О языковых парадоксах в литературе на примере стих
О языковых парадоксах в литературе на примере стихотворения малоизвестного поэта
Чей туфля? - Ё! Моё.
Парадокс, как известно, - это странное, необычное явление, противоречащее здравому смыслу. Тут, правда, сразу возникает вопрос - а насколько, собственно говоря, здрав этот самый здравый смысл?
Впрочем, сейчас не об этом. Поговорим о языковых парадоксах. Почему возникают парадоксы в языке? Причин много. Как ни странно, основная причина их появления – исключительное богатство языка.
Многозначность слов, несовершенное совершенство грамматики, постоянные изменения всей сложной лингвистической системы, взаимодействие с другими языками и так далее и тому подобное. Одна из причин – это, безусловно, бесконечная борьба между литературной нормой и разговорными вариантами. Победителя определить несложно: человек, изъясняющийся на правильном языке, рискует нынче показаться безграмотным.
Приведем конкретный пример языковых парадоксов. Вот слово, которое мы произносим каждый божий день, - тапки. Где мои тапки? Подай тапки! Куда подевался мой тапок? Тапок? А правильно ли мы употребили это слово в форме единственного числа? Не сомневаюсь, что большинство читателей не задумываясь скажут - конечно же, правильно! Тапок, что здесь сложного?
И попадут тапком, извините, пальцем в небо. Потому что слово тапка женского рода. Так же как и туфля, и кроссовка. И ведь никто не объяснит, почему туфля и кроссовка женского рода, а кед – мужского.
Серый тапок с пушистой оборкой
Под диваном томится в пыли,
О судьбе незавидной и горькой
Проливает молчанья свои.
Был на рынке он с парою куплен,
Но разлука их злая ждала.
И теперь позабыт и загублен –
Убежала с задрипанным туфлем
Та, что жизни дороже была.
И никто бедолагу не спросит,
Как житуха, мол, все ли тип-топ.
И никто бедолагу не носит,
И не любит, конечно, никто.
Это стихотворение Ива Лебедева. С точки зрения языковых парадоксов оно представляет несомненный интерес. Одна тапка в этом стихотворении женского рода, другая, вернее, другой – мужского. Вместе они составляют пару, в которой, как мы видим, каждый участник маркирован по родовому признаку.
Метафора исключительно проста, но она заставляет автора пренебречь грамматическими нормами. Одно нарушение тут же влечет за собой другое, а точнее, целых два. Неверная дама сердца сбежала с «задрипанным туфлем». Туфель поменял свой пол (мы-то уже знаем, что правильно «туфля» - это слово женского рода), видимо, чтобы избежать обвинений в нетрадиционной ориентации. Любовь в этом произведении все время причудливо переплетается с лингвистикой. В конце стихотворения поэт называет своего незадачливого героя бедолагой. Это слово , как известно, общего рода. Так хитроумно автор завершает гендерную грамматику стихотворения.
Что до второго нарушения, связанного с трагической любовной историей из жизни обуви, то оно касается слова "пара". С одной стороны, пара – это некое лицо, которое объединяется с другим, подходит ему, мужчина и женщина, подходящие друг другу как супруги; с другой - это два однородных или одинаковых предмета, употребляемые вместе и составляющие одно целое или комплект, двое как нечто целое. Поскольку тапки – это парный предмет, возникает забавная путаница, связанная с игрой слов, - то ли приобрели две тапки, то ли три. Конечно, здравый смысл подсказывает, что купили все же две тапки - одну пару, однако парадоксальность языка отменяет ненадолго эту скучную арифметику привычного бытия.
Cвязавшись с этим забавным стихотворением, обратила внимание на слово «тип-топ» . В словаре крылатых выражений нашла такую статью : «Попав в нечестные руки, волшебный горшочек из сказки братьев Гримм говорил: "Мне пора тип-топать", и уходил к настоящему владельцу, восстанавливая справедливость.
Привлекает внимание само слово "тип-топать", которое, конечно, принадлежит не братьям Гримм, а переводчику. Типать в некоторых диалектах русского языка значит "легонько пошлёпывать, постукивать". Таким образом, тип-топать будет означать "медленно, с постукиванием и притопыванием брести куда-то", то есть именно то самое, чем занимался гриммовский горшочек.
Hо, между прочим, в двадцатых годах прошлого века существовало пиво "Тип-Топ", упомянутое Ильфом и Петровым: "А миллионер, может быть, сидит сейчас в этом так называемом летнем саду за соседним столиком и пьёт сорокакопеечное пиво "Тип-Топ". Вот что обидно!" Пива "Тип-Топ" никто уже не помнит, но ведь языку до этого дела нет, и вполне возможно, что забавное словечко получило переносное значение в пивнушках и портерных. Hо в любом случае, немецкая сказка, переведённая и изданная по-русски в 1901 году, появилась на свет раньше и, значит, именно она, прямо или опосредованно, лежит в основе фразеологизма".
В современных переводах сказки ничего похожего не нашла.
Это же слово обнаружила в словаре воровского жаргона. Видимо, в воровской среде тщательно изучали сказки братьев Гримм 1901 года издания. Или упивались пивом «Тип-топ», что более вероятно.
Вот такие сказочки, то есть парадоксы.
Эпиграф взят из всенародно любимой комедии «Кавказская пленница».
Вицину удалось изменить слово «туфля» по родам, хотя, как известно, в русском языке существительные по родам не изменяются.