***
На свежевымытом, искрящимся бриллиантовыми каплями воды листе лопуха, вкусно пахнущая, большая, запечённая рыба. Поймал час назад в быстрой, горной речушке.
Вычистил, напихал внутрь душистых, свежесорваных трав, закрутил в вымытый лопух, обмазал глиной и запёк в костре.
Костёр развёл тут же на берегу речки. Нарезал дикого чеснока, Запёк до хруста внутреннюю часть коры ту, что ближе к сердцевине. Нарезал в ближайшей роще. Это вместо хлеба. В армейском котелке закипают брусничные листья.
Голоден жуть. Не спешу, наслаждаюсь ароматом.
Удивлённо рассматриваю собеседника.
Невысокий, полноватый с каким-то растерянным взглядом. Я повстречал его где то на перекрестке миров. Теперь он стоя на коленях пытался вскрыть консерву, неуклюже тыкая в неё маленьким, перочинным ножичком. Консерва упорно сопротивлялась.
Послышалось коротенькое бзыннь…
Расстроенный, раскрасневшийся и запыханный он устало повернулся ко мне и виновато произнёс: - Ножик тупой.
Его взгляд непроизвольно завис на запечённой рыбе.
Профессор, сам ты тупой.
Вслух конечно я этого не произнёс. Молча улыбнувшись указал ему на место напротив себя, рядом с обалденно пахнущей рыбой. Я готовил с учётом двоих. Пытаясь сохранить достоинство, он кивнул словно соглашаясь на длительные уговоры. Потом смешно подполз на четвереньках и уселся напротив. Сглотнув слюну, он уставился на меня, не зная с чего начать.
Я своим ножом разрезал рыбу вдоль и переложил половину на другой лист вымытого лопуха. Набросал туда дикого чеснока, запечённой коры и протянул ему.
Спасибо, засиял он. Ложка у меня есть.
Глядя на костёр, мы молча поглощали наш нехитрый ужин.
Орудуя двумя тонкими ветками как китайскими палочками (этому научился в Китае) я с ужасом наблюдал как он руками, обжигаясь забрасывал рыбу на ложку и затем с выражением канатоходца нес ложку ко рту.
Странный он человек. Профессор известного университета, в свои сорок пять решил попутешествовать по миру.
Само путешествие я конечно приветствую. Но во первых, у любого путешествия должна быть цель, а у него нет. Он просто «блуждает». И позже я понял насколько неподъёмен был его рюкзак. Там было всё, что дилетант мог нафантазировать себе о путешествии.
Первый день после встречи он рассказывал мне о своём величии, связях, своих возможностях, пытаясь гордо смотреть на меня свысока. Потом как-то стух. Стух после того как сорвался с бревна по которому переходили какой-то ручей. И мне пришлось вытаскивать его вместе с его рюкзаком. Потом он не смог разжечь костёр чтобы обсушиться. Пришлось помогать. Потом на ходу сорвав, пытался сожрать «волчью» ягоду.
Хорошо я увидел. И объяснил ему, если он хочет вернуться домой, нельзя жрать всё то, что похоже на еду. Потом он натёр ногу и мне пришлось его лечить. Потом словно ребёнка, я укладывал его на ночь спать возле костра объясняя как не простыть на сырой земле и не сгореть в своём костре. Он озираясь, боязливо всматривался в ночную темноту.
- А хищники тут есть?
- Есть ответил я. Мы.
Я шёл короткой дорогой до станции с которой собирался отправиться домой. И вёл его.
Да, в городе он вероятно как рыба в воде. Но всё к чему он в городе стремится, либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению. В городе такие условия. А здесь их нет. Вернее есть, но они другие. Тут ничего не зависит от твоего величия и твоих связей. Образование вещь хорошая, но этот мир живёт по своим законам. Здесь нельзя нажиться за счёт другого. Другой может помочь выжить.
Нельзя прожить за счёт откатов и взяток. Нельзя пользоваться гордостью, здесь гордость лечится унижением. Нельзя жить сожалением, оно порождает слабость. Здесь мужчина может плакать. То, что мужчина достаточно чувствителен, чтобы плакать, не делает его менее мужественным (Иисус плакал). Это мир, от которого человек ушел, который забыл и поэтому побаивается.
Это мой мир.
И я в нем, как рыба в воде.
И чувствую себя в нём комфортно.