Глава 26
Раб
Будущую победу на охоте его отец собирался посвятить долгожданному сыну, который вот-вот должен был появиться на свет.
Свою фиолетово-коричневую кожу он богато разукрасил яркими орнаментами жертвователя, чтобы боги знали, во имя чего пролит на сухую жаждущую землю кровавый сок из тела гигантского буйвола.
Но буйвол, сражённый копьём, не согласился смиренно истечь кровью и мирно покинуть белый свет. Он вдруг поднялся всей тушей и одним взмахом своей лобастой башки с пиками рогов вспорол своего победителя.
Засуха в этот год на их родном жарком континенте была такова, что листва на деревьях осыпалась, едва успев проклюнуться. А трещины высушенной земли змеились в самое её нутро.
Поэтому кровавый сок второго (после буйвола) тела не напитал землю даже чуть-чуть. Только размочил на сухопаром теле жертвователя множественные контуры глаз ненасытной богини, чётко прорисованные белой глиной.
Так бычий предсмертный порыв определил последующую судьбу крохотного чернокожего мальчика.
Он родился в час Быка. В самый тёмный и таинственный ночной час.
Белый лунный глаз недоуменно таращился на так некстати появившегося несуразного младенца: мелкоголового и длинношеего.
Племя прозвало его Яапп, что на местном наречии значило «замена». Наверное, из-за того, что он заменил в ту ночь на этом свете обоих своих родителей: не только отца, недавно погибшего на охоте, но и мать, умершую вскоре после его рождения.
Племя не бросило сироту. Его всё-таки выкормили, несмотря на многолетнюю засуху и бескормицу. И даже смогли приспособить к делу. Во время довольно частых ритуальных празднеств он служил всеобщим посмешищем: катался колесом вокруг костра, собирал обидные пинки, ругательства и всяческие поношения. С его помощью племя сбрасывало свою негативную энергию.
Племени была в этом явная польза. Это помогало выживать и верить в лучшее будущее.
А вот Яаппу выжить было сложновато.
Но он справился. Его спасла привычка не задумываться лишний раз, да эмоциональная недоразвитость, толстокожесть. В сочетании с природной хитростью и какой-то животной выносливостью это не раз спасало его.
Однажды маска чудовища, над которым в очередной раз измывалось племя, вдруг вспыхнула на нём. Соплеменники слишком усердно загоняли злого духа в огонь. Огонь и схватился искрами за волосы чудовища, треплющиеся на ветру. В результате досталось Яааппу, заменяющему чудовище.
Пока он избавился от маски, волосы выгорели, и кожа на голове поднялась пузырём. Потом, конечно, всё зажило. Только перестали расти волосы. Привлекательности это ему не добавило, но и не сильно волновало, ведь зеркал в племени не было. А то, что от него все шарахаются – так он к этому привык с детства.
Как-то раз ему пришлось заменить заболевшего загонщика.
Загонщик – очень важный человек на охоте. Но поскольку Яаппу никто толком не объяснил его действия, а сам он, кроме как плясать в маске у костра, ничего не умел, эта замена чуть не закончилась для него трагически.
Он провалился в яму с небольшим, но страшно свирепым кабаном. Кабан, нестерпимо воняя потом предсмертного ужаса, в бешенстве метался по всей яме и здорово посёк его клыками, переломав попутно несколько костей.
Соплеменники, конечно, пришли Яаппу на помощь и добили кабана, но это вышло у них не сразу. С тех пор он был весь в жутких стяжках шрамов. Кости тоже не все срослись прямо и достойно довершали его общий весьма устрашающий облик.
Потом его женили на вдове умершего брата, чтобы заботиться о ней и заменить отца многочисленным больным детям. В результате он сам чуть не умер от странной кожной болезни, пятнами изъязвившей всю его плоть.
В общем, он уже начал подозревать, что его жизненная предназначенность не принесёт ему радости и собирался было запечалиться, чего до сих пор не делал никогда.
Но однажды он чуть не поверил, что в его судьбе всё изменилось к лучшему.
Вожди племени вдруг явились в его хижину с льстивыми речами, богато изукрашенной праздничной одеждой и множеством погромыхивающих атрибутов. Нарядив его, они предложили последовать с ними вместе на важные переговоры.
Это было похоже на радужную мечту! К тому же Яапп не привык задумываться. Он и последовал куда позвали, очень стараясь не приплясывать по укоренившейся привычке, а выступать важно и достойно.
Всё коварство замысла стало понятно только тогда, когда его продали в рабство вместо сына вождя, обменяв в последнюю минуту перед отплытием судна.
Что ж, замена удалась. Сын вождя для племени был, конечно, важнее.
Когда греческий работорговец увидел, какого урода ему подсунули под видом полноценного товара, он был в ярости.
Но продавец, чтобы не быть высеченным кнутом своевольного покупателя, в приступе отчаянья даже повысил цену за особенную внешность раба. Ему удалось уверить того в приоритетной выгодности сделки.
Так Яапп попал в богатый дом.
Белокожие красавицы обожали в качестве сопровождения иметь чернокожих уродов. Для большего оттенения собственной нежной красоты.
Единственное, что немного смущало чернокожего раба, это склонность юной хозяйки к заигрыванию с тёмными силами.
Он ещё помнил, как сам вынужден был носить маску злого духа и каким гонениям подвергало его племя. А тут – всё наоборот! Эта красавица добровольно служила тёмным силам! Вступала в сговор с ними!
А какова будет расплата? Этого он боялся больше всего!
Особенно испугало его появление на собственном теле кровоточащих татуировок ножа и стрелы, а потом и крупной болезненной родинки.
Когда же он узнал, что новый хозяин чуть не погиб от жертвенных ножей, а впоследствии его собственная татуировка разошлась ножевой раной, он понял, что пора спасаться. Только не знал, как.
Глава 27
Друг
Проснувшись рано-рано утром, Бласт неожиданно обнаружил, что он один в абсолютном безмолвии, в котором раздавались лишь звуки его дыхания.
В доме не было ни Петал, ни Георга, ни Долиха с рабом. Даже чулан, где ночевала хозяйка, был пуст и выглядел так, будто по нему прошлась буря.
После бешеных метаний по всем дворовым постройкам и осмотра округи, Бласт обессилено упал, уронив руки на колени. Тут и появился Долих со странно покрасневшими глазами.
Он молча смотрел на друга, ничего не говоря. Сердце у Бласта замерло. Ему сразу захотелось оглохнуть и ослепнуть, чтобы не получить страшную весть.
Долих бережно взял Бласта за локоть и повёл за собой.
- Пойдём.
Бласту показалось, что он застыл, впал с спячку, остановив все свои мысли и чувства за пределами своего съёжившегося тела, настолько он хотел подсознательно уити от плохого предчувствия.
Друг привёл его на вершину холма с каменной бабой наверху. Утренний воздух был прохладен и влажен. И в глазницах каменной бабы сверкала светлая влага, похожая на слёзы. В жертвеннике сложенных чашей ладоней темнела свежая кровь.
Долих молча остановился и тоже оцепенел, гляда на камень.
Наконец Бласт не выдержал.
- Мы что, собираемся возносить молитвы богам? Приносить им жертвы? Что мы здесь делаем? Кажется, мы планировали выйти в путь. Нам надо как можно скорей найти «Афон»! Ты слышишь меня? Что с тобой? Да где Петал, в самом деле?
Долих будто не слышал друга, молча смотрел на каменную бабу, иногда украдкой вытирал глаза. Бласт отступил и с ужасом всмотрелся в лицо каменной статуи, на шее которй сверкнула чёрным камнем ритуальная гривна. Потом, будто захотел что-то спросить, в лицо друга.
- Нет! – голоса у него не стало. Как и сил. Он приблизился к каменной статуе, и ноги его подкосились.
Долих ломким от волнения голосом начал говорить.
- Я проснулся от шума. Несколько человек мелькнули в лунном свете вверх по тропинке. Я ничего не понял, но решил на всякий случай проследить, - он бережно прикоснулся к плечу друга, но вдруг выкрикнул, - Бласт, я своими глазами видел, как жрецы превратили Петал в камень! Она окаменела, как только они надели гривну. Это же та самая, ритуальная?
Бласт утвердительно кивнул, не сумев преодолеть комок в горле. После этого не осталось никаких сомнений.
В жутких терзаньях Бласт вцепился в свои волосы, будто этой болью надеялся вытеснить боль душевную.
- Случилось именно то, чего я боялся больше всего! Как благодарила меня Петал за спасение от этой дикой доли! И всё-таки я не спас её! Хуже – я проспал!
Мучительно мыча и охватив голову руками, он раскачивался перед каменным идолом. Долих с сочувствием, еле сдерживая слёзы, смотрел на друга, потом сел рядом.
- Бласт, ну к чему так убиваться? Раз уж так случилось, давай думать, как нам жить дальше. Жрецы получили, что хотели…
В это время взгляд его упал на тропинку, вьющуюся у подножья холма. Их хозяйка и Петал, весёлые и возбуждённые, торопливо возвращались к дому.
Долих искоса взглянул на друга. Но Бласт, погружённый в свои страдания, их не заметил.
Женщины, время от времени скрываемые зарослями кустарников, торопливо сбежали по тропинке к дому, весело болтая на ходу о достоверности утренних гаданий.
Долих, делая вид, что утешает друга, начал говорить непрерывно, чтобы перебить доносящиеся звуки женских голосов.
- Ничего не поделаешь, пора домой, в Афины. Ты ещё помнишь наказ отца? Наверное, ещё не всё потеряно? Мы всё вернём. Мы вернём «Афон». Мы выполним задание. И всё пойдёт по-прежнему! Как у нас было, только ещё лучше!
Он пытался увести Бласта, отвернуть его лицо в другую сторону. А Бласт, преодолевая душащие его рыдания, встал, с нежным сочувствием провёл по лицу статуи рукой, снял с неё гривну.
- Я пойду к жрецам. Я буду умолять их вернуть её. Я заплачу им! Я сам стану их рабом! Только чтобы её отпустили!
Долих явно не ждал этих слов, и его бесит неуправляемость Бласта.
- Ты в своём уме? Разве из этого состояния есть обратный путь? Она мертва, Бласт! И с этим уже ничего не поделаешь! А жрецы со своими жертвенными ножами только тебя и ждут!
Но Бласт и в самом деле как безумный.
- Нет, я никогда не соглашусь с её смертью!
Долих схватился за голову. Лицо его уже бледно. Теперь он зол и не в силах больше скрывать своё нарастающее раздражение.
- Не согласишься? Как ты изменился! Ну что она тебе? Что ты вцепился в неё? Неужели ты не видишь, ты губишь себя! Губишь меня! Ты понимаешь, что мы влипли в эту историю из-за неё?
- Я не могу… Я не могу без неё… Только ты, мой друг можешь понять это! Знаешь, до встречи с ней моя душа была пуста. И я носился по жизни, как пустоголовый мяч. Теперь она не пуста… Она так горяча, что жжёт… Понимаешь, друг?
Долих почти растрогался, и ему стоит большого труда настроить себя на жёсткость.
- Бласт, ты предал своего лучшего друга! Ты сменял меня, друга детства, на это… животное!
Бласт мгновенно подхватился. Ещё миг, и его мокрое от слёз лицо уже нависло над испуганным Долихом.
- Не смей так называть её! Впрочем, какой ты мне друг, если не понимаешь меня?
Бласт отмахнулся от протянутых к нему рук и, бросив последний взгляд на каменную статую, медленно побрёл в сторону реки.
Проводив его взглядом, Долих с тревогой посмотрел на подворье вдовы, по которому обеспокоенно бегала Петал. Он быстро спустился к ней.
Петал с такой открытой радостью бросилась ему навстречу, что Долих едва успел сделать приветливое лицо. Чтобы настроить себя на доверительные интонации, взял девушку за руку, смешливо удивился короткопалой лапке.
Еле совладав со своей подпирающей изнутри злобой, он выразил сожаление по поводу вчерашней вспышки, попросил её присесть. Петал удивили его странные ужимки. Она готова забыть вчерашние нападки. Но всё-таки она настороже. Долиха жутко разозлило, что она не воспринимает его всерьёз. Но собравшись, он тем не менее начал.
- Ты только не расстраивайся…
- Какой ты смешной! Почему я должна расстраиваться? А куда ушёл мой Бласт?
При словах «Мой Бласт» Долиха перекосило от злобы. Мысленно отмахнувшись от всех предисловий, он достал своё зеркало.
- Ты только не расстраивайся, но Бласт просил передать тебе подарок. Прощальный. Это зеркало.
- Прощальный? – девушка недоверчиво склонила голову.
Под её диковатым взглядом он засуетился и продолжил уже не так убедительно.
- Да. Я знаю его лучше тебя. Бласт человек легкомысленный, непостоянный. Он решил расстаться с тобой. Знаешь, сколько девиц у него было? И сколько ещё будет!
Петал сверкнула белым волчьим взглядом.
- Ты врёшь!
Перепуганный Долих невольно бросился прочь. Оглянувшись, он ужаснулся! Напротив, широко расставив лапы, готовилась к прыжку злобная реальгаровая волчица! Долих мигом перемахнул через плетень и кубарем скатился с обрыва.
Волчица не отставала. Её злобный взгляд исподлобья не оставлял надежды на примирение. Долих мешком плюхнулся на подмытый рекой берег и забился в промоину под корни нависших над водой деревьев, распугав прибрежных ужей.
Петал, стоя на высокой кромке берега, оглянулась по сторонам. И вдруг вдалеке увидела Бласта! Он, застыв на камне, всматривался в воду.
Прыжок, и она, уже в человечьем облике, за спиной у него.
Он увидел её отражение. Поднёс ладони к лицу, справляясь с волнением, произнёс будничным голосом.
- Посмотри, как ты растрёпана. Тебе надо привести себя в порядок.
- Мы таны, никогда не смотримся в зеркало. Ведь волчицы – дальнозорки. Мы там просто ничего не видим. Ты же знаешь…
- Знаю.
Бласт зажмурился до боли, будто подавляя не дотаявший в памяти ужас утраты, со вздохом обернулся и обнял её.
Глава 28
Ростовец
Долих с большой осторожностью выбрался из-под коряги, отряхнулся с выражением гадливости. Подставил влажную одежду солнцу и ветру. С трудом отходя от пережитого, он заговорил сам с собой.
- Сколько можно, в самом деле, зависеть от кого-то! Что у меня самого ума не хватит добраться до дому? А если хорошенько пораскинуть мозгами, можно попытаться и золота раздобыть. Танаиды добывают его очень много и именно где-то здесь!
Помнится, хозяйка как-то говорила, что я так похож на брата её мужа, который был, кажется, перегонщиком стад. Это отличная идея – выдать себя за перегонщика стад! Ничего сложного, уж с этим я справлюсь, будьте уверены!
Долих срезал с ивы гибкую ветвь, щёлкнул ею, как плетью.
- Очень кстати будет испытать эту идею на вон тех пастухах.
Долих решительной походкой направился по тропе прямо к отаре. До пастухов он дойти не успел. Навстречу выскочило несколько пастушьих собак, количество их умножалось, постепенно они превратились в огромную стаю. Долих немного растерялся. Собаки, правда, не нападали, но и проходу не давали.
Пастухи в шапках гребнем с широким оплечьем, помедлив, отогнали псов. Но когда он представился им Исидором, перегонщиком стад, засмеялись ему в лицо.
- Все перегонщики стад в наших краях – танаиды. Собаки боятся их как огня! Боятся и слушаются! А тебя, как пыльный потрох, чуть не сожрали! Кого ты хочешь обмануть? И, главное, зачем? Что ты скрываешь? Не к добру это.
Долих почувствовал, что попался. Но надо было выкручиваться.
- Я отвечу на все ваши вопросы, только помогите мне!
Но пастухи были невозмутимы.
- Ответить ты, конечно, ответишь. Куда ты денешься? Только не нам, а тем, кто умеет задавать вопросы – жрецам Росты, ростовцам. Не бойся, здесь недалеко.
Сами они не повели чужака. С этой работой справился десяток псов. Под угрозой их желтоватых клыков он покорно побрёл к жреческому становищу.
Ожидая выхода жрецов, он всмотрелся в центральный шатёр. Что-то странное было в нём. Долиха омыло жутью! Шатёр как-то пошевеливался, будто дышал! Кожаный покров производил впечатление живого существа. Новые кожи на нём не сверху, как обычно в жилищах кочевников. Они будто подрастали снизу, вытесняя потрёпанные старые…. В этом было что-то нереальное…
Впрочем, оказалось, что жрецы богини Росты совсем не страшные. Они не носили масок, да и выглядели совсем не так зловеще, как жрецы Бога Смерти.
Один из них, седой, сгорбленный и добродушный, с вниманием выслушал выдумки чужака, сочувственно покачивая головой. Согласился отпустить его и даже пошёл проводить. В дверях уступил дорогу как дорогому гостю.
Увлечённый собственным успешным враньём, Долих сделал шаг за порог и… взвыл от боли: десятки шипов вонзились в ступни сквозь подошвы сандалий, изодранных долгим путём. Обернувшись, он понял, что ласковый старик провёл его.
Он оказался в корзине, сплетённой из ветвей шиповника, подвешенной на толстой перекладине. А ласковый старик, сидя в кресле, длинным шестом раскачивал эту корзину.
Долих завопил от боли. Колючки, десятками воткнувшиеся в его тело, мгновенно окровавили его. А корзина всё раскачивалась!
- Чего ты хочешь? – Долих завывал от нестерпимой боли. Его ужасал вид собственного окровавленного тела.
Ростовец безмятежно орудовал шестом.
- Немного. Тану. Скажи, где тана и её похититель, и тебя отпустят.
- Я не знаю! О-о! Мы поссорились и расстались! Я не отвечаю за поступки похитителя таны! Я сам по себе!
- Ты пытаешься обмануть меня, чужак. Но я знаю правду: вы друзья! Помоги своему другу вернуть тану. Вы ведь нарушили наши обычаи. Вы заслуживаете наказания.
Колючая корзина опять взлетела вверх, опрокинув набок исколотое тело Долиха.
- Ты можешь увидеть с высоты полёта, как у нас наказывают.
Долих взглянул в указанном направлении и ужаснулся. На перекладине подвешены были на связанных руках и ногах свёрнутые кольцом через спину два человека.
Ростовец добродушно пояснил.
- Видишь, одного уже можно снимать, он почернел. К тому времени, как подвесим тебя, свеженького, и второй дозреет.
Не дождавшись ответа, перевёл взгляд на пленника. Тот сомлел от ужаса.
*
Очнувшись, Долих со стоном приподнялся, облизнул сухие губы. Сорвал с одной из веток корзины одинокую ягоду шиповника, с жадностью сжевал.
- О, боги! Хоть бы кто-нибудь! Хоть бы кто-нибудь пришёл и помог! Хоть бы это чёрное ничтожество! Он-то жертва, с его широко расставленными глазами! А я? Почему страдаю я? – завывал он, глядя в непроглядную тьму.
Вдруг он заметил, что тьма… моргала белками глаз чернокожего слуги! Долих воодушевился. У него появился единственный путь к спасению!
- Ты вовремя! Вынь меня отсюда! Да поскорей! А чтобы не сразу… в погоню… посиди здесь за меня! Я только Бласта…
Раб молчал. Он поднял глаза на выкатившийся из-за тучи белый лунный глаз. Потом луна, опять накрытая тучей, будто моргнула. Долих в ораторском запале даже не заметил, как перестал различать контуры чёрного тёла в ночной тьме…
*
Седой ростовец, расхаживая в своём шатре, рассуждал внушительным голосом. Колышущееся пламя светильников будто сопровождало его перемещения.
Перед статуей богини Росты стоял глиняный кувшин с греческим орнаментом. В нём ветка шиповника с цветами и плодами одновременно.
- Изначальное универсально, оно выражает две крайности: Ничто и Всё, Жизнь и Смерть.
Он сорвал с ветки цветок, с наслаждением понюхал, а потом растёр своими старческими пальцами до состояния чёрного комка и снова понюхал с видом победителя.
- Ну вот! Существует только середина без начала и конца. Это непрерывность, переход Конца в Начало. Это Настоящее – истинно существующее, когда Вчера и Завтра мнимы.
Он сорвал ещё цветок. Держа его на одной ладони, а на другой – растёртый цветок, изрёк.
- Белый и Чёрный – это Боги противоположностей. Они борются, сменяются, играют – это и есть жизнь. И тем, кто пытается установить первенство Белого, надо противостоять!
Последние слова ростовец рявкнул в полную мощь, одновременно оборвав с ветки все цветы и растоптав их.
Его собеседник в тёмной глубине шатра молчал.
- И это понимаешь ты, умеющий кататься по земле чёрным кольцом и читающий мысли!
Ростовец указал пальцем на собеседника. Перед ним сидел чёрный раб.
Глава 29
Настоящее
Выйти из Беловодья путникам удалось, когда солнце уже сияло вовсю. Сердечно простившись с доброй хозяйкой и хорошенько расспросив её о наиболее безопасном пути к причалу Тан-Аида, они решили больше не медлить.
Правда, куда-то запропастился раб, но было решено не дожидаться его. Догонит, не пропадёт!
С Долихом всё было сложней.
Хозяйка, вышедшая их проводить, тоже грустила, но была привычно заботлива. По обычаю этих мест она вручила путешествующим два крохотных бальзамария: чёрный и белый – с живой и мёртвой водой.
Как выяснилось ночью, в новой реке была всё-таки обычная вода. Их, белая, так и не появилась.
Её очень встревожил рассказ таны о ритуальной гривне без белого камня. Расставаясь, она протянула им ещё и небольшой полотняный мешочек, наполненный зёрнами пшеницы.
- Мы верим в силу богини Росты. Когда вам будет угрожать реальная опасность, пшеница это покажет, прорастёт. В ней реальная живительная сила!
Но когда Петал начала благодарить её за подарки, добрая женщина озадачила их, признавшись, что собрала их не она. Корзинка с дарами стояла у порога кем-то заранее приготовленная.
Пробирались из города в основном оврагами, жестоко изломавшими окрестную землю. Особенно жалкий вид имели обвалившиеся и заброшенные подворья, по которым прошёл разлом почвы. Груды камней, оставшихся от недавно ещё жилых построек, утонули в высокой траве.
…Гигантский змей издал каменным эхом отозвавшийся по всему Подземью волчий рык и, расправляя крылья, пошёл на разворот…
Бласт тряхнул головой, пытаясь стряхнуть жуткое наважденье…
Какой змей? В пещере было много странного. Им это просто привиделось…. Среди всего остального, тоже странного…
Но под землёй явно кто-то ворочался! И местные жители говорят, что в последнее время в Подземье что-то происходит!
Георг, то появляясь, то снова исчезая, сопровождал их. Но и он ничего не мог сказать об этом. Или не хотел…
Старались придерживаться берега молодой речки, которая и должна была вывести их к морю.
Песчаные плёсы были сплошь испещрёны странными трёхпалыми следами. Бласту никогда не приходилось видывать таких следов. Его всё настораживало, а с недавних пор - всё тройное особенно....
А Петал была на удивленье весела, вчерашняя печаль была оставлена и забыта. Долгий путь не утомлял её совершенно. Она была деятельна и даже кокетлива в своих новых одеждах, шедших ей чрезвычайно! Бласт любовался любимой, стараясь ни на миг не отпускать от себя.
- У тебя просто удивительные глаза - цвета этого выгоревшего полуденного неба!
- Неужели мои глаза кажутся тебе красивыми, - искренне удивлялась она. - Твои такие яркие, за них взгляд сам собой цепляется! А мои и на лице не разыщешь! Белые. Никакие.
- Белый – самый надёжный, – Бласт снял с травины запутавшегося бело-голубоватого мотылька и подбросил его. Мотылёк поймал крылышками ветер и исчез.
- Не линяет, не выцветает, - шутя поддержала Петал. - Скажи, ты ведь не бросишь меня там, в чужом краю? Ваши эллины часто увозят наших женщин. А потом бросают, когда наиграются. Еще удивляются, что им мстят! – Её глаза внезапно захолодали. И она вдруг глянула исподлобья тем самым взглядом, который вызывал у него особенный трепет.
- Если с нами случится самое страшное, знай, я не буду мстить тебе. Я люблю тебя ради тебя. И в разлуке просто погасну...
Петал сама удивлялась собственным словам. Ей казалось, что их говорит не она, волчица, а та, которую любит Бласт. Но она не жалела о сказанном.
Бласт, удивлённый серьёзностью чувства этого юного существа, постарался отвлечь её от грустных мыслей.
- Никакой разлуки! Я просто не хочу слышать об этом! Нам ничто и никто не помешает быть вместе! Потому что ты нужна, очень нужна мне!
- Нужна?
- Знаешь, стыдно признаться, но до тебя мне часто твердили, что я ничтожество, да и сам я не очень-то в себя верил. Только забота о тебе придала осмысленность и цену моей жизни. И я буду цепляться за неё из последних сил, потому что теперь я должен позаботиться о тебе.
Петал улыбнулась. Но её холодные глаза всё ещё боялись верить собственной улыбке. И Бласт бережно, очень бережно целовал эти глаза.
Бласту верилось совершенно искренне в то, что он говорил. Тем более, что просторы вокруг были поистине упоительной красоты! Его кифара осталась в Тан-Аиде, но это никак не могло помешать его поэтической радости!
Тени спрятались в лесах;
Излучая капли зноя,
Свет смеётся в небесах,
И любуюсь я тобою…
Час от часу зной сильней
Катится копною новой.
С жаром пышущих полей
Дух идёт струёй медовой.
Знойный полдень - на века!
Что бы мне ни показалось,
Вечна времени река
Между «было» и «осталось».
После нежных поцелуев и стихов Петал вдруг насторожилась. Бласт вообразил было, что это поэтическая чуткость.
Но девушка, внезапным звериным броском упав на живот, схватила за крыло истошно орущую толстую дрофу. Мелким незначительным движением свернула ей шею, со вкусом напилась крови и предложила Бласту.
Он оскорблено отверг предложение. Из-за невнимания к его стихам и из-за отвращения сыромясному запаху птицы.
Петал совершенно не поняла его неприятия.
- Ты ведь хотел видеть, кем оставлены те трёхпалые следы! Я специально поймала тебе ответ на вопрос! Я старалась! Попробуй сам поймать, это не так уж и легко!
- В Элладе быстроту и ловкость демонстрируют в спорте: в беге, метании, борьбе. Но такое!
- Но ты полюбил меня, а не эллинку! Ты сам меня выбрал! А я волчица! Я не могу без мяса! Я не могу питаться водой, я слабею! - Она будто испытывала его, продолжая подозревать, что любовь к ней ему не по силам.
Подошедший Георг обрадовано забрал у неё дрофу и за отсутствием слуги сам умело зажарил аппетитные куски толстой птицы на углях. Потом обошел окрестности. И, только убедившись, что они в безопасности, тоже подсел к костру.
Насытившись, Бласт и Георг долго обсуждали, как им пересечься с кораблём, который должен забрать золото в Тан-Аиде, а Петал тем временем всё раздумывала, в чём неправильность ритуала, на котором они присутствовали в подземелье.
В нём явно было что-то не так! Кровь! Почему жрецы в ритуале Покорения Вечности использовали кровь? Она ведь оживляет, призывает к жизни! А они зачем-то оживили Хрона, которого должны были усыплять! И сделали это, явно, не в первый раз! И сделали это тайно! Почему они делают это тайно от всех?
Но она так привыкла доверять жрецам! Скорее всего, она, простая тана, неспособна проникнуть в их высокие помыслы!
С самого рожденья в их руках были не только её мысли, но и её жизнь!
Она почувствовала, что мучительно запуталась в этих противоречивых рассуждениях!
Кто бы объяснил ей, что всё это значит!
Никто, лучше Протея не объяснит обстоятельства, связанные со временем и Хроном. Протей сам из свиты Хрона. Он понимает его лучше других. Он понимает любое время! Настолько, что сам, предсказывая будущее, стареет, а прошлое – молодеет.
Но слишком уж он независим! Неудачный опыт общения с коварным старцем не вдохновлял её на следующую попытку.
Спросить Протея можно только по одному разу о прошлом, о настоящем и о будущем. Но поскольку в той, неудачной попытке, он даже не начал отвечать, стало быть, у них так и остались три!
Впрочем, она поняла, почему в прошлый раз ей не удалось удержать увёртливого старика. Незаменимы не только три естества для материального созидания образа, но и три ритуальные вещи для его одухотворения: кольцо с волком, фибула-перо и браслет-змея. Тогда ей явно не хватило браслета! Такого, какой она недавно видела у Долиха! Кажется, его вещи хозяйка сунула им в мешок!
Петал страстно загорелась своей идеей вызвать Протея немедленно и в поисках мелкой вещицы начала судорожно выбрасывать всё из мешка.
Сейчас она старалась не думать о прошлом и бережливо собирала обрывки собственных мыслей, чтобы проникнуть в суть настоящего.
- Сейчас для нас это важнее всего, - девушка старалась сосредоточиться, чтобы на этот раз уж точно ничего не упустить!
А Бласт вдруг вдохновился возможностью выяснить, какое будущее их ожидает: удастся ли им попасть на «Афон».
- Кому нужно знать прошлое или настоящее – каждый и так знает его! А вот будущее! Мы все стремимся к лучшему будущему! Зачем тратить силы на знание настоящего – мне не понятно! – кипятился он.
- Знать мало, надо понимать, ведь именно в настоящем срастаются прошлое и будущее! - Петал пыталась привлечь на свою сторону Георга, но тот помалкивал. Он будто пытался как можно меньше влиять на происходящее…
*
В укромном тенистом месте, на песчаном берегу, между костром и рекой, после тщательнейшим образом выполненного ритуала – наконец-то, нарисовался старик Протей.
На этот раз он был серьёзен, почти суров.
На вопрос о смыслах происходящего он трижды перетёк собой в странно-песчаные картины, могущие, по его мнению, всё объяснить.
Вот первая. Бог смерти Тан и богиня жизни и возрождения Роста спорят о Вечности. Тан за каменное её воплощение, а Роста за продолжение жизни через возрождение и рост. Но на зиму она засыпает и тогда Тан пытается настоять на своём. Вот спор ведут жрецы Тана и Росты: Вечность - это жизнь или смерть? Звуки слышны не вполне. Дунул ветер, и всё ссыпалось…
Вторая картина посвящена Гиеру. Вот он торжественным голосом произносит над окаменевшей беременной таной: «Отныне над тобой не властны ни слёзы, ни огонь, ни время! Ты стала частью Вечности!» Гиер восхищается каменным идолом, совершенством его замкнутой на себе формы, гладит его, любуется. Он организует заговор трёх тановых городов. Жрецы пытаются его переубедить, что у них и так прекрасная жизнь, они не просто люди, они могут превращаться в воронов, волков и змей. Они могущественны! Но Гиер убеждает их, что поклонение Вечности даст им ещё больше могущества! Гиер столь напорист, что его изображение в силу особой плотности ссыпалось последним.
К созерцанию третьей картины напряжение нарастало. Они с ужасом увидели, что поклонение местных жрецов уже шло не трём верховным богам, как те уверяли греков-колонистов, и даже не не богу смерти Тану! А самому богу времени Хроносу, подчинившему себе Тана! Символ этих земель – гривна с белым и чёрным камнем – весы равновесия жизни и смерти, была уже не нужна жрецам. Поэтому когда стало видно в истощающейся песчаной картине, как чьи-то руки вынимают белый камень из гривны, стало понятно, что пока камень не поставлен на своё место, равновесие жизни и смерти в этих местах не восстановится. И своей белой живой воды беловодцам не дождаться…
Недаром время сбилось. Недаром впервые в этом году шиповник расцвёл на ветках с плодами…
Петал была тиха и задумчива.
Но Бласта больше волновало другое.
Он поймал себя на том, как жутко ему было присутствовать при каком-то нечеловеческом взгляде Петал во время этого странного ритуала.
Когда всё кончилось, он поднял было руку обнять её, но почему-то не решился.
Она заметила это и, вздохнув, понурилась.
Глава 30
Стрела
Наблюдая за толкованием Протея и осуждая подлость жрецов, Бласт вдруг понял про себя, что сам он тоже, как и они, служит Хроносу. А вся его приверженность Кайросу – пустая болтовня!
Он совершенно не умеет использовать то, что умные люди называют благоприятным моментом! Вся его жизнь – цепь нелепых случайностей. Удивительно вообще, что он до сих пор жив! Большая часть времени его жизни истекла бездарно. Значит, Хронос его тоже поедает, как и всех своих детей! Так в чём же тогда его отличие от жрецов?
Печально. Глупо. Смертельно опасно.
Когда он научится думать, прежде чем совершать поступки?
Вот сейчас нужно хорошенько продумать, как попасть на «Афон». Подумать! Здраво рассудить! Хотя бы в этом проявить хоть какую-то расчётливость!
Самому идти равносильно смерти. Своей и Петал. Георга не пошлёшь, он какой-то «нездешний». Лучше всего было отправить на переговоры с капитаном Долиха. И они это обсуждали, пока его друг не выдумал свою жестокую шутку!
Бласт уже простил приятеля за его ревность и злую попытку разлучить его с любимой. Он очень рассчитывал, что нелепая размолвка, вставшая между ними, не помешает Долиху сдержать слово и отправиться на переговоры с капитаном.
Ведь они даже предусмотрели, если этот пройдоха-капитан потребует денег, обещать столько, сколько он захочет! Лишь бы согласился тайно взять их на борт где-нибудь в окрестностях Тан-Аида!
Бласт не мог бы точно ответить, на чём основывается его вера в друга, однажды уже так обманувшего его, но по-прежнему рассчитывая на пропавшего Долиха, Бласт даже не пожелал выслушать Петал.
Она была очень озабочена своей ответственностью перед родными, которых намеревалась покинуть. Её мучило подспудное чувство вины. Ведь ущербная гривна попала именно в её руки. А Петал искренне верила в неслучайность подобных совпадений. Раз сложилось именно так, значит ей надо найти белый камень и восстановить равновесие жизни и смерти в этом краю.
Но как? Она не знала…
Повлиять на решение Бласта уехать немедленно ей не удалось…. Он наотрез отказался задерживаться.
- Как только вернётся Долих с добрыми вестями, мы немедленно отправимся к «Афону». Хватит с меня здешних чудес!
*
Сначала они ждали его с добрыми вестями. Потом просто ждали. Но он, похоже, исчез бесследно…
Очень скоро выяснилось, что вести, с ним связанные, скорей всего очень плохи!
Потому что на их след вышли волки!
Не случайно Петал была тревожно-напряжённа.
Она будто отключила зрение и осязание в целях усиления своего звериного нюха. Пляшущие ноздри нервно ловили недоступную обычным людям информацию. Родной запах волчьей стаи с наветренной стороны чуткая волчица уловила заранее.
Но это не помогло, их взяли в окружение.
Всей своей рьяной силой стая молодых танаидов набросилась на Георга и Петал. Бласт даже растерялся: в схватке его будто не видели!
Это здорово помогло, когда бьющегося из всех сил Георга увезли, исподтишка напасть на расслабившихся после быстрой победы парней и отбить девушку. Навыки кулачного боя в очередной раз помогли Бласту. Но что делать дальше?
Весь ужас их положения, впрочем, был в том, что по-прежнему они были на совершенно открытой местности. И если эти юные рьяные звери вернутся, прятаться от них совершенно негде. В беге их однозначно настигнут…
Петал, спеша, оборвала верхушки близь растущего бурьяна с острыми листьями и непонятно бормоча, щедро разбросала вокруг. Под её то гортанно-напевные, то отрывисто-шипящие наговоры вокруг выше роста человеческого поднялись заросли дикой конопли и расцвели буйным цветом, заполнив весь воздух своим одуряющим запахом.
Довольная произведённым эффектом, она почти уже уверила было Бласта, что опасность миновала, и волки-юнцы со своим нетренированным нюхом не разыщут их в этом остро пахнущем конопляном царстве.
Но отчаявшись поймать тану живой, те решились на крайнюю меру. На поиск они пустили стрелы, просто наугад!
Стрела хищно вонзилась Бласту в живот, когда он пытался прикрыть от опасности Петал.
Он упал как от толчка, сбитый с ног пронзительной болью, и вонзился зубами в руку, чтобы не закричать и не выдать себя.
В тот же миг над полем раздался хриплый крик, переходящий в рычанье. Молодой стрелок успел только увидеть броском нарастающий яростный белый волчий взгляд и вскрикнуть.
- Я не виноват, не надо, Гиер! – и свет померк для него.
- Гиер? – Петал сразу насторожилась.
- Это Гиер! – жуткая рана в совокупности с близостью заклятого врага привела Бласта в глубочайшее беспокойство.
Юнцы пометались вокруг и, так не найдя никого, убрались. Надолго ли? Скорее всего, за подмогой. К тому же, очевидно было, что Георга они схватили, купившись на плащ, а искали его, Бласта. Интересно, кто их настроил именно на плащ?
Надо было как можно быстрей уходить из мест, куда их обязательно придут искать! Может быть, уже идут…
Но Бласт был совершенно не в состоянии куда бы то ни было передвигаться!
Стрела глубоко вошла в его живот. При падении рана впитала песок и всякий сор, закровив всё вокруг.
Бласт чувствовал в голове волнообразные приливы страшного жара. В голове начала колыхаться горячая боль, красная, пылающая, покалывающая в виски. Рана жутко почернела вокруг. Это наводило на мысль, что стрела была с ядом! А может быть, просто несла на себе трупный яд уже нескольких убитых ею же. Ведь в этих местах принято было после боя или охоты стрелы собирать и использовать повторно!
Бласт был в отчаянье. Опять его достала очередная нелепая случайность! Опять насмарку все его планы и расчёты! Да что ж это такое! Жизнь его катится как неуправляемый шар, несмотря на все попытки, хоть как-то отрегулировать этот процесс!
- Нам так и не попасть на «Афон» в Тан-Аиде. …Золото, наверное, уже загрузили… , и парусник отправился на последнюю загрузку рабами в Тан-Амазон. Впрочем, теперь уже всё равно… Скажи правду, я умираю? …У нас в Афинах такие раны не лечат!
Петал всеми силами старалась не показать свою растерянность. Она пыталась выстроить над ним хоть какое-то укрытие.
- Не отчаивайся, прошу тебя! В землях Бога Смерти отношения со смертью особые… Только в этом краю ему приносят столько жертв, сколько ни одному другому богу!
Бласту не давала покоя лихорадочная мысль о том, что причиной всего происшедшего является всё-таки его неверный расчёт. А что будет с Петал?
- Петал, когда я умру, скажи своим, что убила меня ты. Они простят тебя. Может быть…
- Ты собираешься меня бросить? Я не отпускаю тебя. Ты мне нужен, - Петал тихо плакала.
Бласт сразу открыл страдальчески закрытые глаза:
- Я нужен тебе? Иногда я думаю, что я действительно совершенно бесполезен и даже вредоносен, как всегда говорил мой отец. Я принёс тебе одни проблемы. Я как всегда всё испортил!
- Ты спас меня от судьбы, ужас которой только сейчас я начинаю понимать! Я была ей предназначена! У меня даже в мыслях не было протестовать! А ты просто пришёл и выдернул меня из неё! Рядом со мной никогда не было человека, который поступил бы так!
- Не хвали меня. Я не заслуживаю этого. В моём поступке не было никакого расчёта. Меня просто потянуло к тебе настолько неудержимо, что я не смог противостоять. А потом мне захотелось защитить тебя, об остальном я как-то не подумал… Как всегда не подумал…
- Вот это-то и ценно. Значит, в этом был ты настоящий!
- Я не понимаю тебя. Ты хвалишь меня за то, за что меня всегда ругали, - за бездумный посту…
Не договорив, Бласт потерял сознание.
Чёрное пятно вокруг раны зловеще расползалось. Потом тело начало остывать, лицо стало белым, губы посинели.
Оскаленная волчья пасть на перстне таны начала отекать кровью, показывая победу смерти.
Петал была в отчаянье.
Эта смерть была и её смертью!
Перед её глазами услужливо всплывали лики многочисленных каменных тан, которые она хотела забыть, как дурной сон, хотя многих из них знала живыми…
Она должна его вернуть! Он нужен ей! Только он, единственный он, поселил в её «каменном» сердце нежную надежду на счастье! Только он, единственный он, не побоялся полюбить белоглазую тану, не страшась её жуткой судьбы!
Но она не умеет оживлять мёртвых! Она никогда этого не делала!
И некому помочь! Не у кого спросить!
Ужас в её душе поднимался волнообразно, выбеляя и без того дико светлый взгляд.
Надо было на что-то решаться!
Судорожно, со всхлипом вздохнув, Петал оторвала клок от юбки и осторожно разложила ткань, бережно приподняв холодеющее тело. С досадой смахивая со щёк мешающие слёзы, вынула из ножен, привязанных к ноге, нож, прокалила его лезвие на огоньке и тремя быстрыми движениями вырезала стрелу.
Кровь уже не текла.
Она начала делать плавные движения дрожащими руками прямо над открытой раной и что-то бормотать с отсутствующим, крайне сосредоточенным выражением на мучительно сведённом лице.
Постепенно руки перестали трястись. Она освоилась с состоянием мистического транса, и невидимые волны её энергии начали своё таинственное дело…
Каменная крошка и пыль толчками, в такт словам и притоптыванью ссыпались на ткань. Рана постепенно очистилась.
Осторожно, пытаясь не просыпать, Петал завернула эти крошки и пыль, спрятала в глубокую расщелину и плотно заложила камнем, продолжая бормотать и жутко притопывать.
Очищенная рана, уродливо стянувшись, имела вид ещё более устрашающий.
Нужна вода! Поможет только вода!
От отчаянья Петал совершенно позабыла, что при прощанье в Беловодье ей были вручены два крохотных бальзамария!
Боги! Она совсем потеряла разум от горя!
Петал бережно вынула из дорожной сумки крохотные потренькивающие бутылочки с длинными горлышками. Одна, мутно-тёмная будто гудела в пальцах. Другая, полная светящейся ясности, издавала вместо бульканья тоненький звон.
Прямо в рубцы кроваво стянувшейся раны, с тёмными отравленными краями, Петал, спеша, щедро плеснула из тёмной бутылочки.
И кровь, с лёгким шипеньем поднялась розовым облачком и развеялась в вышине. А незаметная дымная тень скользнула с высоты и, мотнув волчьей головой, со вздохом стекла в рану. От раны на животе не осталось и следа.
Белая бутылочка завершила исцеление. Несколько глотков живой воды смело пробили себе дорогу в бездыханном теле.
Первый вдох! Как больно!
След страдания ещё витал на лице Бласта. Но его бок был первозданно цел! И смотрел он вполне осмысленно!
Только что встать не мог. Не было в его теле жизненной силы.
Как тогда…
- Так же было у Чисты, когда она меня своей кровью поила…
Петал ахнула!
- Так лечат только от проклятья на смерть! И опять! У тебя это второй раз? – Девушка мучительно суетилась. - Но что же делать? Ведь вообще-то от проклятья на смерть спасает только родная кровь! Нам негде, совершенно негде её взять! Чиста сумела это победить, она известная лекарка! У меня нет такого могущества, как у Чисты!
- Не сочти меня кровососом, но родней тебя у меня нет никого! – Бласт хотел шуткой поддержать любимую, как обычно, не рассчитав последствий…
Девушка сверкнула на него взглядом исподлобья, и не успел он ахнуть, чиркнула ножом себе по руке.
Капли крови растворились в последних каплях живой воды в бальзамарии. Она немедленно поднесла крохотный флакон к его губам…
Как зреющие лепестки шиповника наливаются жизненным румянцем по весне, так жизненная сила родной крови отвернула страшную предначертанность.
А где-то далеко-далеко раздался жуткий визг…
Ядовитая стрела неисполненного проклятия во второй раз нашла себе замену в теле чернокожего раба…