Уже стемнело, когда усилившийся дождь заставил их, постучаться в избу стоявшую на окраине деревни. Долго не открывали и Владимир, постучал ещё. В окнах зажёгся свет и на веранде, показался силуэт. Послышался звук засова, дверь со скрипом, приоткрылась.
В проёме показалась женщина в накинутом, на ночную рубашку, халате.
- Что, под дождь попали и хотите заночевать? – осветив их фонариком, спросила она.
- Да, вы правы, нам нужен кров, – ответил Радомир.
- Заходите. Чего мокнуть под дождём – она, широко распахнула перед ними дверь. - Снимайте рюкзаки, обувь и проходите.
Оставив всё на веранде, они прошли в дом. В комнате было уютно и тепло, да и сама хозяйка выглядела приятно, по-домашнему. Милая лицом, с ямочками на щеках, была она в той поре, когда прелести, округлыми формами тела, преображали женщину, даря ей особое очарование - обаятельной привлекательности.
- Есть небось хотите? - спросила она, - особо угощать мне вас нечем. Картошка с солёными огурцами, да молоко с хлебом.
- Вообще-то мы голодные и есть хочется, – признался Пипокко и посмотрел на остальных.
- А, я по молоку соскучилась, я его дома вместо воды пила... - сказала Любка, - а теперь мне и стаканчика достаточно будет. Я уж отвыкла, - добавила она.
- Давайте ка мужики, стол придвиньте к дивану – распорядившись, хозяйка вышла на кухню.
Радомир подошёл и обхватив его, перенёс с центра комнаты к дивану. Вернувшись, она накрыла стол клеёнкой и посмотрела на них, - мойте руки и рассаживайтесь. А ты... пойдём со мной, поможешь.
- Меня Вера звать.
- А меня Полиной.
Она поставила на стол глубокую миску, наполненную картошкой, огурцы и нарезанный толстыми ломтями, пышный хлеб. Вера принесла крынку с молоком и Полина, расставив стаканы, наполнила их.
- Ешьте, пока картошка совсем не остыла. В печи стояла, наверное, вас дожидалась,- улыбнувшись, сказала она.
- И вы садитесь с нами, – предложила Наденька.
- Я сыта. Час, как отужинала. Вы ешьте, не смотрите на меня. – Она подошла к окну и откинув штору, посмотрела в темноту, – а дождь всё идёт. Вот и осень пришла…
Иваныч во все глаза смотрел на неё. «И есть же ещё на свете, вот такие хорошие бабы», подумал он. – А, ты смелая, даже не спросила кто, а вот так, сразу, взяла и открыла. Не страшно было?
- А, чего бояться. Я уже своё отбоялась. Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – ответила она и поёжившись, ушла в другую комнату, видимо спальню. Вышла, с накинутой на плечи шалью и села на стул у стены.
- А у тебя вкусная картошка, рассыпчатая – заметил Иваныч – с огурцами самое то. Вкусно.
- Да, у мамы всегда была вкусная картошка. Она садила, а я вот выкапываю. Уже без неё… – вздохнув, произнесла Полина. - Месяц прошёл, как схоронила. Царство ей небесное – и она перекрестилась. – Всё в город звала, к себе, а мама ни в какую. Да и я понимала её, здесь тихо, природа, а там… – она махнула рукой, - муж у меня пьяница, поэтому и не настаивала особо. Сейчас думаю и вовсе не возвращаться. Поживу одна, подумаю в покое. Работы правда нет, но сейчас это мало меня волнует. Руки есть здоровье тоже, не пропаду.
- А дети у вас есть? – спросила Наденька.
- Нет. Бог не дал. Но я надеюсь, что будут, но не от пьяницы.
- Мы, приносим вам свои соболезнования по поводу смерти вашей матушки, - сказал Радомир, вставая - и спасибо за угощения.
- Это вам спасибо, что выслушали – ответила та. – Вы извините, что я вот так всё и выложила. Давно людей не видела. Всё одна, да одна. Иногда, знаете ли, хочется выговориться, – она замолчала, потом встала и окинула всех взглядом, – девушки со мной в спальне лягут. Хочешь мальчик и ты с нами? Там теплее.
- Нет, я с ними – кивнув головой в сторону Радомира, ответил Пипокко.
- Хорошо, мужчинам в комнате постелю. Кто-то на диване спит, остальные на полу. Вот только, постельного белья у меня мало.
- Ничего не надо. У нас спальные мешки есть, – успокоил её Владимир.
- Тогда всё убираем, стол к стене и стелимся, - скомандовала она, и сложив посуду в опустевшую миску, понесла на кухню. Иваныч, взяв крынку и стаканы, пошёл вслед за ней.
Ночью он долго не мог уснуть, всё думал о Полине, так она ему по сердцу пришлась. Сразу, как только дверь открылась, как увидел, аж дух захватило. И имя то, какое тёплое, спокойное, ласкающее слух, домашнее, как и она сама. Полина, Полинушка... поле... Да сон! Тот сон! Ромашковое поле и девушка лица которой он не видел. Сон в руку! Поле, это Полина и он знает теперь, что за девушка была рядом с ним! Неужели он, Анатолий Иванович Сибирцев, тридцати пяти лет от роду, нашёл ту единственную, ради которой стоило жить?! И тут он с омерзением вспомнил свою прежнюю жизнь…
«Господи прости, прости меня грешного…». Он встал, сняв брюки со спинки стула, на цыпочках прошёл между спящими и вышел на веранду. Там оделся и посветив фонариком, найдя свои кроссовки, обулся. «Молодец Надюха, что заставила, надеть всё новое», подумал он. Особенно ему нравились кроссовки, лёгкие, пружинистые и ноги в них не уставали. «Вот бы Полине такие». И эта мысль удивила его. Он улыбнулся ей и покачал головой. «Неужели она так завладела им?» Ему вдруг показалось, будто он всегда чувствовал, что она где-то рядом, но вот только очень долго не мог найти и встретиться с ней.
Всё ещё накрапывал дождь, но было тихо и как-то по-особенному спокойно, как бывает только в деревне, без шума и гула дорог. Он вдохнул полной грудью и посветив фонариком пошёл по тропинке, куда ведущей он не знал, да и какая разница, ему хотелось просто побыть одному. "Вот, если б она согласилась его дождаться", думал он. "Уж я бы всё сделал для неё. Дом отремонтировал, да что там дом, дворец бы выстроил…". И тут поймал себя на мысли, что его опять заносит. "Это раньше он безумолку мог лапшу на уши вешать, а Полина не такая, она необычная, он это почувствовал сразу. Да и он стал другим не тем, что шёл на поводу своих желаний. Желания конечно есть, но они изменились. Жена, дети и хороший дом для них и работать, и жить, всё для них. А дом он обязательно приведёт в порядок, да так, чтоб радовал её глаз. Это он сможет и навык и практика есть. Только бы она согласилась. А если не согласится? Я всё равно вернусь к ней», твёрдо решил он.
Иваныч не заметил, как очутился у воды. Перед ним раскинулось озеро с островами, на двух из которых, горели разноцветные гирлянды из лампочек. Весело отражаясь в воде, они манили к себе, зазывая праздником цвета и музыки доносившейся оттуда.
Миллион, миллион алых роз… вперемешку с зайкой моей, прошлись по нему не праздником, а укором, той прежней жизни. И, чтоб не расстраиваться, он развернулся в желании уйти и, лицом к лицу столкнулся с Владимиром.
- Ты?...
- Я за тобой шёл. Уж больно интересно мне стало, куда ты так заспешил? Теперь вижу, повеселиться решил. Собственно я не против и могу составить компанию.
- Да я вообще не знал куда иду. Шёл да шёл себе, думая о своём.
- Ладно, не оправдывайся – и Владимир приобнял его, положив руку на плечо.- А, давай вместе махнём на острова. Рискнём, а? Только тот кто рискует, пьёт шампанское. Это ж твоё любимое выражение. Забыл?
- Да, всё я помню. А на чём ты собрался, добираться? Вплавь, что ли?
- Зачем вплавь. Вон она, лодка и перевозчик в ней.
И действительно к берегу причалила лодка. Лодочник, сидевший в ней с веслами в руках, подняв голову, посмотрел на них и сверкнув глазами, прохрипел – ну, что долго ещё ждать?
- Пойдём, - потянул его Владимир, - не будь слюнтяем. Ты ж мужик, мужиком и оставайся. Вот, как я. Мне никто не указ! Вольному, воля превыше всего! А ты уж смотрю, совсем прогнулся. И он лихо прыгнул в лодку.
«Нет, это не Володька», засомневался Иваныч, «больно прыткий».
И тут, сзади, кто-то прошептал на ухо – не сомневайся, иди, водочки попьём, травки покурим, за жизнь поговорим. Как я соскучился по всему этому, кто бы знал...
- А ты кто? – в ответ, прошептал Иваныч.
- Я тот, кто в горе и радости всегда был с тобой. Я, твоё второе я. А может и первое. Всегда рядом, всегда вместе, вдвоём, словно одно целое. И, как же хорошо нам было, покуда не попал ты в этот долбанный, светящийся шар. Эх! Не доглядел я тогда. В отключке был. С тех пор и пошло всё наперекосяк. А помнишь, сколько баб у нас было?... Одна другой краше.
- Что и ты с ними спал?
- Ну, а как же. Я всегда при тебе. Ох и любил я это дело. А сейчас, что ж ты со мной сделал? Весь иссох я, весь иссох… Знаю, в кармане брюк у тебя пузырёк лежит, давненько ты его при себе держишь. Давай хряпнем, да в лодочку и по бабам…
Иваныч полез в карман... Да, там лежал пузырек со спиртом, тот, что дала ему Тэрри, вернее сказать, он выпросил его у неё. Вытащив, он посмотрел на него, поболтал возле уха. То, что сидело на спине, вдруг затряслось от нетерпения. Иваныч вытянул руку вперед и оно прыгнув, побежало по ней к пузырьку.
- Открывай, - не сводя с него глаз, сказал бес с пятаком вместо носа и забил хвостом по его руке.
Увидеть именно то, что перед ним предстало он не ожидал, но не растерялся и с маху кинул пузырек в лодку. Вслед за ним полетел и бес.
Володька поймал и то, и другое, и быстро скрутив пробку, поднёс ко рту.
- Моё! – заверещал бес – отдай! – и, выхватив желанный пузырек, глотнул - таки спирта. Началась потасовка. – Ладно, ладно, каждому по глотку, - сдался он.
Их было трое. Три беса шли по полю обнявшись. - Зайка моя, зайка моя, зайка моя… - Повторяли они друг за другом, словно заезженную пластинку, гогоча, причмокивая и похрюкивая при этом. И никакого озера, никаких островов. Всё исчезло. Тот, что поменьше, обернулся. – Пошёл ты Иваныч... на хрен!!! Я себе друга получше найду! Богатенького! Чтоб всегда и выпить, и закусить вволю было, а на десерт, чтоб баба - конфетка сладенькая, рядом лежала. Я даже рад, что так вышло! – выговорился бес. - Вот обалдуй, придурок, я его лелеял, холил, а он меня… – жаловался он бесам, двум другим, что шли рядом в обнимку.
- Да плюнь ты на него, не расстраивайся - сказал один из них, погладив того по спине. – Пошёл он куда подальше и чтоб век его не видеть! Радуйся, что цел и невредим, и не иссох совсем с этим юродивым. Думай о том, что ждёт нас впереди. Ох! И повеселимся…
«Ух», выдохнул Иваныч, «слава Богу!» и перекрестился. «Вот теперь я могу
начать жизнь с чистого листа».
Подходя к дому, он увидел её. Полина сидела на ступеньке крыльца и встала, когда он подошёл.
- Не пугайся. Это я Иваныч. А вообще–то, меня Анатолием звать.
- Что не спится, Анатолий?
- Не спится, – ответил он.
- Вот и мне тоже – и она опять села на ступеньку.
Он присел рядом.
Они проговорили всю ночь. Анатолий, как на исповеди, всё без утайки, рассказал о себе. И она в ответ, доверившись ему, как и он ей, рассказала о своей жизни.
Утро было хмурое, но без дождя. Все встали, свернув спальные мешки и уложив их по рюкзакам, вышли во двор. Хотя, его двора, как такового не было, отсутствовал забор. И всё–таки участок был помечен кустами смородины, крыжовника и разросшейся малины. За домом был настоящий сад, с десятком деревьев, а может и больше, яблонь, сливы и вишен в нём. Местами, там ещё сохранился забор, но в основном трухлявый и старый, он повалился и догнивал в траве.
Умывались все с ведра недалеко от колодца, где Аск, уже набрав воды, поджидал, чтоб перелить то в опустевшее. Мужская половина, раздевшись по пояс, поливала друг-друга и Пипокко не отставал от них, как и те, когда подошла его очередь, подставил спину Владимиру и тот окатил его студёной водой.
- Эх! Хорошо–то как! Бодрит, да Володь?
- Бодрит, ещё как бодрит! – ответил тот довольный и сняв с плеча полотенце, подал Пипокко. – Разотрись хорошенько.
Полина, наблюдавшая за ними с крыльца, улыбалась. «Нет, мир не без добрых, Людей», подумала она. «Вот зашли они к ней, случайно, не случайно, про то один Господь ведает, а свет принесли и легче на душе стало». И, постояв ещё с минуту, она пошла накрывать на стол.
Угощала их оладьями: высокими, пышными, пористыми, со сметаной и мёдом. Пили, кто чай, кто молоко. Ещё и с собой дала. Когда все вышли из-за стола, поблагодарив хозяйку за вкусный завтрак, она подав пакет Пипокко, сказала, чтобы тот набрал в саду яблок на дорожку. – Их много нынче. Очень вкусные, сочные и сладкие. Набирай побольше, не пожалеете, - добавила она.
- Кто со мной?
- Я пойду,- сказала Любка – и Аксентий с нами - и взяв того за руку, повела за собой.
- Рвите самые крупные! – вслед им, крикнула Полина.
Вера стала убирать со стола, к ней присоединилась Наденька.
- Давайте я посуду помою. Вы мне только тазик дайте, - обратилась она к Полине.
- Не надо. Я не разрешаю вам, - наотрез, отказалась та. – Вы гости, сама уберу и помою. Пойдёмте, я лучше хоть немного, провожу вас.
Взяв свои рюкзаки, они прошли на веранду и обувшись там, вышли во двор.
- Все продукты оставляем Полине. Кроме твоего запаса Владимир, - посмотрев, на того, сказал Радомир. - Здесь километра два до села. Там всё и закупим. - и опустошив свой рюкзак, выставил банки с тушёнкой.
- Вот это дело говоришь, Радомир - и Иваныч, достав из своего пакеты с сахаром, мукой, крупой, чаем и кофе - выложил всё у стены.
Во дворе он подошёл к Полине последним. - Дождись меня. Не уезжай, я вернусь к тебе. Ты не против? – и сердце его учащённо забилось.
Она посмотрела на него и улыбнулась. – Возвращайся, я подожду. Но только не пропадай на всю жизнь. Столько я ждать не смогу.
- Да ну, что ты, Полюшка, - засиял он от счастья, - я только туда и мигом обратно – и, взяв её ладони, прикоснулся к ним губами.
Пошли через деревню, где всего-то было шесть покосившихся и заросших бурьяном домов. Только в одном из дворов, они заметили старушку, одиноко сидевшую на завалинке своего вросшего в землю дома. Непонятно было, толи она спала, толи умерла в одиночестве, так не подвижно было её тело. Радомир сказав, чтоб ни останавливались, пошёл к ней.
Маленькая, худенькая, с лицом скукоженным, словно высохшее яблоко, она сидела привалившись к стене в драненькой курточке подпоясанной бичевой и в платке потрепанным вечностью. Рядом, у ног, стояло ведро наполовину заполненное картошкой и лопата. Одинокая, никому не нужная старость, предстала перед ним.
- Жива, бабуля? – нагнувшись к той, спросил Радомир.
Она не ответила, а только, приоткрыв глаза, взглянула на него подслеповатым взглядом.
- Одна живёте, бабушка! – прокричал он.
- Ась? Громче говори сынок, слышу я плохо, - сдвинув платок и открыв уши, попросила она.
Он приложил к её голове ладони и, что-то прошептав, убрал их.
- Сейчас как, слышите?
- Слышу, сказала та с уважением, посмотрев на него. – Ты наверное новый дохтор, из села? Так у меня ещё и в спине ламота и ноги судорогой сводит. Помоги старушке, мил человек - и она с оханьем поднялась с завалинки. – Я заплачу сколь надо.
Сняв с себя цепочку, на которой висел жёлудь, Радомир надел ей. – Носи, пока он на тебе, болеть не будешь. У тебя бабушка есть кто из родных?
- Может и есть кто, но я уже не помню.
- Тогда иди к Полине. Знаешь такую?
- Ну, а как же. Полинушка хорошая, навещает меня чуть ли ни каждый день. Она звала к себе, как мать схоронила так и позвала сразу. Мариша, царство ей небесное, тоже хорошая была. Ох,… - вздохнула она, - если б не хворотьба эта проклятущая…
- Иди к Полине бабушка. Поверь, я знаю, она ждёт тебя. Вдвоём легче и веселей.
- Ох, - опять вздохнула она, - с радостью пошла бы к ней, да боюсь в тягость буду...
- Теперь не будешь. Иди.
- Ну, как бабушка? – спросила Вера, когда Радомир, догнав их, пошёл рядом.
- Жива. Я её к Полине отослал. Знаю, примет. В этой глуши, надо держаться вместе.
Продолжение -
http://www.proza.ru/2011/06/17/677