Катерина - рассказ

                КАТЕРИНА


                - 1 –

     Мартовское утро выдалось ветряным, холодным, но приветливым и солнечным. Чувствовалось приближение теплых дней, все оттаивало,  оживало,  но Катерина всего этого не замечала. Весна была ее самым любимым временем года,  она ждала ее с нетерпением, но не было ни настроения, ни того привычного, жизнеутверждающего  тонуса,  который был задан ею самой еще в юности и не позволял расслабляться, лениться и киснуть перед неурядицами.
      Все эти годы ее невозможно было застать несобранной и растерянной.   Приходилось собирать и держать в руках не только себя, но и свой дом, двух неспокойных мужичков, за которыми требовался глаз, да глаз.  И вот все это неожиданно  закончилось.   Ее словно  задули, как свечу, да еще затоптали все тлевшие угольки. Любимый дом стал пустым, чужим и холодным. Все, что прежде радовало, согревало, вызывало теперь только боль, обиду и отчаяние.
   Тридцатипятилетний  благополучный, можно даже сказать счастливый этап жизни, неожиданно закончился каким-то жутким и жестоким отрезвлением. Тридцать пять лет она любила,  была любимой, родной, а теперь все это хотелось стереть, вырвать из памяти. Семья, для которой  она отдавалась вся без остатка,  превратилась в кучу уродливых обломков, среди которых самым уродливым была она, как старая, никому ненужная рухлядь выброшенная на помойку.
    Единственное, что могло еще хотя бы как-то оправдывать ее дальнейшее существование, был сын Павел, но он уже давно, чуть ли не в семнадцать лет оторвался от дома и жил самостоятельно. Причиной стала размолвка с отцом, из-за которой он перестал бывать, брать из дома  деньги, несмотря на все уговоры, ушел в армию, а по возвращению стал прилично зарабатывать, и скорее, уже сам мог оказывать помощь.  Он женился совсем недавно и решил учиться. Финансовое положение ухудшилось, но он решительно продолжал  отказываться брать деньги даже у нее, его матери.  Так что внуков в ближайшее время не предвиделось. Им по праву можно было гордиться, но это уже было его личной заслугой. Катерина к этому была непричастна, скорее, она мешала сыну, уговаривая его помириться с отцом, попросить прощенья. Так  хотелось, чтобы в семье наступил прежний мир.
      Павла ужасали просьбы матери, и он стал появляться все реже. Катерину это обижало, и она приняла сторону Андрея. Вероятно, это и послужило началом конца ее семьи. А ведь  Павел был единственным, кто вызывал у Андрея те добрые, человеческие качества,  за которые его можно было уважать, и которые все это время подогревали ее любовь.
      Отец и сын любили друг друга.  Андрей полюбил Павлика еще до рождения.  Это же была его плоть, продолжение, и счастье переполняло его так, что Катерина начинала ревновать. Они проводили все свободное время вместе, а уж вместе отдыхать было для них самым счастливым и непременным времяпрепровождением. Казалось бы, ничто не могло даже пошатнуть этой дружбы, но однажды произошел случай, напрочь сломавший не только дружбу, но и все отношения.  Любимый папа попытался отбить у семнадцатилетнего сына девушку,  представ в весьма неприглядном виде. Сын оказался сильнее отца, его это отрезвило и мгновенно сделало взрослым мужчиной. Все последующие попытки отца помириться, даже обратить все это в шутку, категорично  отвергались. Досталось и матери, которая терпела бесконечные отцовские выходки. 
    Вот так от семьи сначала откололся Павел, а теперь еще и Андрей.   
    Еще с детства уяснившая, что мужик по природе своей   смотрит на сторону, Катерина никогда не питала иллюзий насчет Андрея. Знала, что он погуливает  в поисках новых, острых ощущений, теша свое тщеславие.  Зажав чувства в кулак, и понимая, что  коротким поводком его не удержишь, она прощала ему эти шалости и надеялась, что беспорядочная, разгульная жизнь заставит его понять, что дома все-таки лучше. В какой-то степени это помогало. Андрей любил порядок во всем, поэтому отношения были ровными, даже теплыми,  что оставляло надежду пусть не на любовь, так хотя бы на  уважение и благодарность.
    Все эти годы она гордилась тем, что ей удалось найти ту золотую середину в отношениях с Андреем, которая устраивала обоих. Она жила сознанием, что у нее есть любимый, любящий муж, а он  не чувствовал себя ущемленным, белой вороной среди своих друзей, сослуживцев, других мужиков, таких же любителей  «сходить налево».  Со временем ей даже понравилось, посматривать на его избранниц  снисходительным взглядом победительницы.  «Смотрите, мол, что я ему дозволяю, какие он вытворяет фортели,  а все равно возвращается ко мне»!
      Безусловно, терзали и тревога, и ревность, но ей казалось, более того она  была уверена, что он действительно никуда не денется, по крайней мере, потому, что ему удобно, комфортно, а главное – без ее помощи фирма, которую он возглавлял, давно прекратила бы свое существование.  И все это давало ей право считать,  что их отношения - предмет ее гордости и зависти окружающих.
    Увы, все оказалось только ее иллюзиями, сказкой, которую она себе придумала.  Самое главное она умудрилась просмотреть. Ее Андрей, как когда-то отозвался о нем отчим, оказался «с весьма приличной гнильцой». Причем, это отчимом было подмечено сразу же при первой встрече,  а она не замечала, вернее, не желала замечать этого целых тридцать пять лет. Хотя  чуть ли не с первых дней Андрей стал относиться к ней некоторым пренебрежением, а в последнее время и вовсе уже ее не замечал, раздражался ее присутствием, даже позволял себе повышать голос.  Больше всего его бесило, что она достала его своей «дурацкой опекой и постоянными замечаниями».
    Тогда, тридцать пять лет назад  она переругалась со всеми близкими, отставая право на свое счастье. А ведь Андрей не нравился даже любимой бабушке, которая всегда и безоговорочно принимала сторону  взбалмошной, строптивой, непослушной внучки. Оказалось, что все они были правы.  Андрей  так и остался  подленьким негодяем, которого презирал даже собственный сын.  Ее беззаветная и преданная любовь так и не совершила чуда. И получалось, все эти годы  она только сглаживала острые углы, чтобы его омерзительная сущность не проявилась во всей своей красе раньше. Вот уж воистину говорят: баба - дура, коли  любит и надевает розовые очки. И теперь она получила то, что так упорно и старательно пыталась отодвинуть.
    Самое обидное, он еще так  и не поумнел. Всю жизнь она считала, что не зря тратит силы, чтобы сделать его  успешным руководителем.  Увы, и это оказалось блефом, а его  восхваляемая мудрость руководителя была лишь хорошей маской, которую опять же сотворила она.  Он думал  чем угодно, но только не мозгами.  Это чем же надо было думать, чтобы не понять, что всем его смазливым и наглым пассиям был нужен не он, а его деньги?  Сам же посмеивался над старыми козлами, вздумавшими порезвиться под конец жизни, частенько повторяя фразу из какого-то водевиля: «Прежде чем жениться на молоденькой, в зеркало внимательно всмотрись».  И что в результате? Решил стать самоубийцей, позволив окрутить себя очередной девице, годящейся, если только в дочери, да и то с большим натягом. Их поздний Пашка был старше лет на шесть.
     Через год-два, если только не раньше, эта окрепшая и помудревшая провинциалочка быстренько разобралась бы со своим благодетелем, и нужно было только молить Бога, чтобы после этого остаться в живых. Он так и не понял,  что все его выкрутасы и невыносимый характер могла терпеть только она,  благоверная Катюша,  его единственный верный друг и защита.
    Действительно, как можно было всего этого не понимать? Ведь  своей успешностью, а может и просто жизнью он был обязан только ей.  Ни родителям, ни другим близким, ни друзьям, ни себе самому. Родители занимались только собой и благополучно сбагрили его бабке. Сами были жуткими эгоистами и сына сделали таким же. Из-за этого не складывались отношения с друзьями, учеба, никто помогать не собирался, а сам он только хватался за голову и дрожал от отчаяния и страха перед будущим. Если бы в его судьбе не появилась Катерина, он, вероятнее всего,  «подох бы с голоду». Так он выражался тогда, в начале их совместной жизни, когда еще понимал и ценил все то, что она для него сделала. С ее приходом его жизнь резко изменилась в лучшую сторону, появились цели, друзья, смысл. 
     Да, именно она пыталась сделать его человеком,  пожертвовав своей молодостью,  личной карьерой, чтобы дать ему возможность учиться, совершенствоваться, стать, наконец, хозяином жизни.  Именно  она заставляла его тащиться на занятия, проверяла его полученные знания, как у нерадивого школьника, а потом так же тащила его уже на всех его работах. Ведь на его счастье именно она  оказалась  способным экономистом, окончив институт без особого ущерба для семьи, хотя именно в этот момент на свет появился их  Пашка.
     Порой она и сама удивлялась, как ее на все это хватало?  Но ведь хватало, да еще с лихвой.  Известный экономист, профессор Сергеев, вручая дипломы и высказывая напутствие новоиспеченным специалистам, в своей речи уделил ей особое внимание.
     - Я очень рад, уважаемые коллеги, что наша российская экономика не иссякает талантами и в ней появляются такие специалисты, как Катерина Смагина. Если к таланту прекрасного аналитика, добавить ее железный характер,  жизнелюбие и доброту,  то это  смело можно  назвать подарком судьбы для той организации, где она будет трудиться.   О таких женщинах обычно говорят, что имея такие тылы, можно смело сдвигать горы. Считаю, что мне выпала особая честь быть руководителем ее дипломного проекта, поэтому с удовольствием рекомендую ее в аспирантуру. Думаю, нет,  уверен, что мы еще не раз услышим ее имя, связанное с каким-нибудь научным открытием или блестящим решением очередной сложной экономической задачи.
      К глубокому огорчению профессора в аспирантуру она не пошла. Более того  долгое время  просто тупо зарабатывала деньги. Нужно было кормить семью, воспитывать маленького Пашку, а тут еще Андрей пошел учиться и начал делать первые карьерные шаги. Его назначили заместителем начальника отдела в строительном управлении, и помощь в первую очередь требовалась ему. Тогда он еще понимал, какие жертвы  приносит для него она.  Недаром столько лет он даже не помышлял, лишиться такой поддержки. Собственно говоря, он жил ее умом, волей и не мог припомнить случая, когда бы ею было ущемлено его самолюбие.
      Конечно же, и фирму для него создала она, продолжая оставаться в его тени, делая это осознанно, растворяясь в нем и превращаясь в тихую, заботливую наседку. Многие, даже очень близкие партнеры, восхищаясь его талантом  руководителя,  даже не подозревали, что  своим успехом и громким именем фирма была обязана его скромной, никогда не высовывающейся супруге.  И только очень узкий круг людей догадывался, что  истинной душой и мозгом фирмы является она, его верная Катерина.  Ее характера, мудрости и таланта хватало, чтобы управлять на расстоянии.  Именно ее волей, мудрыми советами фирма держалась на плаву и давала отпор самым изощренным агрессорам, которым оставалось только разводить руками и скрежетать зубами от бессилия. Недаром два его друга-компаньона, почуяв неладное,  прискакали к ней.  Последние его выкрутасы напрямую угрожали благополучию фирмы. Собственно от них она и узнала, какой сюрприз ей готовит любимый муж. 


                - 2 –

     - Извини, Катя, но мы к тебе с неприятным разговором! – произнес Валерий Симаков – армейский друг Андрея, виновато опустив глаза. 
      Катерина вскинула на него встревоженный взгляд, поставила на стол поднос с чайными принадлежностями и устало опустилась на стул.
      - Что случилось? – с трудом сдерживаясь,  спросила она и посмотрела на второго гостя, Ивана Сысоева, друга Андрея по институту, что тоже прятал глаза, скосив взгляд на вечернюю, мартовскую Москву за окном. – Давайте, рассказывайте! Я вас внимательно слушаю.
       - У нас беда, Катя, - выдохнул Иван, еще больше пряча глаза.
       - Это я уже поняла, - нервно ухмыльнулась она, стараясь взять себя в руки и успокоиться.  – Я так понимаю, разговор пойдет об Андрее? Раз его нет, а вы здесь. Ну, что ж, я готова вас выслушать!
       Оба напряженно молчали, не зная, как приступить к разговору.
       - Ребята! – с мольбой в глазах посмотрела она на них. – Не томите! Начинайте с главного! Честное слово,  падать в обморок не буду. Постараюсь спокойно принять любое известие.  Андрей жив?
        - Жив, - ответил Валерий.
        - Ну, слава Богу! Остальное, уж как-нибудь переживу.
        Как оказалось потом, заявление было опрометчивым. Вероятно, легче было бы пережить, если бы Андрей умер. То, что она услышала, ее действительно убило.

        О последней  молоденькой пассии мужа, которая появилась полгода  назад, она уже слышала, даже видела несколько раз. Ничего особенного, кроме своих девятнадцати  лет та собой не представляла, даже фигурку имела посредственную, не говоря уже о простоватом, наивном личике. Правда, глазки были ничего, большие и глубокие, как когда-то у нее самой, а в остальном, что называется – «обнять и заплакать».  Именно поэтому Катерина не придала этому романчику особого значения. Прошлые увлечения Андрея были и покруче.  Его выбор ее даже разочаровал, а как оказалось очень даже напрасно.
       Девочка Рита оказалась на редкость сообразительной, даже со своим тьмутараканским средним образованием быстро смекнув, что это ее шанс,  прибрать к рукам пятидесятипятилетнего обеспеченного мужика, заодно и его фирму. И, как ни странно, это у нее стало получаться. Трудно сказать, чем она его очаровала, но тот, что называется, повелся, очень быстро превращаясь в послушного болванчика.  Дело дошло до того, что он решил, что она и есть мечта всей его жизни.
     Ребята с ужасом в глазах рассказывали,  как он  купил ей недостроенный дом в Черногории, да еще на ее имя.  Дом оказался целой виллой с большим участком, требующий весьма весомых капитальных вложений, отчего главбух и Иван, заместитель Андрея по финансовым вопросам увеличили количество потребляемых сердечных лекарственных средств. Фирма, конечно же,  располагала свободными средствами, но не до такой степени, чтобы удовлетворять нескончаемые запросы ненасытной капризной девчонки, даже не представляющей, как честно зарабатывается хотя бы  рубль.  Да и как она могла себе это представить, когда ее весь трудовой стаж насчитывал несколько недель в почтовом отделении какого-то захолустного поселка под Можайском, откуда ее с грохотом выкинули за  подделку пенсионной ведомости. Дело не завели  только потому, что подлог обнаружили до того, как поступили деньги.
     Друзья наняли детектива, который все это раскопал, доложили Андрею, но он  все это проигнорировал, да еще наорал на них за то, что лезут не в свое дело, а ошибки молодости бывают у каждого.   Теперь они пришли к ней, его жене, единственной, кто мог его урезонить и спасти положение. Они умоляли ее взять фирму в свои руки, навести порядок, обещая всестороннюю помощь. Ведь с их долями и поддержкой остального коллектива она становилась полновластной хозяйкой.
     - И как давно куплен дом в Черногории? – грустно спросила Катерина.
     - Два месяца назад, - покраснев, ответил Иван.
     - Значит, фирму лихорадит уже два месяца, - констатировала она как бы про себя и, глубоко вздохнув, спросила. –  Так вам  действия Андрея не понравились? И что же вы предприняли?
     Они переглянулись, как-то странно на нее посмотрели, и  Иван стал рассказывать, как они пытались серьезно поговорить с Андреем, стараясь достучаться до его разума, призывая  дружеские чувства, а он только отшучивался, что они подкоблучники  ему просто завидуют, что он, наконец, встретил свое счастье.
     Интересно, - спросила она, когда Иван замолк. – А как бы реагировали, если бы Андрей купил своей Рите только квартиру? Ведь это бы не так серьезно угрожало благополучию фирмы.
     Мужики снова растерянно переглянулись, понимая, что этим она спрашивала, пришли ли она к ней в этом случае, когда дело не касалось бы их личного благополучия.
     - Понимаешь, Катя, - начал говорить Валерий, растягивая слова и прикусывая губу.
     - Понимаю, - прервала его она. – Не пришли бы. Это и понятно, дружба, мужская солидарность...  Ну, да ладно, проехали!  В конце концов, это наше с Андреем дело.  А как вы представляете мое появление на фирме? Партнеры знают только Андрея, вас, коллектив, чиновничья братва тоже. Может кто-то из вас возьмет на себя управление, пока у вашего друга мозги  отшибло. Ведь когда начинали, вы были на равных, даже фору ему давали. В конце концов, у вас доли одинаковые,  а я от помощи не отказываюсь. Мне же тоже теперь как-то жить нужно, вот и буду помогать, чем смогу.
     Они опустили свои взгляды и, искоса поглядывая друг на друга, начали объяснять, что вряд ли смогут это сделать потому, что Андрей все-таки их друг, а его смещение действительно будет похоже на предательство. К тому же они не были уверены, что это очередная блажь. Может, он и вправду был влюблен, а они не вправе были вмешиваться в эти тонкие человеческие отношения. Решить все это и вмешаться имела право только она, его жена.
     Катерина слушала их и закипала злостью. И это состояние заставляло ее держать себя в руках, не позволяя разреветься от боли и отчаяния.  Два здоровых и  умных мужика, один из них даже отличился на войне, не могли решиться на серьезный разговор с Андреем и  пасовали перед какой-то наглой, провинциальной девицей.  И это вместо того, чтобы как следует врезать другу и выкинуть эту вертихвостку из его жизни.   
     «И они еще называют себя друзьями, мужиками, - про себя усмехнулась Катерина. – Какие же они после этого мужики»?
    Эта мысль поразила ее, как молния. Если уж в них не оказалось ничего мужского, то кого вообще тогда можно считать настоящими мужиками?   
     А ведь она завидовала их женам, что их мужья  имеют стержни и чувство  ответственности, которых так не хватало Андрею.  Она думала, что  именно эти оба друга будут его опорой, помощью.  Ладно бы так думала она одна, так нет же.  Так думало подавляющее большинство, те же серьезные партнеры, ответственные чиновники,  считавшие, что фирме повезло на таких настоящих мужиков.
     Мужиков!? Да какое дело им можно было доверить, когда эта молоденькая, полуграмотная стервозинка уложила их всех на лопатки. Ладно,  Андрей, он всегда думал только своим мужским достоинством, за ним стояла она, Катерина, но им-то это было непозволительно. За их плечами стояли семьи, дети, а их избалованные супруги даже представления не имели о делах фирмы. Неужели даже эта критическая ситуация не заставила их собраться, напрячь все свои силы, мозги, наконец, чувство собственного достоинства, чтобы дать отпор наглости и откровенной агрессии. Ведь эта девка действительно могла отобрать у них все.
     А ведь все решалось довольно просто. Всего и дел-то, собрать  акционеров и потребовать отчета от Андрея. Правда для этого требовалось взять на себя ответственность, собрать вместе акции, свои, коллектива, того же банка и  с лихвой перекрыть его контрольный пакет.  И тогда бы он повертелся, как уж на сковородке. Вместо этого они пришли за помощью к ней, не пощадили ее женского самолюбия и  вылили всю эту грязь на ее голову.  Да на их месте она сгорела бы со стыда, нежели молить о помощи.
     Видеть их,  да еще утирать им сопли было невыносимо. Они это поняли, попрощались и ушли.  Одеваясь, Иван попросил подумать. Она ничего не ответила, закрыла дверь, и устало опустилась на приставную тумбочку тут же, в прихожей, на которой так и просидела до утра.

                - 3 –

     Ночь была тяжелой. Впервые за последние тридцать с лишним лет она не могла взять себя в руки. Ничего не хотелось, думать, двигаться, даже плакать. Несколько раз она пыталась заставить себя что-то сделать, по крайней мере, лечь отдохнуть, но дальше прихожей в свою еще вчера любимую,  уютную квартиру так и вошла. Каждый уголок, каждая вещь словно кричали, что она полная дура, тридцать пять лет вкладывавшая все свои силы, любовь и душу в  неблагодарного кретина, который  даже не нашел  смелости прийти и посмотреть ей в глаза. Единственное, что заставило ее подняться, был давно переставший свистеть чайник, в котором выкипела вода. Она прошла на кухню, выключила газ и быстро вернулась в прихожую. Остальное  потеряло смысл, не срабатывала даже многолетняя привычка – убраться после гостей.  Неубранная посуда так и осталась на столе.
     Поймав себя на этой мысли, она подумала, хорошо, что всего этого не видит  Павел.  Последнее время, приезжая один, без  жены, он  постоянно предупреждал, что именно так все и закончится. А она упорно не хотела верить,  уговаривала его помириться с отцом, быть повежливей, уважительнее, чувствуя, как сама теряет  уважение. Павел остался единственным человеком, кто бы ее понял, пожалел по-настоящему. В отличие от отца, он вырос добрым, хорошим человеком. Им можно было  гордиться, но сейчас его видеть не хотелось, вернее, не хотелось показаться такой несчастной и раздавленной.  Потом она сама бросится к нему на шею,  вдоволь поплачет, поблагодарит за любовь, а сейчас нужно прийти в себя, все переосмыслить, и, конечно же, самой, как привыкла. Никто другой за нее этого не сделает.

     Воспоминания о детстве и юности были самой неприятной для нее темой. Она никогда старалась сама об них не вспоминать и всегда отмалчивалась, или переводила разговор на другую тему, когда ее затрагивали другие.   Ничего приятного там не было, наоборот, только боль и  жестокая обида. Теперь видения хлынули в нее словно воздух в вакуум вместе с измучившим ее еще в детстве вопросом:  где они  эти настоящие мужики и остались ли  они в России?
      И это был не праздный вопрос, утоляющий любопытство. Правильный ответ на него мог круто изменить ее жизнь. Ведь если бы она была уверена, что мужики повывелись окончательно, у нее хватило бы ума, характера и способностей, занять главенствующее положение не только в доме, но и в жизни, а того же Андрея, раз черт угораздил в него влюбиться, сделать пристяжным. И толку было бы больше, и никуда бы он не рыпнулся. Сидел бы в золоченой клетке, как дорогой попугай, и ждал, когда она объявит свою волю, покормит, выпустит погулять. Так поступало множество российских женщин, именно об этом мечтала ее мать, которую она не уважала и за это тоже.  Поступить именно так ей предлагали друзья Андрея.
       Да, она могла так поступить, но вся душа ее протестовала, ей  хотелось оставаться женщиной, слабой, нуждающейся в защите и твердом мужском плече. Ведь общественное мнение уверяло, мужчина должен быть во главе. Так же утверждала любая религия, сам Господь.  А потом, она  же видела, в каких монстров превращаются эти  главенствующие  «бизнес-леди», теряя не только женское обаяние, но и все человеческое.  Потому-то она и лезла из кожи, чтобы построить свою жизнь так, где муж был опорой и защитой.
      И вдруг все это рухнуло. Она действительно оказалась самой настоящей дурой, а в их споре выиграла мать, уверявшая, что все мужики без исключения сволочи и их нужно гноить, как самых последних тварей на свете. Соглашаться с этим, особенно с мнением матери не хотелось даже теперь, когда Андрей оказался жуткой сволочью.  В конце концов, им обеим  просто не повезло, встретив мерзавцев, но,  должны же были быть те мужчины, ради которых  стоило  умирать, жертвовать собой,  отдаваясь всей душой без остатка.  А иначе,  зачем тогда нужна была эта жизнь, любовь?  Ведь тот же Павел вырос совсем не таким, как отец.  Правда, он был еще молод, но даже в его годы Андрею было далеко до сына.
      Действительно, так просто сдаваться не хотелось, и  она стала анализировать, что делала неплохо, чтобы, наконец, ответить себе, кто же прав, она или мать и те, кто думают так же?
      Перебрав из своего окружения всех российских мужчин - сверстников, кого как-то знала, она пришла к неутешительному выводу.  Подходили на роли настоящих мужиков  как раз друзья Андрея, от которых она сегодня пришла в ужас.  Остальные были еще уродливей и ущербней, как правило, спились или были не грани этого. Увы, Россия не могла похвастаться таким богатством, правда, она могла кого-то не знать. Ведь  все последние годы она сидела дома, а когда училась и работала, просто не обращала на других мужчин внимания. На своих-то времени не хватало, да и забот, проблем всегда было выше крыши.
      Немного лучше дело обстояло с, так называемыми, малыми народами, теми же кавказцами,  выходцами из Средней Азии, недавно приехавшими в  Россию.  Судить о них она могла по соседям, каким-то  поверхностным знакомым и работникам на фирме Андрея.  Она плохо разбиралась в их жизни, отношениях, традициях, но видела, что главенствуют, трудятся на самых тяжелых работах и берут ответственность на себя только мужчины,  думающие о своих семьях, в первую очередь детях и стариках. Особенно этим отличались еврейские мужчины,  о беззаветной и преданной любви которых к своим мамочкам ходило огромное количество разных баек, анекдотов и легенд. И семьи для них тоже были святы. Гуляли не меньше  российских мужиков, может даже больше, но все их женщины, прежде всего жены не чувствовали себя несчастными и обездоленными.  Главное, их уважали и были им благодарны хотя бы за то, что они могли подарить жизнь человеку. И эти благодарность и уважительность, впитанные  с молоком матери,  в России с годами все больше и больше становились острейшим дефицитом.
     Неожиданно она вспомнила отчима, тихого, скромного труженика, инвалида войны. Вот уж кто был настоящим мужиком, отважным, умным и ответственным, заступившимся за друга и не побоявшимся высказать своему высокому начальнику, что тот сволочь и подлец. И здорово пострадал за это, но не отступился. После пяти лет лагерей вернулся и снова заявил, что  его начальник «еще большая сволочь, чем он думал».  И таки своего добился, того, наконец, сняли, а отчима реабилитировали и восстановили в партии.
     Только теперь она с ужасом поняла, как была к нему несправедлива.  Во многом была виновата мама, считавшая, что он загубил ее жизнь своими «дурацкими» поступками и неистовой верой в правду. А ведь  он спас ее от позора, сделал ее жизнь нормальной, можно даже сказать, счастливой. Ведь всю свою жизнь она была за мужем, за его надежной и крепкой спиной, ни разу не почувствовав брошенной и покинутой. Ведь когда этот «изверг и простофиля» умер, до конца своих дней ее так и не смогли привести в чувство. Потеря была такой  сильной, что растерянность перед одиночеством и, как оказалось, совершенно непонятной, открывшейся для  нее жизнью практически убило ее задолго до  смерти. Этот «изверг» умудрялся оберегать ее душевное  спокойствие даже от постоянно растущих  цен в магазинах, поэтому все ее самостоятельные походы туда, где требовалось что-то  оплачивать, нередко окачивались сердечными приступами.
     Катерина хорошо помнила, как мучилась с мамой, стараясь хоть как-то скрасить ее одиночество, но так и не смогла заменить отчима.  К сожалению,  тогда она не придала этому значения,  потому-то, вероятнее всего, и повторила  ошибки матери.  Изо всех сил стараясь на нее не походить, даже дав себе клятвенное слово, она все равно уверенно прошла по ее стопам,  доказав правильность народной поговорки, что «яблоки от яблони падают недалеко».  Для начала  отвергла  преданного, застенчивого поклонника Юрку, чем-то  похожего на отчима,  и сломя голову, бросилась на шею легкому в отношениях красавцу Андрею, которого  буквально пришлось вырывать из объятий  соперниц. Маме тоже нравились мужчины с обязательным красивым лицом киногероя и холодноватым, чуть циничным  взглядом женского искусителя.  И именно это считалось признаком мужественности и великодушия.   
     Родной ее отец  как раз и был таким, красивым, холеным дамским любимцем.  Бабы просто сходили с ума от бравого офицера, его яркой внешности, красивых речей и сами вешались к нему на шею. Он благосклонно принимал знаки внимания провинциальных красоток и буквально купался в их ласках.  Среди этого обилия дурочек оказалась и  мама, которой до совершеннолетия  не хватало каких-то трех месяцев.
     Когда стало ясно, что их бурные отношения не остались без последствий, а возлюбленная находится на третьем месяце беременности, возлюбленный  особой радости не испытал. Оказалось, что он женат,  имеет двух детей и не может так сразу решить вопрос с разводом. Это грозило серьезными неприятностями на службе.
     На следующий день какой-то солдат передал ошарашенной возлюбленной  конверт, где лежали деньги и коротенькая записка. Денег едва хватало на неделю нищенского существования, а в записке сообщалось, что любимого срочно отзывают в Москву, и он рекомендует срочно избавиться от плода любви до лучших времен, когда он сможет вернуться снова.  Как потом выяснилось,  его отозвали  вовремя, так  как к нему скопилось немало претензий от других местных красавиц, их поклонников и что самое угрожающее, переполненных гневом родителей.
    Родители будущей матери-одиночки чуть не тронулись умом, узнав, что натворила их единственная любимая дочь. От окончательного помешательства их спас демобилизованный, контуженый  старшина, не такой красавец, как возлюбленный их дочери, но страстно в нее влюбленный. Конфликт был улажен, а у Катерины появился приемный отец – неказистый, коренастый и чрезмерно простоватый Федор Игнатьевич, вызывавший удивление у окружающих, как у такого «плюгавого сморчка» могла появиться такая красавица дочь? А она до одиннадцати лет и не подозревала, что он неродной.
    Когда ей исполнилось десять лет, его  исключили из партии и арестовали.  Друзья и соседи недоумевали, а мама выла белугой, что он сгубил ее жизнь, не пощадил семьи ради какого-то своего друга, такого же идиота, как и он сам, чтобы теперь каждый мог тыкать на нее пальцем и кричать: «Вот она – жена уголовника»! Как потом выяснилось, никаким уголовником он не был, дело было сфабриковано, но отсидеть в лагерях пришлось четыре с лишним года.  За это время ни один человек на маму пальцем не показал и  женой уголовника  не назвал.  Наоборот, все выказывали сочувствие, помогали,  но она продолжала страдать, жалеть свою загубленную жизнь и обвинять бабушку, что это та вместе с дедом приняла в этом самое непосредственное участие.
     - Это вы во всем виноваты, - горько ревела она. – Встали на пути моего счастья, не разрешили ехать вслед за любимым. Заставили выйти замуж за этого изверга.
     - Побойся Бога! –  ужасаясь и с обидой в голосе, в ответ кричала бабушка. – Твой любимый бросил тебя на сносях, бежал, как крыса, побоялся, что мы в суд подадим за совращение несовершеннолетней, даже денег пожалел на аборт, гадина, хотя мы с отцом никогда бы не допустили такого  святотатства. И ты теперь жалеешь об этом мерзавце, который  испоганил кучу наших девок, уговаривал тебя избавиться от собственного ребенка?  Это какой же надо быть беспробудной дурой, чтобы думать, что он принял бы тебя и Катюшу с распростертыми объятьями. Вот  Федор  сделал это, спас всех нас от позора, взял твой грех на себя. Да он же святой, только за одно за это, на него молиться надо, а ты вся причитаешь,  он такой, сякой. Да твой подлец мизинца его не стоит.  Да, прав был отец, пусть земля ему будет пухом, ты у нас действительно дура, да еще неблагодарная.  Господи, за что ты нас так наказал, лишив дочь разума?   
       Вот так,  случайно подслушав перепалку двух родных и любимых женщин, Катерина узнала, что у нее, оказывается, есть второй - родной отец.   Эта новость, конечно же, ее ошеломила. Прежде всего, тем, что открылась ни кем-то другим, а самыми близкими и родными женщинами. Во всем их небольшом городке, где невозможно было утаить даже то, как и где кто-то чихнул, не нашлось ни одной «доброй души», которая открыла бы ей глаза.  Значит, эту тайну берегли, как зеницу ока, как что-то очень постыдное и омерзительное.
      Вторым сногсшибающим открытием явилось то, что любимая мама  оказалась «беспробудной» дурой, как выразилась бабушка, да еще великой грешницей. Понятно, что после этого уважение к матери сильно пошатнулось. Позже, когда она все-таки нашла и встретила настоящего отца,  от уважения к матери  не осталось и следа. Перепало и отчиму за то, что он  мог жить с такой беспутной женщиной. Собственно говоря, это и явилось причиной того, что они оба перестали быть для нее авторитетами. Любимой и уважаемой осталась только бабушка.
     Первая и последняя встреча с отцом еще больше  озлобила ее на мать, отчима, всех мужиков и весь мир. Настоящий папаша  так и не понял, почему  эта красивая, восемнадцатилетняя девушка с таким упорством искала с ним встречи, подумал, что это очередная влюбленная в него дуреха, и попытался затащить ее в постель. От всей души отвесив пощечину, в которую вложила все омерзение и ненависть к этому подонку, она  твердо решила, никогда, ни при каких обстоятельствах не верить мужчинам, раз уж склонность к измене  заложена в них самой природой.      
     Бабушка ее крепко отругала за своеволие и  такую необдуманность, а мать интересовало только то, как выглядит, чувствует себя ее обожаемая любовь, ну и, конечно же, помнит ли ее? 
     Первым, кто понял, что произошло с падчерицей, и попытался выразить сочувствие, был Федор Игнатьевич, но тогда  ее это разозлило больше всего. Ведь он оказался неродным и все эти годы притворялся, вероятно, для того, чтобы мама была к нему поласковей.
     С годами озлобление стало стихать, но раздражение, увы, оставалось еще надолго, вплоть до его смерти. И только увидев маму несчастной и   разбитой, она впервые задумалась, что он был не таким уж плохим.
     И только теперь, листая страницы своей юности, она вдруг вспомнила, как  отчим стал еще внимательнее и добрее к ней именно после ее встречи с отцом, именно с этого времени   перестал выпивать и выходить к друзьям, постучать в домино. Ее и маму, это раздражало. Мужик, торчащий в доме днем, был непривычен, что-то вроде лишнего предмета, а он пытался ее подбодрить, стал интересоваться ее жизнью, учебой, друзьями.  Ее это еще больше выводило из себя, но он не отступался. Оказывается, его терпению и доброте можно было только позавидовать, учиться этому, а она всего этого не замечала тогда и после. Получалось, что он все это делал ради нее, не ожидая даже благодарности, вопреки ее упрямству и желанию. И ведь у него это получилось.
     Скорее всего, благодаря его терпению, мудрости и великодушию, она оттаяла, перестала злиться на мать, помирилась, да и жизнь свою строила на доброте, честности и любви, чувствам, погаснуть которым не позволил он. И, конечно же, именно  не позволил ей превратиться в озверевшее, злобное существо, способное принести немало непоправимых бед окружающим, в первую очередь и себе.
     Катерина с содроганием вспомнила тот момент, когда она возвращалась от отца, переполненная злобой и чувством мести. И ее хватило бы надолго, и она натворила бы бед,  если бы рядом не оказалось его, тихого и скромного  Федора Игнатьевича. Оказалось, что он ждал ее возвращения на вокзале неизвестно, сколько времени,  даже не зная, вернется ли она вообще?
     Получалось, что остановил и  спас ее он, а не она сама, как думала все это время, что тогда у нее хватило сил и ума остановиться.
     И она поняла, как полезно, а порой и просто необходимо бывает возвращаться в прошлое, не открещиваться от него, как от ненужного хлама, не прятать голову в песок, как страус,  а внимательно вглядываться в прожитую жизнь, вспоминать даже незначительные мелочи, извлекать поучительные уроки и учиться жить дальше.
     Да, это было весьма поучительным уроком этой полезной и мудрой истины, которую она так старательно пыталась игнорировать.  Она старалась не замечать, что многим, если не всем обязана именно ему своему отчиму, ни маме, даже ни бабушке, а его доброте и бескорыстной любви, и жизнь ее сурово наказала. Ведь все, что произошло с ней сегодня, скорее всего, и было божьим наказанием за него,  единственного человека, кто любил ее всей душой, самоотверженно и  преданно, как и полагается настоящему мужику и отцу.
     А он помогал ей и сегодня, словно бы говоря, что необходимо заканчивать все отношения с Андреем, что он подлец и его уже не исправишь, вернее, его невозможно было исправить с самого начала. Он действительно был гнилым, и тратить не него силы и оставшуюся жизнь, чтобы окончательно лишиться уважения сына, окружающий, да и своего собственного, было уже просто непозволительно.

                - 4 –

     Мартовский день незаметно подходил к концу. Небо нахмурилось и заволокло себя серыми свинцовыми тучами. С трудом можно было понять, где прячется солнце. Стих, бушевавший до полудня ветер, немного потеплело, но мелкий, моросящий дождь терзал лицо еще неприятнее утренней прохлады, не позволяя длительно оставаться на улице.
     Катерина почувствовала, как продрогла. Сразу же за этим о себе напомнил голод. Она подумала, что прогуляла по улицам целый день, да еще забрела в незнакомую часть города, а после двух-трех глотков вчерашнего вечернего чая ничего в рот не брала. Эта мысль невольно вызвала у нее улыбку. Значит, она еще жива и ничего человеческое ей не чуждо. Поискав глазами какое-нибудь помещение, где можно было согреться, она с удовлетворением заметила какое-то небольшое, неказистое кафе, больше похожее на привокзальную забегаловку.
     Даже  в студенческие, нищие годы она избегала подобных заведений, позже и вовсе стала избирательной настолько, что затащить ее в случайный ресторан было нелегким, почти безнадежным делом. Сегодня же она обрадовалась этой «тошниловке», как самому настоящему чуду.
      Внутри было тихо, простовато и накурено. Посетителей почти не было. Обеденное время давно закончилось, а желающие поужинать собирались чуть позже.  Вечерний полумрак вместе с плотными, вековой давности шторами плохо скрывал три старых, огромных во всю стену, изрядно запыленных окна и такие же зашарпанные, уже давно кричащие о ремонте стены. Правда, столы были опрятно убраны, застелены относительно чистыми, полотняными скатертями, а на аккуратных мельхиоровых подносах вместе с флакончиками со специями и салфетками стояли маленькие вазочки с букетами из самых настоящих живых цветов.  Вероятнее всего, они остались от недавнего женского праздника, но все это говорило о том, что хозяева изо всех сил пытались доказать, что их харчевня – хоть и не ресторан, но вполне приличное общепитовское заведение.
      Так оно и оказалось. Сначала ее раздел какой-то мужик преклонных лет, выскочивший из какой-то небольшой комнаты, оказавшейся гардеробной. Он галантно снял с нее шубу и повесил на плечики, предварительно аккуратно стряхнув  капельки дождя.  Потом другой, средних лет, скорее всего, кавказец уважительно предложил ей занять любой, понравившийся уголок,  настоятельно посоветовав присесть за небольшой столик у окна, где бы ее  никто ни потревожил.
     Действительно,  незатейливая, но вполне приличная обстановка и обслуживание убеждали, что это не самое плохое кафе.  Начало было неплохим. Оба первых работника встретили ее приветливо, уважительно, как и положено, но просто, без заискивания, можно даже сказать, с душой. Фальшь она бы почувствовала сразу. Все это  приятно удивило, что как раз именно сейчас ей  и было  нужно.
     Она присела и принялась изучать меню. Цены и ассортимент  тоже приятно поразили,  стоимость салатов была очень щадящей, не дотягивающей даже до ресторана самой невысокой категории. Перелистывать меню дальше не удалось.  Неожиданно забил такой озноб, что стал сотрясать не только тело, но и столик, за которым она сидела. Оказалось, эта дневная долгая прогулка не прошла даром, здорово проморозив  ее аж до костей, но все это стало проявляться только в тепле. Особенно трясло руки и зубы, и казалось, что остановить эту дрожь невозможно ничем.   
      Она уже готова была разреветься от отчаяния, как прямо перед ней появился мужчина из-за соседнего столика, протягивающий ей чашку с чаем. Ее в очередной раз приятно удивило и немного успокоило.  Особенно приятным было то, что бросился на выручку именно он, своей благообразной внешностью, седыми волосами и добрыми, красивыми глазами похожий на доброго, сказочного волшебника.
      На него она обратила внимание сразу же, как только вошла, а потом еще немного поизучала, пока устраивалась за своим столиком. Заинтересовало ее то, как он читал. Такое она видела впервые, это действительно было необычно, интересно и она даже простила ему то, что именно он так накурил.
      Сначала ей показалось, что он просто ненормальный, но тут же отбросила эту мысль и  решила не спешить  с выводами. Его умное и  доброе лицо как раз утверждало обратное. Более того что-то необъяснимое говорило о его, может даже и незаурядном интеллекте.
      Внимательно вглядываясь в содержимое маленькой книжки и  отрешенный от всего окружающего, он почти незаметно шевелил губами и открывал рот так, как будто вел с ней задушевную беседу, что-то спрашивая, отвечая, даже споря. Ошибиться было невозможно. Он действительно разговаривал с книгой, как с живым существом, помогая себе жестами рук, лица, головы, иногда отводя в сторону задумчивый взгляд. Вероятно, так он  сосредотачивал и обдумывал свои мысли, чтобы продолжить этот странный разговор дальше.
     Конечно же, ее тоже заинтересовало, что же он нашел такого интересного в этой маленькой книжонке? Приглядевшись внимательней, благо зрение было хорошим, и, уловив момент, когда он в очередной раз закурил и на несколько секунд мелькнул перед ее взором обложкой, она чуть громогласно не ахнула. Изумление было таким, что ее даже подбросило на стуле.
     Оказалось, что он читал стихи каких-то молодых, неизвестных поэтов.
     Умной и внимательной женщине не нужно много времени, чтобы изучить предмет своего интереса, отметить незначительные штришки, говорящие о его характере и натуре.  Вот и она даже за эти короткие мгновения, да еще сторонним,  блуждающим взглядом утолила свой интерес и неожиданно поймала себя на мысли, что он все больше и больше приковывал ее внимание. Захотелось выяснить, кто он, почему оказался в этом кафе один, и, конечно же, ответить на самый волнующий ее вопрос: какой он мужчина, настоящий ли?
     Мужик действительно был интересным,  симпатичным, по всему было видно интеллигентным, правда, каким-то уж очень неухоженным. В таком виде Андрея она не выпустила бы даже  на лестничную клетку выносить мусор, хотя тот  с трудом  представлял, как это делается.  Да Андрей и сам бы скорее откусил себе руку, чем позволил себе допустить  небрежность в одежде и внешнем виде. 
      Этот же интеллигент, лет на десять старше и немного полнее Андрея, рассиживался пусть не в фешенебельном, но все-таки в общественном месте, совершенно не чувствуя стеснения и неудобства в своих изрядно потертых, поношенных джинсах и какой-то немыслимой футболке с хорошо оттянутым воротом. При этом он не  походил на  бомжа или человека, стесненного в средствах.  Наоборот, его вид и умение держаться говорили о том, что он может позволить себе  больше, чем нужно. Правда, он мог оказаться  чудаком или представителем богемы, тем же художником, сумасшедшим ученым, кому была совершенно безразлична его внешность. Увы, такого впечатления он тоже не производил.
     Понимая, что не может определить даже его социальный статус, что научилась делать, как сама считала, безукоризненно, она стала изучать его дальше. Но чем больше времени уходило на наблюдение, тем больше возникало каких-то странных противоречивых вопросов. Он не вписывался ни в какие рамки, невозможно было определить даже приблизительно его национальность. Он явно был не русским, не европейцем, но и не азиатом. Вероятнее всего, он мог оказаться евреем, но что-то необъяснимое упорно отрицало и это. Прямо не мужик, а какая-то загадка.
     Ей уже стало казаться, что она сойдет с ума от любопытства, как он сам вдруг появился перед ней, да еще со своей доброй и умной улыбкой протягивал ей чай. Это было просто подарком судьбы, как будто Бог внял ее просьбе.
     - Господи! – услышала она его приятный, красивый голос. – Как же это вы так умудрились замерзнуть? Может, вам предложить чего-нибудь покрепче?
     Она в очередной раз стукнула зубами и кивнула. Он быстро прошел к своему столику и вернулся с наполовину наполненным бокалом.
      - Это коньяк, -  улыбнулся он, заметив, как она пытается опорожнить бокал, чуть ли ни залпом. – Рекомендую выпить все, но осторожно.
      Она поблагодарила его глазами и  отпила четверть бокала. Хороший, видимо, настоящий армянский коньяк приятно, совсем не обжигая, согрел горло и начал отогревать нутро.
       - Спасибо большое! – поблагодарила она теперь уже словесно. – Я  тронута.
      В этот момент к столику подбежали «кавказец» и молодой, очень красивый  паренек с огромными черными глазами, видимо, тоже какой-то восточной национальности, о чем свидетельствовали черные, как смоль, волосы и природный, ровный бронзовый загар.
      - Что случилось, Саид-ака? – обратился взволнованный и несколько запыхавшийся «кавказец» к ее спасителю.
      - Ничего страшного, Али, - спокойно объяснил тот. – Женщина немного замерзла. Принесите чай!
      - Вам какой? Черный или зеленый? – попытался поинтересоваться  «кавказец» у Катерины.
      - Горячий и побыстрее! – резко скомандовал и так посмотрел на него Саид-ака, что оба мигом бросились исполнять его приказание.
      «Так вот вы кем оказались! – изумленно  думала и смотрела на него Катерина.
       Это оказалось для нее неожиданным.  Судя по уважительной приставке «ака», он, вероятнее  всего, был мусульманином, а значит, и азиатом.  Но кем именно, определить все равно было невозможно. Седина, налет российской  интеллигентности и чистый русский язык продолжал ставить большой знак вопроса, но это уже было не так важно. Важно, что он был азиатом и очень уважаемым, недаром эти два работника кафе пулей полетели выполнять его приказание. Он и в правду оказался интересным мужчиной. Она и подумать не могла, что у него окажется коньяк, причем, очень хороший.  Его столик, как она успела заметить, был весьма скромен, только чайник с чашкой, которая теперь стояла на ее столе, да пепельница. Откуда взялся коньяк и бокал, было очередной загадкой. Правда, он мог оказаться хозяином этого кафе, а может и вовсе каким-то авторитетом этой диаспоры. Курил, как она теперь заметила, только он один.
       - Вам уже лучше? – прервал ее мысли его голос.
       - Спасибо, уже лучше, - ответила она.
       - Ну, вот и ладно, сейчас принесут чай, и вы окончательно согреетесь, - улыбнулся он и повернулся, чтобы  вернуться за свой столик.
       Ее даже передернуло, так ей не хотелось, чтобы он уходил.  Он снова повернулся к ней,  словно прочитав ее мысли, и  снова улыбнулся.
        - Вы хотите, чтобы я присел?
        - Но я же оторвала вас от ваших дел, - смутилась она.
        - Ах, это!  Действительно нужно доделать, - весело усмехнулся он, достал из кармана какой-то маленький прибор, оказавшийся диктофоном, что-то в него негромко намурлыкал, лукаво глядя на нее, и опустился на стул. – Ну, вот и все. Я в вашем полном распоряжении. Давайте знакомиться, меня зовут Саид, как вы уже слышали, или Шура, Саша. Можете называть меня, как вам будет удобно, даже Александром Джамбековичем, хотя мне бы этого не хотелось, да и не очень удобно. А позвольте узнать, как мне величать вас?
        - Спасибо вам! Меня зовут Катерина, Катя, – смущенно поблагодарила  она и, опустив взгляд, добавила. – Мне сейчас действительно не хотелось оставаться одной. Огромное спасибо!
         - Да вы меня просто заблагодарили, Катя, я же сейчас по залу летать буду от своей значимости,  - весело пошутил он и  тут же сделался серьезным.  -  Я вижу, у вас что-то произошло,  считаю своим долгом помочь, ежели чем-то смогу.  Так что не стоит меня благодарить, у всех когда-то случается какая-то беда. Может, и вы когда-нибудь мне поможете. Добро всегда оплачивается добром. Так поступать всем нам велит Бог, и его стоит послушаться.  Согласны?
          Она кивнула.
         - Ну, тогда попробую вам помочь, - продолжил он. – Думаю, что вы потеряли любимого человека, причем, скорее всего, он вас оставил, полюбив другую.  Иначе вы оплакивали бы его в кругу родных и близких, а не шатались по улицам. Это, конечно же, больно, горько, но уверяю вас, все еще образумится, а он – дурак еще горько …
          Ее горький плач оборвал его на полуслове. Он остановился и с ужасом смотрел на то, что наделал. В это время официант с кавказцем принесли поднос с чайником и чайными принадлежностями. Он выхватил у них поднос и махнул рукой, чтобы они исчезли. Они безропотно удалились, а он положил ладонь на ее руку и стал ждать, пока она немного успокоиться.
         - Ну, надо же! – начал он ругать себя, когда она начала приходить в себя. – Успокоитель нашелся! Простите меня, Катя! Я и не думал, что попаду в самую точку. Ну, просто кретин. Попал и погнал лошадей. А может и хорошо, что вы плачете. Значит, еще не все потеряно и можно все вернуть назад. А может, я попробую вернуть вашего любимого? Мне почему-то кажется, что я смогу это сделать, по крайней мере, постараюсь. Думаю даже, что это будет нетрудно. Глядя на вас, почему-то появляется такая уверенность. Ведь вы для него немало сделали, а он просто этого не оценил. А раз не оценил, то он не мужчина, а просто слепой дурак. Да он и сам обязательно одумается и прибежит, как миленький, на коленях приползет. Когда почувствует потерю, волком взвоет.  А вот если окажется, что он ненастоящий мужчина, а так слякоть и мерзость?  Я-то свое слово сдержу потому, как всегда себя настоящим  считал, да и люди так думают, по крайней мере, друзья мои, те, кто хорошо меня знают. А настоящий мужчина не имеет права бросать слова на ветер.  Так вот приведу его к вам, а нужно ли будет вам такое сокровище, которое в любой момент снова вас предаст?
         Она неожиданно успокоилась и удивленно на него посмотрела.
         - Я серьезно, - выдержал он ее взгляд. – Я же понимаю, что с этим не шутят. Думаю, даже уверен, что смогу это сделать.
        - Благодарю вас! Этого совершенно не нужно, – грустно вздохнула она и, увидев вопрос в его глазах, добавила. – Я почему-то вам верю, что вы сможете, но это все-таки наше дело,  и мы должны решить его сами.  А потом, это как раз тот человек, ради которого ничего подобного делать не нужно. Не стоит он этого. Я это поняла, но, к сожалению, очень поздно. Вот потому-то мне и плохо сейчас. А вам я действительно благодарна за желание  помочь и сочувствие!
         - Помогать еще нужно уметь, а я, к сожалению, оказался плохим помощником. Если вы не возражаете, я попросил бы вас, рассказать немного о вашем горе. Может, тогда бы моя помощь, глядишь, и пригодилась. Вам же, вероятно, нужно кому-то высказаться, а я постараюсь быть неплохой подружкой или подушкой, как хотите. Обещаю, хранить все это в тайне и, как вы, надеюсь, поняли, что слово свое постараюсь сдержать. Постороннему человеку всегда легче высказать наболевшее потому, что это его практически не затрагивает. Не обещаю, что меня это не затронет. Признаюсь, вы мне симпатичны, чувствую, что вы хороший человек, а хорошими людьми я так просто не разбрасываюсь. Это самая большая ценность в жизни – иметь много хороших людей, которые могут стать добрыми друзьями. В такой компании и жить приятней, спокойней, да и умирать не так страшно.
       Она немного подумала и практически конспективно рассказала все. Что-то, конечно же, было упущено, но из ее рассказа была понятна самая суть. Это она тоже научилась делать неплохо, поэтому рассказ получился недолгим. Они немного помолчали, и он неожиданно встрепенулся.
        - Вы же голодны, со вчерашнего вечера, небось, ничего не ели. Я тоже хорош, кормлю вас разговорами. Это нужно срочно исправить, сейчас позовем ребят, и они вас накормят. Заодно и передохнем немного, прервемся.  Возражений нет? – улыбнулся он и, видя, что она ответила улыбкой, кивнул кавказцу, который  в ожидании сидел у входной двери.
        Тут же появился парень и вопросительно поглядел на Саида.
        - Пожалуйста, покорми гостью! – попросил тот. – Что  свежего из наших блюд?
        - Плов сегодня делали, только он из говядины, с горошком и его надо подогреть, - отчитывался парень с виноватым видом.  -  Лепешки и самса закончились, но  Рашид только что сделал  манты из молодой баранины.
        - Катя, что вам больше нравится? Может, вы предпочитаете другую кухню? Хотя другое здесь делается неважно, я бы не рисковал, – спросил ее Саид.
       -  Я положилась бы на вас, - ответила она.
       -  Так, Зафар, - обратился он к парню. – Неси и то, и другое! Попроси Муниру, острые специи в салат не класть, принеси их отдельно и не забудь наш соус! Ну, и все остальное, как обычно. Да, хлеб не забудь, пусть будет обычный.
      -  Ака, у нас хорошего коньяка нет, есть только вино и водка.
      -  Водка, конечно же, дешевая?
      - Да, но вино хорошее, дядя сказал грузинское, его сам Джура привез.
      - Тогда неси! И чай зеленый сделай, только наш, не в пакетиках, а этот унеси! Да, еще поставь музыку, только негромко!   
      - А какую лучше поставить?
      - Давай нашу, пусть гостья послушает!


                - 5 -      
       - Какой хороший парень, уважительный и красивый! - сказала Катя с восхищением, когда тот отошел, и зал тотчас наполнился красивыми, нежными звуками, издаваемыми незнакомыми музыкальными инструментами.
       - Да, - задумчиво подтвердил Саид. – Очень хороший, добрый и красивый, только вот со знаниями совсем плохо. Ему бы учиться, а приходится помогать родителям, младшим братьям и сестренке. Дома-то совсем неважно, работы  нет, не говоря об учебе,  после войны вообще прожить, стало невозможно. Вот они всей трудоспособной частью семьи и трудятся здесь, на чужбине в этом кафе, чтобы оставшаяся часть не умерла с голоду. Только думаю, недолго. Готовят, они трудятся прекрасно, от души, а вот с экономикой совсем нелады. Цены на блюда, как теперь говорят, очень смешные, а здешний народ этого не понимает и не желает понимать. Все равно не ходят, а если кто и приходит, то только для того, чтобы выпить  пива или чего покрепче. Я тут своих друзей и то не могу затащить. Говорят, очень уж простовато и обшарпано. Одних, правда, очень близких однажды удалось усадить. Как вы, наверное, почувствовали, один аромат чего стоит, если только тарелки не слопали, так было вкусно, а все равно в следующий раз побежали туда, где престижней и пища привычней. Когда привыкаешь к дерьму, трудно поверить в такую сказку. А ведь это действительно сказка. Мой упертый народ даже под пыткой не заставишь, использовать для приготовления пищи, особенно для гостей несвежие и порченые продукты, всякие ароматизаторы и другую подобную химию. Да они всего этого не знают, и знать не хотят. Они же в Аллаха верят, боятся его гнева. Ведь они же считают и свято верят в то, что гость – это дар божий, как  дом, семья, уважение, радушие и гостеприимство. И это  ценится превыше всех земных благ на свете.   
       - Извините, я все хотела спросить, а кто они? – спросила она, прислушиваясь к необычной музыке, которую она никогда в жизни не слышала. -  Простите, что это за народ?
       - А вы не поняли? – удивился он. - Ну, тогда это моя вина, думал, что  по нашим мелодиям вы догадаетесь. Это представители одного из древнейших народов Средней Азии таджики.
       - Таджики! – изумилась она. – Вот никогда бы не подумала. Все удивлялась, кухня вроде бы узбекская, но на узбеков не похожи. Вы меня извините, но я совершенно ничего не знаю об этом народе, простите, вашем народе. Правда, я видела, как они убирают наши улицы, работают на стройках. Такая добросовестность и трудолюбие нашим людям и не снилась.
       - Не стоит извиняться, Катя! Наступили такие грустные времена, что об этом народе и его древней истории уже ничего не знаем мы сами - таджики, что уж тогда говорить о вас – россиянах. Вот вы сказали узбекская кухня потому, что она вам знакома. Спорить не буду, но постараюсь прояснить кое-что из истории. Когда-то лет семьсот тому назад на таджикской земле появились кочевники, приведенные полчищами Чингисхана. Многим из них понравилось, как живут таджики, их древняя культура, насчитывающая около пяти тысячелетий, и они решили здесь осесть. Вот так  и появился второй оседлый народ Средней Азии – узбеки. Этот народ оказался жизнеспособнее, проворнее, можно сказать, наглее своих хозяев потому, что в их жилах тела уже кровь двух народов. А таджики в силу своей деликатности, добродушия, главное, нежелания смешиваться с кем бы ни было стали им уступать. Им бы примириться, жить в мире и согласии. Ведь те же узбеки ни за что  не выжили бы в этих условиях без таджиков, их умения орошать эту почву – смесь глины, камней и песка, чему ярким примером являются наши рукотворные долины, так же Ферганская, Гиссарская.  Увы, этого не произошло, они сделались непримиримыми врагами с общей культурой и, можно сказать, единым  народом. Узбекского дехканина не отличить от таджикского, но вся таджикская вотчина неожиданно стала узбекской. Хотя понятно, кому это было нужно. Власть всегда живет по закону: «Разделяй и властвуй!», да и врагам Бухарского эмирата не хотелось иметь такого могучего соседа.  Вот так  Бухара, Самарканд, тот же Ташкент превратились в узбекские, а самим таджикам пришлось прилаживаться к новым хозяевам, тоже становиться узбеками, как это происходило с татарами в России.  И только примесь крови кочевников, степняков не позволяла узбекам лезть в горы, иначе таджиков не осталось бы вовсе. Вы, наверное, догадываетесь, зачем я все это рассказал. Да, во мне говорит гордость за наш народ, создавший не только великие творения таких поэтов и мыслителей, как Рудаки, Авиценны, Хафиза, Хайяма, но и такие блюда,  как  плов, манты. Кстати манты переводятся с фарси, как  – «я и ты», то есть пища для самых близких и дорогих сердцу людей, избранных гостеприимным хозяином дома и Аллахом. Поэтому  мне очень, приятно слышать такую оценку моего народа. Спасибо! Что-что, а добросовестно трудиться мы умеем. И еще много чего умеем, а главное, много чего полезного, доброго и человеческого сохранили. Например, уважение к старшим, близким, своим семьям. Это у нас в крови, впитано с молоком матери, но есть много и того, от чего приходишь  в ужас. Как и любой другой народ, мы имеем свои плюсы и минусы. Одна война чего стоила. Мы, мирные, дружные и добродушные люди, как никто другой живущие в единении с природой,  умудрились дойти до того, что спокойно и безжалостно резали друг друга. Мир содрогнулся от нашей дикости и жестокости.  И все это я говорю потому, что моя боль за свой народ  ничуть не меньше, чем ваша, а может быть и больше. Вот вы перестали любить своего мужа, возненавидели, а свой народ люблю, и не перестану любить никогда, хотя он меня вместе со всеми моими родными проклял и давно отвернулся.
     - А может, вы несправедливы? Я же видела, как  эти люди относятся к вам, и, поверьте, почувствовала бы неискренность. Они вас искренно уважают, даже чувствуется какое-то неподдельное благоговение, хотя вы, вероятно, их покровитель, может даже и хозяин.
      - Хозяин? – грустно улыбнулся Саид. – Увы, я не хозяин, и даже не покровитель. Я такой же посетитель, как и вы, с той только разницей, что мы соотечественники. А уважают они каждого вошедшего сюда ничуть не меньше. Это как раз одна из тех добрых традиций, сохраненная и свято чтимая нашим народом, и я уже ее упоминал. Кстати, достархан уже накрыт, прошу вас приступать к ужину, или как у нас говорят: «Мархамат, кани гиртон»! Это переводится  примерно так: «Пожалуйста, приступайте,  где ваши действия, не вижу»!
       Стол уже действительно был сервирован и заставлен источающими неповторимый аромат, разжигающими аппетит восточными блюдами. Саид наполнил ее бокал, поухаживал, накладывая в ее тарелку дымящийся плов и пододвинув салат из свежих овощей. Свой бокал он наполнил водой, сославшись на то, что за рулем, и положил себе небольшую горстку плова. Они чокнулись,  выпили за встречу и обоюдное здоровье, и приступили к трапезе.
       - Извините, но я поем, - улыбнулась она. – Все так вкусно, а я и в самом деле голодна. А почему вы не едите?
       - Ешьте, ешьте, обо мне не беспокойтесь, я недавно пообедал.               
       Она принялась за еду, а он вернулся к своему столику, взял висевшую на стуле сумку, куда положил книжку со стихами, и вернулся с ней, повесив на свой стул.
       - А можно вас спросить? – спросила она, дожевав очередную порцию плова, когда он снова присел. – Что вы читали, когда я вошла? Меня просто раздирает любопытство, как вы читали и что-то еще, кажется, напели в диктофон?
       - Стихи моих друзей, - улыбнулся он. – Стихи вообще читать приятно, особенно приятно, когда они написаны друзьями. А напевал я мелодии, которые хотелось им подарить. Увы, нот не знаю, но песни сочинять пытаюсь, чтобы сделать приятное им, может даже и другим. 
       - Ваших друзей? – удивилась она. – У вас много друзей поэтов? Странно, я и не думала, что сейчас, в наше время кого-то может интересовать поэзия.
       -  И ничего странного в этом нет. Да вы кушайте, а я пока развлеку вас разговором! Да, у  меня много друзей, которые пишут стихи и тоже любят поэзию. У нас даже целое сообщество организовалось, и таких  сообществ немало.  Так легче, интереснее жить, находить друзей-единомышленников, близких по духу, ну, и дешевле издаваться. Мы – таджики очень любим и ценим поэзию, недаром о нас говорят, как о народе  поэтов. Поэзия всегда помогала людям пережить невзгоды и беды, объединяла, исцеляла души и многому учила. А потом, это же огромная сила. Многие мудрые властители всегда приближали поэтов, чтобы с их помощью, магией и силой их слов управлять своими вотчинами. Много ли мы прислушиваемся к словам политиков?  Мы же уверены, да так и получается, что в большинстве своем они нечистоплотны, продажны и лживы. Послушаешь их, уши вянут, а душа закипает от злости и отчаяния.  А слово, сказанное поэтом, да еще переложенное на песню, быстрее доходит до человеческой души, где остается и прикипает так, что сам человек начинает думать, именно оно и есть сама истина, к которой следует прислушаться и подчиниться. И наше время ничуть не хуже другого. Всегда во все времена поэты были и будут. Это сейчас их никто не знает и не замечает, но от этого их творения не престают быть востребованными и даже очень необходимыми. И эта слепота современников, к сожалению, тоже была и будет. Сначала поэтов основательно замолчат и затопчут, чтобы потом, после их смерти говорить об их величие, прозорливости и гениальности. Кстати, поэзия в самые  нелегкие времена  расцветала еще пышнее и величественнее. Недаром говорят, чем больше угнетаешь и мучаешь душу поэта, тем полнее раскрывается его талант, прекрасней его творения.
       - Надо же, я как-то об этом не думала!
       - И в этом ничего странного нет. Вы же полностью посвятили себя семье, потому и не было времени задуматься, а напрасно. Как раз поэзия и могла бы вам помочь, заставила  задуматься, если, конечно же, ее понять, полюбить, поискать ответы на вопросы о той же любви, дружбе, смысле жизни. Вот мне она помогла понять смысл одной простой истины – мы в ответе за тех, кого приручаем. Катя, а я вас не утомил своими разговорами? Получается, будто вам нотации читаю.
       - Да что вы! Это так интересно, - искренне изумилась она, глядя на него с восхищенными глазами. -  Я и сама большой любитель поговорить, но вас бы  вас только слушала и слушала! Оказывается, вы так много знаете, и для меня все это просто откровение. Я уже сгораю от нетерпения, ожидая рассказ, как поэзия помогла вам понять истину. Может она и мне поможет? Я ведь когда-то любила читать стихи, сама даже писала. Только сейчас поняла, что  тогда как на крыльях летала, мечтала и была счастлива, как ребенок. А потом сама же взвалила на себя заботы, как крест, и понесла. Знаете, вы сегодня как будто глаза мне раскрыли, и я вам действительно очень благодарна.
       - Ну, что же, я рад, что хоть чем-то смог помочь, хотя вы и ошибаетесь. Я знаю не так много, как вы думаете. Всю жизнь учусь, и чем больше, тем отчетливей начинаешь понимать, что ничего-то толком не знаешь. Правда, всегда стараюсь хорошо запоминать те уроки, которые преподносила самый мудрый и требовательный учитель – жизнь. Поэтому, прежде чем мы продолжим наш разговор,  мне хотелось бы кое-что прояснить, а о чем-то и условиться, договориться. Я вижу, что вас заинтересовало то, что я говорил, и это действительно может оказаться помощью, а это накладывает на нашу беседу, в частности на меня серьезность и ответственность. Не хотелось бы, чтобы потом возникли обида и недопонимание. Вы согласны?
        - Согласна, - удивленно кивнула она. – Но какие могут обиды и непонимания?
        - Самые жестокие и непоправимые. Вы же  мне открылись, открыли душу, а разговор обязательно коснется ее. Причем, если уж помогать по-настоящему, придется в нее лезть, что называется, резать по живому. Лично я очень болезненно это переживаю, как любой другой человек, но все же прошу, даже требую у своих близких, друзей врезать мне побольнее, что называется, не в бровь, а в глаз, если я что-то делаю, или сделал не так. Вот так и учусь, даже у врагов, и здорово помогает. Истина, как сказал кто-то из мудрецов, лекарство, горькое, противное, порой даже невыносимое, но,  только выпивая его до дна, исцеляешься и прозреваешь. Вот собственно, что я и предлагаю, но могу оказаться неправ. Опыта психолога у меня нет, только так не всегда удачные попытки. Советы мы все давать, горазды, как говориться, чужую беду руками разведу. Вот я дам совет, а он неверный, и что тогда?  Может, вам пойти к опытному специалисту, а мы поговорим о чем-то более приятном? Ведь в вас же все еще болит.
       - Нет! Хотелось поговорить, вернее, послушать вас, что вы думаете по поводу того, что мо мной произошло. Это то, что мне сейчас нужно. Обещаю, никаких обид не будет. Пусть это будет самая жестокая суровая правда, которая меня даже убьет,  – немного подумав, сказала она и сжалась в комок, как будто приготовилась к наказанию.
       – Думаю, до этого не дойдет, - улыбнулся он и пошутил. – Вообще-то я вас наказывать не собирался. Может, и есть за что хорошенько отшлепать, но я этого делать не буду. У нас говорят, если женщина не права, попроси у нее прощенья.   
       Она подняла на него глаза и весело рассмеялась.
        - Это потому, что у нее ум короткий, а волосы длинные?
        - Нет, не за это, - продолжал он улыбаться. – Так мы оберегаем своих женщин от всяких грустных и тоскливых дум. Ведь из-за этого у них появляются морщины и серебром покрываются волосы. А кому нужна постаревшая, да еще умом тронутая красавица? Она же действительно сойдет с ума, если подойдет к зеркалу. Так что мы, мужчины, прежде всего, думаем о себе, о своем спокойствии.   
        - Да, это мудро! Вот если бы так думали все мужчины. А вы еще предлагаете мне идти к какому-то психологу. Ведь он может оказаться россиянином, да еще мужчиной, а в вас говорит Восток, мудрый и добрый. Я это тоже сейчас поняла. Мне многие говорили об этом, да и сама немало хорошего слышала, но как-то не приходилось сталкиваться. Наши дураки боятся вас, сторонятся, а чуть что, к вашим мудрецам бегут, к медикам. Одна восточная медицина чего стоит, ее подход к больному, как к единому целому, а не ремонту по частям. А ваш Авиценна, да которого наши врачи до сих пор вырасти не могут. У вас действительно есть, чему поучиться.
        - Ну, что же, приятно слышать такой отзыв о Востоке, хотя не стоит слишком обольщаться. Древний Восток и современный это, к сожалению, большая разница. Но раз уж мы заговорили о Востоке, попробую предложить вам еще одну полезную мудрость. Как договорились, без обид, если что. Хочется предостеречь нас обоих от еще одного обольщения, а именно друг другом. Я женат…
         - Я вас поняла, - прервала она его и опустила взгляд. – Не стоит продолжать. Обещаю, ваша жена никогда обо мне не услышит, хотя мне это, наверное, будет сделать трудно. Не хотела сейчас об этом говорить, но я в вас, кажется, влюблена. Такого человека я встречаю впервые и подумала, что вот он подарок Господа за все мои мучения. И я забыла о своей боли, муже, даже сыне. И вижу-то вас всего ничего, а кажется, знаю много лет. И мне с вами так хорошо, как этого не было никогда. Понимаю, что вы не можете мне ответить тем же.  Простите, я сама не знаю, что говорю!
        Уже почти прошептала она и горько заплакала. Ей вдруг стало жутко оттого, что она наделала. Все было так хорошо, Саид действительно хотел ей помочь и, скорее всего, помог бы. Такого искреннего, сильного,  мудрого и доброго одновременно  человека она встречала впервые, который вот так просто мог протянуть руку и вытащить ее из всего этого ужаса, куда она угодила по своей же дури. И как можно было думать, что он неженат?  Такие мужчины, конечно же, на дороге не валялись, не могли быть одинокими. Вот и у Саида, безусловно, была крепкая семья, которую он защищал, и будет защищать до последнего вздоха. Даже, если бы ее не было, все равно рядом с ним должна была находиться женщина, которой он был бы предан. Его доброе и светлое сердце не могло быть свободным, а его душе необходимо было о ком-нибудь заботиться. А кроме всего прочего, он был ответственным за все, что делал и говорил.  Ведь он все время говорил об ответственности, мог стать хорошим, верным другом, а она этого не поняла. Понадеялась на свою наблюдательность, что он неухожен. Тоже, Татьяна Ларина нашлась! Это какой же надо быть дурой, чтобы встретить такого человека и тут же его потерять. Ну чем тогда она лучше своего Андрея? Такая же эгоистка, все только о себе, а о Саиде не подумала, не выяснила даже, кто он на самом деле.   Ну, точно, опять в ней заговорила мамочка, на которую она всеми силами старалась не походить.  Да,  теперь все было испорчено. Она не сдержала своих чувств, эмоций, и снова совершила жуткую глупость. Конечно же, он теперь мог встать, послать ее ко всем чертям и имел на это все основания.
     Между тем, он не уходил, а спокойно сидел и курил, задумчиво глядя на стоявшую прямо перед ним пепельницу. У нее даже просохли слезы, когда она поймала на себе его взгляд с чуть рассеянной, грустной улыбкой.
    - Простите, Катя! – тихо произнес он. – Я благодарен вам за признание, но должен был предупредить его.  Увы, опоздал, хотя уже давно почувствовал, что вам небезразличен. Не знаю, утешит ли вас то, что хотел сказать, когда вы меня прервали, мне вы тоже понравились. Именно поэтому я и решил остановить все это в самом зародыше. Ведь вы же первая перестали бы меня уважать, если бы я поддался своим чувствам. Я  действительно люблю свою жену и не хотел бы доставить ей еще одни неприятности особенно сейчас, когда она почувствовала приближение старости. Чем бы я тогда отличался от вашего супруга? Поэтому у нас с вами ничего бы не получилось, только еще одна беда и разочарование. Конечно, сейчас я мог бы встать и уйти, постараться забыть нашу встречу, и вероятно, уговорил бы свою совесть. Но сделать этого не могу потому, что поступлю не по-мужски, а потом, я, кажется, знаю, как вам помочь. Опыт кое-какой все-таки есть, да и друзей, людей хороших немало в моем окружении.  Поделюсь, глядишь, они и исцелят вашу боль. А главное, чтобы вы сами полюбили себя, стали относиться к себе с уважением. Тогда и другим не останется ничего другого, как относиться так же.  Грин как-то сказал, «если можешь сделать человека счастливым, сделай это, и ты тоже найдешь свое счастье»! Об этом самом говорит и Бог, не скупясь на добро, обязательно получишь его с торицей.  Короче, я свою руку помощи, дружбы протянул и обратно забирать не собираюсь, ну, а дальше слово за вами.


                - 6 –

      Через день посвежевшая и похорошевшая Катерина появилась на фирме в половине десятого утра.  Удивленный охранник, ни слова не говоря, ее пропустил, даже выдал ключи от кабинета генерального. Через полчаса она вызвала ошарашенную секретаршу и попросила собрать весь командный состав фирмы.
      Андрей оцепенел и потерял дар речи, увидев сияющую от улыбки супругу в своем кресле. Следующим сногсшибательным ударом окончилась его попытка поговорить с ней наедине. Она громко, при всех ответила, что говорить с ним, кроме работы, не о чем не будет, поэтому он может, если, конечно же, желает, занять место за общим столом и принять участие в совещании. Он покорно присел рядом с Иваном, и все дальнейшее воспринимал, как что-то нереальное. Его мозг отказывался понимать, как такое вообще могло произойти. Временами ему начинало казаться, что он сходит с ума.
      И действительно было от чего тронуться умом.
      Его тихая и покорная Катерина спокойным и уверенным голосом объявила собравшимся о том, что с сегодняшнего дня берет управление фирмой на себя, так ее на это уполномочило собрание акционеров. Поэтому она решила провести ревизию состояния фирмы и заблокировать все счета, исходящие документы до того момента, пока сама не получит право подписи. После этого она заявила, что поручила какому-то неизвестному никому  другу расследовать действия предыдущего генерального директора, которые чуть не привели к развалу фирмы. В конце своего краткого, трехминутного выступления она поручила Ивану, представить ей финансовые документы, пожелала всем успешной,  плодотворной работы и закончила совещание.
     Все повскакали со своих мест и быстро удалились. Андрей никак не мог встать, просидел еще долго, но Катерина так и не обратила на него внимания. Она вела себя так, как будто его в кабинете не было, живо и весело разговаривала по телефону, кого-то постоянно вызывала, одним словом окунулась в работу.
     Он понимал, что нужно уйти, дать ей время, успокоиться и забыть нанесенную обиду, но не мог даже пошевельнуться. Мозг все никак не мог отойти от оцепенения и объяснить, как тихая и робкая Катерина неожиданно превратилась в уверенную, смелую, сильную и от всего этого красивую женщину, от которой теперь с трудом можно было оторвать взгляд. Оказывается, она умела улыбаться так, что от одной ее улыбки можно было потерять голову. Недаром все мужики на совещании не могли скрыть свои  поглупевшие от восторга лица, а у женщин от изумления глаза чуть не выскакивали из глазниц.
     Ему действительно нужно было уйти. Оставаться дальше было просто глупо, но еще неразумнее было,  не сделать еще одной попытки заговорить, хотя бы договориться о встрече, сделать намек, что он раскаивается. В конце концов, она ему прощала столько раз, да еще и не такое, простит и на этот. Значит, нужно сидеть и ждать, терпеть все эти унижения.
     На этот раз он действительно натворил таких глупостей, что уже сам понял, пора завязывать. Риточка оказалась еще той штучкой.  Мало того, что этот нахальный супчик Лешенька, которого она выдавала за двоюродного брата, оказался  ее хахалем, водитель Василий признался, что она подкатывала еще и к нему.  Теперь нужно было, как бы этого не хотелось, признаваться и себе, что угнаться за этими молодыми шлюхами, как прежде, в пятьдесят пять было уже не под силу. В конце концов, их можно было покупать, благо были деньги, но дозировано. Чего доброго и в самом деле отбросишь коньки.
     А  может, всего этого и не нужно? Вон Катька расцвела так, что даже оторопь берет. Надо же! И это в пятьдесят три года. Оказывается, ей и нужно-то было чуть подвести глаза и улыбнуться. И никакой косметики, даже седина на висках не портила,  только украшала. Недаром у мужиков челюсти отвисли, как у баранов. Прямо, как в сказке. Лет тридцать – гадкий утенок, и вдруг такое чудо. Нет, определенно нужно мириться, вымаливать прощенье. А потом, она действительно наведет порядок на фирме. Вон уже наводит, да еще как.  Все забегали, как заведенные. И она же любит его, недаром столько терпела. А чего терпела, нужно было раньше встряхнуться, вот и не произошло бы всего этого. А теперь дуется, не замечает, вернее, делает вид, что ненавидит, презирает.  А сама же и виновата. Короче, виноваты оба, оба и должны просить прощенье друг у друга.
     Так думал он, даже не подозревая, что Катерина сейчас о нем не думала. Ей было просто некогда, и она была очень рада этому. Думать о нем просто уже не хотелось. В первую очередь необходимо было навести порядок в делах фирмы, а уже потом вернуться к личным.
      Просидев так до обеда, Андрей понял, что сегодня никакого разговора не получится. Он знал, что у Катерины хватит терпения и характера, не разговаривать и дольше.  Когда вошли Иван и Валерий с документами и принялись что-то обсуждать, он поднялся и тихо вышел. Этого он уже видеть не мог. Его друзья, последнее время просто надоевшие своими взываниями к разуму и старой дружбе, переметнулись на сторону Катерины и были этим довольны. Это было видно по их оживленным, веселым лицам, да они и сами этого не скрывали.
   

                - 7 –

      Рита никак не могла поверить, что весь этот кошмар, начавшийся две недели  назад, когда ее арестовали и привезли сюда, в Лефортово, кажется, заканчивался. Все эти две недели ее сковывал леденящий до смертельного ужаса страх.
      За свою недолгую жизнь она уже успела познакомиться с милицейскими обезьянниками, камерами предварительного заключения, а один раз побывать даже в настоящей следственной тюрьме. Все это было намного проще, привычнее, а потому и понятнее.  Облезлые и заплеванные стены, придурковатые, похотливые,  все время поглядывающие и желающие залезть под юбку милиционеры, следователи и надзиратели. С ними можно было пошутить, при желании даже поиграть глазками и неплохо провести время. Главное, там чувствовалась и кипела какая-то жизнь, где-то кто-то орал песни, где-то веселились, а кто даже ругался с теми же милиционерами и надзирателями. По крайней мере,  можно было слышать шум, доносившийся с улиц.
      Здесь  же в этих зловещих, оторванных от всего живого казематах царила какая-то жуткая тишина, изредка нарушаемая гулкими, непонятно откуда возникающими звуками. Необычно было абсолютно все. И то, что в двери не было глазка,  скорее всего, замененного на какое-то другое, более совершенное подглядывающее устройство, и то,  сама камера пребывала в относительном порядке, в которой стояла вполне приличная кровать, стол со стулом и почти новый унитаз вместо ведра. Особенно удивляло то, что пребывание в одиночной камере можно было скрасить книгами и журналами, заказанными в довольно приличной тюремной библиотеке, даже очень недурными обедами и часовыми прогулками.  Все это только подогревало ужас, зарождая страшную догадку, что все это  делалось специально. Как будто заключенному давались последние радости жизни перед неминуемым концом, как перед казнью несчастному дают закурить.
     Даже со своим небогатым преступным опытом она понимала, что это особая тюрьма для самых опасных преступников, угрожавших безопасности государства.  Потому-то и следствие по их делам велось сотрудниками  страшного, всесильного, строго засекреченного ведомства, о которых в народе ходило много недобрых слухов.  Ведь она же сама не раз видела и слышала, как не только бывалые блатные, но и простые смертные бледнели при упоминании об этом ужасающем месте, плевали через плечо и перекрещивали себя с тихой мольбой:  «Господи пронеси, только  не в Лефортово!».
     Больше всего ужасало, что следователь был подполковником, да еще по особо важным делам.  И теперь все сходилось на том, что она была опасной преступницей, и, скорее всего, ее ожидало какое-то суровое наказание, может даже  пожизненное заключение, так как смертная казнь была  отменена. И это в девятнадцать лет, да и за что?
     Да, пусть она мошенница, аферистка, хотела поживиться за счет взрослого, женатого мужика, но он же сам все отдавал, даже дарил.  Разве за это убивают? Ведь у нее же отобрали все, даже то, что ей удалось заработать самой. Ну что же им еще нужно?
     Так она думала до сегодняшнего дня, а следователь еще вчера мрачно и со злобой в голосе говорил, что, если бы она была его дочерью, то задушил бы ее собственными руками. И жалел, что какой-то слишком великодушный человек сдерживает следствие и не дает возможности, расправиться с ней так, как она того заслуживает.   
      Сегодня неожиданно все изменилось.
      Началось  с того, что подполковник вместо обычного, сурового - «Введите арестованную»! весело крикнул караульному: «Заводи горе-мошенницу»!
       - Присаживайся, госпожа эксмиллионерша! – с лукавой, доброй улыбкой пригласил он ее к столу.  -  Интересно узнать, в какой рубашке ты родилась? Короче, тебе чертовски повезло.  Дело твое мы закрываем. Пожалел тебя великодушный наш друг, отыскал-таки в тебе что-то доброе и попросил, дать тебе возможность исправиться. Ты, оказывается сестренке, матери, да еще своей старой учительнице помогала, потому и вляпалась в это дерьмо. Остается только выпороть тебя, как следует, так он и этому воспротивился. Пусть, - говорит, - попробует встать на честный путь, а то тюрьма окончательно поставит на тебе крест и превратит-таки в мошенницу. Дайте ей шанс, - просил, - но из поля зрения не упускайте, а все, что с ней произошло, будет ей и суровым уроком, и наказанием одновременно. Да, еще за тебя просила супруга твоей жертвы, Андрея Викторовича. Уже не знаю, почему она тебя пожалела, но решила  обиды на тебя не держать.  Так что благодари заступников своих, Бога, если веришь, собирайся и завтра на свободу! Формальности кое-какие нужно уладить. Ничего, еще денек потерпишь, заодно и подумаешь.  А вот Лешку твоего передаем прокуратуре и суду. Думаю, жалеть не будешь. Он же мерзавец, как ты видела, на тебя все хотел повесить, а за ним числится кое-что  посолиднее вашей аферы. Ты, дуреха, чуть сама в  капкан не попала. Он же помогал тебе потому, что ему братва поручила сделать тебя богатой, а потом все твое богатство к рукам прибрать. Ну, а теперь иди в камеру и думай, стоит ли ввязываться в такие дела!?   
          
      Вернувшись в камеру, Рита упала на кровать и забилась в истерике. Слезы хлынули из глаз ручьем, потекли из носа и моментально намочили подушку так, будто ее поливали из шланга, да еще сильной струей. Это и понятно, две недели их сдерживали и накапливали  страх и какое-то странное предобморочное состояние, а теперь они вырывались на свободу. Конечно, она горько плакала и не раз, но такой потоп случился с нею впервые.
      Действительно, таких слез не было даже тогда, когда отец отхлестал ее, одиннадцатилетнюю ремнем до кровавых синяков и ссадин за то, что она случайно нашла его заначку. Было очень больно, но больше обидно.  Ведь  там было много денег, а она хотела отдать их маме, которой тоже досталось  тем же ремнем за то, что растит дочь-воровку. А потом он ушел, сильно хлопнув дверью, и оставил их втроем с шестилетней сестрой Машкой.  Вот так втроем они и проплакали, пока по очереди не попадали в мамину кровать.
    Очнувшись утром, она поняла, что отца у нее больше нет. Немного позже она узнала, что он ушел к другой женщине, много моложе мамы, для которой как раз и собирал эти деньги. И, конечно же, с этого момента она его возненавидела вместе со всеми мужским полом. 
    С годами эта ненависть только усиливалась, видя, как мама надрывается на трех работах. Где-то месяца три от отца поступали жалкие алименты. Как и вся страна, он скрывал свои настоящие заработки, а потом  и вовсе пропал. Маме пришлось выходить на работу еще и ночью.  На основной платили мало, да еще постоянно задерживали, но она не сдавалась. Неистово  хотелось, чтобы дочери выучились и вырвались из нищеты. Особенные надежды возлагались на старшую, способностям которой завидовал весь поселок, а учителя наперебой восхваляли ее таланты.
   Сама она тяготела к биологии, перелопатила довольно большое количество литературы, мечтала сделать это основным занятием в жизни и с горечью принимала жертвы матери. К сожалению, в стране начались очередные перемены, в результате которых стало ясно, что без существенных финансовых вложений эта мечта неосуществима.  Как говориться, нет денег, нечего строить нереальные планы. Не помогли бы даже самый уникальный талант и сверхгениальность.  Пришлось вместо института поступать на работу.
    У ее ужасу, через три месяца работы в почтовом отделении  кто-то аккуратно подделал пенсионную ведомость, по которой она должна была разносить пенсии, и ее с позором выгнали. То, что произошло на самом деле, она поняла позже. Конечно же, проделать такое мог только кто-то из начальства, скорее всего, сама начальница отделения, уменьшив количество раздаваемых денег в свою пользу. И это получилось бы, если бы не внезапная проверка. Конечно же, все списали на молодую «мошенницу», а не на опытного, проработавшего более тридцати лет члена трудового коллектива, да еще родственницу самого  главы района.
    Вот так она стала мошенницей, побывавшей под следствием и в тюрьме. Дело закрыли, но слава преступницы начисто лишила ее возможности, устроиться на какую-нибудь работу, не говоря уже о приличном месте. А если учесть, что поселок, в котором она жила, да и вся страна в целом, вообще остались без рабочих мест, то выбор резко сужался до паперти, панели или голодной смерти.
     Когда соседский парень Лешка предложил ей попытать свое счастье в столице, особо сопротивляться не пришлось. Правда, думая, что ей предлагают заняться проституцией, она попыталась влепить ему пощечину.
     - Дура! -  кричал он, увернувшись от ее руки. – Какая проституция? Я тебе жизнь помогу устроить. У меня на примете есть несколько старых богатых козлов, которые сами будут осыпать тебя золотом и бриллиантами. Кстати, ты сама же их и будешь выбирать, а вдруг какой понравится. Между прочим, некоторые из них очень даже еще недурны. Всего и дел-то, вскружить кому-то голову. 
     - Но я же не смогу притворяться, - растерянно удивилась она.
     - А зачем притворяться? – улыбался он. – Как раз и будь сама собой!  Естественность в этом деле как раз то, что нужно. Притворных шлюх у них   навалом, а тут доброта, порядочность и непорочная наивность, что цены не имеют. Ты же сама не знаешь, какой ты - бриллиант. Ну, кто тебя увидит и оценит здесь, в этом захолустье? А там миллионеров и миллиардеров, как собак нерезаных.  Глядишь, какой  влюбятся так, что бульдозером не оторвешь.  Да, и как не влюбиться в такую красавицу и умницу?  Ну, и я в накладе не останусь,  на свадьбе погуляю, да и ты меня, надеюсь, не забудешь. Ну, как, идет такое дело? А нет, все равно рано или поздно на панель. А я тебе дело предлагаю. Так ты и себе поможешь, биологом, крупным ученым станешь, да и своим в помощи не откажешь.
      Про Лешку говорили много всего разного, что он мутный, связан с криминалом, но вот чего у него нельзя было отнять, так это трепетная забота о матери и двух младших братьях. Да и соседи всегда были рады его приездам, подаркам, с теплом о нем отзывались.  Недолго думая, она согласилась, терять в поселке было нечего, а Лешка обещал, никаких  притязаний с его стороны, если только она сама того не захочет. 
      В Москве Лешка не только сдержал свое обещание не приставать, но и оказался очень заботливым опекуном. Он старательно отгонял от нее назойливых кавалеров, снял небольшую квартиру, а главное, стал оказывать помощь в осуществлении ее мечты. Оплатил курсы для абитуриентов, поступающих на биологический факультет МГУ, сам купил кучу необходимой литературы, даже нанял доцента с кафедры биохимии Елену Ивановну, которая не переставала восхищаться заботливым и редким в такое трудное время братом своей подопечной.
      Когда он стал по очереди показывать ей претендентов, она немного покочевряжилась и сдалась. Получалось, что она полностью уселась на шею своему опекуну, а оставаться неблагодарной было просто нечестно. Ведь он же заботился о ней, ее будущем.  В результате ее выбор остановился на симпатичном, еще не совсем старом богаче, которого звали Андрей. Оказалось, что среди богатых и обеспеченных людей такое тоже встречается. И это было первым ее удивлением.
       Скоро она поняла, что Андрей ей понравился. Высокий, с красивым, мужественным лицом, несмотря на возраст, еще поджарый и стройный мужик  производил впечатление умного и смелого интеллигента, а волосы, тронутые сединой, только еще больше придавали солидности и значимости. Познакомившись, она была приятно удивлена, что он еще и интересный собеседник.
     Андрей, в свою очередь, просто обалдел от такой очаровательной, порядочной и умной девушки. Особенно его поразила ее тяга к науке. В отличие от остальных дурех, пытавшихся найти счастье в Москве, она  много знала и бесконечно могла поражать своими познаниями, особенно в биологии, которой хотела посвятить жизнь.
     Вот с этого и начался их роман.  Андрей, все больше закипая любовной страстью, начал делать ей подарки. Особенно разжигало этот костер то, что буквально каждый подарок любимой доставался, чуть ли ни с боем. Если цветы, конфеты и приглашения в кафе еще как-то принимались, то дорогие подарки, те же духи, а уже тем более золотые украшения вызывали у нее такую сильную реакцию противления, что дарителю частенько приходилось не то, что отступать, но и  спасаться позорным бегством.  Приходилось идти на хитрость, ссужать деньгами и подарками ее брата Алексея, который понимающе кивал и пожимал руку с благодарностью, сетуя на то, что сам уже не может, как она того стоит,  обеспечивать сестренку, так как цены на квартиру и другие потребности неимоверно растут.
     Когда щедрость влюбленного превзошла ожидания даже Леши, а к ногам любимой бросались Лексус последней марки и дом в Черногории, она, наконец, с ужасом поняла, какую игру затеял ее «брат».   
     - Спасибо тебе, Алексей за все! – заявила она ему. – Но больше в твоей авантюре я не участвую. Я еду домой.
     - Ну, что же, хорошо! – усмехнулся он. – Пожалуйста, уезжай! Но прежде расплатись за все, что я на тебя истратил. Полгода я тебя кормил, одевал, снимал квартиру, не считая того, сколько  потрачено на твою мечту и помощь твоим. Только вчера отсылал твоей матери пятьсот рублей -  ее заработок за три месяца честного труда.  Плати и уезжай! Возражать и жалеть не буду.
     - Но ты же прекрасно знаешь, что у меня нет таких денег.
     Сказала она и ужаснулась. Действительно, денег у нее не было никаких, а та работа, где она ухаживала за тремя старушками, чтобы меньше от него зависеть, давала жалкие двести рублей в месяц и была найдена им же.  И получалось, что теперь она заложница, раба этого негодяя, о котором еще минуту назад думала, как о самом благородном и бескорыстном человеке. Даже влюбилась в него.
      Положение казалось безвыходным, жаловаться было некому, да и бесполезно. Во всем была виновата она сама, да и Лешка ее не обманывал, когда зазывал в столицу. Он обещал ее продать, вот и продавал, а она тогда согласилась. Кто же теперь виноват в том, что она ничего не поняла?
      Выхода все-таки было два: покончить с собой или подчиниться, продолжать игру с Андреем, от которого ее начало тошнить. Он оказался еще большим негодяем, чем Алексей. Этот хоть не скрывал своих намерений, поживиться за счет богатого «папика», как он говорил, чтобы иметь возможность помогать себе и своим родным,  а Алексей  думал только о себе любимом. Другие его вообще не волновали, даже самые близкие родные и друзья, о которых он отзывался, как о людях второго сорта. Даже сына называл не иначе, как «маменькино дермецо», такое же принципиальное и непримиримое. Тот, видите ли, посмел критиковать отца и выказывать свое недовольство его эгоизмом, особенно по отношению к матери.
      Этого Андрей Викторович ой, как не любил и не терпел, все должны были только восхвалять его личные качества и восхищаться его гениальностью, исключительностью и многими другими подобными качествами. Общаться с ним становилось невыносимо, его самомнение, подогреваемое солидным достатком, перехлестывало все дозволенные границы.  Оказывается, и она, Рита ему была нужна только потому, что смотрела на него восхищенными, влюбленными глазами и признавала его исключительность. И она это понимала, но не могла развеять его иллюзии. Алексей строго это отслеживал и просил потерпеть еще немного.
       - Если женщина хочет выйти замуж, - учил он ее с лукавой улыбкой, - необходимо, хотя бы раза три в день говорить своему избраннику, какой он необыкновенный, исключительный. Как я понял, замуж за Андрея ты не хочешь, но тогда хотя бы ради меня покрути ему мозги еще немного. Мне одно дельце надо уладить, и нужно, чтобы этот козел был расслабленным. Сама понимаешь, жить и кушать хочется. Ну, пожалуйста! Понимаю, неприятно, но надо.
       Пришлось подчиняться, как-никак просил единственный человек, кто ей помогал.  И тут открылась жестокая правда жизни. Капкан, ловко поставленный Лехой, сработал. Она стала сообщницей преступления.  Вспомнился отец, такой же негодяй, как и все мужики, мама с сестренкой, которые, вероятнее всего, сойдут с ума от прискорбного известия о смерти их любимицы и надежды, или просто умрут от голода. Нет, умирать она не имела права, поэтому выбрала второе: помогать Алексею, но до тех пор, пока не закончится дело с Андреем. А потом они расстаются навсегда.
      Андрей был вне себя от счастья, что его любовь, наконец, снизошла и приняла от него дары. Его, правда, немного удивило, почему она попросила записать дом еще на своего брата, но тут же отмел все сомнения. Она же не могла поступить иначе, Алексей столько для нее сделал.  Да это же благородство, о котором можно только мечтать. И такая девушка полюбила его, Андрея, а иначе, и быть не могло. Он же тоже был не лыком шит, да еще смог достичь таких вершин, о которых простой смертный даже и мечтать не мог. Теперь он мог начать  новую жизнь с новой очаровательной, умной, обожающей его и порядочной спутницей.
      В ее порядочности он не сомневался. За полгода это было проверено и перепроверено не раз. Если уж она брату устроила грандиозный скандал, когда узнала, что тот берет у него деньги, это да что-то говорит. А ведь они не знали, что он их совершенно случайно подслушал. И чтобы теперь не говорили чрезмерно осторожные дружки, он все равно будет ей верить, как самому себе.  Оно и хорошо, что свое состояние он доверит ей и ее брату,  этим добрым и бескорыстным людям. Они его ценят, уважают, признают, как гениального бизнесмена, не то, что некоторые, та же Катька, дружки и другая подобная мелочь. Да Рита и Лешка просто не могли быть неблагодарными. У них же сама натура не позволила бы этого, а Рита просто удавила бы братишку, если бы он только подумал о чем-то неправомерном. Ей только нужно было помочь окрепнуть и стать хозяйкой.   Неплохо было бы  часть акций на нее переписать, меньше Пашке - змеенышу бы досталось, а потом отойти от дел и наслаждаться жизнью.
      Этого ему сделать не удалось. Неизвестно откуда появился какой-то друг Катерины, можно сказать, выскочил, как черт из табакерки, и все пошло вверх тормашками.

 
                - 8 -
      Когда Рита увидела  совершенно седого и добродушного старика на пороге квартиры, сразу же почувствовалось что-то неладное. Что-то подсказывало, что он не так прост, как кажется. Тревога усилилась, когда он заговорил о неблаговидности ее действий и просил подумать о том, что она делает. Она обещала подумать и тут же все рассказала Алексею. Лешка посмеялся и уверил  в том, что в следующий раз она может, смело посылать  «этого старого пня» с напутствием, что от него останется только одно мокрое место, если он вздумает сунуться еще хоть раз. Рита теперь знала, что за Алексеем стоят довольно влиятельные криминальные авторитеты, поэтому передала слова «брата» уже в своем исполнении. То, что происходило потом, она уже не могла вспоминать без содрогания.
     Кто бы мог подумать, что этот «старый пень» окажется таким грозным,  сильным и влиятельным. Самое жуткое, что он совершенно не производил такого впечатления.  В его добрых глазах с такой же доброй улыбкой на лице невозможно было отыскать даже намека на его могущество. Еще невероятнее можно было предположить, что у него могут оказаться такие влиятельные друзья, от одних только имен, которых даже у самых высокопоставленных чиновников подкашивались ноги. Да он и сам мог расправиться с каждым, не прибегая к помощи своих покровителей. И только чудо спасло Лешку и от него самого чуть не осталось мокрое место, когда он решил расправиться «со старым пнем» самостоятельно, без помощи своих хваленых авторитетов. Хотя и их самих, вероятнее всего, ветром бы сдуло, прознай они, с кем им пришлось столкнуться. Вот и Лешка, самбист, кандидат в мастера спорта валялся скрюченный и бездыханный, как после столкновения с танком, а этот благообразный и спокойный старец даже не сдвинулся с места. Самое удивительное, что весь поединок занял всего несколько секунд, несмотря на то, что Лешка сначала пытался применить нож, а потом пистолет.
    А потом ею и Лешкой занялись его друзья.
    Вспоминая наставления Лешки, что ментам нельзя верить ни при каких обстоятельствах, а главное,  не топить друг друга,  она пыталась молчать или врать. Это, особенно, второе у нее получалось плохо, а эти следователи, которые оказались вовсе не милиционерами, а грозными чекистами, вытаскивали на свет такие факты, от которых можно было только хвататься за голову и выть белугой. В результате она оказалась опытной мошенницей, рецидивисткой со стажем, а попытки выгородить Лешку, трактовались, как неплохое знание уголовного законодательства и отчаянное сопротивление тому, чтобы их действия признали «в сговоре и группой». А когда она узнала, что Лешка начал топить ее с самого начала, пытаясь представить организатором всей этой аферы, следователю срочно пришлось вызывать врача.
    Молодой организм выдержал серьезный нервный срыв и не допустил даже малейшего намека на помешательство, а она с ужасом представляла свою участь и жалела, что не покончила с собой раньше. Больше всего ее тревожила реакция мамы с больным сердцем, которая всего бы этого кошмара, скорее всего, не перенесла.

      Шмыгнув носом, она с удивлением поняла, что уже давно не плачет, слез больше не было. Ей уже начинало казаться, что вместе с ними вытекут глаза, но они были на месте, даже лучше видели. Ей вообще как-то стало легче, главное, пропал тот леденящий, угнетающий страх и страшно захотелось жить, чувствовать даже эту ужасную камеру.
      «Неужели следователь сказал правду? – думала она. – И завтра будет свобода. Как же это все получилось? Этого же не может быть».
      Действительно, все это было странно, не верилось, но все сходилось на том, что она и в самом деле завтра может выйти из этого жуткого места. Не могли же эти люди так жестоко пошутить. Можно, конечно, было поверить Лешке, что ментам верить нельзя, но уж этого она больше не сделала бы никогда в жизни. Да и зачем им врать? Какой смысл? Она, конечно же, много слышала нелестного об этих людях, но чтобы  вот просто, без всякого смысла поиздеваться над человеком, да еще дружно, всем коллективом не могли позволить себе даже они. Тот же седоватый старшина, который ее сопровождал, вдруг резко изменился и проводил ее до камеры чуть ли не под ручку, без привычных командных окриков, даже по-доброму улыбнулся и извинился, что придется щелкать затвором.
      Значит, все это было правдой, и то, что этот седовласый, грозный старик ее простил, даже просил быть с нею помягче, и то, что жена Андрея тоже не держит на нее зла и тоже за нее заступилась.  Понять все это мозг отказывался. Неужели она, страшная мошенница, рецидивистка, чуть не раздевшая их догола заслужила их прощение и заступничество? Правда, могла быть еще одна причина ее выхода на волю – Андрей и его деньги, но в это верилось еще с большим трудом. Скорее можно было поверить Лешке.  Значит, ее спасителями все-таки были они: мужик с каким-то азиатским именем Саид, совсем как в кинокартине «Белое солнце пустыни» и жена Андрея Катерина. Да и подполковник говорил именно о них. Тогда, какими же благородными и сильными были эти люди, что сумели восстановить справедливость?
       Да, именно справедливость. Ведь она же ничего этого не хотела, а просто оказалась игрушкой, марионеткой в руках опытного мошенника. Конечно, и ее вина была в том, что  оказалась дурой, поверила мерзавцу, а потом просто запуталась. Но ведь она же еще не потеряна совсем и может доказать, что хочет жить честно, по-человечески.
      Эти мысли заставили ее оторвать лицо от уже подсохшей подушки. Она поднялась, свесив ноги с кровати, и вдруг почувствовала, что очень хочет есть. Ведь все эти две недели она питалась кое-как, а в последние дни и вовсе перестала притрагиваться к подносам с едой, которые, молча, уносили охранники, а следователь потом грозно предупреждал, что ее будут кормить насильно, чтобы она не могла уйти от ответственности.
      Эти воспоминания чуть снова не вызвали у нее слезы, но случайно скосив  взгляд на стол, где  обычно ставились подносы, она застыла в оцепенении. Подноса не было, но на столе стояло несколько аккуратных тарелок, накрытых  большими, глубокими, стеклянными, запотевшими крышками, глядя на которые можно было понять, что под ними находятся еще теплые и, вероятно, очень вкусные  блюда.  Крышками не были прикрыты салат из свежих овощей, наполненный бокал, скорее всего, с вином, обычный стакан с соком и вазочка с веткой сирени, напоминавшей о том, что за этими стенами уже вовсю бушует май.          


                - 9 -

       Андрей ждал Катерину на улице. Несмотря на наличие ключей, он решил, что будет разумнее лишний раз не вызывать ее гнева, а кроме того, сама природа подсказывала, встретить ее романтично, как в молодости, у порога дома и преподнести сломанную ветку сирени.  Цветы, которые она обожала даже больше роз.
       К его радости, это сработало. Увидев его, она улыбнулась, приняла цветы и пригласила в дом, но когда в прихожей он упал на колени, она скривила лицо, сняла плащ и, не замечая его, прошла в кухню. Простояв на коленях еще немного, он понял, что это становится глупо, поднялся и прошел вслед за ней.
       - Садись! Чего стоишь? – вздохнув, сказала она и пригубила чашку с чаем. – Извини, устала, день был напряженным. Если хочешь ужинать, сам что-то возьми!
       Он отказался и присел, напротив, на то место, где обычно сидела она.
       - Как дела на работе? – поинтересовался он.
       - Да вроде бы все в порядке, заказов много, дела выравниваются, производство тоже подтянули, скоро увеличим выпуск процентов на двадцать.
       - Знаешь, я даже рад, что так получилось. Ты теперь на своем месте, да и люди рады. Я тут Ивана видел, даже не узнал. Бегает, светится. Да и Валерка тоже здорово подрос, как руководитель. А то все хныкал, да причитал.  Я им предложил посидеть за столом, так они дружно отказались. «Некогда, - говорят, -  рассиживаться, дел много».  Здорово!  Тоже захотелось окунуться.
       - Ну, и что? Дел действительно много, рук не хватает.
       - Так ты предлагаешь мне вернуться?
       - А тебя никто не прогонял, акций не лишал. Это же и твое предприятие.
       - А я, дурак думал, что вы на меня сердитесь.
       - Конечно, не без этого, но мы и сами во многом виноваты, в том числе и я. Может, даже в первую очередь я.
       - Значит, ты на меня не сердишься?
       - Нет, что мне на тебя сердиться?
       - Катюша, милая, я даже не знаю, что сказать? – расплылся он в робкой улыбке.
       - А вот этого, пожалуйста, не надо! – строго осекла она его. -  По работе поговорим, а вот от остального уволь!  Правда, хотела тебя спросить, что ты думаешь насчет Риты?
       - Риты? – даже поперхнулся он. – Так ее же посадили. Что я могу о ней думать?
       - Ну, а все-таки? – продолжала настаивать она.
       - Опытная мошенница, все тонко рассчитала, даже можно позавидовать такой смекалке и  тонкой игре.
       - И это все? Ты же был от нее без ума.
       - Катя, ну ты все понимаешь. Слаб я, да и дурак набитый.
       - И ты действительно никаких чувств к ней не испытываешь?
       - Ну, какие могут быть чувства, если она пыталась нас всех голыми по миру пустить.
       - А если я скажу, что она тут совершенно не причем.
       - Как это?
       - А так, Лешка - сволочь все это придумал, а ее использовал, что называется, втемную. А она постоянно сопротивлялась, только вот силенок не хватило с мерзостью справиться. Больно крепкую западню ей этот подонок уготовил.
       - Но она и сама тоже хороша.
       - А Василий оговорил ее потому, что сам в нее влюбился и не хотел, чтобы ты ей морочил голову.
       - Знаешь, у меня голова уже кругом пошла. Я такого даже не ожидал.
       - А ты все-таки подумай хорошенько!
       - Ну, тогда я рад за нее. Вероятно, она действительно хорошая девушка.
       - Вероятно? И это все?
       - Знаешь, Катя, я тут много думал и пришел к выводу, извини, пожалуйста, но лучше тебя, у меня никого не было и не найти.
       - А как же все-таки с Ритой? – проигнорировала она его ответ.
       - Ну, я же тебе все сказал. Она хорошая девушка, но я ошибался. Только ты…
       - Довольно! – резко прервала она его и, немного подумав, добавила.  -  А знаешь, Андрей, я ничего другого от тебя и не ожидала. Как был сволочью, так сволочью и остался. Правда, думала,  хоть Рита заставит тебя стать человеком. Увы, и я по твоей милости  наивной  дурой снова оказалась.
       - Слушай, Кать, а  зачем же оскорблять? – посмотрел он на нее исподлобья.  -  Я же понимаю, почему ты меня за Риту сватаешь. Я же видел твоего мужика. Не хочешь, чтобы я возвращался, так и скажи! Я пойму, не маленький, а бросаться такими словами  все же не стоит. А вдруг я еще пригожусь? У твоего старца, как я знаю, жена молодая и он влюблен в нее по уши. Говорят, он ей такие вирши посвящает, что все бабы ревмя ревут.         
       - Господи! – посмотрела она на него, как будто видела впервые, и еле сдерживая себя, заговорила грозным голосом.  – Какой же ты дурак, да еще мразь. И вот, что я тебе скажу. Убирайся-ка ты отсюда, пока цел! Собирай свои манатки и катись! Я действительно была дурой, наивно полагая,  что с тобой можно говорить, как с человеком.  Как же я ошибалась? Только теперь  поняла, что таких, как ты, даже на пушечный выстрел нельзя подпускать к людям. Ты, конечно же, ничего не поймешь, но я все-таки скажу тебе, что  о тебе думаю, а главное то, чего теперь тебе следует опасаться. Нет, не опасаться, а просто испытывать смертельный страх.
       - Кать, Кать, чего это ты так разошлась? – удивленно усмехнулся он, делая вид, что ничуть не испугался, но приготовился в случае чего вскочить и отбежать к входной двери. -  На тебе ж лица нет, родная.  Ты же…
       - За меня не волнуйся! – резко оборвала она его. - Я в порядке, а вот ты запомни накрепко! Не смей приближаться ни ко мне, ни к Рите! Я беру ее под свою защиту и больше никому не позволю марать ее чистую душу, а уж тем более тебе. Что делать, если приходится расплачиваться за вас, любителей поживиться чистыми, непорочными сердцами. Раз в вас, называющих себя мужиками, не осталось ничего мужского, эту обязанность приходится взваливать на себя нам, бабам.  Если у меня не хватит сил, расправиться с тобой самой, тогда тебе придется познакомиться с нашим защитником. И уверяю тебя, мой гнев покажется тебе после этого ласковым щебетаньем. Вот он и есть тот настоящий мужик, до которого тебе, как до солнца. Не советую проверять мои слова, если хочешь остаться цел. Один такой  же мерзавец, как и ты, а именно Леша уже попытался это сделать и теперь до конца своих жалких дней будет со смертельным ужасом вспоминать эту встречу. Еще печальнее может закончиться  встреча с его друзьями. Если на твою беду его не окажется рядом, особенно не раздумывая, они просто оторвут за него голову. Тебе, как и многим таким же  российским лжемужикам, такая дружба и не снилась.  И последнее. Тебе,  конечно же, не понять, как можно дружить с женщиной просто так, без интимных отношений, только потому, что она человек.  Представь, что возможно, если этот мужчина настоящий, сильный, смелый, умный и добрый, главное, не понаслышке знает, что такое чувство ответственности. И не только знает, но и под страхом смерти никогда не позволит себе отступиться от своих слов, смалодушничать и совершить предательство. К счастью, такие есть и их немало. А это мой друг, его друзья, тот же отчим Федор Игнатьевич, твой сын, да и твои друзья тоже. Правда, я немного посомневалась в них, но именно ты и твоя трусливая душонка помогли мне понять, что они и были единственными, настоящими твоими друзьями, которых ты не оценил и предал так же, как и всех нас.  А теперь проваливай! Я и так потратила на тебя слишком много времени.
    Катерина корила себя за то, что не смогла сдержаться, показав таким образом свою слабость, главное, то, что она еще питала к Андрею какие-то чувства.  Однако, наблюдая за реакцией Андрея, она неожиданно поняла, что все сделала правильно. Ее гнев проявил еще одну его сторону, которой она раньше не замечала и которая окончательно поставила точку на их отношениях, не оставив даже жалости.
    Ко всем своим прелестям он оказался еще и трусом. Если вначале своей грозной тирады она еще в этом сомневалась, то к концу убедилась окончательно и твердо.  Да, перед ней сидел жалкий трус, в глазах которого пусть изредка, но мелькал самый настоящий, неподдельный животный страх, который  уже не могла скрыть даже маска удивленного и оскорбленного мужа.  Подлость и трусость всегда ходят рядом, рука об руку, и ее бывшая любовь явилась тому ярким подтверждением. И тратить не него силы, нервы и время, как однажды сказал Саид про таких людей, было совершенно непозволительной роскошью.
    - Знаете, Катя, - говорил он ей вчера утром, перед тем, как ехать в Лефортово.  – Помните, как в первую нашу встречу я обещал вам вернуть Андрея и спрашивал, а нужен ли будет он вам, если окажется ничтожеством? Как вы теперь видите, я слово свое сдержал, думаю, Андрей очень скоро приползет к вам на коленях, но я этому не очень рад. Если сказать честно, совсем не рад. Разумнее было бы, как сказали бы многие, в этом случае промолчать, ведь вы ждете от меня совета и прислушиваетесь к моему мнению. И оно, как я понимаю, может оказаться решающим. Ну, что же, я его выскажу и, как мы уже условились, правду и без обид. А потом, вы же имеете полное право с ним не согласиться. Увы, не могу предложить вам замены, и получается, что я предлагаю одиночество, извините, в пятьдесят три года женщине, у которой все лучшие годы уже позади. Это, конечно же, ужасно, но уж лучше остаться одной, чем окончательно потерять себя с Андреем.  Таких людей  я презираю настолько, что не считаю нужным вообще обращать на них внимания. Не стоят они того, чтобы мы на них растрачивали  свои нервы, душевные силы, да и время  потому, что они никогда этого не поймут, не оценят.  Они  не имеют права на наше сочувствие, ежели проживают жизнь так, что в старости им некому подать воды и кинуть горсть земли на крышку гроба. И ничто не может оправдать их никчемности и убогости. Недаром говорят, что посеешь, то и пожнешь. А что сеют они? Паразитируют на нас, высасывая души до самого донышка, да еще и требуют наше внимание, понимание и сострадание, чтобы потом в старости рвать на себе волосы и кричать о том, как они несчастны, как мы, судьба и Бог были к ним не несправедливы и жестоки. И не лучше ли переключить свое внимание, заботу и опеку на тех, кто этого действительно заслуживает. А это и друзья Андрея, и ваш Павел, который, к счастью, вырос совсем не похожим на отца. Вот уж кто по достоинству оценит затраченные душевные силы, любовь и внимание. Да таким и помогать не зазорно, да и самим поучиться есть чему. А в этом-то и заключается мудрость и смысл самой  жизни,  «учиться, спешить творить истинное добро, чтобы оно вернулось обратно с торицей». Многим, в том числе и вам, может показаться странным, что я предложил бы еще одну кандидатуру, Риту. Лично я постараюсь помочь этой девушке. Вы с ней, кстати, чем-то похожи, хотя бы той же судьбой. Вот она-то, да еще вместе с Павлом и другими, такими же благодарными людьми исцелили бы вашу боль,  избавили от одиночества. Представляю, как округлятся глаза у вашего окружения, но это, поверьте, стоит того. Может хотя бы это заставит их задуматься и затронет души. А вашего мужа, простите, уже ничто не исправит, раз он уже дважды, а может и больше пропорхнул мимо своего шанса, стать человеком, а шанс, как известно, выпадает крайне редко, может и совсем не появиться.  Ведь Рита, как и вы, были теми самыми ниточками, вернее, канатами, за которые его можно было  вытащить из болота лжи, подлости и трусости. А ведь он это чувствовал, иначе не держался бы за вас столько лет, да и вся бы эта афера провалилась, но так ничего и не понял.
     Катерина еще раз взглянула на обиженного и недоумевающего Андрея, и улыбнулась, вспомнив добрые и умные глаза Саида, такое же доброе лицо отчима и строгий взгляд Павла.  Сравнение было несопоставимым. Трусливые, встревоженные и бегающие глазки ее мужа ну, никак не сопоставлялись со спокойными, уверенными взглядами настоящих, мужественных и мудрых мужчин. И ее поразило, как она вообще могла испытывать к Андрею хоть какие-то чувства? Он был чужим всем, даже себе самому, и все, что она от него требовала, было для него просто недостижимым. Его еще можно было пожалеть, если бы он действительно  осознал, хотя бы прочувствовал глубину своего падения. Увы, этого не произошло, да и не могло произойти. Он продолжал думать только о себе, и это еще подкреплялось уверенностью, что абсолютно все  должны ему, да и весь мир должен крутиться только вокруг него.
    Самое печальное, что в укреплении этой уверенности немало сил приложила и она, может, даже в первую очередь она. И ведь, что самое грустное,  еще несколько минут назад она думала, что, в конце концов, его пожалеет и простит, чтобы снова превратиться в половую тряпку, о которую снова можно будет вытирать ноги. К тому же,  было жалко себя, того малого и доброго, что их связывало, да и страшно было оставаться одной на пороге старости. 
     И тут она вдруг поймала себя на мысли, что больше не испытывает к Андрею ничего, ни ненависти, ни жалости, даже презрения. Вместо этого чувствовалась такая легкость, как будто с нее  сбросили вековую, непосильную ношу, не дававшую ей вздохнуть полной грудью и насладиться счастьем, жить и радоваться этой непростой, но удивительно прекрасной жизнью.
     Андрей таки добился того, чтобы остаться в полном одиночестве, которого боялся больше всего на свете. Скоро, может быть, даже завтра он поймет, что помощи больше ждать не откуда, и это действительно будет для него полным крахом.  Конечно же, какая-нибудь очередная дуреха с радостью его  подберет, а это, скорее всего так и произойдет, чтобы потом ужаснуться и рвать не себе волосы от отчаяния. Но все это ее, Катерины уже не касалось. Ее ждала совсем другая жизнь, с другими заботами, планами,  где таким, как Андрей места уже не было.  И она рассмеялась, окончательно сбив с толку этого жалкого, никчемного и убогого человечка, который еще пыжился что-то сказать, возразить и показать остатки своей значимости.
    Это действительно было смешно. Взрослый, красивый, респектабельный мужчина, производивший своим мужественным видом неотразимое впечатление, как на женщин, так и на большинство мужского населения России, на самом деле был мелким, подленьким трусом, не вызывавшим к себе даже жалости.