Тень под орехами
Окраина постепенно прирастала новым микрорайоном многоэтажек. Дома появлялись медленно. Поэтому те, кто уже вселился в новые квартиры, успевали получить несколько урожаев картошки с огородов, устроенных тут же, на земле, отведенной генпланом под продолжение застройкаи. Рассуждали просто: чем разводить амброзию, лучше выращивать овощи на этой целине. Городские огородники понимали, что в одночасье могут приехать бульдозеры и экскаваторы, начнут рыть котлован под очередную застройку и снесут грядки вместе с посадками. Да ладно, что будет, то и будет.
Среди смельчаков была и Марья Ивановна. Она уже давно пенсионерка, но руки просили дела. Вот она и нашла им применение на участке самозахваченной земли. Целина была плодородной. Марья Ивановна, не жалея себя, с энтузиазмом лопатой распахивала зеленую лужайку, безжалостно уничтожая цветущее разнотравье. Конечно, не обходилось и без нападения бомжей, обносивших ночью огороды. Но она особо не терзалась, продолжая каждый год возделывать свое поле.
Подвернув до колен трико, она ранним утром босиком ходила по росной траве. Дойдя до участка, ощущала в ногах приятный прилив сил, будто молодела. Хотя о какой молодости можно говорить: дети давно живут самостоятельно, внук готовится идти в армию. Но Марья Ивановна еще крепко стояла на своих ногах и даже кормилась лично выращенными овощами. Вставала ранней зарею и почти до вечера ковырялась на грядках. В полдень, когда начиналось сущее пекло, она покрывала голову легкой белой косынкой, скрывая рыжую выгоревшую прическу. Ни на какие юга она не ездила, но была загорелой не хуже соседок, вернувшихся с курортов.
Только как ни хорохорься, а возраст свое берет. И началось все с коленей. Если присядет, чтобы вырвать сорнячок с грядки, то потом не может выпрямиться. Вот и работает целый день, не приседая. Стоят ее ноги, как рогатка, воткнутая в землю. Но и в этом есть свое преимущество. Наклоняясь к бороздкам, она сквозь свои растопырки может видеть то, что делается позади. Подобную позу принимают малые детки, изображая «страуса».
Вот так однажды и заметила она, что из-за рядков веничного проса с соседнего огорода наблюдает за нею круглый, как колобок, Николай Палович, такой же, как и она, человек с просроченным сроком хранения, то есть пенсионер. Живот его очень смахивает на бомбажную банку и поддерживается брючным ремнем, утонувшим под обвисшей массой. На ногах – поношенные резиновые галоши.
Марья Ивановна почувствовала, что не совсем прилично женщине в такой позе фигурировать перед мужчиной, и повернулась боком. Глядя на эти манипуляции женской застенчивости, Николай Павлович с ухмылочкой сделал вывод, что теперь Марья Ивановна поднятым «бампером» целится в луну. В такие годы ему положено быть крупным, как вон та тыква, а у нее вышла какая-то пародия!
Николай Павлович не успел развить свои мысли, как вынужден был раствориться на местности. Марья Ивановна с удивлением заметила, что сосед неожиданно скрылся, только покачивающиеся метелки проса выдавали направление его отступления с наблюдательного поста.
- Марья Ивановна, вы не видели тут моего? – спросила подошедшая жена Николая Павловича. Была она ростом выше мужа, относилась к нему строго, порой даже отпускала ему затрещину, глаз с него не спускала, потому что знала его мужскую тайну - ему нравились миниатюрные женщины.
- А зачем мне смотреть на чужих мужей? - с досадой ответила Марья Ивановна, недовольная тем, что неожиданно помешали работать. Она выпрямилась, потирая напряженную поясницу.
- Кстати, не поможет ли ваш муж срубить ореховое дерево на моем огороде? Под его кроной ничего не растет. И зачем только его здесь посадили!
- Да я вижу, на этих задворках много желающих обзавестись чужим помощником,- сердито ответила та, удаляясь.
Этот разговор явно дошел до Николая Павловича. Иначе чего ради он притащился на свой огород в такую жару со старым топором. Он постоял в тени кроны молодого ореха, выросшего на краю его огорода. Подымил сигаретой и принялся за дело. Минут пятнадцать тупым топором кромсал ствол. Наконец, вздрогнув, крона с тяжелым вздохом рухнула, накрыв грядку с луком. Он сдвинул дерево в сторону , собрал поврежденные луковицы и , стряхнув с них землю, сунул в карман. Как победитель, Николай Павлович картинно поставил ногу на истерзанный сырой пень. Умершая тень дерева оголила редковолосую лысину. Жгучие лучи сразу нещадно вонзились в голову. Он попытался прикрыться короткопалой ладонью, но это не спасало.
- Вы настоящий дровосек! – похвалила его Марья Ивановна. – Пожалуйста, срубите орех и на моем огороде.
Николай Павлович, поигрывая топором, приосанился и ответил, растягивая слова:
- Что ж, можно и срубить, но смотря чем будешь расплачиваться! - осклабился он, откровенно глядя на ее такие маленькие выпуклости, как будто под ними скрывались две картофелинки с ее огорода.
- Картошечкой своей расплатишься? – намекнул хозяин топора.
Марья Ивановна сразу поняла, на что он закидывал удочку и обрубила крючок:
- Если я скажу об этом твоей жене, она быстро отучит от желания заглядывать в чужую пазуху,- грубовато пригрозила Марья Ивановна и решительно протянула ему три помятых десятки. Она знала, что никакой иуда никогда не откажется от
тридцати сребренников.
Дровосек взял деньги. Под топором килера рухнуло еще одно дерево с недозревшими орехами.
- Ну, вот, теперь не будут топтать наш огород любители сбивать орехи,- удовлетворенно сказала Марья Ивановна, как обычно ласково разговаривая со своими хилыми питомцами. Это для них она каждое лето понемногу приращивала участок, пока не уперлась в ствол ореха, выросшего из брошенного когда-то воронами орешка.
Поверженная кудрявая крона ценой своей жизни вернула личному огороду Марьи Ивановны небольшое солнечное пятнышко.
В конце лета огороды и плодовые посадки превратились в щедрую скатерть-самобранку. Привычно нагрянули сюда с рюкзаками и палками – колотушками любители орехов. Увидев учиненное над деревьями варварство, они и примкнувшие к ним бомжи со злорадством выкопали самую лучшую картошку, выдернули все крупные головки лука и чеснока, собрали наиболее увесистые помидоры.
Марья Ивановна в кособоких чувяках и в протертом трико целый час топталась на своем разоренном огороде. Плакала и проклинала злодеев, чтобы они подавились ее овощами, ведь она ухаживала за ними все лето с утра и до вечера, лелеяла каждый стебелек. Как собаки, безжалостно вытоптали весь участок. Собрав остатки урожая, она устало опустилась на ореховый пенек и тут же вскочила, как ужаленная. Сухие зарубины были острые, как гвозди. В этот момент она и вспомнила, что была таким же варваром, когда уничтожала не ею посаженный орех.
Но вдруг она заулыбалась сквозь слезы. Дровосек тоже пошел с огорода с пустой тележкой, изрыгая трехэтажный мат. Марья Ивановна улыбалась ему вслед, довольная тем, что пострадала не только она.
- .
-
-
-