Это был заслуженный барабан. Когда-то под его призывный бой солдаты поднимались в атаку и добивались победы над превосходящими силами противника. Полки четко отбивали на парадах шаг, а генералы молодецки вскидывали руку к фуражкам, приветствуя свое бравое войско. На его боках были заметны ссадины от пуль – он ведь ходил в атаку вместе со всеми, а кожа, поливаемая дождями и продуваемая всеми ветрами, за многие годы задубела, казалось, настолько, что была неподвластна времени и будет служить вечно.
И вдруг выяснилось, что это не так. Она лопнула в самый неподходящий момент – когда из штаба приехала проверка и не проснувшимся еще толком командирам надо было показать, как солдаты умеют чеканить шаг под барабанную дробь. Такого конфуза заслуженному ветерану не простили – мгновенно списали в утиль, и даже не дали возможности проститься с барабанными палочками. Впрочем, этих палочек он и без того повидал на своем веку столько, что уже сбился со счета. Некоторые ему нравились – они стучали азартно, с особым настроением, так что заслуженный барабан готов был сам подпевать в такт выбиваемому им ритму. А некоторые были с ленцой, такие не то что солдат в бой, а даже на отбой не поведут…
Везли барабан на свалку в какой-то телеге, вместе с другим старьем, да как-то так получилось, что на лесной дороге телега подпрыгнула на кочке и барабан скатился на землю. Описал большой круг и замер где-то на полянке.
«А что, – подумал он, – здесь очень даже неплохо. И воздух свежий, и не торопишься никуда больше, есть время полежать и предаться воспоминаниям».
Только он так подумал – бежит мышка-норушка.
– Ой! – пискнула она, пребольно ударившись лбом о натруженный барабаний бок.
Барабан недовольно ухнул где-то у себя внутри. А больше никак не стал реагировать на появление маленького серенького создания. Для большого барабана она не должна была представлять никакой опасности. Но мышка оказалась любопытной сверх всякой меры. Проворно вскарабкалась вверх и принялась бегать по старенькой барабанной коже, противно щекоча лапками.
«Вот ведь напасть, – подумал барабан. – Под мою дробь армии в бой ходили, а тут теперь какие-то мыши когтями царапают». Он попытался извернуться, так чтобы сбросить непрошенную гостью, не тут-то было. Коготки только сильнее впились в барабанную кожу.
«Что ж, не то терпел, и это перетерплю, – решил он. – Все равно убежит, зачем этой мыши старый никчемный барабан?
– Ой! – вдруг в очередной раз пискнула мышь и провалилась сквозь дырку в барабаньей коже.
«Ну вот, – довольно подумал тот, – теперь побегает там внутри, да в испуге умчится дальше по своим делам. Даст мне, заслуженному ветерану, пофилософствовать в одиночестве на старости лет.
Не тут-то было! Настырная мышь нашла ямку в земле, прошмыгнула опять на полянку и проворно начала карабкаться по барабану. Тот еще раз недовольно ухнул, пытаясь показать, что ему это совсем не нравится, но мышь не хотела ничего слушать. Вскоре все те же коготки вновь застучали по барабаньей коже, а затем мышь уже нарочно, все с тем же «Ой!» прыгнула в дырку.
– Супер, – послышалось откуда-то изнутри, как только мышь достигла земли.
И наглое создание еще раз повторило уже знакомый путь, с бодрым ойканьем прыгнув в дырку.
«Как же ей не надоело только», – с некоторым уважением подумал барабан, когда мышь, а он уже понял, что это даже не мышь, мышонок, прыгнула в десятый, или двадцатый раз. Барабан ведь был уже старенький, и от постоянной беготни вполне мог сбиться со счета.
Под вечер настырный мышонок исчез, и барабан неожиданно загрустил. А ведь еще недавно он так хотел поразмышлять в одиночестве, вспоминая былые походы и славные победы, боевых товарищей и отцов-командиров. Вспоминая умелые руки барабанщиков, отстукивавших марши барабанными палочками. Одного он помнил особенно – с лихими усами, разбегавшимися во все стороны, и неизменной молодецкой улыбкой. Этот барабанщик пал смертью храбрых – когда их спящий лагерь окружили враги, он успел вскочить на ноги и подать сигнал тревоги… Если бы барабан умел писать мемуары, он бы обязательно написал о нем, ведь у них не было тайн друг от друга. Барабан знал о своем барабанщике все, даже о его сердечных привязанностях. Тот ведь и на свидания бегал, лихо перекинув барабан через плечо, так что он всю дорогу нудно постукивал по спине. От этого на теле барабанщика появлялись синяки, тем не менее, он так ни разу и не расстался со своим другом, а ведь они были настоящими друзьями.
Пригрело утреннее солнышко, и барабан вдруг почувствовал, что скучает о мышонке. Как он мог вчера подумать, что эти лапки царапают его кожу? Они так приятно щекочут, от них бежит такое ощущение жизни… Это, конечно, совсем не то ощущение, когда поднимаешь солдат в атаку, оно совсем другое, но барабан никогда не испытывал ничего подобного, и очень хотел повторить его вновь.
Мышонок появился, когда солнце было в зените. Да не один, вдвоем. Мелкие коготки вновь вцепились в барабаний бок, он немного напрягся, все-таки не привык, чтобы с ним обращались так бесцеремонно, а потом наступило полное блаженство. Мышата без конца карабкались вверх, прыгали в дырку на коже, и им было настолько весело, и они так азартно визжали и ойкали, что даже у старого барабана поднялось настроение. Он стал думать, что, наверное, далеко не все познал в жизни. Что кроме походов и сражений в жизни есть и другие удовольствия, дотоле ему неведомые, о которых он бы и не узнал, не скатись с телеги, в которой барабан уже везли на свалку.
На третий день прямо в той ямке, через которую выбирались наружу мышата, вдруг пробился одуванчик, и им стало не очень удобно бегать обратно на полянку, он чувствовал, как его жесткие бока так и норовят оцарапать хрупкие мышиные спинки… Поэтому ночью, когда вдруг подул ветерок, барабан напрягся, подставил, как парус, свою кожу, и сумел немного откатиться в сторону. Это ему так показалось, что немного, на самом деле он сделал большой круг по поляне, прежде чем остановился на новом месте. Так что мышата, явившись наутро, не сразу нашли своего верного приятеля. А он уже считал их приятелями. Друзьями он не мог их назвать, памятуя о славном барабанщике, но приятелями – вполне.
Но хорошо, что нашли. Их было уже больше – не два, не три, барабану было трудно сосчитать, сколько коготков царапают теперь его бока, карабкаясь вверх. Было немного щекотно и больно, но старому солдату к лицу терпеть боль. Дырка в барабаньей коже за это время стала еще больше, так что мышата могли с ойканьем прыгать вниз уже по двое, а то и по трое. Он не обижался.
«Глупые, наивные мышата, – думал он. – Так ведь можно подвернуть лапку или больно удариться о землю».
Прошло то время, когда он считал их своими приятелями. Теперь это были друзья, настоящие друзья, появления которых каждое утро он ждал с таким нетерпением… Они раскрасили его солдатскую жизнь новыми красками, эмоциями, ему было весело и уютно с ними…
Откуда он взялся, этот неуклюжий медведь? Шел бы, обдирал малинники дальше, так нет же, его почему-то привлекли яркие барабаньи бока, которые когда-то были красными, а теперь, конечно, изрядно потускнели.
Увлекшиеся игрой мышата не сразу заметили появление великана, а когда увидели, было уже поздно, медведь огромной тенью навис сверху, так что ничего не оставалось, как всем шмыгнуть в дырку и затаиться внутри.
Медведь лениво, но с большой силой стукнул лапой по барабану, и тот поднялся на дыбки, покатившись куда-то в сторону. Как он не хотел оставлять своих мышат беззащитными, но ничего не мог поделать, медведь был сильнее, он мог вытворять с барабаном что хотел, и справиться с ним не было никакой возможности…
«Что же они не бегут», – в отчаянии думал барабан, делая круг по полянке.
Мышата же в испуге сгрудились в кучку, и лишь испуганно смотрели вниз, где высоко над ними маячила огромная черная гора медвежьей туши. Непрошеного гостя, оказывается, интересовал не барабан, а место под самым солнышком, которое он занимал. Медведь уже готов был завалиться на его место, чтобы всласть погреть бока… Но тогда это будет катастрофа, полное поражение! Его мышатам, его верным друзьям, грозит настоящая опасность!
Барабан все-таки успел вовремя подкатиться, так что многокилограммовая гора пребольно ударилась о его жестяные бока, начисто порвав барабанью кожу, выстукивавшую когда-то славные марши… Мышата, поняв, наконец, что делать, дали стрекача в разные стороны. Недовольный медведь, пнув лапой остатки уже никому не нужного заслуженного барабана уныло побрел прочь…
А старый барабан, совершивший свою последнюю в жизни боевую вылазку, оказался глубоко вдавлен в землю. Его порванную на клочки кожу вскоре разнесло ветром далеко по ветру, заслуженные бока стали ржаветь, и зарастать травой…
Мышата же выросли, стали большими мышами и живут где-то далеко-далеко от этой полянки. Правда, вечерами, когда их большие мышиные семьи собираются вместе, они рассказывают историю о заслуженном барабане, не изменившего присяге и своему солдатскому характеру даже ценой жизни…