Четыре сезона идут чередой,
Цветущий, зеленый, золотой и седой.
Не заметишь, как отцветут пиона цветы,
Но вижу я, что жизнь проходит у меня.
Весна. Природа уже проснулась и отряхнулась от долгой зимней спячки. Снег сошел и обнажил серую еще холодную голую землю. Как будто понимая свою наготу, она с детской непосредственностью прикрывается первыми тонкими стеблями молодой травы и набухающими почками; пытаясь отстранить взор смотрящего от неприглядной картины, она отвлекает его пением птиц заставляя поднять глаза и увидеть голубое глубокое небо с золотым диском нового солнца. Год новой жизни наступил.
На заднем дворе в глубине сада в солнечном и безветренном месте мужчина в белой одежде с металлическими чертами лица сажает тонкий едва живой саженец каштана[1]. Его движения четки и выверены, аккуратно распределяя тонкую сетку корней, он на коленях, голыми руками, осторожно засыпает землю, с нежностью приминая ее. Уже сейчас, он предвосхищает вкус будущих плодов, уже сейчас, он в тонком саженце видит сильное и крепкое дерево. Через минуту он польет свое детище чистой речной водой и на этом сегодня он закончит. Было бы слишком просто сказать, что его заботы на этом закончились, и осталось только ждать - природа и время сделают свое дело, но нет, его ждет труд. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год он будет оберегать и лелеять его.
Конечно, он знает, с какими природными трудностями придется столкнуться с морозами, паразитами, но он готов к ним, и он точно уверен в предназначение посаженного дерева и самое главное, что только он срубит или пересадит его. Если бы он был также уверен в отношении своих семерых детей – шестерых сыновей и одной дочери. Единственная девочка, он безумно любит ее, ведь даже этот каштан он посадил ради нее, когда прошлой осенью она залезла в соседний сад и палкой начала сбивать круглые, треснутые, колючие плоды зрелого каштана. Пойманная на воровстве и за ухо притащенная соседом она в слезах просила прощения, обещая больше не лазить по чужим садам. Отец не ругал ее, но пообещал, что на следующий год он посадит свой и его маленькая девочка попробует их первой. В тот же вечер супруга соседа, улыбаясь, принесла целую корзину каштанов, девочка, прячась за ногами отца с большими, красными, заплаканными глазами смотрела на нее и, прося прощения, сказала, что на следующий год у них будет свой.
И вот сейчас она смотрит, как ее отец сажает обещанный каштан. Ей десять лет, она увидит его плоды, и как пообещал отец, она первой попробует их. Через восемь лет она покинет отчий дом, и вернется сюда, когда воды времени унесут пятьдесят лет, уже не в роли дочери в цветном ханбоке[2] с черными, как смоль волосами, а в роли моей бабушки с серебром, когда мне будет десять лет. Она уедет, а дерево останется, и только оно будет продолжать ждать ее, когда смерть унесет отца, мать и четверых братьев, а у остальных не останется даже надежды. Она увидит его и вспомнит тот давний весенний день, когда теперь уже мощное дерево, которое она не сможет обхватить руками, было чуть выше ее ростом, и теплые слезы потекут по ее морщинистым щекам. Восьмилетняя внучатая племянница моей бабушки, держа ее за руку, спросила: «Почему ты плачешь?»
У всего, что мы делаем в жизни, есть предназначение, у каждого действия есть смысл, в каждой вещи есть идея. Мы знаем, что нам нужно для жизни для работы, мы можем предугадать последствия наших действий и бездействий. Но когда дело касается нас самих, когда зерна нашей жизни упали в плодородную почву и проросли, есть ли в этом идея, есть ли смысл? Если есть то чей? Есть ли предназначение? Мы не знаем, каким будет наш путь и чем он завершиться, мы не знаем, какими станем и какие плоды принесем, но мы просыпаемся с утра и идем своею дорогою.
[1] Каштан - с давних времен в Корее используется как плодовое дерево. Плоды каштана употребляются как самостоятельно, так и в качестве ингредиентов в традиционной корейской кулинарии.
[2] Ханбок – традиционная корейская одежда.