Боль. Человеку является жизнь в боли его матери, его первый вдох непременно болезнен и потому ребенок исходится криком в первые минуты своего земного бытия. Чуть позже у него режутся зубы, от чего дитя сутками не находит покоя, опять проходя через боль. Болезни, травмы, стрессы от первого вдоха до последнего выдоха сопровождают путь человеческий бесконечной чередой сменяющих друг друга болей. Все это и есть настоящее понимание жизни – величайшего акта мазохизма, в котором большинство людей попеременно окунаются то в один то в другой омут страданий, а, выныривая, находят радость в серой обыденности бытия. Поистине убог Творец, создавший такие условия детям своим, ибо зловещим мукам он противопоставил серость жизни, а радости не мнимые, а настоящие окрасил новыми страданиями. Вот только не придумал Он истого блага, а с болью у Него все получилось. Хотя… Может быть счастье это избавление от боли? Насовсем…
Чайка, раненная браконьером, все еще трепыхалась в луже собственной крови посреди Серого мола. Над птицей стоял Кир такой же угрюмый и холодный как мол, как море в это время года, а его пустые стеклянные глаза, были, казалось, кусочками серого неба над головой. Обычно он молчал, молчал подолгу, месяцами, обходясь парой – тройкой фраз в день и то для того чтобы купить в лавке еды или отдать распоряжение своей квартирной хозяйке.
Вокруг собралась толпа туристов и художников, приезжавших на Зордос любоваться морем, и жадно внимала каждому слову Кира. Так было всегда, когда он говорил. Чайка с перебитой спиной вскинула голову и крикнула, захлебнувшись розовой пеной ползущей из клюва. Всех передернуло. Казалось, сам мир дрогнул, глядя на боль птицы.
Кир же выглядел куском зордосского гранита, с ледяными зрачками глаз. Он взял птицу одной рукой, движение было настолько мягким и нежным, что одна старушка художница даже прослезилась. Взмах! И рука человека ударила птицу оземь, о серую глину мола. Люди с ужасом наблюдали за происходящим. Кир снова нагнулся над птицей и бережно, уже двумя руками поднял мертвое тело с земли. Он снова был человеком, хотя и более хмурым, чем обычно. Его глаза обрели глубину и наполнились движением неба. Он глянул в толпу, пронизав каждого сумасшедшим взором, и изрек:
-И только Смерть сильнее Творца, она навсегда избавляет от боли. Мир
духу твоему, гордая птица, мир и покой!
Вот так, держа мертвую чайку в руках, он и пошел к маяку в конце Серого мола, а толпа, расступаясь, глядела ему вслед, так никогда и не поняв кто он – сумасшедший, святой или дьявол…