Старушка на скамеечке 2

Нана Белл
В тот вечер я возвращалась из института с Тамарой. Тамара – магистр богословия и поэт. Она считает, что в жизни каждого человека, даже если это женщина, помимо приземлённо-будничного должно быть ещё какое-то высшее предназначение. Она удивляется, что я до сих пор так и не нашла себя.
Спустившись в метро, мы прощаемся: нам ехать в разные стороны. И вот тут- то
она берёт мою руку и говорит строгим и твёрдым голосом:

- У каждого своё предназначение. Надо его найти и исполнить. Это долг каждого.

Я ей, конечно, верю, только где ж его найдёшь: велик мир, а оно, предназначение, спрятано где-то, заброшено.

И вспомнилось мне, как шла я когда-то по полю – давно это было – ещё цветы полевые головками кивали – васильки, ромашки - и всё по сторонам поглядывала – где тот столбушок, на котором мне буковки высветятся и подскажут, что там - направо, что - налево, шла-шла, а кругом поле, небо, и голос сверху – а иди ты… куда хочешь - молодым все дороги открыты.
 Смотрю, не вижу - ни путей, ни дорог…вьётся тропинка узкая, в траве теряется. Я и пошла…

Тамара, увидев мою растерянность, добавляет, уже не таким серьёзным голосом как сначала и даже с улыбкой:

- Ну, надо хотя бы попытаться…

Накрывает своей рукой мою, слегка пожимает.

Мы расстаемся,  и я бегу, конечно, на самом деле плетусь, шаркая ногами. Мне кажется, что среди людей, в толпе подземного лабиринта, я, как когда-то в юности в море, могу по своей воле выбрать нужное направление, не боясь приближающейся волны, поднырнуть под неё и выплыть с другой её стороны, забыв в очередной раз, что могу лишиться двух защищающих меня полосочек, именуемых купальником.

 Я оббегаю молодого, рыхловатого мужчину, старушку моих лет с раздувшейся сумкой на колёсиках, даму в шляпе, почти голеньких девчонок. У одной из них я успеваю заметить весёлые глаза,  не тоскующие, как у всех, а чему-то радующиеся, наши глаза почему-то подмигивают друг другу и разбегаются вместе с их хозяйками.

Я бегу по лестнице, ведущей на мою серенькую веточку. В вагоне достаю очень ценную вещь, недавно полученный подарок – pocket-book – он почти нов и я ещё не перестала ему радоваться. Хороша вещица – легка, удобна, знай себе – скачивай – читай, скачивай – читай. С его помощью можно и пробелы кое-какие стереть, и новенькое что-нибудь узнать.
Сегодня в моих спутниках – Степан Трофимович, так случилось, что всё я его стороной обходила, уж очень его наставница строга, мне и теперь с ним не легко. (Надеюсь, вы с ним знакомы и не станете меня расспрашивать кто это).

 Конечно, мне не всегда удаётся почитать классиков, частенько приходится читать таких же сочинителей, как и я, нет, некоторые лучше, гораздо лучше меня пишут, но чтобы уж совсем мне по сердцу кто-то из них был, такое редко бывает.

Ну, вот, зачиталась, замечталась, и чуть было свою станцию не проехала. Вот она - с неестественными ликами декабристов, как будто все они деревянные с глазами из олова (стеклянный, деревянный, оловянный).

У выхода из вагона статный красавец с лихими усами смотрит на меня с удивлением и восторгом – он заглядывает в мою книжицу и говорит:
- ЗдОрово. У меня такая тоже дома есть, только я ещё ничего не скачал. Вы довольны?
- Ещё бы, - говорю я, - супер.
Нажимаю на кнопку, сую подарок в сумку и выскакиваю из вагона.

 У входа в метро меня всегда ждёт Он – мой даритель. Он – невысокий, немолодой, но очень-очень мой. Если бы вдруг он не стоял здесь, прислонившись к какому-нибудь постсоветскому ларьку, мне бы никакое предназначение искать в голову бы не пришло, в миг бы скисла и всё.

Я хватаю его за руку и начинаю трещать. Мы не виделись часов пять, а потому накопилась куча впечатлений.  Но я могу и молчать, просто взять его за руку и просто идти рядом или еле переставлять ноги, повиснув на его руке.
Хороший мужик!
Он только иногда, когда уж очень висну, потрясёт рукой, затекло, а потом опять меня на себе тащит.

 Я, конечно, иногда вид делаю, будто сама по себе, но это только вид. И то, только тогда, когда сижу на скамеечке в одной замечательной московской усадьбе, которая, дай Бог, переживёт и тех, кто сейчас в студентах, и тех, кто в лицеистах, и тех, которые ещё под стол пешком.  И, главное, чтобы всё также как и сейчас, в ней обитали  Писатели, Мастера, Теоретики, Магистры, Философы и просто такие же примазавшиеся, как и я, Чудаки.