На краю неба плавилься солнце и спэлым мандарином тихо погружалься в Чорный море. Мерное колыхание волн, словно медляк Robert Plant, наводил на философический размышлений. Мы с Гоги возлежали на берегу и любовалис неземной вечэрний пейзаж. Вторые сутки мы правадили в обществе киндзмараули и очаравательных дэвушки.
– Пора домой, дарагой, – я пасматрель на часы.
Мой друг, словно не услышаль, гаварил:
– Хасан, ты куда хочиш пападать – в рай или в ад? – он усталым взглядом проводил покидающих пляж курортниц.
– А с нами разви будут савэтавацца?
– Нэ знаю, можыт и будут, – почесаль затылок Гоги.
– Дарагой, скажы честна: тибэ здэсь нэ рай? – я отхлэбнуль из горлишка вино. – Солнце, море, пальмы. Барашка маладой с чача каждый день кушаиш, курортницы пашти еженощна щупаиш… Разви плахой это место?
– Да, место хароший, трудно чито возразить, Хасан, – Гоги взял из моих рук бутылку, – но мне кажется, чито рай это не место, а состояний, и, думаю, оно у тибэ приближаицца к адовому. Взгляни, дарагой, – мой друг ткнул рукой в прастранство.
Я нехотя взглянуль в указанный направлений. По тропинке, ведущей из наш аул стремительно приближалась Софико. Вид у моей подруги был далико нэ пасторальный, в руках она дэржала балшой арэхавий палка.
– Состояние, говориш, – я быстра вскочиль с теплый песок и пабижаль в сторону темнеющих вдалеке скал. – Если паминять место, то паминяицца и состояние, – крикнуль уже на ходу.
– Пажалуй, я тоже пайду с табой, – догоняя меня, сказал Гоги.