Глава 11
Солнечный ворон
Земля живёт, дышит…
Сверху, с высоты птичьего полёта, очень хорошо видно, как земля гримасничает морщинами оврагов…
Змеятся, посверкивая, реки и речушки могучей Тан-реки, по-хозяйски обнимающей всё Амазонское побережье.
Но повсюду достаёт небесный огонь!
Даже под землю – своими детьми, реальгаровыми волками; даже под воду – своими детьми, серебряными змеями.
Но над всеми – он, чёрный солнечный ворон!
Именно чёрный!
Что свет может знать о свете?
Естественность существования самого себя - не может удивлять. Как не может удивлять данность.
А без удивления - нет почтения, поклонения, превознесения.
Нужно быть чёрным вороном, чтобы истинно поклоняться свету! И солнцу и небу!
И так радостно ценить, пропуская их через перо! Ловя и тонкие струи, и огромные дышащие потоки!
Нужно, чтобы твоё чёрное крыло отливало фиолетовым отсветом всего окружающего мира!
Нужно иметь силу для полёта и для понимания своего предназначения!
Только сверху можно, уподобившись богам, охватить взглядом всю картину целиком: и бешено скачущего коня, и юного грека, и тану в его руках…
Как?
В его руках тана?!
Вниз!!!
Глава 11
Дорога в Тан-Таган
- Что ты наделал! – наконец извернувшись и изо всех сил упершись в грудь Бласта, Петал на всём скаку спрыгнула с коня и кубарем покатилась по траве. Потряся онемевшей рукой, «наверное, слишком сильно сжимала», повесила чужую гривну на ближайший куст шиповника. - Откуда ты взялся? Что тебе от меня надо?
Она торопливо завязала узлом длинный пласт растрепавшихся волос и исподлобья наблюдала, как грек, мастерски управляясь с конём, круто вывернув, спрыгнул на землю.
Её глаза казались белыми на фоне загорелого раскрасневшегося от бешеной скачки лица. Это было немного страшновато… Но он не мог оторвать взгляд от этих глаз! Таких немыслимых глаз он не видел никогда! Он вспомнил вдруг тайное название этих земель, которое произносили шёпотом: «Край белоглазых тан».
Она не позволила ему даже помыслить, что к ней можно приблизиться, насторожённо выставив вперёд открытые ладони. На одном из пальцев сверкнул перстень с головой оскалившегося волка.
- Кто ты?
Под её светлым взглядом Бласт растерялся, что в его жизни бывало нечасто. Мысли шмыгали в его голове, как мыши. Как представиться? Сказать, что он грек из Афин? Это ничего не объясняет. Назвать имя? Оно ей ни о чём не говорит. К тому же ситуация не располагает к традиционному знакомству.
- Я люблю тебя, - вдруг брякнул он, пытаясь удержать расплясавшегося коня и опасаясь, что выглядит в её глазах не лучшим образом.
Но она оказалась готова к этим словам, что неприятно кольнуло: «Наверняка, слышит их не впервые!»
- Меня нельзя любить, я тана, - ответила она так привычно, что Бласт заподозрил, что вряд ли она уже сама чувствует что-то, когда их произносит. – К этому ритуалу я готовилась всю жизнь. А ты всё испортил, - она по-звериному зло прищурилась, и её странные глаза сверкнули как замёрзшая вода. - Ты понимаешь, что тебя за это ждёт?
- Опять наказание! – Бласт шутовски сморщился. - И куда меня это заведёт?
С наказаниями Бласт свыкся, поэтому он только отмахнулся и попытался подойти к ней ближе.
- Это наказание – смерть. Ты что, уже готов к ней?
- Почему сразу смерть? А если я хочу побороться за тебя с теми бородатыми?
- Это не соревнование, глупый! Как можно вмешиваться в порядки, смысла которых ты не понимаешь! Ты чужой здесь! Забирай свои припасы и рабов и отплывай в свою Элладу! А нам здесь жить своим укладом! Любовь ко мне тебе не по силам! Тебе не по силам моя судьба! – девушка опустила глаза, и Бласту показалось, что она ушла…
- Тогда я разобьюсь о твоё каменное сердце! И это будет счастье! – Бласт не ожидал, что его высокопарные слова вызовут у неё такой внезапный поток слёз!
Ему наконец удалось поймать её руку:
- Скажи, почему ты не хочешь, чтобы я поборолся за тебя? Ведь я совсем не хуже тех, которым это было можно! И что такое «тана»? Почему это может мне помешать?
Она, пытаясь найти аргументы, имеющие силу вразумить этого безумного, остановила взгляд на его лице.
Бласт был красив, и он знал об этом. Но почему-то впервые он не был уверен, что это ему поможет.
Волнение сделало его лицо неуверенным и даже просящим. Шапка круто вьющихся волос, яркие, как греческие маслины, глаза, крепкая шея… И всю эту красоту в костёр? Петал передрогнула спиной, как зверь, и, стараясь быть терпеливой, открыла рот, чтобы что-то сказать, как взгляд её упал на ветку, на которую она повесила нечаянно захваченную чужую гривну.
Она ахнула. Ветка уродливо засохла, оплыв серой коростой.
Петал осторожно, стараясь не продевать руку в гривну, взяла её. Судя по сложному узору, это было не просто украшение. Это была ритуальная гривна!
И в ней, неведомо почему, отсутствовал белый камень возрождения к жизни! Но раздумывать об этом уже не было времени.
С облака, остановившегося над головой, на них вдруг чёрными хлопьями стало осыпаться множество ворон. С надсадными криками они набросились на Бласта и начали рвать его своими крепкими клювами. Девушку они не трогали, явно сторонясь гривны в её руках.
Петал невольно бросилась на его защиту, и вот уже она размахивает гривной, от которой вороны шарахаются, как от оружия. Но во время одного из замахов она, сама того не желая, насадила гривну на одного из воронов, он рванулся, и она выпустила её из рук. А ворон, тщетно пытаясь стряхнуть ритуальную вещицу, отпрыгивал всё дальше, пока не упал замертво. Тут же превратившись в человека в чёрных одеждах. Петал растерянно сняла у него с шеи гривну, но было уже поздно.
Бласт обомлел от ужаса: что это?
Но шумную воронью стаю это совсем не остановило.
Умолкнув лишь на миг, вороны с удвоенной силой набросились на него. Петал поймала коня и подтащила к нему. Вороны, широко раскрывая клювы, выражали свое недоумение, почему она ему помогает. Она и сама этого не понимала. Но легко запрыгнула на коня позади него – нужно было убираться отсюда!
Теперь ей тоже нет пути назад!
- Что же я наделал! – мучительно воскликнул Бласт, вдруг осознавший это. Его опять подвела безответственность и неосмотрительность, за которые его так часто ругал отец!
Но теперь это касалось не его лично. Он загубил девушку, которая вдруг стала для него дороже всего на свете. Он рад был бы что-то исправить, но было уже поздно. Такого жрецы не прощают. Это понимал даже он, не знакомый с местными нравами.
Но вместе с раскаяньем в его сердце поселилась надежда на то, что, может быть, Петал не будет обвинять его… И это будет означать, что у него есть надежда…. Ведь заступилась же она за него! И эту странную гривну ему поручила сохранить! Если гривна так ценна для неё, значит, и его она не бросит!
Тем временем ветер нанёс тучи, и вороны начали метаться, как слепые.
- А-а, они не видят без солнечного света!
- Да, это солнечные вороны. Они беспомощны без солнца.
Надо было срочно что-то решать. Ещё час тому назад для Бласта это не составило бы никакого труда. Он сделал бы то, что первое взбрело бы ему в голову. Появление в его жизни Петал будто остановило безумное мелькание шальных мыслей в его голове, потому что важней всего на свете для него стало – сберечь её! Сберечь! Укрыть от жрецов!
Сделать это можно было только с помощью «Афона». Здесь, в этих диких землях для него это единственная частичка родины!
Но парусник уже отправился под загрузку в Тан-Таган. Что ж, значит, им в Тан-Таган!
Но тут клубок сожалений и раскаянья опять начинал одолевать его. Лицо отца опять и опять всплывало перед его внутренним взглядом. Но он оборачивался к Петал, и все сомнения становились неважными. Главное сейчас – сберечь её! И он опять и опять мучительно перебирал все вероятности выбора менее невозможного из всех невозможных.
- Мы найдем спасение в Тан-Тагане, у тамошнего эллинарха. Он друг отца, он нам поможет.
Глава 12
Петал
Смерти она не боялась.
Приход смерти, как учили жрецы, был подобен прыжку из воздуха в воду или в огонь. Словом, из одной среды в другую. Это был просто переход, не более того.
В огонь ей прыгать не приходилось. Но прыжки в воду, кроме мгновенного «Ах!», совсем не пугали!
Поэтому смерти она не боялась.
Её слабостью, при отсутствии страха смерти, было едкое сожаление об отсутствии любви. Ей так хотелось полюбить кого-то так, как любили друг друга её родители!
Однажды она с отцом поехала перегнать отару на другие пастбища. Путь их был через Беловодье.
Беловодье в землях Тана занимало особое место. Это был источник белой, оживляющей воды, без которой их исцеляющая чёрная не имела смысла.
Беловодцы осознавали свое значение.
Их город купался в зарослях самых разных шиповников. Их женщины носили не гривны, а ожерелья из шиповника – кто золотые, кто серебряные, а кто просто из засушенных алых плодов. Их обряды были совсем иные, чем в городах Тана. Плодовитый жизнеспособный шиповник был их символом.
Петал с интересом смотрела на девушек из Беловодья. Они были не такие, как она и её подруги. Но ещё более «не такими» ей казались беловодские парни.
Сердце её вздрагивало, щёки алели.
Однажды красивые парни, увидев её, остановились, засмотрелись, даже двинулись было к ним, чтобы заговорить. Один из них протянул ей нитку с яркими бусами шиповника…
Но тут другой, всмотревшись ей в лицо, толкнул друга: «Это же тана!» И их интерес мгновенно угас. Ни улыбки, ни сожаления, ни разочарования.
Она просто перестала существовать для них.
Слёзы брызнули у неё неожиданно. Отец испугался. Но она сказала, что больно укололась веткой цветущего шиповника, пахнущего сладко-сладко.
Отец долго утешал её. Говорил о её высоком предназначении таны, об уважении танаидов. Говорил не своими словами, а словами жреца. А свои слова, невысказанные, замирали на его губах.
- Жизнь, дочка, как крутой обрыв, с которого каждый день осыпается земля. И тут уж ничего не поделаешь.
В отчаянье она разорвала подаренную нитку с ярко-красными ягодами. И до сих пор видит, как долго они рассыпаются по белому песку…
Из всех слов отца тогда она услышала только одно: ей нельзя любить, у неё должно быть каменное сердце. Она белоглазая тана. Ей уготовано пожертвовать собой ради всех.
Смерти она не боялась.
Она боялась умереть до любви. Но любви всё не было. Никто из соплеменников не осмеливался даже помыслить о таком кощунстве.
И она выстраивала свою готовность к смерти на осколках мечты о любви.
И вот, когда она совсем справилась и почти вырастила эту свою готовность, в её жизни появился Бласт. Свалился на неё, как камень с того самого крутого обрыва, о котором рассказывал отец!
И осколки зазвенели… И проросли диковинным противоречивым чувством.
Петал была в ужасном, совершенно безвыходном положении. Раньше впереди у неё была смерть, но это была почётная смерть, с мыслью о которой она уже свыклась!
Сейчас ей грозил позор, что по традициям танаидов, - страшнее смерти!
Но в душе её всё равно беспричинно плескалась радость.
Ей вдруг стало так легко и интересно жить, как выздоровевшему зверю, ещё недавно обессиленному и всеми оставленному, забытому. А теперь тревога убежала из сердца. И она ощущала, что нет на свете такой заботы, которая бы победила эту её радость!
Глава 14
Атей
Вскоре они, под прикрытием тучи, сопровождаемые стаей галдящих ворон, были уже на мосту, ведущему в Тан-Таган. Стражи, ошалевшие от бешеного гвалта, не поняли, закрывать или, напротив, открывать ворота… И просто… не среагировали.
Им удалось проскочить в город и узенькими проулками, под навесами и виноградным плетеньем, потеряться от погони.
С налёту они миновали несколько кузниц на окраине, в которых мастера работали с железом и лили бронзу.
Ювелирные, косторезные и керамические лавки уже закрывались, и мастера собирались домой, мечтая об ужине за столами во дворах, среди вечерней прохлады.
Сквозь дверные проёмы домов виднелись локтястые ткацкие станы, на которых таганы ткали из льна и конопли и здесь же вывешивали свою работу на продажу. Гигантские полотна, предназначенные для парусов, сослужили беглецам добрую службу, скрыв от воронов, мечущихся в небе.
Сторонясь старух, продолжающих безмятежно прясть шерсть, с трудом окорачивая задёрганного жеребца, Бласт выбрался на центральную площадь, красиво расположенную на самой высокой точке города.
С высоты им открывался изумительный вид на окружающую степь!
Ярко-фиолетовые тучи в окружении белых и сиреневых облаков будто дышали и неустанно действовали!
Солнечный свет порой прорывался сквозь облачность, пуховыми перьями плотно устлавшую всё небо. Тончайшими иглами пронзал он воздушные пласты. Но только вороны бросались к нему, чтобы напитаться его светом, как очередная туча затеивала разворот, и луч истончался.
А там, откуда они прискакали, в Тан-Аиде, по небу шла тёмная полоса дождя.
Из-за городской стены раздавались звуки пригоняемых под охрану внешних городских стен многочисленных стад.
Они доскакали до солнечных часов, установленных посреди площади и остановились в растерянности: куда дальше?
Где-то рядом дом эллинарха. Но где?
Стоило им только миг помедлить на месте, как вороны с удвоенной силой набросились на них. В бешеной схватке Бласт крутился, отбиваясь от мощных птиц. Он старался отбрасывать их, не убивая: кто знает, стоит ли усложнять себе жизнь. Петал отбивалась за его спиной.
Нужно продержаться до заката! Солнечные вороны не видят в темноте!
*
Солнце почти завалилось за крыши Тан-Тагана. Вороны начали рвать их ещё более яростно. Бласт вскрикивал от боли, но на вскрики Петал реагировал мгновенно, заслоняя её.
- Осталось немного, держись, милая! Скоро закат!
Не услышав ответа, обернулся: Петал рядом не было. Из бешеного клубка, облепленного растрёпанными чёрными птицами, выпала окровавленная волчица с рыжими, будто песчаными подпалинами. А стая обессиленных ворон хлопьями осела на кроне соседнего тополя, оставив нескольких своих собратьев лежать рядом.
Бласт в ужасе смотрел на лежащего перед ним зверя с закатившимися светлыми глазами и не знал, что делать. Пока он предавался отчаянью, охватив голову руками, совсем как его отец, чьи-то руки в чёрных перчатках затащили волчицу в ближайший дом, будто приглашая и его. Мелькнул тёмный плащ…
- Долих! Это ты? – его друг обожал чёрные одежды. Но чёрных перчаток у него не было…
Тёмная тень, мелькнув, растворилась в глубине дома.
*
Окровавленная волчица беспомощно лежала на ковре посреди комнаты. Казалось, жизнь замерла в ней, как песчинки в часах. И он боялся стронуть их, боялся, что утекут они безвозвратно.
Даже такая, окровавленная и измятая, она была очень красива. Яркие подпалины цвета реальгара навели на мысль о мышьяке и о смерти. Бласт, обхватив голову руками, раскачиваясь, сидел на сундуке.
Он никак не мог уместить в своей голове мысль о том, что эта волчица и есть его Петал… Сначала с недоверием, потом с отчаяньем он воспринял откровение моложавого эллинарха Тан-Тагана по имени Атей о странной способности некоторых здешних жителей принимать звериный облик. И ведь надо же, не успел он оправиться от шока с превращением ворона в жреца, как подобное… случилось с его Петал… И что теперь с этим делать? Как этому помочь?
В это время Атей нервно ходил взад-вперёд и говорил, говорил. Будто за шелухой слов пытался скрыть свой страх и стыд, что приходится отказывать сыну своего благодетеля.
- Ты, как всегда, безрассуден! Я всегда знал тебя таким! Тебя зачем сюда послали? Разве за этим? Ну, скажи, зачем? Зачем тебе понадобилась тана? Гладить по загривку?
Он бодро отпрыгнул от кулака Бласта, чего нельзя было ожидать при его властном облике.
- Лучше помоги, чем вгрызаться сейчас! Ты здесь для чего? Чтобы оказывать помощь эллинам. Я эллин! Такой же, как ты! Ты помнишь это? – Бласт взъярился совершенно неожиданно для себя самого. Но за Петал он был готов загрызть кого угодно! Озвереть, если невозможно очеловечить её! - Помоги! Она так нужна мне! И она ведь не отвергла меня! Защитила от твоих Воронов! Помоги же нам!
Атей, несколько растерявшийся, оправил одежду. Он не ожидал от Бласта, каким он знал его ещё в Афинах, чего-то подобного.
- У тебя только три дня, чтобы она могла вернуть себе человеческий облик. Потом превращение станет безвозвратным. А для этого нужно привести её в сознание. Быть зверем или человеком – это добровольный выбор, - он с видимым отвращением выговаривал слова.
- Как? Как это сделать? Ты знаешь? – Бласт бросился к нему, но эллинарх рывком усадил его на сундук и сам сел рядом.
- Я не знаю. Но я знаю, кто это знает. Рядом есть посёлок жрецов. Сами жрецы называют его Вечность. Постой!..
Бласт уже рванулся бежать, но потом осел.
- Войти туда непосвящённому невозможно, - ледяным тоном продолжал Атей. - Ты просто не преодолеешь круг, которым очерчен посёлок жрецов. Он оттолкнёт тебя сначала огнём, потом водой. Продолжишь попытки – просто засыплет землёй заживо.
Атей говорил нехотя, отвращение к тому, чем ему приходится заниматься, усиливалось. Бласт в отчаянье взмахнул руками.
- Им это не понадобится делать. Мне просто нет смысла туда идти. Я не получу помощи от них, потому что мы случайно.. Ты слышишь, случайно!... убили одного из них…
- Атей в ужасе бросился к алтарю с фигурками богов и начал дрожащими руками зажигать множество курений и огней:
- Ты украл белоглазую тану, а потом ещё и жреца-ворона убил! Тем более, вам необходимо скорее покинуть этот дом! Ты понимаешь, как ты своим безрассудством подставляешь меня?
Устыдившись своего порыва, откашлявшись, он изменил тон:
- Конечно, я не отказываюсь помочь соотечественнику. Чем могу.
- А чем ты можешь?
- Давай сейчас спать. А с утра решим. Что-нибудь придумаем.
Бласт всю ночь сидел перед волчицей.
Он вспоминал, как в тенистом углу отцовского сада взмолился Кайросу послать ему свежих впечатлений, способных его взволновать. Неужели выпросил?
Эта ночь так измучила его, что он так и не понял, спал он или не спал…
Ему чудилась то земля, скачущая обликом реальгаровых волков, то огонь налетал крыльями гигантских воронов, то вода, злобно шипя, подползала струями-змеями.
А с рассветом вошёл Атей.
- Слушай, с утра мы начнём грузить на твой корабль зерно. Я постараюсь, как могу, затянуть погрузку. За это время тебе всё-таки надо наведаться в Вечность и привести Чисту.
- Кто это?
- Ведунья. В нашей практически безвыходной ситуации это единственный выход – обратиться к ней. Давным-давно она дала обет не отказывать в помощи ни друзьям, ни врагам. То ли боги за это продляют её годы, то ли в самом деле она настолько хорошая лекарка, что её долголетие – лучшее тому подтверждение. Она лечит любую болезнь не долее трёх дней. Именно это нам и надо.
- Но как мне попасть в Вечность? Ты сам сказал, что это невозможно!
Беседуя с Атеем, Бласт не заметил, как вышел из дома под первые утренние лучи. Стая воронов, стороживших его выход, сорвалась с дерева и мгновенно облепила его.
Глава 15
Вечность
Бласт яростно отбивался от набросившейся на него завесы из чёрных перьев. Но она была всюду: на голове, под ногами, на лице и под руками. Он резко вывернулся, как когда-то в детстве с друзьями. Но убежать не удалось.
Он падал с огромной высоты!
О-о, ужас! В пылу драки он не заметил, что стая воронов подняла его в воздух, и отбивался от них он на лету!
Вороны с гневными криками, кто кувырком, а кто, планируя, разлетелись от его кулаков.
Падая, он перегнал облако выдранных его руками и зубами птичьих перьев, и теперь только земля стремительно летела ему в лицо. Его рот независимо от мыслей, сам собой раскрылся в безобразном вопле ужаса.
Гневные метания отца и нежное лицо Петал одновременно пронеслись в памяти.
«Это предсмертные мысли», - пришло вдруг осознание.
Но Петал, нуждающаяся в заботе, беззащитная и оставленная им в этой беззащитности, будто заставила его, яростно извернувшись, схватить за что попало двух пролетающих мимо воронов.
Те в злобном вопле разинули клювы, а может быть, им просто было больно. Но не это заботило Бласта. Остальные вороны впились своими крепкими лапами в его одежду со стороны спины, резонно сторонясь кулаков, и куда-то несли его. Куда?
Во всяком случае, смерть пока откладывалась. Осталась только забота о беспомощной Петал.
Оцепеневшего от ужаса, его несли несколько десятков чёрных радужных вороньих крыльев. Он был готов цепляться за них, но было очень неудобно: несли его лицом к земле.
Жуткая мысль пришла ему в голову о том, что это такой способ казни: сбросить его с высоты. Испуганный собственным страхом, он опять начал биться и цепляться за окружающих птиц. Но вороны уворачивались, а когда он продолжал за них цепляться, хлёстко хлопали его крыльями по лицу:
- Хоть бы не ужинал, нахал… Хал… Хал… Хал…
*
Не успел Тан-Таган скрыться из виду, как земля внизу приобрела довольно странный вид. Если раньше это были поля, луга, реки, беспорядочно и живописно разбросанные, то сейчас он увидел странные знаки явно геометрической разметки.
Да нет! Не может быть! Откуда в краю дикарей взяться геометрам!
Но правильные линии уходящей за горизонт окружности вынудили поверить в невозможное.
Налицо было явное обозначение сторон света и чёткая градация окружности на 12 знаков Зодиака и 28 лунных стоянок. Множество неведомых ему причудливых значков и витиеватых узоров испещряли внешнюю и внутреннюю стороны окружности.
Детально рассмотреть её Бласт не успел. Его пронесли совсем низко над кострищем, вокруг которого был ярко выбит древний восточный символ – трикветра, символизирующая, насколько он знал, эволюцию Вечности и человека. Так посёлок не просто так назван Вечность! Тут явно следы неких ритуальных действий!
Бласт не успел возмутиться наличию в греческой колонии чуждых символов. Его сбросили на землю и набросили на голову овчину, полную сладких дурманящих дымов…
*
Очнулся он на диковинном алтаре между тремя огнями, жарко полыхающих пастей волка, ворона и змея. Вокруг темно колыхалась безликая масса жрецов.
Руки и ноги неудобно свисали, гудящая голова запрокинута. Холодеющими от ужаса пальцами он ощупал то, что было под ними. Это было нечто, ещё более холодное. Он свесил голову вбок и ужаснулся: это был мертвец! Тот самый, что тогда упал под ритуальной гривной Петал!
Эти чудовища, что, хотят оживить его за счёт него, Бласта? Они что, не знают, что за него всё могущество его Эллады? Хотя, где Эллада, а где он!..
Трое из жрецов безмолвно придвинулись к нему. Речитатив барабанов усилился. Вопрос – ответ… Вопрос – ответ… Значит, это не в его голове. Это всего-навсего барабаны…
- Где тана? – еле слышно прошелестел вопрос, кажется, человеческим голосом.
- Где тана, украденная тобой? – повтор резким окриком.
- Где ты спрятал её? – на этот раз злобным рычаньем.
Бласт сжал челюсти, будто тоже собирался зарычать и с вызовом посмотрел им в глаза, посверкивающие под волосяными масками.
Тогда жрецы, посовещавшись на непонятном гортанном языке, придвинулись к нему. Облака курений над их головами сомкнулись, и Бласт вдруг почувствовал, что его мысли начали сменять друг друга в принудительном порядке. Как будто он решил перевспоминать, всё, что с ним произошло после прибытия в эти странные земли. Но нет! Это не он сам!
В его голове будто переворачивались тонкие листы чудной китайской бумаги с отдельными воспоминаниями и мыслями. Их кто-то перебирал, будто руками! И все они были привязаны к Петал!
Жрецы оживились и начали пристальнее всматриваться ему в глаза. Он попытался зажмуриться. Но было уже поздно. В его сознание ввалилась клубящаяся стая злобных воронов…, беспомощная окровавленная реальгаровая волчица…, болтающий с перекошенным лицом Атей…
И как результат он услышал удовлетворённые возгласы жрецов…
Он выдал её! Он не хотел, но он выдал её! Он просто ничтожество!
В отчаянии Бласт рванулся со своего каменного ложа, но сразу несколько властных рук будто сковали его. Ему остались только мучительные слёзы бессилия…
Ритмичное позвякикивание жезлов прорезалось сквозь муть его сознания. Но в кадильницы факелов были добавлены смолистые кусочки курений. Резко запахло травами и смолами. И сознание вновь отправилось в путь…
Жрецы в масках приготовили три ритуальных ножа-акинака с ручками в форме волка, ворона и змея. На глаза и губы удерживаемой жертвы положили золотую фольгу.
Под барабан и заунывно-ритмичные песнопения единым тройным ударом акинаки хищно впились в горло, в сердце и в пупок молодого грека. Три фонтана крови высвободились из тела… И воспарила кверху дымка, как сытый дракон, помедлила миг и отлетела ввысь.., а свежая кровь закапала на лежащего снизу мертвеца. Жрецы разом выдохнули, хотели было продолжить ритуал, но...
Вдруг снаружи раздался надрывный волчий вой. Что-то случилось? Помедлив, будто раздумывая, жрецы покинули пещеру.
Когда они вернулись, тихо переговариваясь и отряхивая с одежды капли дождя, жертвенное ложе, всё в уродливых кровяных пятнах, было пусто.