Книга вторая. Глава 4. Сана и... Фильси

Элеонора Журавлёва
У людей ведь как? Утром пашут, а вечером..  пляшут! Когда в хороводе, а когда и парами. И тут уже за Мастером нужен глаз да глаз! Он большой любитель танцевать в паре, как выяснилось. Фильси срубил себе длинную ветку, чтобы - вжик! - пониже спины, - вжик-вжик- каждую из этих прилипчивых девок. Ишь виснут на Мастере, точно клей на бревне.

Те смеются, а Мёрлину досадно. Чешет в затылке Мёрлин:
- Туды-т-твою растак! - и отказывается от соблазна завязать походный роман на стороне. Мальчишеская ревность - страшное дело. И Мёрлин решил исправиться. Для начала он свёл обоих ревнивцев вместе - Сане как раз требовался анестезиолог, а для мальчика это была хорошая практика. Надо ли говорить, что и сам Кайсар с той поры облюбовал второй отряд?

Ещё дважды до наступления холодов отряды спасателей участвовали в экспедициях, и оба раза Мёрлин вылетал со вторым, приглядывая за Фильси. Сана одобрительно отзывалась о помощнике, как он быстро всё схватывает, буквально на лету.
- Быть тебе Мастером, когда нас с Феосатом не станет, - обещала Сана, ласково ероша ему волосы.

Но Фильси вовсе не радовался. Однажды он увидел, как Мастер, зайдя за дом, тискал эту дылду! Целовал её в губы.. да ещё называл при этом "малышом".
- Хорош малыш.. в полстадии ростом! - язвительно думал Фильси. Он понимал, что отношения между Мёрлином и Саной как раз укладываются в схему, обсуждаемую среди приятелей-учеников весьма охотно.

Причём всегда с многоопытным видом и отпусканием скабрезных острот. И младшим мальчикам полагалось краснеть и завидовать старшим. И Фильси добросовестно краснел и .. завидовал. И помнится, помирал от жгучего любопытства. Пока дело не коснулось ЕГО Мастера!
- Где были мои глаза? - думал вечером в келье Фильси, глядя на прихорашивающегося Мёрлина.

Тот весело напевал что-то, чистил дёгтем странные свои "ботинки", не без самодовольства поглядывая в зеркало и подмигивая сам себе. В этот вечер у него было особенно хорошее настроение. Увы, то был не единственный вечер...
- Где же раньше были мои глаза? - зло подумал Фильси и зажмурился. В следующий миг ошарашенный Мёрлин  услышал о себе и Сане нечто совершенно непристойное.

Площадная брань извергалась из ангельских уст с лёгкостью, наводящей на грустные размышления.
- Где ты этого набрался? - пролепетал Мёрлин. И тотчас внутри его откликнулся голос:
- От тебя и набрался. - противный такой голосок, водянистый... - Кто обсуждал с Истаном достоинства людского и эльфийского секса? Помнится, разговор был весьма откровенным... в присутствии Фильси!

Чего стесняться? Маленький, не поймёт. Ты ведь так думал, а, Мёрлин? А потом были анекдоты.. - продолжал нашёптывать всё тот же голос, - ох какие ..  были анекдоты!
- Так ведь к слову пришлось! - попробовал оправдаться Мёрлин. Но внутренний прокурор пресёк эту недостойную попытку.

- Вот-вот, о словах, - с садистским удовольствием продолжал он. - Чьи переложения с русского на эльфийский гуляют по стану крылатых? Кто ухитрился даже... мат перевести, так сказать, для лучшего усвоения.. Вот и получи усвоенное. Наслаждайся, воспитатель хренов!
В последней слабой попытке оправдаться Мёрлин возопил:
- Слова словами, но суть отношений ин-янь я не опошлял при мальчике! Ни я, ни Истан, никто из моих знакомых..

- А ты сделай скидку на возраст да приплюсуй просветительское усердие "ребят с соседнего двора", - посоветовал внутренний прокурор и умолк с укоризной. Молчал и Фильси, причём давно. Испуганно посверкивая сливовыми глазищами, понимая, что далеко зашёл. Переступил какую-то запретную грань и даже, может быть, что-то сломал неосторожно. Понять бы, что именно? И как исправить всё?

Он никогда... никогда не видел у Мастера такого..  опрокинутого лица. Даже когда "подслушивал", а Мёрлин его засёк.. о, Фильси знал, это очень нехорошо - слушать чужие мысли, но он давно так делал. Маленький, слабый, он старался компенсировать осведомлённостью отсутствие других качеств, ценимых в мальчишеской среде.

О чём говорили на Совете, какие решения были приняты - узнать первым! Фильси так ловко "залезал" в чужие мозги, что его не замечали. На а .. Мёрлин засёк! Он тогда страшно рассердился, обозвал "крысятничеством худшего вида" и заставил поклясться никогда больше  - "слышишь - никогда" - ЭТОГО не делать.

А теперь сидит, словно каменный, и бормочет что-то. Ботинок вот уронил..
- Мёрлин, а Мёрлин, ты.. чего? - не выдержав, жалобно заныл Фильси.
Тот закончил бормотать и вытер вспотевший лоб. Тряпкой с дёгтем! Потом заговорил, деревянно двигая челюстями:

- Значит так.. Я очень плохой воспитатель. За месяц я совершенно развратил, можно сказать, правственно искалечил тебя. И единственное, что мне теперь остаётся...
Страшная мысль пронзила Фильси - "он хочет от меня избавиться..".
- Ты хочешь от меня избавиться?! - Фильси залился слезами, крупными, как лесной орех.

Его пришлось успокаивать: отпоить водой, потом взять на руки и носить по комнате. И Мёрлин носил его из угла в угол, называя "педагогической ошибкой" ласково и.. виновато.
- С чего ты взял, что я хочу от тебя избавиться? Не избавиться я хочу, а.. покаяться, - объяснял Мёрлин. - И куда, ради Извечного, ты подевал этот чёртов.. Устав?

Сияя от счастья, Фильси выслушал конопатое божество своё и протянул палец в направлении каминной полки. Там одиноко пылилась тощая книжица, в мухах и паутине, жалкое подобие ..Устава, безжалостно сокращённого. Устав. Личный экземпляр Мёрлина. "Кастрированный" после долгих, настойчивых просьб. Однако и в таком урезанном варианте процедура покаяния была расписана во всех подробностях. Интересно почему?

Перед Малым Советом, состоящим из Мастеров и Каремы, Мёрлин каялся в..пьянстве, сквернословии и.. порче детской души! Каялся истово, с надрывом, бия себя в грудь... Искренность неофита была очевидной, и Мастера безмолвно ликовали. Мудрейшая не успевала принимать поздравления с удачно найденной методой в отношении Кайсара.

И сама рассказывала - об успехах Фильси. Последнее обстоятельство особенно расположило практичных эльфов в пользу кающегося. И ему было позволено самому назвать срок налагаемых обетов. Мёрлин обещал три цикла воздерживаться от алкоголя и целый год не употреблять крепких выражений.

С этим благосклонно согласились. Но тут встрял въедливый Бенеат: почему Кайсар главный грех свой не решается обнародовать? Прошёл будто бы слух, что Мёрлин предаётся любви каждую ночь! Грешит сам и вводит в грех.. Сану. Что и привело в конечном итоге к порче юной, неустойчивой души.

Ему напомнили, что существуют сроки весенних соитий. Кроме того, для самых пылких особ дополнительно предоставляются ещё две недели осенью.. Разве этого мало?
- Но я же.. не эльф! - с пылом, подкреплённым серьёзной опасностью, взревел Мёрлин. - И у меня потребности не носят сезонный характер!

Однако вопли и стоны не растрогали каменных сердец престарелых членов Совета. Пришлось каяться. И хоть на этот раз раскаяние не было искренним, его приняли. И наложили запрет до весны!
- Сам нарвался, - вздыхал Мёрлин, - облегчил совесть - и вот результат: последней радости лишён. Того и гляди - крылья отрастут..  ангельские.

Хуже всего, что Сана не смогла правильно оценить его душевный порыв. Обиделась на него, дескать, принёс их чувства в жертву детским капризам. И теперь, стоило ему забрести в знакомую келью, как его немедленно выпроваживали. Как? А очень просто. Перед носом Мёрлина задёргивали полог. И на все его оправдания звучала фраза ехидным голоском:
- Слово и дело, Мастер!

Обивать пороги девичьих спален - ну уж нет! И Мёрлин тоже её забыл. Или, по крайней мере, сделал вид, что забыл - пускай помучается. Он с головой ушёл в работу. Конец осени ознаменовался невиданной вспышкой эпизоостий. Пострадали становища юга. Там уже начался падёж скота, когда прибыла помощь от эльфов - отряд целителей во главе с Мёрлином.

В экспедицию Мёрлин взял и Фильси, сказав:
- Что скотина, что человек - боль одна. Айда!
А Фильси был рад побывать на юге, он там никогда ещё не был. Красивый край! Особенно ему горы понравились. Те места населяет племя олонисков: круглые шатры на склонах гор, а сами горы высокие, резными вершинами касаются неба.