Второй день не выходила из головы попевка ростовчанина Володи Пахомова:
Вот зашли мы в ресторан -
Топай-топай!
Гаврила - в рыло, я - в карман
Кверху жопой.
Октябрь 1962 года. Карибский кризис. Германия,ГДР. Наш авиаполк переведён на положение "номер один". "Номер один" - это военное положение. Все лётчики и весь лётный состав днюют и ночуют на аэродроме. В так называемых "лётных домиках". Все ждут приказа. Какого - неизвестно. Но ждут. Ожидание неизвестно чего изнуряет, сжигает психологически человека.
А лётчики - люди. В "лётных домиках", где они спят, грязно, накурено, наплёванно. О манерах в такой ситуации трудно говорить. А потому, да и не только, "лётные домики" убирали мы, солдатики-срочники. Настал день, когда подошла наша очередь, оружейников полка, убирать в "лётных домиках". Но не все двенадцать (или пятнадцать?) человек пойдут подметать эти ночлежки, а кто-то один из нас, чья машина (самолёт) или в ремонте или в полёте.
Кандидатов оказалось четверо, среди них и я: мой ИЛ-28 был на ремонте. Демократичный наш командир капитан Симкин сказал:
- Ребята, решайте сами, кто пойдёт.
Свернули в трубочки четыре бумажки (на одной из них - "крест"), бросили в шапку: тащите. Я сделал заявление:
- В "лётных домиках" я убирать не буду, даже если "крест" выпадет мне.
Крест, конечно, и выпал мне.
- Я не пойду, - подтвердил я своё решение.
- Ну что же, - сказал Симкин, - у меня нехватает полномочий, чтобы наказать тебя. Иди...
Ещё у одного командира оказалось недостаточно полномочий. И предстал я, наконец, пред ясные, боевые очи командира полка, Героя Советского Союза полковника Гуляева.
Тот сразу - матом. Я отдам тебя под трибунал! Ты не выполнил приказ! В военное время за это - расстрел на месте! А сейчас - положение "номер один", военное время.
А за окном - золотая европейская осень.
А на душе - слов нет...
- Ладно, - говорит Гуляев, - не ставить же тебя к стенке. Из-за тебя, засранца, я не буду ронять честь полка. И не отправлю я тебя в дисциплинарный батальон (штрафбат,короче)
Я молчу. И полковник выдерживает паузу.
А за окном - золотая европейская осень.
А на душе...
- А напишем-ка мы письмо твоим родителям, как ты тут, паршивец, служишь.
- Пишите...
А за окном...
Что я - солдат Иван Бровкин? (Был такой фильм) Или - из деревни? Пусть пишут.
- Ты - механик по вооружению? - он смотрит в бумаги.
- Так точно, товарищ полковник.
- О! Второй класс! Отличник авиации, засранец! А чтоже ты...- опять завёлся полковник. - Слушай, а чем отличается механик по вооружению от мастера по вооружению?
- Мастера - помощники механиков. И норма питания у них хуже.
- Ага! Понял! - обрадовался Гуляев. - И классности уних нет! И марки немецкие они не получают за классность! Отлично! Всё! Я перевожу тебя в мастера.
А за окном...
Это было изящное и изощрённое наказание. Самое больное: наказать солдатика плохим питанием. Кроме того: нас оружейников-срочников в полку было только двое, готовых сдать экзамены на первый класс. А это - дополнительная оплата в рублях и в марках.
А теперь вот - "кверху жопой".
...И когда через год, перед дембелем, зачитывали приказ о награждениях и поощрениях, то прозвучала и моя фамилия:
- ...перевести в механики по вооружению.
Но зато убирать за кем-то меня больше никогда не посылали.