Глава 46
Дакри
Взяв имя Гиера, она и по духу стала Гиером. Властным. Мудрым. Безжалостным.
Тем более что всеми предыдущими событиями своей жизни она была подготовлена к этой роли.
В родной семье к ней никогда не относились всерьёз. Сам факт её появления на свет был какой-то нежеланный. При рождении плачущая мать, долго не мудрствуя, дала дочери имя Дакри, слеза. Тем более, что у дочери глаза были немыслимо светлые - цвета текущей воды.
Девочка росла задумчивой тихоней. Обожала одиночество и созерцательность. И ей очень не нравилось собственное имя, как не нравилось и собственное лицо. Ей казалось, что впадины под глазами похожи на чаши для слёз. И она всеми силами с детства пыталась переломить свою грустную судьбу, мечтала о счастье и радости. А мать, пытаясь то ли утешить своего ребёнка, то ли оправдаться, уверяла, что имела в виду чистоту слезы, когда придумывала это имя.
Чистоты и цельности натуры, в отличие от старшей сестры, Дакри хватало.
Недея, энергичная, деятельная, изворотливая, была талантливой ученицей белоглазой богини ночного колдовства. Ей отлично удавались потрясающие превращения, зловещие облики, скользящие в струях лунного света, и таинственным образом сбывающиеся предсказания. Всё это будоражило и притягивало младшую сестру, но не вызывало стремления подражать.
Дакри испытывала тихое шевеление жути в душе, когда присутствовала при ритуалах, проводимых Недей. Но сколько та ни предлагала ей самой обучиться тайным знаниям, отказывалась наотрез.
Ей хотелось быть вне тёмной магии.
Ей хотелось быть хорошей.
Чтобы её любили. А не боялись.
Греция для них с сестрой всегда была страной мечты. Это была любимая тема их девичьей болтовни. У них в доме всегда бывали и китайские, и персидские купцы. Но сёстры обожали товары, привезённые именно из Греции. Не удивительно, что влюбились они именно в греков. Сначала старшая. Её избранник был красавцем и героем.
Вскоре она предложила младшей отбыть с ней вместе в эти вожделенные земли на греческом корабле. Там Дакри и повстречала своего будущего мужа.
Но сёстры недолго наслаждались семейным счастьем.
После страшного разлада в семье властная и необузданная Недея совершила жуткое злодеяние, убив назло мужу своих сыновей.
Дакри хорошо знала малюток, часто играла с ними, заботилась о них. Вид залитого алой кровью беломраморного пола настолько потряс её, что она сразу бросилась к своему мужу, надеясь найти защиту и утешение. Тем более что под сердцем у неё уже чувствовалось шевеление будущей жизни.
Но её ждало второе страшное потрясение. Её муж, в любви которого она была так уверена (как много красивых слов он ей говорил!) мечтал о власти и получении влиятельного поста в родных Афинах. И он пожертвовал ею, когда старейшины потребовали избавить город от зловещих сестёр. Никто не принял во внимание то, что ни разу в жизни к тому моменту Дакри не занималась чёрной магией! Шлейф злодеяния, совершённого сестрой, накрыл и её.
Её приговорили к «отлучению от воды и огня», то есть к лишению гражданских прав и изгнанию.
Греческие мореходы, которым было приказано вернуть её на родину, на берега Амазонского моря, почти добравшись до места, не справились с управлением и посадили судно на мель. Озлобленные неудачей, они отыгрались на беззащитной девушке: привязали её к мачте, а сами сбежали с безнадёжно разбитого судна. Благо, берег был совсем рядом, и её, истерзанную духовно и физически, вскоре нашли.
Залечить раны телесные оказалось гораздо проще. Жрец танаидов мастерски вернул её к жизни. Только сорванный голос так и не вернулся.
Но ей совсем не хотелось жить из-за ран душевных.
Спасла и вернула ей вкус жизни, как ни странно, новая опасность.
Возвращаться в родительский дом она не хотела. А спасшие её танаиды вдруг прониклись к ней враждебностью и стали требовать у жреца её выдачи. В этом случае её жизненный путь окончился бы на жертвеннике.
Если бы её не преследовали, если бы утешали и ласкали, она сорвалась бы и сама добровольно покончила бы с опостылевшей бессмысленной и обидной жизнью.
А так она вновь ощутила себя загнанным зверем, инстинкты которого включились на самосохранение. И она, как зверь, начала яро отстаивать свою жизнь.
Форма этой новой для неё жизни оказалась весьма причудливой. Жрец Гиер предложил ей занять его место. И рост, и хриплый голос, и маска – всё способствовало неузнаваемости.
А главное – внезапно обнаружившийся колдовской талант.
Когда она примеривала волчью маску жреца, она испытала такой всплеск ненависти к своим преследователям - до полного озверения! Чуткая ритуальная маска не могла не признать её своей. Волчицей.
Старый Гиер был потрясён и сказал, что у неё талант, который необходимо развивать.
Долгим-долгим был путь человечьего лица к пустым глазницам в волчьей маске.
Долго-долго сопротивлялась она, не желая использовать свои способности магией влиять на окружающую жизнь. Догадывалась о них, но предпочитала скрывать.
Но как ни отрекалась она от своей госпожи – Белоглазой Богини Ночного Колдовства, та призвала её, признав своей ученицей.
Обучение у Гиера шло быстро. Она перенимала его секреты и приёмы, привнося в них собственные идеи.
Бессонными ночами, когда воспоминания устраивали в голове буйно крутящийся листопад, она в волчьем обличье уходила в степь.
И взгляд на мир менялся.
Уходила боль, причинённая людьми. Человечьи страсти и стремления теряли чёткость восприятия, становились никчёмными и незначительными. Зато взамен приходили новые интересные звуки и запахи, простые звериные инстинкты.
Она не должна больше быть слабой и отверженной. Слабость довела её почти до полного уничтожения. Но ей удалось остановиться на последней грани.
И она приняла решение изменить себя.
Цепью множества кровавых жертв помечен был по всей степи её путь выращивания Себя Сильной.
Если бы год тому назад ей сказали, что вскоре не будет для неё большего наслаждения, чем впиться клыками в горло судорожно бьющейся и истекающей кровью жертвы, – она отвергла бы эту вероятность с возмущением и отвращением. Но это реально спасло её.
Так появилась возможность перевести дух, усмирить боль. Так было легче выжить.
Только полнолуние продолжало надрывать сердце. Но в полнолуние не одна она выла…
Самый первый ритуал, который ей пришлось проводить в роли жреца, скрывшись под маской Гиера, был свадебный.
Это и сожгло окончательно её человечью душу в пепел.
Они, эти молодые, были так бесстыдно счастливы!
Эти взгляды! Эти прикосновения! Этот смех! Эти игры!
А ей даже дымку сладкого аромата шиповника, которым все они так восхищались, хотелось завязать в каменный неразвязываемый узел!
Как ни старалась, не могла она одним усилием воли погасить в себе жгучую зависть! И бешеную злобу на всех людей вообще, так уродливо переломавших её единственную и неповторимую жизнь!
Ей самой такого труда, таких неимоверных усилий стоило построение счастья! И где результат?
А кому-то оно просто ни за что падает на голову!
К тому моменту она всё ещё истекала слезами при одной только мысли о муже, отказавшемся от неё. Об умерших при родах сыновьях она запрещала себе думать.
Но поскольку запрещала ежедневно, то и плакала ежедневно.
Впадины под глазами и в самом деле скоро превратились в чаши для слёз. Горестные морщины иссекли щёки. Она возненавидела своё несчастливое лицо, своё предавшее тело, свои неоправдавшиеся девичьи мечты о безмятежном счастье.
Она пыталась сказать старику Гиеру, что свадебный ритуал она никак не желает проводить. Она просто не выдержит и сорвётся!
Но он отмахнулся, ответив, что недоступность ей этих чувств не повод отрекаться от своего предназначения. Таким, как она, неуместно проявлять примитивные человеческие слабости.
Бешеная злоба, замешанная на ядовитой зависти, взорвала её сердце. Пылающая лава страстей в её душе никому была не интересна! Она одинока. Слаба, вечно кем-то руководима и вечно одинока!
Ну что ж… Раз так, она и будет Вечно Одинока!
Но будет Сильна!
И те, кто вообразили, что уничтожили её, - будут использованы для укрепления этой силы! Это будет её месть самой жизни, которая как кулак многократно пыталась опрокинуть её во тьму. Если жизнь с ней так, то пусть поровну достанется всем!
Она станет вожаком этой волчьей стаи! Но тайный замысел будет в использовании этого положения для обретения Собственной Силы! Повести этих глупцов за собой ничего не стоит! Она сумеет!
Она не позволит сделать свою жизнь мало того, что несчастливой, но ещё и единственной и неповторимой!
Здешние жрецы достигли определённых успехов в экспериментах со временем. Это нельзя упустить!
Раз ей не удалось выстроить счастье, она выстроит Бессмертие!
И использует для этого не только их знания, но и их самих, и весь их народ!
Собственное волчье коварство злобно будоражило её, давало терпение для проведения нелепых традиционных ритуалов, направленных для сохранения жизни.
Но она-то знала, что всё будет не так!
Когда по её воле окаменела первая глупая тана, Дакри ощутила такое освобождение, будто сто узлов развязала. Это был первый миг возмездия! А сколько их ещё у неё будет теперь, когда у неё всё получилось!
*
Наверное, хорошо, что маска надёжно скрывала её лицо, когда она впервые увидела Бласта.
И будто испытала удар кулаком прямо в лицо.
Вытравленный из памяти облик мужа, все его повадки, манера говорить и смеяться - болезненным рывком напомнили ей о былом счастье, о былом горе.
Наведённые справки о семье этого юноши приводили к однозначному выводу: она не ошиблась, это её сын! Сын, о существовании которого она даже не знала долгие-долгие мучительные годы!
Но ведь ей сказали, что новорождённые младенцы умерли! Оба!
За что с ней так поступили?!
Она не могла отвести глаз от своего взрослого красивого сына. Любовалась-наслаждалась, словно торопливо выпивала каждое его движение.
Но когда рядом с ним появилась выбранная им тана, всё изменилось.
Беспокойство, что его опять отнимут, нарастало как глубинный гул.
Предназначенье таны – смерть. Но сын! Он связан с ней, и их не оторвать друг от друга!
Жизнь Дакри перевернулась в очередной раз.
Будто опять землю выдернули у неё из-под ног! И она, опять беспомощная, всю свою страсть безудержно расходовала на сбережение драгоценной жизни сына!
Вкусив неожиданно счастья материнства, она готова была теперь заплатить за него любую цену. Любую.
Её не мучили сожаления. Её оставили воспоминания. В душе её, наконец, воцарилась тишина.
Одна только робкая мысль боязливо проглядывала сквозь толщу умственного хлама – пусть сын узнает о том, что она его любила!
Глава 47
Прошлое
Тановы земли цвели и благоухали! Будто это был первый и последний день их жизни, и они желали выбрать весь цвет, все звуки и всё разнообразие счастливых жизненных проявлений!
Цветущий луг почти скрывал двоих, волчицу и её любимого, только что вырванного из плена смерти.
Бласту нужно было некоторое время, чтобы не только телом, но и самим сознанием «вернуться» из небытия, из той гулкой пустоты, в которую он уже почти вошёл.
Вошёл и вдруг услышал голос матери! Нежный и ласковый! Голос, который был ему совершенно незнаком! Но он всё равно был уверен, что это именно голос его матери, которой он не знал, но всегда так тосковал по ней!
И он вернулся, не раздумывая ни мига! Вернулся для того, чтобы узнать, что цена этого возвращения – добровольная жертва той, присутствия которой в течение всей жизни ему так не хватало!
Но его мать реально существовала! Она любила его! Она заботилась о нём! Она любила его так, что не пожалела отдать свою жизнь, ради него!
Бласт вздохнул всей грудью до полного насыщения и бережно затаил дыхание, унимая колотящееся сердце.
Отчаянье потери так больно, до слёз, смешалось в нём со счастьем обретения!
Подаренная ею жизнь будто плескалась-переливалась в оболочке его тела, никак не желая угомониться.
Бласт усилием воли попытался усмирить мечущиеся мысли.
Он никак не мог простить себе, что мать узнала его сразу, как только он сошёл с «Афона», а ему сердце даже не подсказало, кто в самом деле скрывается под личиной ненавистного Гиера! Ну, как можно было быть таким бесчувственным!
Как много навсегда потеряно! Он же мог хотя бы только посмотреть на неё, если уж нельзя было ничего другого! Хотя бы взглядом, хотя бы мысленно поблагодарить её!
Только сейчас он осознал, чьи руки в чёрных перчатках затащили в дом Атея его волчицу. И чей это был вой, отвлекший от него жрецов в посёлке Вечность. Благодаря кому Чиста спасла его от первой смерти. И Петал от второй. Кто вообще оберегал его в течение всего пути в Тановых Землях. И особенно тогда, в Подземье, когда они с Петал странным образом набрели на место, куда попадают только после смерти…
После смерти…
Бласт слухом, зрением, кожей впитывал в себя так внезапно обретённую окружающую жизнь. Свисты радостных пичуг, рассекающих небо, запахи душистых трав и цветов, светлый взгляд любимых глаз…
Внезапным откровением стала мысль о том, что и в нём есть, благодаря матери, часть волчьей крови! Значит, совсем не случайно его так потянуло к Петал!
- Похоже, Прошлое так проросло в нас, что жизнь в сегодняшнем дне для него не предел! Странно, но Прошлое не уходит, раз мы ежеминутно соприкасаемся с его последствиями! – Безмятежно-голубой цикорий согласно закивал ему, как ответ от земель Тана. - Что это было со мной? Я умирал здесь уже трижды! И трижды смерть отступала! Моё Прошлое тоже таинственным образом играет со мной! Почему? Ради чего? Кто это ведёт меня таким странным образом? И чего мне…, нет, нам с тобой ещё ожидать?
Луговые травы, цветы и букашки, даже если и знали ответ, понять их было никак невозможно! А волчица только молча сияла своим таинственным взглядом…
И молчала. Ей так удобно было молчать, спрятавшись в образе не говорящей человечьим языком волчицы! Ей хотелось помолчать. Потому что любые слова о том, что Бласт подменил её, там, в дольмене, прозвучали бы грубо и никак не отражали бы её подлинного потрясения. Ведь окаменению подлежала она! Роль жертвы – это её роль! Но, столкнувшись с добровольной жертвенностью Бласта, а потом и его матери, Петал поняла, что им с Бластом уже никогда не нужны будут никакие слова о любви. Общее прошлое навсегда связало их. И тут, услышав слова любимого, подивилась их согласию мыслей.
- Нужно быть самонадеянным упрямцем, чтобы не понять: без знания Прошлого невозможно прорваться в будущее! – Бласт заглянул в светлые глаза любимой, тихо положившей голову ему на живот. - Послушай! Только сначала не могла бы ты… Ну как с тобой разговаривать!
А волчица умела кокетничать! И улыбаться!
Ступая беззвучно, она зашла за спину Бласта и вышла, распрямившись в человечьем образе, продолжая вытирать закровивший было перстень. На этот раз она решила не говорить ему о чутком перстне, как всегда отреагировавшем на прикосновение только что отступившей смерти.
А он продолжил, будто ничто, кроме поцелуя, и не прерывало его.
- В моей голове не помещается, как Протей может знать прошлое!
- Нас учили, что мир слоист и одномоментен, - Петал прилегла ему на плечо. Голос её, как всегда сразу после превращения, был немного хрипловат, а слова не вполне внятны. - Все события в нём происходят параллельно. Предсказатели и толкователи просто умеют перемещаться в этих параллелях и брать информацию.
- Просто! – Бласт верил только потому, что… попробуй тут не поверь после того, что с ним произошло!
Наверное, им надо было спешить… Но они не спешили…
Они всё ещё надеялись поспеть на «Афон», …не зная, что Край Белоглазых Тан уже отпустил его от себя…
Они надеялись успеть немного отдохнуть и набраться сил. Догонять, скорее всего, придётся вплавь… А для этого нужны силы…
Но было ещё нечто важное, чего просто нельзя было ни забыть, ни отложить! Вопрос Протею о Прошлом!
Это была их плата за жертву. Благодарность за жизнь.
*
Петал была ослаблена происшедшими событиями. И чуткий старик не преминул воспользоваться этим.
Он начал было хихикать, искрить и «ласкаться» огнём.
И только когда тана бешено рыкнула, сверкнула взглядом исподлобья и вздыбила шерсть на холке, полупревратившись в волчицу, своенравный старикан признал её колдовскую власть и право на получение ответа!
Она порядочно испугала этим Бласта, он никак не мог свыкнуться со звериными повадками любимой…
А она опять не сказала ему, что ещё в пещерах заметила его светящиеся, как у всех волков, глаза. Чутьё подсказывало ей повременить с этим…
Языки пламени так жарко изливались в картинах прошлого, что Бласт понял, что никогда в жизни у него больше не повернётся язык сказать, что прошлое мертво и невозвратно!
*
Вот мать Бласта с сестрой отплывают с Амазонских берегов в Грецию. Но если старшая с восторгом всматривается в даль впереди, то младшая с неуверенностью озирается на покинутые родные берега.
Бласт в волнении всматривается в незнакомый ему дымный облик своей матери.
Стройной, кудрявой с яркими, ясными глазами....
У него кольнуло сердце от сопереживания, когда афинское общество постановило изгнать её из города за жуткое преступление сестры.
Его щёки залила краска то ли стыда, то ли негодования, когда её муж подчинился этому решению, даже не попытавшись противостоять. Сразу после того, как ею были рождены два близнеца.
Дети родились слабыми и умерли сразу после рождения…
…Молодая смерть нежная, белая как молоко, глаза с мутной поволокой. Ярко-кровавыми губами она ласково выпила душу у обоих слабеньких младенцев, утешила-успокоила их…
Но неведомо откуда прилетевший жар материнской молитвы опалил-очернил её мертвенную белизну, и она покорилась: вторично поцеловав одного из младенцев, нехотя возвратила ему душу. И губы её побледнели…
Младенец вскрикнул и начал извиваться, как от боли. Значит, жив! А она сочувственно помахала ему рукой: я ещё приду!..
На крик вошёл отец Бласта и, удивлённый, взял на руки новорождённого.
Глава 48
«Афон»
«Афон» едва виднелся на горизонте!
Бласт угадал бы свой парусник из тысячи! Но что толку? Им не доплыть уже до него! Поднимается ветер. Море штормит. Им никак не доплыть уже до него!
Они опоздали! Опоздали в третий раз! Теперь уже навсегда!
Бласт уже не стонал и не хватался за голову. Внешне он был совершенно невозмутим. Но в душе его бушевала настоящая буря!
Ему казалось, что он так хорошо всё спланировал: золотом победить осторожность капитана, наверняка опасающегося взять его на борт! Золото по-прежнему оттягивает плечо, но спасти их оно не в силах!
Как он предвкушал, что с удовольствием врежет этому прохвосту, побоявшемуся хотя бы попытаться разыскать их, чтобы взять с собой ещё в Тан-Аиде! Потом, конечно, заплатит, как обещал. Слово он сдержит! Но сначала врежет!
И разберётся с подлым рабом. С ним вообще непонятно всё! Эти странные татуировки! И эти таинственные исчезновения! И необъяснимое появление в золотых рудниках! Если он слуга, то кому служит?
Но все мечты уплыли.
Бласту физически больно было видеть свой «Афон» в море, и это после всех неподтвердившихся расчётов и неоправдавшихся надежд!
Ему видно, что у штурвала стоит капитан. А рядом…
- Рядом - твой чёрный раб! – звериному зрению Петал можно доверять!
- Это просто немыслимо! - Бласт растерянно озирается.
- Раб моей мачехи! Так вот кому поручено было отслеживать проклятье на три смерти! То-то у него метки на груди: ножа, стрелы и камня! И появляющиеся раны, когда смерть отступала от меня!
С этим кораблём он связывал их единственное спасение! Теперь им придётся навсегда остаться здесь! Навсегда, потому что смерть стережёт их. И каждая последующая атака оказывается мощней и изощрённей! Воистину бог смерти в своих владениях не любит скучать!
Никто в здешних землях, боясь жрецов, не согласится им помочь! Конечно, когда-нибудь другие греческие корабли придут в свою колонию. Но как выжить до этого времени?
Нынешний Бласт был уже не тот, что прежде.
От капризного изнеженного красавца не осталось почти ничего и внешне и внутренне. Он стал жёстче и решительнее. Мало того, что всё его огрубевшее и возмужавшее тело было покрыто шрамами полузаживших ран. Все его помыслы настроены теперь были только на Петал. И на их будущего «волчонка»! И эта ответственность за её жизнь, за их совместную судьбу будто вырастила его, сделала совсем другим человеком!
Ситуация, по его мнению, была практически безвыходная. Пару месяцев тому назад она спровоцировала бы у него истерику и кучу бесполезных сетований на несчастливые обстоятельства.
Сейчас он даже не стал вынимать из потайного шва фигурку любимого Кайроса. Его голова была слишком занята стремительным прокручиванием всех возможных вариантов, как им выжить, раз пока не было возможности выбраться отсюда.
В то время как Бласт размышлял, изо всех сил скрывая озабоченность, Петал с тревогой наблюдала за небом и за морем. Она чутко, по-звериному прислушивалась и принюхивалась к тревожным симптомам, появляющимся один за другим.
Ушки и нос её были насторожены как у настоящей волчицы. Светлые глаза пристально выцепляли из окружающей картины нарастающую, словно гул, тревогу.
Десятки, сотни раз в своей жизни она видела и эту рябь на море, и эти тучи над горной грядой. Но сегодня всё это почему-то было не так, как всегда!
- Смотри, смотри! – девушка не сводила глаз с «Афона». – Там происходит что-то странное! Они пытаются выпихнуть с корабля этого, чёрного. А он будто каменный! Смотри, весь парусник ходуном ходит!
- Да и осадка у «Афона» велика! Перегрузил он его что ли? Этот капитан от жадности, готов утопить мой корабль! Хотя какой он теперь уже мой! - Бласт с сожалением махнул рукой.
Но тут чёрная фигурка с воплем вылетела с палубы, и, странное дело, осадка парусника сразу выровнялась!
Бласт, потрясённый, охватил свои плечи, будто проверяя, не каменные ли они…
- Ну что ж, теперь всё понятно…
Рябь на море тем временем всё усиливалась. Постепенно гребни волн совсем заслонили опасно раскачивающийся «Афон».
Тучи громоздились одна на другую и между ними то тут, то там просверкивали искры мелких беззвучных молний.
Вдруг на Тан-Амазон крупнеющей зыбью угрожающе начали идти волны – одна больше другой! Как будто предупреждали о чём-то!
Небо заклубилось, потемнело и потянулось к земле. Творилось что-то неведомое!
Глава 49
Отречение
В это время в посёлке жрецов Вечность, под Тан-Таганом, некоторое количество избранных участников готовилось к некоему торжественному событию.
Жрецы трёх тановых городов собрались вокруг ритуального стола под сердцебиение великого множества разнообразных барабанов.
Было очевидно, что действо это предвкушалось давно, и теперь участники торжествовали!
Возгордившиеся от своей власти над временем, жрецы возжелали получить личное Бессмертие! Они готовы были отдать за это поистине великую цену – земли Тана! Вместе со всеми жителями!
Для этого они давно уже, тайно служили богу Хроносу и его змею, будя его и принося ему кровавые жертвы.
Они давно готовы были отречься от служения богам Неба, Воды и Подземья. Само служение великому Тану, богу смерти, подвигло их к экспериментам со временем и не могло не привести к мечте о Вечности.
И вон торжественный день назначен!
Сегодня они окончательно призовут в этот край Вечность!
А сами обретут Бессмертие!
*
Жрец Тан-Амазона, Города Водяного Змея, решительно снял змеиную маску и с размаху разбил её у своих ног.
- Отрекаюсь!
- Отрекаюсь! – змеиным шипеньем и свистом поддержали его жрецы. Их взгляды были подобны кровавому мерцанию морской воды на закате.
- Отдаюсь служению Вечности!
Водяные часы с передрагивающими из несбывшегося в свершённое каплями жрец снял со своего жезла и положил плашмя на камень в центре.
И время в Городе Водяного Змея остановилось.
Земля, отпустившая было ранее море от себя, вздохнула и призвала его обратно. К радости старца Протея!
Вода заклубилась среди небесных молний и броском в три луча с множеством тугих сопровождающих струй рухнула на Тан-Амазон.
В морских глубинах родилась волна. Мощно крутясь и играя, опустилась на Город Водяного Змея. Расплескалась в танце, искрясь.
Вода обняла, обласкала и дома, и людей. Она приняла в себя их заботы и страхи. Сделала всё ничтожным. Всех примирила. Всех успокоила. Навеки.
- Началось! – Петал, увидела с вершины горы, как на Тан-Амазон опустилась гигантская волна и не ушла, а поглотила его.
Стена воздуха, откачнувшаяся от затопленного города, ударила их по лицам, и следом накрыла стена ливня.
- Бласт! Всё-таки они решились! – девушка была в отчаянии!
- Кто? На что решились? – ничего не понявший Бласт еле успевал за ней, развернувшей свою лошадь в сторону Тан-Аида.
- Мы должны успеть!
- Ты в уме? Нас там схватят!
- Им сейчас уже не до нас! Мы должны спасти мой город! У нас ведь есть пшеница!
Петал достала узелок с пшеницей. Зёрна набухли, будто беременные!
- Помнишь, что сказали жрецы Росты! Если моему городу будет угрожать реальная опасность, зёрна покажут это! Их жизненная сила рванётся на помощь! Нужно срочно раздать их людям! Иначе случится непоправимое! Я никогда не прощу себе этого, Бласт! Ты ведь не забыл, что я всё-таки тана!
*
В это время жрец Тан-Тагана, Города Солнечного Ворона, снял воронью маску и с размаху разбил её у своих ног.
- Отрекаюсь!
- Отрекаюсь! – крик его подхватила стая жрецов-воронов в чёрных одеждах.
- Отдаюсь служению Вечности!
Солнечные часы с вершины своего жезла жрец снял и положил перевёрнутыми на камень в центре.
И время в Городе Солнечного Ворона остановилось.
Вода, шипя, отпрянула от разъярённых небесных молний.
Огненными перьями, хищно изогнутыми световыми зигзагами вонзались они в дождевые потоки и проникали в скалы до самых основ Подземья.
Змей много. Крылатый волкоголовый змей один.
Когда он небесным огнём вонзился в три потока небесных вод, он расколол Тан-Таган, потекли расплавленные скалы, а прочее лёгким пеплом вспорхнуло в воздух. И бессильно опало под дождём.
Это не стая ворон. Это хлопья сажи, оставшиеся от сожжённого города.
Петал расширившимися глазами с ужасом смотрела на факел, вспыхнувший на побережье в той стороне, где был Тан-Таган. Буйное пламя, искря и воя, металось в воздухе над городом небесного огня.
Даже море восстало огнём на Тан-Таган. С мерзким тухлым запахом поверхность воды расступилась, и разлился по ней огонь.
*
Потоки ливня сливали их с конями в два жарких тела, которые стремительно неслись к Тан-Аиду.
Гром рокотал горловым угрожающим рыком. Петал дрогнула углами рта, и в горле у неё заклокотал похожий рык.
- Смотри! Я никогда не видела такого! Под дождём горит и воздух, и земля, и вода! Боги, что может быть страшней!
Вот уже городская стена, за которой Тан-Аид!
Вот толпы перепуганных возбуждённых людей, бегущих из города. Куда? Они и сами не знали. Одного они хотели – спастись! И по привычке бежали на вершины окружающих холмов, навстречу солнцу. Которое от них отгородили плотные чёрные тучи…
*
И тогда Гиер, жрец Тан-Аида, медленно стащил с себя волчью маску.
Другие жрецы удивлённо наблюдали за ним.
Он не тот! Он постарел за один день! Сгорбился и говорил не теми хриплыми выкриками, как ранее, а еле шелестящим шёпотом! Он едва шевелился! Куда ушла вся его энергия, которой он, собственно, и сподвиг их на это отчаянное действо?
Жрецы никогда не знали истинных лиц друг друга из-за обязательства после посвящения не снимать маски.
Но ни один из них даже не подозревал, что жрец-волк так стар! Жидкие седые космы свисали на серый плащ. Костлявая спина согнулась уродливым горбом, скрюченные пальцы выплясывали и не слушались его.
Он явно делал над собой немыслимое усилие, подчиняясь ритуалу. Временами останавливался и будто забывал, зачем он здесь…
Волчья маска застыла в его руках…
*
Тревога со страшной силой бушевала в душе Петал. Чуткое сердце подсказывало ей, что именно в этот миг может произойти нечто непоправимое, и она металась, в отчаянии не зная, что предпринять!
Тогда у неё на глазах пшеница начала давать ростки. Прямо сквозь грубую посконную ткань мешочка в рост пошли упругие зелёные острия!
Восприняв это как добрый знак, девушка взмолилась богине Росте: не губить её город!
Дрожащими руками Петал положила одно зерно с зелёным ростком в губы Бласту. Одно себе. И позвала к себе пробегающих мимо людей. Испуганные, отчаявшиеся люди с надеждой на спасение бросились к ней.
Люди доверяли своим белоглазым танам, как существам, которым доступно общение с высшими сферами.
Её узнали, и охотно начали разбирать проросшие зёрна…
*
Будто не дождавшись от жреца-волка решительного шага, заговорил главный ритуальный барабан. Он подхватил ускоренные сердечные ритмы присутствующих и повёл их дальше.
Он рассказывал им о Вечности, которой они так хотели служить, в обмен на собственное Бессмертие!
Он вызывал в их воображении заснеженные степи с каменными истуканами на холмах, вольные воды, которых не касаются ничьи губы, показывал их самих, Бессмертных, среди всего этого раздолья!
Это та Вечность, к которой они стремились?
Это именно та Вечность, которая их вдохновляла долгие-долгие годы, на которую они променяли суету и тщетность жалкого бытия!
Двухчерепной барабан времени рокотал неустанно. Но звучала лишь многослойная поверхность Прошлого.
Второй барабан из пары был без кожи.
*
Тогда жрец-волк, будто проснувшись, поднял руки с волчьей маской над головой и с маху разбил её у своих ног.
- Отрекаюсь!
- Отрекаюсь! – громогласно подхватили его слабый голос жрецы-волки.
- Отдаюсь служению Вечности!
Жрецу помогли снять песочные часы с ритуального жезла, иначе он разбил бы их. Часы были положены плашмя рядом с двумя другими.
И тогда время в Городе Реальгарового Волка тоже остановилось.
*
Петал, стоя на возвышенности ступеней, торопилась как можно скорее раздать танаидам спасительные зёрна.
Проливной дождь безжалостно хлестал, сёк струящимися потоками. Молнии озаряли лица толпящихся людей, протягивающих руки и с надеждой взирающих на свою тану.
- Зёрен много! Хватит всем! Главное, не ломать ростки!
Она старалась, чтобы все доставали до её ладоней, полных проросшего зерна. Всех тревожило только одно: почему не видно ни одного жреца? Где они? Почему не помогают своему народу?
Вдруг трясущаяся от слабости старуха толкнула Петал. Она оступилась на выщербленной ступеньке и упала, больно ударившись и рассыпав зерно.
Она хотела помочь немощной женщине. Но боковым зрением увидела, как старуха змеёй сползла в щель меж камней! А на зерно со злобными воплями накинулись вороны и склевали всё …
Танаиды же, в ужасе от этого зрелища, разбежались.
Не случайно, меж них не оказалось ни одного жреца! В происходящем явно воля богов! Или воля жрецов!
Но в обоих случаях противостоять не имело смысла! Разве что попытаться спастись бегством?
И город опустел.
Ветер с бесстыдным восторгом победителя понёсся по безлюдным улицам. Потоки рыжего песка, смешанного с ядовитым реальгаром, пришли в движение и атаковали крепостные стены, будто сама земля восстала против Города Реальгарового Волка!
*
Танаиды бежали изо всех сил, по привычке надеясь на спасительное солнце.
Бежали в разные стороны от родного города, на строительство и благоустройство которого было положено столько сил! И который, казавшийся таким надёжным, так и не защитил их!
Бежали мужчины-воины, их жёны, дети…
Но в этот день не было солнца, которое своими лучами могло спасти их от страшной судьбы!
Дождь лил и лил, соединив небо и землю в единую хлябь. Будто три верховных бога, Неба, Воды и Подземья, которым жители греческой колонии когда-то посвятили свои города, вдруг обрушили на них свой гнев за измену жрецов.
Тучи плотно затянули небо, туманы укутали вершины окружающих холмов.
Спастись ещё можно было, превратившись в волков. Но дети пока не умели превращаться! А матери отказались бросить их!
Тогда старейшими было принято жестокое решение: одинокие должны, просто обязаны превратиться в волков! Чтобы род танаидов не был искоренён бесследно!
Остальные окаменели…
Сначала самые слабые… Малыши…
Потом их матери… И отцы, не пожелавшие покинуть своих родных…
Каменные статуи остыли не сразу.
Надежда на спасение была столь мощной, что казалось, будто внутри грубых каменных истуканов ещё бьются человеческие сердца: большие – взрослые и маленькие – детские.
Некоторые успели добежать до вершин курганов и даже обернуться лицами на восток, надеясь, что прежде чем их настигнет беда, встанет солнце…
Другие навеки остановились посреди степи…
Вой танаидов, спасшихся под волчьей шкурой, метался над степью, над курганами и пещерами…
Ввинчиваясь и в небо, и в землю, этот вой вызывал ответный гул в холодных человекоподобных камнях.
Как непохожи были эти грубые каменные истуканы на изящную статую Афины-Паллады в далёкой-далёкой Греции! Хотя и были так же, как и она, окружены стаями воющих волков…
Глава 50
Дольмен
Море в этот год было неспокойное.
Оно резко располосовалось на три цвета.
Что-то замышляющая глубина - густо-зелёная. Неглубокое серединное пространство – голубое. А самое прибрежье Тановых земель - мутно-реальгаровое, откровенно ядовитое!
Камни на кромке берега яростно грызлись между собой. Будто поменявшись местами, надеялись что-то получить!
Волны, на вид ласковые, безобидные, нежно облизывали каменистые уступы. Но после отлива выяснялось, что всё это была злобная игра! На самом деле они исподтишка подмывали, подтачивали такие крепкие на вид скалы!
Побережье изменяло свои очертания и никак не могло устояться! Старый берег нависал над неугомонно плещущейся водой, как обиженная губа.
Но все обрушения происходили в самый тихий ночной час. Будто вековая скальная старина стыдилась своей непрочности…
Георг разыскал Петал на вершине, по которой рассеялась её окаменевшая семья. Даже отец не захотел спастись…
Влажный воздух осел тяжёлыми каплями на траву, на листья. Сосредоточенный взгляд Петал тоже был влажным. Таким же туманным и неопределённым, как всё вокруг. Георг молча сел рядом с ней.
- Откуда ты взялся? И как ты разыскал меня?
- У каждого свой долг. Мой – спасти тебя.
- Как ты можешь спасти нас, безумец? – подключился Бласт. - Ты ведь не в силах перенести нас на «Афон»?
- «Афона» больше нет. Была буря. Видишь вон там скалу в форме паруса?
Бласт только вздохнул. Парус, да не тот!
- А как же предсказание оракула: «В эти дни и деревянный цветок не уронит свой живой лепесток»? Я думал, что это предсказание по спасению на моем паруснике моей Петал!
- Предсказания сбываются не всегда. Будущее многовариантно. А в этих землях собралось слишком много людей, желающих и умеющих вмешиваться в него! Это плохо! Но я пока ещё могу вам помочь. Нам нужно быстро подняться вон туда! И сделать это раньше жрецов, которые уже восстановили дольмен!
- Опять дольмен? Ни за что! Даже не говори больше ничего мне об этом! – в теле Бласта всколыхнулись жуткие воспоминания, которые он буквально физически отпихивал от себя, чтобы сохранить рассудок!
- Я понимаю, для тебя это мучительно. Но сейчас это единственный способ спасти Петал. Ради неё я покинул своё время и родные земли. Использовав именно этот дольмен.
- В твоих словах, думаю не всё неправда, - Бласту поневоле пришлось всмотреться в глаза барабанного мастера. - Да и выхода у нас нет. Ты, и в самом деле, какой-то нездешний! Я это ещё при нашем общении с Чистой понял! Но как ты попал сюда?
- Дело в том, что время – это четвёртое измерение пространства. Это важно понять для понимания всего остального! Время – это особый вид пространства! Понимаете? – Георг говорил торопливо, сбиваясь и глотая слова. А сам в это время тянул за собой в гору Петал. Бласту пришлось присоединиться.
- Можно короче?
- Да, конечно. Отличие его от первых трёх в том, что по нему движется наше сознание. Поэтому барабан времени, акарана, нужно изготавливать именно из человеческих черепов! Иначе никак! Но, чтобы научиться перемещать по времени не только сознание, но и тело - пришлось поработать!
- Ещё короче!
- Эти каменные капсулы, дольмены, – очень удачная имитация человеческих черепов! Проблема была только в поиске источника достаточно мощной энергии, необходимой для перемещения. Я нашёл его! Я! Это сделал я! Теперь никто не скажет, что это не моё изобретение!
Бласту пришлось отцепить от своей одежды пальцы безумца. Он мешал ему идти.
- Понимаете, здесь проходит глубинный горный разлом. И тянется он именно отсюда до эллинских и италийских гор! И здесь, именно в этих скалах, он начинается! Именно здесь самое мощное, энергетически заряженное место во всей этой полосе разлома! – Георг в подтверждение своих слов остановился и энергично топнул. – Именно здесь Место силы!
Вдали, за плечом увлечённо вещающего безумца показались фигуры в жреческих одеждах. На их головах не было ни ритуальных масок, ни покровов, скрывающих их лица! Но почему-то хороших перемен это всё равно не обещало!
Подвижное лицо барабанного мастера мигом отозвалось на это появление.
- Скорей, вон дольмен! Залезайте скорей! И держитесь стен, не попадите в сходящиеся в центре волны.
- А ты?
- Я пока останусь. Они ничего не сделают со мной, не бойтесь! Я им нужен. Да и мне нужно здесь кое-что закончить. Береги Петал! Она – та самая италийская волчица!
Бласт решил, что именно в этот момент мастер окончательно распрощался с разумом. Но рассуждать об этом уже было некогда!
Жрецы увидели тану! И всех остальных!
- Вот вам часы. Петал знает, что делать. А ты держи каменную затычку. Она тяжёлая, крепче держи же, не разбей!
- Боги, зачем она нам? Петал, без неё нельзя?
- Нельзя, иначе погибнем!
- Что в ней, в этой каменюке?
- Нельзя одномоментно иметь перед глазами время отправки, а задавать время прибытия! Несинхронность двух времён уничтожит нас!
В руках Петал оказались песочные часы, бережно настроенные чудаковатым мастером. Отчаянная решимость придала её удивительным глазам цвет сверкающего битого хрусталя. Она бросила последний взгляд на побережье. Да, Георг прав. У каждого свой долг. Она не смогла спасти этот край от безумных жрецов. Она не смогла найти белый камень и восстановить в этих землях разрушенное равновесие. Но, может быть, она не верно понимала свой долг? И он совсем в другом?
Между двух плотных плоских туч проглянул белый глаз солнца. Он безучастно взирал на закат Края Белоглазых Тан…