом и произошло, в результате чего я получил высшее литературно-языковедческое  образование.

Ко времени этого своего ходатайства  Д. Ф. Куюков  уже был осведомлён  о нашей семейной трагедии. Он сильно рисковал. И тем не менее решился на то, чтобы оказать помощь сыну  репрессированных «врагов».

Юра, как ни в чём не бывало, продолжал со мною общаться и дружить. Он первый из всех друзей посетил наш зачумленный дом.

2) Мама  Валерия Волоцкого –Лидия Савельевна  явилась к нам  в квартиру буквально на следующее же утро после ареста родителей, о котором она узнала от мужа, Валеркиного папы, Марка Израилевича, работавшего в одном учреждении с моим отцом. Единственной целью её прихода было – подбодрить меня, высказать сочувствие, вселить искру надежды. До конца своих дней не забуду простого и трогательного поступка этой женщины. Пусть будет ей  пухом земля!

3) С благоговением вспоминаю и о Людмиле Михайловне  – маме Виктора Канторовича! В 1958 году у нас с Инной родился сын – и через месяц  оказалось, что у него врождённое сужение привратника желудка. Лечение этой болезни  – только оперативное, притом – по жизненным показаниям: если не прооперировать – ребёнок  неизбежно умирает от истощения и обезвоживания организма.. Куда  поместить 30-дневного малютку, уже успевшего потерять КИЛОГРАММ весу? Было две возможности: в дальнюю больницу на Холодную гору  -  и  в  очень от нас близкую детскую хирургическую клинику медицинского института. Специалисты в обоих учреждениях отличные, но нам удобнее было,  конечно, посещать ребёнка в ближнем из  них.

И дело не только в простом удобстве. Жена моя была обессилена тяжёлым послеродовым воспалением, и ездить на другой конец города в трескучие морозы ей было бы попросту опасно. Однако по жёсткому установлению медицинских властей  клиника мединститута обслуживала не город, а область, нам же надлежало  везти ребёнка именно на Холодную гору.

Я обратился к Людмиле Михайловне - .детскому врачу: она имела большие связи. Оказалось, что заведующая детской хирургией «клингородка»  д-р Воскобойникова – старинная, ещё с гимназических лет, подруга Людмилы Михайловны.  Этого оказалось достаточно - наш ребёнок был принят и прооперирован. Правда, затем последовал длительный, трёхмесячный период борьбы за его жизнь, но в результате он был спасён.

О том внимании, которое оказал мне  её сын Витя, не забыв, после ареста моих родителей,  о моём дне рождения и организовав его празднование, я уже рассказывал..  После ареста и осуждения родителей нас с сестрой и старую бабушку выселили из ведомственной квартиры, предоставив  маленькую, площадью в 10 кв. метров, каморку в перенаселённой коммуналке  типа «воронья слободка». С «идеологической» должности старшего пионервожатого школы меня изгнали, а  с «хозяйственной», куда я было устроился (агентом по сбору утильсырья), ушёл сам (обо всём об этом подробно рассказано в третьей книге моих записок – см. главы «Гроза и Буря», «Голуби мира» и «Кавалер Импозанто…»).  Денег на переезд не было. Случайно нашёл в старой книжке завалявшиеся 80 рублей, которых хватило на то, чтобы нанять грузовик. А вот на грузчиков  не хватило..Помогли школьные друзья:  Толя Бобров и Жора Боровик (классом  младше нас),  бывшие одноклассники: Женя Брон, Миша Берлин, Игорь Гасско, ещё кто-то… Ну, и сам я, конечно, тоже таскал  нехитрые наши пожитки. Ещё немного раньше книжный шкаф, сохранившийся с довоенных лет, купил у меня по дешёвке  Мирон Черненко, и мы с ним вдвоём отнесли этот шкаф  на руках из «Красного Промышленника» мимо Госпрома, по аллеям сада Шевченко, к Мирону на Рымарскую – на верхотуру, в его мансарду.

5) Вернулся я из армии – и столкнулся с проблемой трудоустройства (об этом тоже рассказ впереди – в книге «Грудь четвёртого человека»).  Наконец, стало мне известно, что подходящая для меня работа есть на заводе имени Малышева, но как туда попасть? К тому времени на этом заводе работал уже по  институтскому распределению Толя Новик – и даже был членом заводского комитета комсомола. Он использовал свои внутризаводские связи для того, чтобы со мною хотя бы поговорили… На  просьбу Толи откликнулся секретарь комитета комсомола, а потом и заместитель секретаря парткома. Пустяковое совпадение моих «объективных данных» с их сиюминутными интересами решило вопрос: я был принят на должность редактора заводского радиовещания. Это определило   мою  судьбу не только   на ближайшие 15 лет (столько я проработал там),  но и на всю жизнь: журналистика стала моей профессией.

Друзья  удивляются остроте моей памяти. Но простительно ли забывать такие важные вещи, как оказанное тебе добро?

Вот таков эпилог моей мужской школы. Но -  не весь. Его продолжение –   во  всех последующих пяти книгах моих записок о прожитой жизни

Далее читать "Приложения: стихи школьных лет - и о школе" http://proza.ru/2011/06/19/999

УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ! В ГРАФЕ "РЕЦЕНЗИИ" НАПИШИ НЕСКОЛЬКО СТРОК О ПРОЧИТАННОМ: МНЕ ВАЖНО ЗНАТЬ ТВОЁ МНЕНИЕ И ЗАМЕЧАНИЯ! Спасибо.