Золотые огни Саратова

Нора Нордик
                Золотые огни Саратова.

На набережной в этот час было очень оживленно. Далеко расстилавшийся шелк волжской воды переливался из золотого в розовое под равномерным дыханием теплого воздуха. Как на улицах – не знаю, но на набережной Саратова «огней золотых» и впрямь было так много!
Молодежь сновала туда-сюда, кто-то подходил постоять у парапета, кто-то уходил, дождавшись встречи. Спускали на воду лодки, отвязывали тяжело гремевшие цепи.

Я взобралась на ограждение, развернувшись к реке. Когда-то я была уже здесь. Город запомнился улицами, где теснились еще друг за другом многочисленные старинные домики, деревянные и кирпичные. Дворики, оказавшись в которых, будто попадал в другой век, так разительно отличались застывшие в тишине и будто погруженные то ли в воспоминания, то ли в старческую дрему деревянные покосившиеся лестницы, ненадежные облупленные  перила, сарайчики и обилие дверей – от фасадных набриолиненных улиц. Голова кружилась от пестрого лабиринта веревок, белья, стульев и всякого домашнего скарба, копившегося здесь десятилетиями. Глаз выхватывал вдруг необыкновенно живописный уголок: полукружие окна среди кирпичной кладки, выглядывавшей в просветах веселых кудрей плюща. Я отходила в сторону, выискивая самый выигрышный ракурс, складывала руки рамкой и любовалась картинкой, которой, увы, не суждено было остаться на века в пейзажном полотне известного художника. И оттого слегка щемило сердце, хотелось хоть в памяти удержать видение уходящей жизни, хоть и заведомо было ясно, что это невозможно.

В этот раз, оказавшись в городе проездом с группой, я отправилась побродить  по знакомым местам. Ухоженные фасадные улицы, будто барышень на смотринах, выставили в ряд свежеотреставрированные разноцветные дома. Работали фонтаны.
Свернув в боковую улочку с отлично сохранившимся угловым домом ярко модернистской архитектуры, я вошла во дворик напротив. Все то же запустение, брошенность и какая-то покорная обреченность перед надвигавшейся неизбежностью разрушения и исчезновения царили здесь. Но дом, дом, ради которого я заглянула сюда, приковал меня.

Как же хорош он был когда-то! Симметрично расположенные по бокам двери с крыльца-ми и двускатными козырьками соединялись чередой окон, вдоль которых шла балюстра-да, служившая и крошечным узким балконом. Внизу, видимо, был цокольный этаж. Но нынче наслоения земли и мусора скрывали фундамент. Все было заколочено и готово к сносу, как покойник, которого наспех уложили, особо не прибрав.

Я залюбовалась домом, узорным карнизом, ровно вившимся, как кружевная лента на лбу невесты. Обойти дом не представлялось возможным, так тесно он был облеплен сарайчи-ками из черных кривых досок – наследие коммунальных времен, меривших место под солнцем полезной площадью и обозревавших эту самую площадь хозяйским практично-цепким глазом.
Мой глаз был чужд подобной зоркости. В своей злосчастной близорукости я впилась только в фасад дома и не могла наглядеться. Одичалость и разросшиеся кусты не мешали, а, напротив, будили воображение.

- Сносить будут,- подошел ко мне местный житель. – Купчиха тут жила.
Вот, собственно, и вся биография дома уместилась в этих двух репликах. Да, построен дом со вкусом и явно в «довременные» лета. А потом, что же, легко представить - подселения чужих людей, уплотнения до беспредела. Вот и оброс дом сараюшками, как красавец-корабль, потонувший в жестокий час разыгравшейся бури и теперь лежащий тихо на дне, обрастая слой за слоем моллюсками и водорослями.
- Художники все приходили рисовать, - добавил добровольный комментатор.

Я молча вышла на улицу. Говорить в присутствии умирающего о смерти не хотелось. До поезда оставалось не так много времени, и я поспешила к Волге.
…Хорошо было сидеть теперь расслабленно и, никуда не спеша, наблюдать кругом ве-чернее оживление, но самой быть вне его веселой суеты и добродушной беззаботности, незаметно выхватывая из толпы взгляд, походку, движение. Вот какой-то парень в светлой рубашке. Интересно, куда он направляется?

Я слегка удивилась, когда поняла, что явно ко мне.
- Ждешь кого-то?- в тоне была какая-то развязная фамильярность, которая мне никогда не нравилась.
- Нет, никого. Я проездом. Вот время коротаю до поезда.
- Неформалка?- Черный кожаный браслет и такая же ленточка с металлической подвеской на шее были моими постоянными спутниками в путешествиях.
- Да нет,- меня забавлял такой вывод, вероятно, вполне закономерный.
- Белая и пушистая?- в голосе симпатичного бедняги чувствовалась досада и неуверенность.
- Вовсе нет,- я про себя посмеивалась над напускной самоуверенностью этого привлекательного и ростом, и лицом парня.
- Когда уезжаешь?
- Да вот еще немного посижу и пойду на вокзал. Там группа.
- Молодо выглядишь издали,- был вынесен окончательный приговор, не подлежащий кассации и обжалованию.
- Это комплимент или оскорбление? Обидно, знаешь, как-то.
- Комплимент.

Белый парус рубашки удалился плавно на поиски приключений и скрылся в волнах из-менчивого и лениво катящегося людского моря.
А и, правда, комплимент или наоборот? Неловко обманывать надежды молодого поколе-ния. Забавно, с одной стороны, вводить в заблуждение. А с другой, грустно, когда тебе напоминают невзначай, что ты уже того, не первый сорт, не первой свежести. И горят зо-лотые огни не для тебя.

Совсем стемнело, огней стало больше, оживление переместилось ближе к бесчисленным кафе и павильонам набережной. Пора было идти на вокзал.
Начался мелкий дождь. И чем торопливее я шла, тем крупнее и серьезнее он становился, будто подгонял. Лужи все разрастались, и чаще приходилось искать обход.
Уже вовсю грохотал гром, когда я подбегала, наконец, к вокзалу, насквозь мокрая.