Глава 31
Сон
Петал даже во сне ощущала страшную усталость и изнеможение. В голове её мелькали, сменяясь, ножи, стрелы, волчьи зубы…
- Наконец, затишье…
- Нет, опять!
Стрела с хищным свистом рассекла воздух и вонзилась в живое тело.
- А-а-а! Больно!
- Терпи!
Сначала одна алая, дымящаяся жизнью струйка вытекла из раны. Потом другая, точно такая же, медленно поползла вниз по белой, содрогающейся от боли коже. Совершенно ровная струйка, будто стрела.
Две полоски крови распределились на некотором расстоянии, медленно уравнялись.
Их тёплый запах вызывает тошноту.
Тем временем струйки крови начали движение!
Намертво пришпиленные сверху стрелой, они раскачиваются вразнобой, размашисто сменяя друг друга на крайних точках взлёта.
К тошноте добавилось головокружение.
Как же не кружиться голове, если приходится взлетать и с замиранием сердца опускаться, раскачиваясь на призрачной струе липкой влаги, еле удерживаясь на обвисшей скользкой капле!
Вот вторая капля стремительно летит навстречу. Растерянные глаза Бласта на миг попадают под взгляд. И улетают неведомо куда, только слышен его крик. Он испуган! Он зовёт её!
- Это же Бласт! Она должна поймать его! Как только они пересекутся в следующий раз, она должна поймать его!
- Это невозможно!
Она просительно протягивает свои тонкие руки с круглыми лепестками ладошек. Но Бласт опять и опять с криком исчезает вдали.
Это жутко мучительно: пытаться дотянуться и видеть безуспешность своих попыток!
Она пытается кричать, но голоса нет. Горло не подчиняется. Волки не кричат…
Не кричат… Не кричат… Не кричат…
Какая мука!
Сколько раз ей придётся ещё подлетать к Бласту и терять его?
Сколько раз?.. Сколько раз?.. Сколько раз?..
На протянутой руке от усилия несмотря ни на что дотянуться прорастает тёмная дорожка… серой шерсти!
- Разве так бывает?
- Да!
Шерсть располовинила руку на верхнюю и нижнюю часть! Вот странно! И не только руку! По всему телу: по шее, по боку, по бедру – закопошилась прорастающая полоса шерсти! Она разделила её по контуру всего тела на две части. Верхнюю и нижнюю. Человечью и звериную.
Петал испытала вдруг нестерпимое, жужжащее какое-то, желание превратиться в волчицу навсегда!
Чтобы забыть, наконец, эти человеческие страдания! Выбросить из головы все бесполезные знания, которые она получила от жрецов, но которые не выручают её в жизни! Она не справилась с высокой ролью белоглазой таны! Они зря рассчитывали на неё. Она простая волчица. Не больше! Другая роль ей не по силам!
Она поняла, что не умеет жить человеком! Она устала бояться человеческих опасностей. Ей хочется забыть обо всех мучительных мыслях, обязательствах и привязанностях!
Как хорошо жить только понятными и объяснимыми звериными инстинктами и обычаями!
Охотиться, чтобы выжить. Продолжать род с себе подобными, а не с непонятными чужаками! Заботиться только о своих щенках, и больше ни о ком!
И ничего лишнего: ни одежды, ни обуви, ни таинственных гривен, ни ножей-акинаков. Зубы! Вот лучшее из всех средств защиты и нападения! И шерсть. Густая. Тёплая. Тёмно-серая с подпалинами цвета ядовитого реальгара.
Петал с удовольствием начала вылизывать свою густую красивую шерсть. Она, молодая волчица, даже линяла аккуратно.
Но что это? Шершавый волчий язык нащупал вдруг полоску пролысины. Это явно не линька! И не шрам! А шерсть продолжала высыпаться полосой по всему контуру волчьего тела…
Значит, пора возвращаться…
Глава 32
За рабами
Параллельные миры исполнены самомнения от сознания собственной значительности. Они считают себя единственно правыми в том, что следует считать важным и ценным.
А зря.
Кочевники считали удобным жить в войлочных юртах на повозках. Так можно быстро, не тратя лишнего времени на сборы, перемещаться на свежие пастбища.
А танаиды считали удобным жить в крепостях и строить причалы. Так можно активно заимствовать многое полезное из жизни разных народов, храня собственную самобытность.
Кочевники пасли огромные, никем никогда не считанные стада и питались мясом, сыром и молоком. Иногда обогащались разбоем. Но только, если были уверены в своих силах!
А танаиды вели торговлю со многими народами и с севера и юга, с запада и востока. И торговлю таким товаром, как рабы, считали одной из самых выгодных!
Кочевники были уверены, что их поселение, окружённое кольцом повозок, и охраняемое верховыми дозорными, - в достаточной безопасности.
А танаиды были уверены, что греческий евтихон – катапульта-стреломёт на огромных деревянных колёсах - наиполезнейшее приспособление для атаки на поселение кочевников...
*
В крови танаидов ещё полыхал огонь длящегося всю ночь древнего ритуала, посвящённого судьбе, или хварне, воина. И кульминация его только предвкушалась!
А сейчас акинак, короткий колющий танаидский меч, был торжественно воткнут в высокую кучу хвороста. Потом перед этим полевым алтарём принесли в жертву горбоносого сайгака. Так, как это делали предки!
Его тело трепетало ещё, когда горячие струи сайгачьей крови уже омыли акинак, и танаиды, подняв кверху подбородки, издали торжествующий и воинственный волчий вой – обращение к духам предков.
Три факела с ярко пылающей нафой не только согревали их щёки снаружи, но и воспламеняли воинственный пыл изнутри.
Каждая очередная цепь всадников, обступив на несколько мгновений этот импровизированный алтарь, замирала и, потупив головы, молилась об удачной охоте. Потом с выкриком: «Акинак!», бодря коней, разделялась на части, согласно замыслу своего архонта.
Паника в стане кочевников была мгновенной. Стрелы с огненным опереньем упали с неба! И это было самым страшным! Потому что не было видно, где враг?
Но вот в бешеной скачке небольшой отряд танаидов пронёсся мимо становища и выпустил новую стайку невиданных летающих стрел - с бронзовыми трёхлопастными наконечниками!
Кони танаидов тоже были будто из другой жизни: в серебряных нащёчниках и налобниках в виде оскалившейся волчьей пасти!
Так параллельные миры пересеклись!
Кочевников обрадовало как малое количество врагов, так и их богатое оснащение! Битва начинала привлекать будущей обильной добычей, которая сама так и просилась в руки! У степняков разгорелись глаза!
Вооружённые луками и длинными пиками, степняки на своих головастых низкорослых лошадках бросились в погоню за трусливо отступившими задирами.
Дальше произошло непонятное.
Летучий отряд танаидов спешился и закрылся как-то странно блестящими щитами. Стрелы скользили по ним, будто по маслу. Но когда передняя цепь танаидов опустилась, открыв цепь лучников в сияющих кольчугах, степняки поняли, что их провели.
Гортанные клики ужаса спровоцировали у танаидов охотничий азарт. На эти звуки с флангов из-за холмов, как по команде, высыпались два конных отряда, и растянулись полукружьем. Кочевники оказались в окружении.
Ощетинившись пиками, они попытались прорваться и отступить. Но танаиды, в упоении от удачно складывающейся охоты, своими длинными, отлично приспособленными для рубки с коня мечами ловко преградили им путь. Только преградили, стараясь не калечить дорогой товар.
Началась отчаянная схватка.
Но если для танаидов это была только азартная охота, то для кочевников решался вопрос жизни и свободы. Дрались они по-звериному отчаянно, с пугающим визгом кололи пиками куда попало, попадая чаще в коней.
Над полем запахло кровью… Звериной кровью…
Приближался решающий миг. Выронивший меч танаид вцепился в горло врага зубами! Потом, напившись крови, как волк, поднял голову и издал упоительный вопль победы!
Танаиды разбили добычу на несколько групп и, спешив и разоружив пленных, окружили, тесня конями.
Но небольшой части выдравшихся с кровью из схватки кочевников всё-таки удалось ускользнуть. Этого никак нельзя было допустить!
Мохнатые выносливые лошадки бойко уносили беглецов.
Тогда поток преследователей - бородатых всадников в меховых шапках гребнем - вдруг начал будто осыпаться!
Часть из них на полном скаку ударялись об землю и, перекувыркнувшись, продолжали стремительную атаку, но уже в образе волков! А их полудикие кони отставали от общего потока и уходили в луга.
Волки беззвучным, и от этого ещё более жутким, полукругом оцепили отряд степных воинов. А те всё пытались прорваться к морю, безмятежно посверкивающему в лучах жаркого солнца.
Вдруг блики на воде выстроились полосой и ещё одной. Степняки, заметившие это, тревожными криками пытались предупредить собратьев. Но остановить разгоряченный поток всадников было не просто!
Часть из них начали судорожно разворачиваться и попытались прорвать цепь волков. Но волки рвали коней под ними, в прыжке вцеплялись клыками в шеи, и уйти не удавалось.
Тем временем длинная волна, накатившись на берег, не ушла обратно в море. Она осталась цепью воинов в пластинчатых серебряных доспехах, переливающихся на солнце, как змеиная кожа. На щитах - извивающаяся змейка...
За ней на берег накатывали следующие такие же волны…
Ужас сковал кочевников. Они хрипло дышали и обессилено размазывали кровь по узкоглазым лицам.
Всё! Это решило исход битвы. Осталось бросить оружие. Свобода закончилась для них. Начиналась новая жизнь в совершенно незнакомом мире.
Танаиды же были довольны: ритуал, посвящённый хварне воина, завершён достойно!
Рабы были оставлены выходящим из моря амазонкам для сортировки на городском рынке.
И на «Афон»!
Глава 33
Инстинкт
Гуляющие по ночному небу тучи творили чудеса.
Порой они закрывали белый лунный свет. И тогда тьма решительно захватывала степь. А огоньки далёкого города представлялись дырками в другой, светлый мир.
Но, выкатившись на небо, луна начинала править тенями, перемещая их по-своему, молчаливо, но уверенно.
После суеты многошумного дня ночная тишина с беззвучным движением лунного света может ударить и придавить камнем.
Реальгаровая волчица положила тяжёлую голову на лапы и затихла. Её не пугали взгляды белоглазой луны из-за туч.
Она хотела несколькими секундами покоя обрести равновесие и силу перед охотой. Внутренне прийти в соответствие с тишиной, в которую сейчас надо будет бесшумно войти.
Голод обострил её природное чутьё. Воздушные потоки над ночной степью носили слишком много лишних запахов горьких трав, шумных людских толп и солёной воды.
Среди них так важно вынюхать тонкие потоки, несущие сохранение жизни: вкусно пахнущих крупных сайгаков – это лучше всего!
Голодная волчица даже легонько заскулила от предвкушения, как она вопьётся клыками в жёсткую короткую шерсть на длинной шее горбоносого сайгака.
Рванёт резким рывком, перегрызёт горло, чтобы окончательно утихомирить остро пахнущую потом предсмертного ужаса вырывающуюся еду. А уж потом, сначала торопясь и взахлёб, а потом, смакуя и оглядываясь, будет слизывать эту сладкую, слабо пульсирующую струйку жизни – горячую сайгачью кровь!
Потом можно будет перейти к плоти.
Размечтавшаяся волчица не забывала чутко шевелить ноздрями и ловить дыхание зверей и птиц, безмятежно надеющихся дожить до рассвета.
Но стада сайгаков в эту ночь были далеко. Слишком шумно стало в этих степях для чутких и пугливых прыгунов.
Да и загонять сайгаков надо не в одиночку. Хотя бы втроём. Сначала надо пугануть стадо. Чтобы в беге отстали самые слабые, а значит, более пригодные для охоты на них.
Когда жертва сама себя отберёт, тут самое время одному волку отбить остальных сайгаков, чтобы не мешали. А другому - гнать жертву вперёд, чтобы за бегом забыла о сбережении шеи и брюха.
А уж третий загонщик – это самая почётная обязанность в волчьей стае – третий волк в метком стремительном броске клыком вспарывает беззащитную сайгачью шею или брюхо – что подвернётся! И дело сделано!
Она отлично умеет это делать!
Но сегодня сайгаками и не пахнет.
Зато прилетел густой заячий вкус.
Волчица зевнула, чавкнув, облизнулась и бесшумно выпрямилась на слегка затёкших лапах. Волной пустила по всему своему молодому телу предохотное потягивание и, низко опустив голову вслед за заячьим запахом, повелась, повелась за этой призрачной струйкой.
Сеть лиственных теней колыхалась в лунном свете. Но волчица больше верила носу, чем глазам. Поэтому пока почти не обращала внимания на тени.
Заячья семья вспорхнула с лёжки, как птицы.
Волчица даже слегка растерялась сначала. Она не ожидала в тихой лунной ночи такого всплеска активности. Её прямая шея и узко поставленные глаза не позволяли делать полный обзор. Но вкусный запах дёрнул за пустой желудок, и тело рванулось в погоню. Прямой хвост на отлёте помогал рулить, стремительно поспевая за заячьими поворотами.
Зайцы брызнули врассыпную.
Старые зигзагом припустились так, что и не догонишь. Но реальгаровую волчицу гнал голод. Ей не нужны старые зайцы. Молодые вкусней. Да и глупей. Они думают, если затаиться, опасность пролетит над головой.
Умом она ещё неслась по степи, её мощные лапы ещё выбрасывали тело как дикий снаряд, ходуном ходили поджарые бока, а её жаркая пасть уже разрывала пуховое заячье горло. Как будто в ней жили две потенциальных вероятности. И от скорости, от быстроты происшедшего одна причудливо не совместилась с другой.
Первого зайца она заглотнула сгоряча, почти не прожевав и не поняв вкуса. Второй был пойман не для немедленного поедания. Его волчица несла как добычу…
Сытая, с мотающейся в такт бегу заячьей тушкой в зубах, она бережливо пробиралась к месту, откуда начала свою охоту.
Луна сияла полным светом. Волчица любила лунный свет. Любила ловить его отражение своими лунными глазами. Но сегодня он был лишний.
Насторожило её тихое потявкивание. Беззвучно подкравшись к этим звукам, она увидела двух волчат. Двух голодных волчат, бегающих возле тела мёртвой матери. Видимо, ей здорово досталось во время последней охоты.
Волчата бросили остывшее тело матери и доверчиво выбежали навстречу живой волчице, так чудесно явившейся из призрачно колышущейся листвы. Навстречу теплу и вкусному запаху, явно рассчитывая на еду. Повизгивая, они начали тыкаться мордочками в живот, ища материнского молока.
Это было совсем неожиданно. Просто уйти, бросив этих беспомощных детёнышей, она не могла. Это было не в правилах волчьего племени.
Волчица вынуждена была отрыгнуть съеденное для этих малышей.
Такая кормёжка пришлась им по вкусу. Толстые серые увальни бойко слизывали с её морды полупереваренную зайчатину и урчали от удовольствия.
Накормленные мясной жижей, волчата сыто уснули до следующей кормёжки.
Будет ли она у них?
Волчьих стай здесь много. Прибьются к какой-нибудь кормящей волчице.
Если жить захотят, дорогу найдут.
А ей пора. Она сделала всё, что могла.
Глава 34
После охоты
Спал голодный Бласт беспокойно.
Ему всё чудились в тёмном шорохе кустов и камышей мелькающие волчьи силуэты. Но слабость не давала пробуждения, и он продолжал подневольно блуждать в своих сновидениях…
Он шёл по улице родных Афин… Медленно.. Причём, больше всего его тревожила бесшумность собственной походки…
Он делал преднамеренно резкое движение, но нога всё равно опускалась странно тихо, как волчья лапа…
Перед знаменитым храмом Афины – её знаменитая статуя, окружённая фигурками воющих волков. Это всем известные священные волки богини Афины…
Но что это? Это ведь совсем не волки! Это сидящие в волчьих позах танаиды в своих странных шапках с оплечьем, делающим их так похожими на волков, которые никогда не поворачивают шеи…
И тогда во сне к нему пришёл Страх.
Это же не статуя Афины на постаменте!
Это его Петал на скальном выступе, изгибаясь и легко подпрыгивая, ловит пролетающие паутины. Они сверкают в сухом и звонком воздухе, прошитом солнечными лучами.
Во сне он удивился: разве уже осень?
Но спросонья сказал: «Разве уже…», и опять впал в глубокий полуобморочный сон.
Стройная фигурка Петал была сама как гибкая паутинка. Он вдруг забеспокоился, что она может упасть. Прямо туда, на головы сидящих в волчьих позах соплеменников…
Тут она обернулась и ласково улыбнулась ему, сияя светлыми глазами. Потом, энергично балансируя на одной ноге, выпрыгнула за особенно сияющей длинной паутинной нитью и … сорвалась вниз!
Мгновенно покрывшись ужасом испарины, он рванулся к краю скалы. Но там только безмятежно плыли десятки-сотни сияющих паутин… И больше ничего… Не считая мелькнувшего ржавого пятна, невольно отмеченного боковым зрением…
*
Подскочил он раньше, чем проснулся!
И, пытаясь глотком и дыханием унять расходившееся от ужаса сердце, схватил в охапку подходящую мягкой поступью Петал. Её поцелуй, похожий на ласковый укус смирил его. Уступив её настоянию, измученный кошмаром, Бласт опять прилёг.
Она разжигала огонь.
Рядом лежала тушка крупного зайца.
Песок вокруг был с отпечатками волчьих лап, похожих на цветки.
- Как ты добыла его? У тебя же нет ни коня, ни оружия!
Петал вскинула удивлённый взгляд.
- Зачем мне оружие? Ты забыл, кто я? Здесь в степи полно зайцев, фазанов и всякой другой дичи.
Бласт взглянул на зайца. Его горло было будто перекушено и голова запрокинута. Петал была невозмутима, умыта и свежа. Светлые глаза сияли на обветренном лице.
- А я-то думаю, что за волки мне чудились всю ночь!
- А я-то думаю, как ты нас охраняешь с таким храпом! – она явно дразнила его!
Петал, неуловимым движением сделав несколько надрезов, стянула с зайца шкурку розоватой трубкой, вывернула одним жестом, отбросила. Летний мех страшный, линялый.
Бласт, обессиленный от собственной вспышки активности, смежил веки.
- Что, не такой? – Бласт сквозь ресницы видел, как разглядывает его Петал.
- Совсем не такой, как наши. Как я только могла влюбиться в тебя!
- Чем же я не такой? – сердце ёкнуло у Бласта, хотя внешне он всеми силами хранил равнодушие.
- Ты не зверь. Ты не любишь кровь и сырое мясо. У тебя и зубы-то травоядные, плоские. И клыков совсем нет. Посмотри на мои, - она даже тихонько зарычала, мило оскалив острые зубки. - У нас красивыми считают мужчин, с шерстью, как у волков. У нас даже детки рождаются с шёрсткой на спинке. Это так красиво! А ты гладкий как камень!
- Ну что же мне теперь делать? – обиделся Бласт. - В шерсти что ли вываляться, чтобы понравиться тебе? Или в шкуру этого зайца нарядиться?
- А ты так хочешь мне понравиться? – Она улыбнулась. - Не старайся! Ты и так уже мне нравишься до того, что заставляешь меня изменить себе. Вообще-то волчица никогда не делится с волком добычей. Наоборот, она отбирает у него! Как у нас с тобой всё странно!
Он обратил внимание, что она, как и её соплеменники, поворачивалась плечами. Она грустно рассуждала, она мило кокетничала. Она была вся такая ежеминутно разная!
Но всё это не мешало ей одновременно очень ловко потрошить зайца!
- Ты совершенно удивительная, будто переливаешься!
Она, как обычно, не очень-то прониклась его поэтичными образами. Он обиделся.
- Послушай, я тебе о любви говорю, а ты с заячьими потрохами возишься!
- Еды в зайце немного, зато потроха отлично годятся для гадания, - она пристроила заячью тушку над рдеющими углями, а сама вернулась к аккуратно разложенным на чистом камне потрохам. - Смотри, это сердце сулит нам борьбу с противниками, в которой нам суждена победа. И победа эта обратит на себя внимание многих!
Бласт придвинулся. Ему достался ещё один поцелуй – укус.
- Ну ещё!
- Этот желудок – он почти пуст. Это к обиде, нанесённой людьми очень значительными. Но зато посмотри, какие чистые лёгкие! Значит, наше поведение оправдано, оно правильное, чистое!
Петал камнем, одним точным ударом опытной руки разбила заячий череп.
- Мозг крупный и здоровый. Это к получению новых знаний. Да, знания нам не помешают! Кто бы объяснил мне, что я творю, и к чему это приведёт в результате…
Вкусный запах жареной зайчатины вынуждал торопить приготовление. Но опрометчиво подброшенные ветки оказались сырыми и зачадили. Петал поправила костёр.
- Потерпи! Зато всё это будет только тебе. Я уже поела. Взгляни только на тушку, ведь на ней ни жиринки! Это к непокою, к долгой дороге!
- Я и так скажу тебе, что у нас впереди долгая дорога в эллинские или италийские земли, и скользких заячьих потрохов мне для этого не надо! – Досада невольно зазвучала в его голосе. - Как будто непонятно, что здесь нам не жизнь! Нам надо как-то исхитриться попасть на «Афон». Капитан, конечно, жулик, но, думаю, отказать мне всё же не посмеет! И Долих должен помочь. Не провалился же он сквозь землю! Да слуга мой где-то запропастился! Ох, врежу я ему, как разыщу!
Нежная зайчатина наконец-таки насытила его и погасила раздражение.
Теперь короткий отдых и в путь!
О двух вещах, узнанных по заячьим потрохам, умолчала Петал.
Об их будущем ребёнке и об очень больших проблемах с другом, на которого так надеялся Бласт.
Ещё одно предзнаменование она не собиралась утаивать, просто оно нуждалось в серьёзном обдумывании.
Она сожалела о своей небрежности, но уж ничего не поделаешь – у добытого ею зайца был сильно повреждён глаз.
А это значит - их ожидало некое ужасающее зрелище…
Глава 35
Подруги
Они шли в Тан-Амазон по дну недавно высохшего моря, которое в один день ушло так далеко, что не видно было глазу.
Солнце высушило поверхность, под которой ещё жихала вода. Рыбы, не успевшие убраться, валялись с вырванными животами. Похоже, здесь пировали вороны.
Бесцветные полупрозрачные ящерки и мелкие крабики хоть как-то оживляли мёртвый пейзаж. От жары они тщательно зарывались в песок, а потом с трудом вырывались из-под запечённой солнцем коры.
Земля была покрыта ракушками и белым соляным налётом, и мелкая копошащаяся живность выглядела неживой, просоленной. Удушающий влажный воздух колыхался над уродливой землёй, покрытой шмотьями болотистой коросты, которая ещё недавно была величаво колыхающимися водорослями.
Старый причал Тан-Амазона и портовые постройки со своим маяком, внезапно оказавшиеся так далеко от моря, выглядели никчёмно посреди осиротевшей уродливой суши, предназначенье которой было быть дном моря. Поэтому всё здесь имело крайне обескураженный вид.
Петал грустила, глядя на всё это. Бласт всеми силами пытался разговорить её.
- Мой парусник называется «Афон» – цветок. А твоё имя переводится как «лепесток». Чувствуешь в этом знак судьбы? – Бласту хотелось наполнить зловещее пространство чем-то живым, хотя бы болтовней.
Девушка грустно улыбнулась в ответ. Увидев невдалеке мёртвую высохшую змейку, Бласт постарался изменить маршрут.
- Знаешь, царь наших Афин – Эгей ведёт свой род от первого царя Кекропа, который был наполовину человек, наполовину – змея!
Петал совершенно не удивилась:
- Половина моих подруг, амазонок, умеют превращаться в змей. Что же тут удивительного? Конечно, это умеют не все. А в день посвящения им вручают серебряный браслет в форме змеи. Я могла бы позвать их на помощь, но здесь им неоткуда прийти. Здесь нет воды.
- Нет воды?- Петал из-за своей грусти пропустила приход грандиозной тучи, завалившей полнеба своей клубящейся тушей.
Ливень рухнул внезапно, сплошной полосатой стеной, и запахи остывающих под прохладными струями жидких кустарников и трав щедро наполнили воздух.
Хотелось дышать полной грудью и наслаждаться жизнью. Близость смерти вызывала у Бласта не страх, а бешеное желание отстаивать своё право на жизнь. На жизнь свою и Петал.
Молнии рассекали воздух. Их голубоватые вспышки были похожи на цветы цикория, обильно заполонившие окружающие овраги и заливающие душным сладким запахом всё вокруг.
Но сейчас запах грозы перебивал всё!
В нем соединились вода, огонь и испарения перегретой полуденной жарой земли! И это триединство было зловеще. Бласт интуитивно не доверял ему. Он уже был знаком с могуществом здешних жрецов, особенно, когда они действовали объединенно. И он не хотел испытать это могущество снова.
Следуя за одним из самых мощных дождевых потоков, они вышли к ручью, торопливо несущему свои воды к Амазонскому морю.
Петал опустила руку с браслетом в воду и что-то прошептала, обращаясь к белоглазой богине колдовства, своей покровительнице. Она уже почти не стеснялась Бласта, поняв, что не оттолкнёт его этим от себя.
- Нужно подождать, - они вошли под навес скалы и присели, укрывшись от дождя.
В углу пещеры Бласт заметил горку сухих сучьев и надумал развести огонь. Только он поднял их, тугой узел змей, будто их развязали, поднял головы и зашипел... Бласт с ужасом и содроганием, полным отвращения, отпрянул, выронив хворост.
А Петал с радостным возгласом кинулась навстречу им. И не успел Бласт вздохнуть с облегчением, как она уже обнимала трёх своих подруг, серебристое посверкивание тел у которых медленно затухало. Девушки шептались и пересмеивались, стреляя лукавыми глазами на Бласта, – ну совсем как обыкновенные девчонки!
- Ну и друзья у тебя! Никак не привыкну! – Бласт, обхватив плечи, сдерживал дрожь отвращения.
- Твои лучше? Тогда где они?
Возразить было нечего. Бласта уже давно волновало странное исчезновение друга и раба. Но после этого уже произошло столько всего разного!
Подружки обрадовано обменивались новостями, очевидно было, что встреча доставила им искреннюю радость! Совсем ещё недавно они вместе проходили обучение и посвящение у местных жрецов. И вот как странно теперь обернулась жизнь…
- Как же жрецы позволили вам сдружиться?
- А они и не позволяли. Во время обучения всё время перемешивали пары, чтобы мы не сдружились против них. Но мы всё равно… - продолжением был звонкий девчоночий смех.
Тогда он начал разжигать костёр. Пламя осветило углы пещеры. Снял одежду, установил на распорках, пытаясь просушить. Почему-то девушек это тоже развеселило.
Пошептавшись, они обошли пещеру с вытянутыми руками, будто исследовали своими чуткими ладонями влажные тёмные стены. Они не боялись скинуть налёт паутины в углах: «В ней хранится память мучительных снов. Паутину из тёмных углов нужно всегда уничтожать!» Постепенно они собрались возле одной стены и начали очень споро разбирать её. Петал помогала им.
- Мы будем разбирать всю гору или слегка расширим помещение? – Бласт боялся показаться смешным в глазах этих милых, но по сути очень чужих и непонятных ему существ. Поэтому и раздумывал, присоединяться ли к ним.
- Мы стараемся ведь ради тебя! Ты не умеешь превращаться!
- А без этого никак нельзя обойтись? – Бласт чувствовал себя ущербным рядом с этими фантастически причудливыми существами. Но отпустить от себя одну из них, самую красивую и самую любимую, он не согласился бы ни за что в жизни!
- Во время последнего поворота дракона подземная река передвинулась сюда, она здесь, совсем рядом. По ней мы сумеем тайно добраться до нашего дома в Тан-Амазоне. Переночуете, а утром попытаетесь попасть на свой корабль.
Задача была понятна.
Отодвинув девушек, Бласт взялся энергично перекидывать пластинчатую породу.
Подняв один из камней, он за разговором не заметил под ним копошащихся рыжих многоножек. Гадкие твари моментально облепили его руки и как по команде впились в тёплую плоть.
Сначала Бласт, энергично визжа и приплясывая, стряхивал эту мерзость. Но постепенно движения его замедлились, глаза закатились, и Петал наконец смогла остановить его бессмысленно молотящие руки.
Она, явно торопясь, впивалась губами в ранки на его руках и сплёвывала обильную жёлтоватую слюну.
Когда Бласт очнулся от временного паралича, на его руках были видны следы её клыков и точечки укусов ядовитых тварей, которые с хитиновым хрустом деловито доедали друг друга. Похоже, им было всё равно, что жевать…
Он окончательно пришёл в себя к моменту, когда можно было додавить самых крупных и прожорливых…
- Это реальгаровые многоножки. Селятся на границе между землями Тан-Аида и Тан-Амазона. Значит, нам осталось немного, и мы движемся в правильном направлении.
Петал умылась и прополоскала рот.
А Бласт, преодолевая немочь от недавнего нападения, опять взялся за работу. Ему пришлось накидать целую гору, пока внизу справа сверкнула струящаяся вода.
Девушки, все вчетвером, смело нырнули в её поток и махнули Бласту: «Догоняй!» Подружки были на удивление тоненькие, как прутики. Плыли подныривая, змейкой. Выныривали кольцом, как дельфины.
Кряхтя и удивляясь себе, как он умудрился сменить свои привычные неприятности на всякие небывалости, Бласт медленно сползал к воде, пока Петал, уплывшая уже далеко, так что её уже стало совсем не видно, не крикнула: «Тебе что, помочь?»
Тогда Бласт решительно прыгнул в воду.