Апатиты,Апатиты, разыгрались аппетиты.
Аатиты, Апатиты, поумерьте аппетиты.
Как всегда, когда она уже решила идти вверх по трассе, не ожидая, а действуя, судьба остановила ей машину. Кто-то ехал из Апатит, поворот на которые остался позади.
Это был невзрачный жигуленок, так себе машинка, конечно. Но, намерзшись утром, а теперь обалдев от слепящего солнца на пустой трассе, она радостно кинулась к дверце.
- На Ленинград,- пробормотала привычно.
Водитель – парень или молодой мужчина в распахнутой рубашке модного цвета, в модных же, в обтяг, джинсах, ехал туда же.
Сергей, Сережа… В этом году попадались одни Викторы, Юрии, Владимиры. Просто замкнутый круг. И вот – Сергей. Имя, которое ей нравилось всегда.
Закинув рюкзак назад в салон, заметила гитару. Интересно…
Салон оказался куда респектабельней экстерьера. Кресла от «Вольво» (с такими сиденья-ми можно долго ехать, не уставая,- пояснил Сергей), панель управления, музыкальное устройство – все было «на уровне».
Жар салона вынудил снять сначала куртку-ветровку, потом водолазку с рубашкой, потом джинсы. Все эти «капустные» одежки она, тщательно подобрав и скомпоновав, навьючила под Мурманском, когда температура за время недолгого ночного стояния на трассе сползла с 14 градусов до 10. Оставшись в легком джинсовом сарафане, уперлась голыми ступнями в теплое, туда, где мягкая обивка скрывала рабочую часть. Теперь до самого Питера можно расслабиться!
- Я бы совсем разделся, да запрещено,- заметил Сергей.
С него, конечно, сталось бы. Оливково-салатная ткань рубашки выгодно оттеняла хороший загар торса, с молодой уверенностью в собственной привлекательности выставленного на полное обозрение и несомненные восторги.
Да, двигатель явно переусердствовал. Но после холода нескончаемой заполярной ночи, проведенной в придорожном кафе (да, она все-таки ушла с трассы, хотя темнота так и не наступила, обернувшись, впрочем, холодом и безлюдностью), после муторной ночи хотелось вытянуться в блаженном забытьи, погрузиться и как можно дольше не всплывать…
ДорОгой Сережа рассказывал о своей неудавшейся семейной жизни, которая, как известно от Толстого, у каждого несчастна по-своему. О том, что была у него раньше «бэшка» (БМВ, отметила она про себя). Что соседи называли «новым русским». А теперь по случаю, чуть не даром, приобрел «жигуль». Для работы торговым представителем, для всех этих разъездов – самое то.
Под равномерный голос она дремала, лениво жмурила глаза в меняющийся пейзаж за окном.
Сергею оказалось 35 лет. Но изящное сложение, длинные подвижные пальцы, эмоциональность и порывистая нервность движений никак не вязались с этим возрастом. К тому же у него, оказывается, была какая-то группа.
- Стиль? Рок-фолк-этно-джаз.
Сережа сам осознавал свое мальчишество. Конечно, она бы улыбнулась снисходительно, если бы сама была из другого теста. Но говорил он увлеченно, и этим вызывал интерес в ней, тоже увлекающейся и забывающей подчас о презренной пользе, здравом уме и памяти.
Поставил ей «металлику». Еще какую-то сборку с хорошим ритмом, как раз для дороги. Какую-то дискотеку с хохмами и приколами.
Остановились перекусить. Маленькие бледные пирожки, предложенные Сергеем, оказались суховаты, а котлеты в самый раз – мягкие и сочные.
- Котлеты замечательные, кто-то собирал в дорогу?
- Да нет, купил.
Так… Не может быть, чтоб у него никого не было – молодой, модный, продвинутый!
Ехали почти без остановок. Ели и березки вдоль трассы заметно подрастали, становились привычнее после чахлой заполярной растительности. Мелькали озерца и речушки. Но вода совсем не манила, не соблазняла покинуть маленький оазис уютного пространства, где было так хорошо вдвоем!
Он рассказывал об обеспеченной в прошлом жизни, о том, что теперь все изменилось. Что все перевернулось, что обычным стало прежде недопустимое. Что надо сократить круг общения, быть избирательнее.
- Да, ведь времени впереди все меньше. Если хочешь что-то успеть, отказаться надо от многого,- соглашалась она.
Все это ей было знакомо, пройдено. И ранние браки, когда все кажется навсегда. И проходящие восторги, и приходящие им на смену трезвость и разочарование.
Она все больше слушала, редко кидая реплики, и смотрела то на него, то вперед, только вперед, куда и он почему-то был так устремлен. Искала в бардачке капли для глаз (вот ведь, совсем не отдыхает), зарядное устройство, еще что-то… Задремывала под грохот звуков, просыпалась в темноте наступившей (наконец-то) ночи, молча брала из его рук протянутую бутылку с водой, так же молча протягивала назад. Он предлагал зажигалку, леденцы, пока они не закончились.
- Спина устает,- бросил как-то.
Она хотела предложить сделать массаж, но не решилась – хорошо понимала, что массажем одним не обойдется. А нарушать эту идиллию какого-то неоткрытого еще измерения, где сон – явь, а явь – сон, где нет ощущения времени, а пространство заканчивается на расстоянии вытянутой руки, нарушать эту идиллию не хотелось. Было просто хорошо вот так, в темноте, видеть его руки, державшие руль, профиль, темные глаза, загорелую грудь в расстегнутой рубашке, пить из одной бутылки воду.
Да и выяснилось, что есть у него девушка.
Рассвет при подъезде к Питеру клубился туманами, хмурился низкими облаками. Лето кончалось, заканчивался и крошечный кусочек жизни, соединивший их в тесном пространстве «жигуленка» всего на одну бессонную ночь.
Она умылась росой, благо травы было много кругом, сочной, зрелой травы, вдосталь на-поенной обильными и частыми дождями. Поделили последние груши и яблоки.
В Питере он должен был дождаться знакомого, с которым созвонился. Остановились у какого-то закрытого еще кафе.
- Сережа, я беру автографы у водителей. Напиши мне что-нибудь,- протянула блокнот.- О себе, обо мне, о жизни…
Он долго собирался с мыслями.
- То, что я думаю, не пишут, а шепчут на ушко.
- Ах, вот как. Ну, оформи как-нибудь, в приличной форме. Ну, шепни, наконец.
Вот оно что. Они оба думали об одном. Но не решились сказать о взаимной симпатии.
- Сережа, так ты… Почему же я не почувствовала?
- Я закидывал-закидывал удочки…
- Когда же ты их закидывал? И как? Значит, так закидывал. Ну, пиши что-нибудь. А я думаю, почему не реагирует? И так сяду, и эдак. Хотела массаж позвоночника тебе сделать.
- Так надо было! Я же стеснительный, я говорил.
Когда говорил? Может, когда она спала? Ничего себе стеснительный – она припомнила его замечания по поводу потайных комнаток в девичьих головках, куда он не раз заглядывал и где Фрейд нашел бы для себя немало интересного. А любовь втроем! Конечно, только с согласия девушки, заверял Сергей.
- Я смотрел на тебя, когда ты спала. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть.
Она не стала говорить, что вообще никогда ни о чем не жалела. К чему? Напрасное и бессмысленное занятие. Ведь только неосуществленное дает такой простор вариантам развития сюжета! В то время как сделанное окончательно и переделыванию уже не подлежит, и в этой безнадежности есть безысходность и грусть потери рая. Нет, жалеть она ни о чем, ни о чем не будет! Эта ночь была прекрасна именно своей интригой, чуть ощутимым колебанием воздуха от невидимых нежных крыльев Эрота, летающего, где заблагорассудится! Кудрявого Эрота с пухлым пальчиком на губах, призывающего к целомудренному молчанию влюбленных или к молчанию невольных свидетелей его шалостей и проделок?
Взяв блокнот со словами сожаления и раскаяния и пожеланиями сделать выводы,впрочем, бесполезными, она протянула было руку для прощального рукопожатия. Но такого расставания он не хотел. Тогда она прикоснулась щекой к его щеке и, стряхнув внезапное томление, вырвавшись из машинного тепла на холодок раннего питерского утра, быстро, не оглядываясь, пошла к метро, старательно выпрямляя спину после долгого сидения.