Кирилл Хлебников

        ПЕРВООТКРЫВАТЕЛИ ЗЕМЕЛЬ - КУМИРЫ КИРИЛЛА ХЛЕБНИКОВА
   Путешественник из Кунгура, чиновник Русской Америки Кирилл Тимофеевич Хлебников /1784-1838/  не получил систематическое образование и, будучи самоучкой, тянулся к тем, кто смог бы расширить его кругозор. Он интересовался историческими и государственными деятелями, учеными, путешественниками, выдающимися администраторами Русской Америки. Этот интерес способствовал его саморазвитию и помогал выстраивать собственную судьбу.
   К.Т. Хлебников признавался на склоне лет: «…Увидев Петербург и Кронштадт, я представляю великого их зиждителя; при воззрении на Южный Свет следую за Коломбом; в Перу вспоминаю Пизарро и Лас-Казаса; в Чили – Вальдивию; взглянув на Чимборазо – прославляю Гумбольта; но с первых шагов в Сибирь приветствую Ермака; в Кадьяке – Шелихова и на северо-западных берегах Америки – Баранова…» /1/.
   Кто из этих первооткрывателей земель оставил наиболее заметный след в душе кунгуряка, можно только догадываться и спорить. Однако  научное и литературное наследие Хлебникова, а также итог его жизненного пути свидетельствуют о неравнозначном отношении к кумирам. Практическое влияние на его повседневную работу, на мотивы поведения, на устремленность в будущее в конечном итоге, по нашим наблюдениям, оказали не столько такие исторические личности, как Колумб и Ермак, как «великий зиждитель» Петербурга и Кронштадта Петр Первый и отмеченные в списке кумиров испанские конквистадоры, сколько его современники. Это отчасти – немецкий учёный-путешественник Александр Гумбольт и в большей степени - правители Российско-американской компании, одногодки по рождению Григорий Шелихов и Александр Баранов. С последним кунгуряк был лично знаком.
  По следу Ермака Кирилл Хлебников пошел в 16 лет.  28 декабря 1800 года он отправился на службу на Дальний Восток в Российско-американскую компанию. Мифы о покорители Сибири к тому времени были очень популярны в Кунгуре благодаря краеведческим изысканиям тобольского картографа Семёна Ремизова и обнародованию «Летописи Сибирской краткой Кунгурской». Как тогда, так и сейчас, в регионе распространена легенда о том, что Ермак с дружиной по дороге в Сибирь заплутал на Сылве, зазимовал здесь и оставил после себя часовню. На мифическое присутствие атамана в кунгурских местах указывают исторические названия: Ермаково городище, камень Ермак и некоторые другие достопримечательности. Надо помнить, что Хлебников проезжал через Тобольск. Вот наиболее вероятное место, где земля полнится не только слухами, но и правдивыми сведениями об атамане.
   В научном творчестве у Хлебникова не было повода обратить внимание на покорителя Сибири. Нет упоминания о нём в основном  труде - «Записках» о Русской Америке. Однако в его реальной жизни тема Ермака всплыла однажды неожиданным образом в так называемом «заговоре Наплавкова-Попова». Он возник среди промышленников в столице Русской Америке Ново-Архангельске против главного правителя Баранова летом 1809 года. Заговорщиков, страдавших от голода и жестоких наказаний, вдохновила вольница времён Ермака и Степана Разина. Но убийства и бегства не получилось. Заговорщиков отправили в Санкт-Петербург, а затем как каторжников и ссыльных - обратно в Сибирь. Хлебников, будучи камчатским комиссионером, принял самое деятельное участие в этой истории, «просил не раздувать это дело, поскольку в суде могли вскрыться многие злоупотребления самой компании» /2/. Её имидж, как он и опасался, пострадал.
  О покорителе Сибири мог напоминать Хлебникову и построенный Барановым небольшой одномачтовый парусно-гребной бот «Ермак». Он курсировал меж северо-западных островов Америки и у берегов Аляски в те времена.
   О Петре Первом в «Записках» Хлебникова есть упоминания в рамках цитирования некоторых авторов. Реальный повод оценить величие царя-реформатора надо связывать с первым приездом Хлебникова в Санкт-Петербург 2 марта 1815 года и первым посещением им Кронштадта 5 сентября того же года. В течение года, до августа 1816 года, кунгуряк неоднократно совершал поездки туда и обратно, готовясь к путешествию в Русскую Америку на постоянное место службы. После он окончательно поселится в городе на Неве.
   К теме величия Петра Первого обращались многие современники Хлебникова. В какой-то мере то же самое, но более детально выразил «русский американец», дипломат Павел Свиньин. Он сотрудничал с теми же столичными изданиями, что и кунгуряк-путешественник, и пережил его на один год. «Если б мог воскресить Пётр Великий и вместо деревянных свай, коими обнесена была при нём верфь, увидел гранитные мулы вместо болота и непроходимых лесов и вертепов, широкие чисто вымощенные улицы, светлые домики с прекрасными садиками, увидел бы и паровую машину и другие заведения, он сказал бы, что преемники его поняли его мысль, что гений его не ошибся, выбрав Кронштадт славнейшим российским портом» /3/, - записал Свиньин в путевом дневнике и несколькими днями позже вспомнил о царе-реформаторе, проплывая мимо одного из датских островов. Его, по преданию, Петр Первый собирался купить, покрыв его территорию рублями. Эта «шутка», которой «потчевали» гражданских пассажиров русские военные моряки, вероятнее всего, была известна и Хлебникову. Ему  тоже довелось следовать мимо датских берегов.
  «Пётр Великий! Если б ты проснулся! То б увидел, что не обманулся» /4/, - эта строчка из  песни Баранова, которую Хлебников включил в свои «Записки».
   «Южный Свет», Калифорнию, а затем и страны Латинской Америки, в том числе Чили и Перу, Кирилл Хлебников посещал неоднократно во время торговых командировок в качестве правителя Новоархангельской конторы с 1817 по 1832 годы. Общаясь с испанцами, он выучил их язык, приобрёл книги на испанском, часть из них завещал  Кунгуру. Вне всякого сомнения, образ Колумба, которого в те времена называли Коломбом, оказал на него вдохновляющее воздействие. «Отважностью Коломб полсвета приобрёл» /5/, - процитировал Хлебников в «Записках» одного автора, утверждавшего, что «и Россия имеет своих Коломбов» /6/.
  Испанские конквистадоры XVI века  завоеватель Перу Франциск Пизарро, завоеватель Чили Педро Вальдивия, а также доминиканский монах, американский историк Бартоломей Лас Казас, который защищал индейцев и торговал неграми, были хорошо известны Хлебникову. Он разделял не только их жажду приключений, но и, как человек своего времени, некоторые взгляды, определявшие стереотипы поведения. Они отразились в инструкциях правителя Новоархангельской конторы. «Для Хлебникова характерно недоверие к индейцам, социокультурная отчуждённость  и дистанцированность от аборигенов, - подчёркивали историки Русской Америки, касаясь калифорнийских вояжей кунгуряка. – Хлебников призывает сохранять осторожность в отношениях с индейцами, которых он уподобляет  животным, и отмечает невозможность использовать здесь инструмент  аманатов /заложников – С. Останин/ при существовавших у местных индейцев социально-родственных отношениях» /7/. «Записки» летописца Русской Америки отразили немало эпизодов столкновений индейцев с русскими промышленниками, трагическую хронику гибели российских первопроходцев на американской земле.   
   Немецкий естествоиспытатель-энциклопедист Гумбольт дважды упоминается в хлебниковских «Записках» о Русской Америке. Хлебников называет его «славным Гумбольтом», высоко оценивает его как специалиста по Латинской Америке и ссылается на его сочинение «Исследование политического состояния Новой Испании». Кунгуряк пользовался немецким изданием этой работы. В личном фонде Хлебникова в Государственном архиве Пермского края хранится рукопись с переводами на русский язык из этой книги Гумбольта. В работе над одной из своей рукописей кунгуряк сделал пометку, что в статье об обитателях Русской Америки хорошо бы «вообще сослаться на Гумбольта и внести рассуждение» /8/.  Немецкий учёный представлял для Хлебникова особый интерес не только как исследователь испанских владений в Америке.  Гумбольт был универсален в своих научных занятиях в диапазоне от геологии и химии до лингвистики и этнографии. В 1829 году, когда Хлебников опубликовал «Записки о Калифорнии» в санкт-петербурском журнале «Сын Отечества», будучи в разъездах по островам в черте Ново-Архангельска, Гумбольт в то же самое время посетил Екатеринбург и Пермь с транзитом через Кунгур.
   Основатель Российско-американской компании Григорий Шелихов и его правопреемник Александр Баранов стоят особняком в хлебниковском списке первооткрывателей земель. Для него это реальные люди, служившие образцом для подражания в той социальной ячейке общества, в которой Хлебников делал карьеру и добился впечатляющих успехов.
   В год рождения кунгуряка, в 1784 году, купец Шелихов из города Рыльска Курской губернии пристал к острову Кадьяк и основал здесь поселение, а затем расширял сферу своих торгово-завоевательных предприятий. В опубликованных в советское время «Записках» о Русской Америке Хлебников, по нашим подсчетам, 49 раз упомянул о Шелихове. Кроме того, его кумир удостоился нескольких публикаций. В 1838 году Хлебников опубликовал в газете «Русский инвалид» статью «Жизнеописание Г.И. Шелихова», а в журнале «Сын Отечества» - «Жизнеописание достопамятных русских. Г.И. Шелихов». После смерти К.Т. Хлебникова в «Журнале для чтения воспитательных военно-учебных заведений» в 1840 году появилась его статья «Г.И. Шелихов».
  В августе 1790 года управление компанией взял каргопольский купец Баранов. К тому времени он имел свое дело в Москве и Санкт-Петербурге, имел водочный и стекольный откуп, самоучкой освоил химию и горное дело, за статьи о Сибири был принят в Вольное экономическое общество. Баранов правил Российско-американской компанией до 1817 года. По оценке историков, за время его правления «территории и доходы компании значительно выросли» /9/.
  Когда Хлебников служил на Камчатке, он заочно познакомился с Барановым, который 23 сентября 1809 года направил ему из Ново-Архангельска письмо с благодарностью за присланные газеты и журналы. Хлебников получил это послание 24 мая 1810 года.
  В своих «Записках» он упоминает Баранова свыше сотни раз более чем на 80  страницах. В 1835 году в Санкт-Петербурге кунгуряк выпускает книгу «Жизнеописание Александра Андреевича Баранова, Главного правителя Российских колоний в Америке». 
  «Если славят отважного Ермака и Шелихова, то Баранов станет, конечно, не ниже их, ибо он удержал и упрочил завладения Шелихова и до возможной степени просветил и образовал народ, ему вверенный, - подчеркивал Хлебников в биографической книге. – Шелихов, можно сказать, делал только свои предположения; но Баранов докончил оные и все привёл в исполнение; а кто не знает, что легче предписывать, чем исполнять? Кроме того, он сам сделал дальнейшие и важные заселения, о коих Шелихов и не помышлял» /10/.
   Сходство судеб этих чиновников Русской Америки отражено и в том, что их заслуги перед обществом при их жизни признало и Российское государство. Шелихов по решению правительствующего сената получил золотую медаль, осыпанную алмазами, для ношения на шее на голубой ленте, шпагу и похвальную грамоту. Баранов был награжден именной золотой медалью на ленте Святого Владимира, орденом Анны второй степени, произведен в коллежские советники 6 класса по «Табели о рангах всех чинов воинских, статских и придворных» с правом на потомственное дворянство.  Награды К.Т. Хлебникова – золотая медаль «За усердную службу» на Владимирской ленте для ношения на шее, золотая медаль «За усердие» на Александровской ленте для ношения на шее, орден Святой Анны третьей степени. Он был возведён в звание купца 2-й гильдии и титулярного советника /этот 9-й класс из 16 также соответствовал капитану в пехоте, капитан-лейтенанту - на флоте, штаб-ротмистру - в кавалерии и есаулу - у казаков/, был избран членом-корреспондентом Санкт-Петербургской академии наук.
  По оценке современных исследователей, «небогатый кунгурский купец Кирилл Хлебников стал достойным соратником Александра Баранова», «современники не зря называли Хлебникова «подлинным летописцем Русской Америки» /11/.
   А для тех, кто сейчас ищет кумиров среди исторических личностей, отметим, что в жизни и деятельности нашего земляка К.Т. Хлебникова можно найти немало примеров целеустремленности, верности избранному делу,  преданности Отечеству. Такие личности – надежный нравственный ориентир, образец для подражания молодёжи на все времена. 
  1. Цит. по: Бурлак В.Н. Русская Америка. Москва, «Вече», 2009. С. 333.
  2. История Русской Америки. 1732 – 1867. Том II. Москва, «Международные отношения», 1999. С.132.
  3. Свиньин П.П. Американские дневники и письма. Москва, «Парад», 2006. С. 49.
  4, Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. Москва,   «Наука», 1985. С. 221.
  5. Там же. С. 176.
  6. Там же.
  7. История Русской Америки. Указ. соч. С. 227.
  8. Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. Ленинград, «Наука», Ленинградское отделение, 1979. С. 241.
  9. http://www.alaska-heritage.narod.ru
 10. Цит. по: История Русской Америки. Указ. соч. С. 155.
 11.Бурлак В.Н. Указ. соч. С. 332.
 
    ДОЛГАЯ КОМАНДИРОВКА
   Торговый человек из Кунгура Кирилл Тимофеевич Хлебников оказался у берегов Америки осенью 1817 года. По договору с Российско-американской компанией /РАК/ ему предстояло поработать здесь три года. Срок договорённостей был перекрыт более чем в пять раз. Хлебников провёл в Русской Америке свыше 15 лет. Что повлияло на длительность его американской командировки? Документы из фонда Хлебникова в Государственном архиве Пермского края дают возможность прояснить эту ситуацию.
   Известно, что с 1803 по 1808 год Хлебников прослужил приказчиком РАК на Камчатке, а далее, до отъезда, - комиссионером. По одной из биографических версий, Кирилл Тимофеевич взял на себя растрату сослуживцев и обещал отработать на американских землях в счёт долга. Этот биографический момент о долге Хлебникова и его намерении провести в Русской Америке не больше трёх лет подтверждён письмами - его и руководства Компании - в изложении исследователя из Санкт-Петербурга С.Г. Фёдоровой /1/.
   По всей видимости, "вина" Хлебникова была не столь велика. По существу он пошёл на повышение. Комиссионер - это другие деньги. Годовое жалование в три тысячи рублей и ежегодное продовольственное пособие в полторы тысячи рублей, а также право иметь свой процент с торговых сделок. На островах было больше возможностей реализовать этот процент. Но самое важное - Хлебникову предложили должность правителя одной из контор Компании, то есть второго человека после главного правителя. Вот тут начинается самое интересное. То, как медленно делались дела в Российском государстве и как неспешно и причудливо складывались судьбы его граждан.
   Хлебникова вызвали в Санкт-Петербург, где находились директора РАК, в 1814 году. Как долго он добирался, ясно из подорожных, хранящихся в Госархиве Пермского края. По одной из них, "от Иркутска до Москвы  Российско-американской компании комиссионеру Кирилу Хлебникову" назначено в Иркутске 14 января 1815 года "давать до три лошади с проводниками за указанные прогоны без задержания" /2/. По другой, выданной в Москве 25 февраля 1815 года, - с теми же условиями снабжения, только "от Москвы до Санкт-Петербурга" /3/.
   На бриге "Кутузов" он отправился к американским берегам из Кронштадта 7 сентября /в ряде источников - 8 сентября - С.О./ 1816 года. Пассажиров корабля можно было назвать сообществом дублёров. Они значились на должностях, которые пока не приняли и не исполняли. Возглавлял это сообщество новый главный правитель Русской Америки Леонтий Андреанович Гагемейстер. Под его руководством начиналась новая жизнь Хлебникова, который на борту брига уже считался правителем Новоархангельской конторы. Это видно из хранящегося в пермском архиве "Обязательства К.Т. Хлебникова о покупке  комиссионеру корабля "Кутузов" А.В. Мещевскому трёх накидок из американских соболей". Договор составлен собственноручно Хлебниковым в пути 20 ноября 1816 года. Он взял у своего помощника, "новгородского купеческого сына" /4/ Мещевского /по другому написанию - Мещовского/ 150 рублей и обязался купить и отправить в Санкт-Петербург собольи накидки, подписавшись как "правитель Ново-Архангельской конторы К.Хлебников" /5/.
   Целый год заняло путешествие в Русскую Америку. На острова Хлебников прибыл в сентябре 1817 года, а в главную контору - 20 ноября того же года. Своеобразной стажировкой в новой должности стала его поездка по торгово-дипломатическим делам в Сан-Франциско. И только 19 января 1818 года начался отсчёт срока. Тогда время убыстрило свой бег и наш комиссионер по распоряжению /"Предложению"/ Гагемейстера /6/ фактически вступил в должность его помощника и правителя Новоархангельской конторы, самой престижной конторы на этой русской окраине. В Ново-Архангельске находилось Главное правление Компании. По меркам материкового жителя, это местечко тёплым назвать нельзя. Переменчивый морской климат,  скудное питание, угроза со стороны воинственных индейцев.
Хлебников оставил мрачную характеристику окрестностей Ново-Архангельска: "Все горы покрыты густыми лесами, только у высочайших каменистые вершины скрываются под вечным снегом. ...На небольших равнинах, в разлогах и на самых вершинах гор - мокрые тундры, покрытые мхом. Старые леса, обваливаемые порывами ветров и подрываемые течением снежных вод, навалились кучами одно на другое и, обросши мохом, согнивают и делают места вовсе непроходимыми. Сие дикое положение есть причиною мрачной погоды и ужасных ветров. ...Беспрестанная мрачность, мелкий дождь и сырость воздуха есть обыкновенное явление атмосферы..." /7/.
   Отмечая "невыгоды местные в Ново-Архангельске" /8/, Хлебников обращал внимание на "опасности со стороны просвещённых неприятностей" /9/, "невыгоды при случае недоставления хлеба" /10/, "опасности от природных обитателей" /11/, "недостаток места для хранения пороха" /12/, "невозможность развести скотоводство" /13/, "сырой воздух, вредный для судов и строений" /14/.
   Это была, по современным оценкам, "горячая точка", в которой 500-600 русских при поддержке нескольких тысяч креолов и покладистых алеутов надеялись только на себя. Помощь с Камчатки, как и из Санкт-Петербурга, шла долго. Из-за удалённости Русской Америки от административных центров России личные проблемы работников РАК решались очень медленно. Попав на острова, Хлебников стал заложником ситуации самовыживания, которая не работала на его быстрое, оговоренное договором возвращение в Россию. Тем более что руководство РАК в письме от 6 февраля 1819 года простило долг и обещало "не взыскивать более" /15/.
   Длительность "командировки" зависела не только от расстояний, соизмеримых с кругосветным путешествием. Проблема была в личности Хлебникова, его авторитете среди сослуживцев, его высоких профессиональных качествах. Что, как не уловку чиновников Компании, можно расценить "долг" Хлебникова? Они заполучили честного, трудолюбивого и удачливого работника. В пермском Госархиве есть несколько документов, которые подтверждают авторитет и профессионализм кунгуряка. В адресованном Хлебникову "Уведомлении" директоров РАК Венедикта Крамера и Андрея Северинова от 6 октября 1821 года даётся такая характеристика: "В уважение усердного и похвального вашего служения и сильнаго ходотайства всех тех начальников колоний, при коих вы находились и находитесь..." /16/. Это подтверждает и  "Инструкция" главного правителя М.И. Муравьёва от 22 мая 1822 года из того же архива. В ней говорится: "Судя по вашей осторожности, вашей деятельности и знанию местных обстоятельств, я точно уверен, что все дела в Ново-Архангельске пойдут наивозможно к лучшему..." /17/.
   Помимо этого, Муравьёв в письме губернатору Верхней Калифорнии Пабло Винсенте де Сола от 3 сентября 1822 года извещал: "На одном из сих судов я назначил суперкаргом /помощником капитана судна по грузовой части - С.О./ г. Хлебникова, моего помощника  и искреннего друга" /18/. Как бы подводя итог пятилетнего пребывания Хлебникова в Русской Америке, Муравьёв 17 января 1822 года в письме-рекомендации коснулся достоинств кунгуряка и изложил просьбу повысить ему жалование: "Умоляю Главное правление войти в положение человека, который лучшие годы жизни своей посвятил на её /РАК/ службу в самых отдалённых частях света... и был единственным виновником того порядка в счетах, который Главное  правление усмотреть может" /19/.
   "15 октября 1825 г. Муравьёв выписал Хлебникову аттестат с благодарностью за аккуратное ведение конторских дел, безусловное выполнение всех поручений, в том числе почти ежегодную доставку хлеба из Калифорнии, и заключение соглашения о каланьем промысле с мексиканцами, - отмечено в "Истории Русской Америки". - Муравьёву импонировали такие качества К.Т. Хлебникова, как честность, скромность и исполнительность" /20/.
   Выдающийся русский мореплаватель В.М. Головнин, выполнявший в Русской Америке обязанности правительственного ревизора, подчёркивал: "...Г-н Хлебников, человек честный и прямой..." /21/.
Историки Русской Америки называли Хлебникова "основным агентом РАК в сношениях с калифорнийцами и инспектором дел в Россе", "многолетним сотрудником и преданным интересам компании", "пылко защищавшим своего начальника", "услужливым", "исполнительным", "удачливым", "хозяйственным", "влиятельным начальником" /22/. Историки отмечают его роль в усилении православной веры: "При К.Т. Хлебникове произошло существенное улучшение церковных дел" /23/.
   Пермские архивные документы, в том числе "Секретная инструкция главного правителя Русской Америки С.И. Яновского правителю Ново-Архангельской конторы К.Т. Хлебникову, отбывающему на бриге "Ильмень" для торговли с испанцами в Новую Калифорнию" от 31 мая 1820 года /24/ свидетельствуют ещё и о том, что люди, влиявшие на судьбу кунгуряка, использовали различные возможности, чтобы удержать ценного работника в  опасном для проживания регионе. Заграничные поездки, временное повышения чиновничьего статуса, премирование - вот тот набор заинтересованностей, который мотивированно подпитывал "изгнанника" Хлебникова. При чём в некоторых документах позиция руководства РАК выражалась с расчётом на перспективу и с рядом новых условий: "...Правление Компании решилось определить вам в приз пять тысяч рублей, кои и внесет в Банк и будет хранить оный у себя до свидания с вами им до будущаго разпоряжения вашего, - отмечается в "Уведомлении" директоров. - Сим образом  обеспеча будущее ваше положение по возвращении вашем из колоний, оно надеется однако ж, что вы после сего не торопитесь к выезду из колоний, а продолжите ещё служение ваше по крайней мере до того времени, когда почтенный ваш начальник будет оставлять колонии, охотно соглашаясь и в продолжении сего времени оказывать вам своё доброхотство, ежели на оное будет иметь справедливый повод" /25/. Крамеру это показалось мало, и он сделал такую приписку: "P.S. Правление возлагает на вас ещё важную обязанность: приуготовить  себе преемника, достойного вас, дабы на случай, когда будете возвращаться в Россию, можно было на него положиться во всём с благонадёжностию" /26/. Хлебников получил "Уведомление" через год, 11 октября 1822 года. На пятый год американской "робинзонады" его связали не только премией, но и сроком правления и поиском преемника. Как по пословице, постелили мягко, да жёстко спать.
  Чего-то необычного в этом нет. Притормозить чиновника в Русской Америке - обычная практика тех лет. В биографической книге о первом главном правителе российских колоний в Америке А.А. Баранове Хлебников обращает внимание на сходную ситуацию. Баранова после трёх лет жизни на островах "просили остаться в Америке, по крайней мере на первое время" /27/, а получилось - ещё на 23 года. В "Записках" Хлебников  возвращается к "командировке" Баранова, почёркивая, что "преклонность лет", "25-летнее пребывание" "давали ему право на неоднократные требования об увольнении его от должности, почему хотя два раза отправлены были ему преемники, ...но они со смертию не достигали края..." /28/.
   Хлебников также проникся этой ситуацией и по отношению к своему подчинённому, правителю форта Росс И.С. Костромитинову и сам просил его  остаться после срока. Тот в итоге дослужился в 1857 году до правителя Новоархангельской конторы.
   За время службы на островах и до окончательного отъезда в Россию Хлебников имел дело с пятью главными правителями Русской Америки: Л.А. Гагемейстером, С.И. Яновским, М.И. Муравьёвым, П.Е. Чистяковым и Ф.П. Врангелем. С учётом времени их правления он после окончания срока своего договора с РАК мог дважды, в 1825 и 1830 годах, воспользоваться заверением директоров уехать из Русской Америки вместе со сдавшими дела главными правителями. Но не сделал этого. Почему? Расшифровку нашего недоумения надо искать в очень эффективной деятельности Хлебникова не только на свой, коммерческий интерес, не только на благо Компании, но и для Отечества в целом. В 20-е годы XIX века именно торговый человек из Кунгура взял на себя тяжелейшую ношу спасать население Русской Америки от голода. Опираясь на российский форт Росс, Хлебников во время рабочих зарубежных поездок заключал торговые сделки с американцами /"бостонцами"/, испанцами /"калифорнийцами"/, чилийцами, перуанцами, обеспечивая продовольственное и другое снабжение русских колоний у берегов Америки. Разве мог он бросить дело на полпути?
Значит ли, что трудоголик и патриот Хлебников не предпринимал попыток покинуть острова? Сохранилось несколько свидетельств того, что он выражал просьбу оставить службу в Русской Америки и перебраться на материк. В сентябре 1818 года он просил Гагемейстера, "...чтоб обязанность мою продолжать не более 3-х лет, считая со дня вступления в должность, и после сего срока не удерживать меня в Америке" /29/. В марте 1824 года Хлебников "настоятельно просил отправить его  на следующий год в Россию" /30/. Вместо этого, как уже упоминалось, главный правитель Муравьёв выписал ему аттестат с благодарностью.
   Как бы это подвижничество ни премировалось из Санкт-Петербурга в размере годового дохода, бесконечно долго оно продолжаться не могло. Жизнь на дальних островах изматывала силы и разрушала здоровье. Во многом благодаря очень дружеским, почти родственным отношениям Хлебникова с бароном Фердинандом Петровичем Врангелем долгая командировка закончилась сдачей дел П.И. Шелехову, отправлением из Ново-Архангельска 20 ноября 1832 года на корабле "Америка" и прибытием в Кронштадт 13 сентября 1833 года. Результат этой долгой командировки 1816-1833 годов был неожиданным для современников. Хлебников оставил богатое научное наследие по географии, истории и этнографии, которое до сих пор не использовано в полную силу для раскрытия этой незаурядной личности. "Я не готовился быть писателем и чувствую сам слабость своих познаний для описания дел и подвигов..., - признавался он. -  Описывать дела, совершенные на местах, где я провел многие годы в службе Компании, было для меня всегда приятным воспоминанием; ибо я писал по выходе их [из] колоний, на пути в Россию морем" /31/. Вполне вероятно, что при меньшем сроке пребывания Хлебникова на американских островах итог его научных изысканий был бы не столь впечатляющим и имя кунгуряка затерялось бы в общем списке русских первопроходцев.
1. См.: Русская Америка в "Записках" Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. М., "Наука", 1985. С. 12-13.
2. Государственный архив Пермского края /ГАПК/. Фонд 445, опись 1, единица хранения 1. Этот и другие тексты из документов XIX века даются в соответствии с нормами русского языка того времени.
3. Там же.
4. Гринёв А.В. Кто есть кто в истории Русской Америки. М., Academia, 2009. С. 343.
5. ГАПК. Ф. 445, оп. 1, дело 3.
6.  См.: там же. Ф. 445, оп. 1, д. 4.
7. Русская Америка в "Записках" Кирила Хлебникова. С. 71.
8,9. Там же. С. 184.
10,11. Там же. С.185.
12, 13. Там же. С.190.
14. Там же. С. 191. 
15. Там же. С. 12.
16.  ГАПК. Ф. 445, оп. 1, д. 6.
17. Там же. Ф. 445, оп. 1, ед. хр. 7.
18. История Руской Америки. 1732-1867. М., "Международные отношения", 1999. Том II. С. 334.
19. Там же. С. 362.
20. Там же. С. 392.
21. Там же. С. 132.
22. См.: История Русской Америки. Т. II - III.
23. Там же. Том III. С. 121.
24. См.: ГАПК. Ф. 445, оп. 1, ед. хр. 5.
25. Там же. Ф. 445, оп. 1, д. 6.
26. Там же.
27. Хлебников К. Жизнеописание Александра Андреевича Баранова, главного правителя российских колоний в Америке.  Санкт-Петербург, 1835. Режим доступа: http://alaska-heritage.clan.su
28. Русская Америка в "Записках" Кирила Хлебникова. С. 61.
29. Там же. С. 12.
30. История Русской Америки. Том II. С. 382.
31. Хлебников К. Жизнеописание Александра Андреевича Баранова. Режим доступа: http://alaska-heritage.clan.su

             ОРУЖЕЙНАЯ СТРАНИЦА
       Русские при освоении новых территорий всегда держали оружие под рукой, но, памятуя о собственной малочисленности, старались решать все вопросы миром. Так было и в Русской Америке, пока у индейцев не появилось огнестрельное стрелковое оружие. Тогда пришла пора перемен.
       1818 год стал переломным в истории Русской Америки. Главное правление Российско-Американской компании возглавили морские офицеры. Купечество оказалось на вторых ролях. Оно исчерпало свой менеджментресурс, закрепившись на южных рубежах, с фортом Росс в Калифорнии. Купечеству без военной поддержки оказалось не по силам продвижение на северо-восток и освоение  берегов  Аляски. Эта задача была поставлена Российскому флоту.
       Хотя руководство РАК и обновилось, ресурс населения на дальних островах остался неизменным. Исполнителями планов Российского флота были всё те же купцы и промышленники. Лучшие из них стали главной опорой морского офицерства.
       В 1818 году Ново-Архангельскую контору РАК возглавил уроженец приуральского Кунгура, комиссионер Кирилл Тимофеевич Хлебников. С первых дней жизни в столице Русской Америки, форте Ново-Архангельск, он столкнулся с проблемой, которую прежде, имея дело только с продуктовым снабжением колоний, не решал. Это вооружение гарнизонов.
       Казалось бы, предшественники Хлебникова неплохо поработали на этой ниве. Особенно постарался руководитель первой русской кругосветной экспедиции, действительный статский советник и камергер Николай Петрович Резанов /1764-1807/, воспетый поэтом Андреем Вознесенским.
       Посланник столицы пришёл в ужас от негодного вооружения русских промышленников при посещении в 1805 году островов Русской Америки. По свидетельству одного из современников, «видели у них стволину медную – один конец шире, а другой уже наподобие мушкетона, а у другого медная стволина наподобие ружейной» /1/.
        Местные индейцы колоши, которых снабжали огнестрельным оружием североамериканцы, чувствовали себя увереннее. «Они вооружены от бостонцев лутшими /так в тексте – С.Останин/ ружьями и пистолетами и имеют фальконеты» /2/, - сообщал Резанов из Ново-Архангельска директорам РАК в Санкт-Петербург. По его оценке, 100 индейских «стрельцов» при желании могли легко расправиться с русскими колонистами. «Мы, имея в партии более 600 человек русских и кадьякских американцев,   …были в превеликом за них страхе, а особливо когда от начальствующего от него г. Кускова уведомились, что хуцновские американцы угрожают сделать на них нападение и тем нас обессилить» /3/, - писал камергер.
       К тому времени на дальних островах, в том числе на главном – Ситхе,  русские построили деревянные крепости, организовали вооружённые гарнизоны.  Вроде бы чего опасаться за них и за Ново-Архангельск, где контору возглавлял опытный коммерции советник, основатель форта Росс Иван Кусков?
       Резанов узрел корень проблемы: пушек мало, многие ружья не пригодны для стрельбы. Это касалось не только крепостей, но и российских судов. В первую очередь чиновник имел в виду судно «Ермак», построенное для РАК «в Северной Америке в порту Бристоне» /4/. «Оно о 14 пушках, но мы получили только восемь 4 ; калибра, прочие у них деревянные, - жаловался директорам Резанов. – Из шести фальконет выговорили они четыре для вооружения «Ермака» /5/. Фальконет считался проверенным артиллерийским орудием калибром от 45 до 100 мм и стрелял свинцовыми ядрами.
       О ненадёжности личного стрелкового оружия колонистов Резанов тоже знал не понаслышке. Его сравнение индейских и русских ружей было не в пользу наших.  «У них ружья английские, а у нас из Охотска, которые по привозе отдаются прямо в магазины в прирощении капитала компании и никогда никуда за негодностью их не употребляются, - докладывал он в Санкт-Петербург. – Я до пятисот там видел их в стопах лежащих. И так, как не вспомнишь охотских бездельников?» /6/
       «Безделье» купцов, пайщиков РАК, объяснялось сиюминутной выгодой. Для получения высоких прибылей – стоимость одной меховой шкурки соответствовала годовому заработку ремесленника – важно было зверя бить, а не гарнизоны на островах вооружать и содержать.
       Резанов нашёл простое решение. Он обратился к американцам и закупил исправные ружья. В 1805 году, как свидетельствовал позднее Хлебников, «ружья со штыками» были приобретены у Джона Вольфа по 6 пиастров за экземпляр. В октябре того же года РАК купила у него корабль «Джуно» и переименовала в «Юнону», воспетую Вознесенским. Такие же ружья и за ту же цену продал русским капитан американского брига «Мери» Трескот. Сколько было закуплено всего, Хлебников в своих записях не уточнял. Резанов был доволен, отметив, что «порт наш усилен, и мы кроме купленных исправных ружей имеем теперь лишних восемь пушек с прибором ядер и два фальконета» /7/.
       В архивах не указывается стрелковый ассортимент. Северная Америка была насыщена кремнёвыми ружьями – мушкетами, винтовками, штуцерами – голландского, английского, французского, немецкого и даже бельгийского производства. Многие из них стали базовым вариантом «кремнёвки» местного, североамериканского разлива и фигурировали позднее под именами тех многочисленных оружейников, которые спешили заполнить эту нишу: Гольчер, Трайон, Деринджер... В этом суть оружейного бизнеса и в современной Америке. Чуть возникнет спрос на вооружение, как наряду с традиционными лидерами «оборонки» к бюджетной кормушке пристраиваются и фирмы-одиночки.
      Большинство американских историков-оружиеведов сходятся во мнении, что на рубеже XYIII и XIX веков большим спросом у индейцев пользовалось кремневое ружьё из Кентукки. Правительство Соединённых Штатов и частные торговые компании поставляли индейцам запада страны стандартные ружья длинной ствола от 36 до 42 дюймов калибра 0,52 дюйма. Они были короче старого кентуккского ружья, но индейцы умудрялись укоротить и эти.
       У ружей военного образца, на которые могли в 1805 году претендовать русские колонизаторы на Аляске, больше определённости в идентификации. Самым ходовым мушкетом был так называемый образец 1795 года.
       Как отмечают историки, «в различных модификациях мушкет образца 1795 года всегда оставался верным калибру примерно 0,69 дюйма и всегда имел три кольца, крепившие ствол к цевью» /8/. «Длина его ложи, однако, варьировалась от 54 ; и до 59 ; дюйма; ствола же от 42 до 59 ; дюйма, - говорится в описании этого «ружья со штыком». – Менялась и длина спусковой скобы – от 10 ; до 13 дюймов, а также её форма – от заострённой по краям до круглой» /9/. Что касается штыка, то он был трёхгранным в сечении. Более ранний образец – с длиной 14,12 дюйма, более поздний –16 дюймов. Задняя антабка всегда крепилась к болту непосредственно перед спусковой скобой.
       Вне всякого сомнения, такое длинноствольное оружие, усиленное штыком, имело по дальности и кучности выстрела и универсальности применения преимущество перед индейскими обрезами.
       В 1818 году русским пришлось пересмотреть параметры по объёму и качеству вооружения не только из-за планов продвижения на материк. К переменам подстёгивала гонка вооружений в индейском сообществе. «Стрельцов» в перьях и боевой раскраске становилось всё больше. Нападения на русские форпосты участились. Кроме того, и североамериканцы усиливали натиск на русских, направляли к индейцам головорезов, которые в наших официальных документах значились как «американские авантюристы».
       В 1818 году на островах Русской Америки, где значились конторы РАК, интенсивно возводились или модернизировались крепости с боевыми башнями. Два яруса такой башни отводились под орудия, один – под ружья.
       За несколько лет при новом правителе в Ново-Архангельске был создан солидный арсенал оружия. По оценке самого Хлебникова, «составляющие же арсенальный счёт суть орудия в крепости и в запасе, содержащиеся в хорошем порядке и чистоте, в особо устроенной двухэтажной будке, под присмотром особого содержателя с помощником» /10/.
       К 1 января 1826 года у защитников столичной крепости было 49 пушек и чугунных каронад, то есть морских короткоствольных пушек большого калибра, и 28 медных. «Каронады чугунные  от 12 до 24 фун. калибра; от 3 до 6; медные пушки на полевых лафетах разного калибра» /11/, - уточнял Хлебников. Было также 18 фальконетов и 43 мушкетона. В хлебниковском списке лёгкого стрелкового оружия значились 1368 солдатских ружей, 34 охотничьих ружья, 53 карабина, 205 винтовок, 95 штуцеров и 291 пистолет. В арсенале имелись сабли и тесаки. «Солдатские ружья большей частью французской и английской работы» /12/, - отмечал Хлебников. Говоря о боеприпасах, он уточнял, что «каждогодно делают картузы для пушек и патроны ружейные» /13/. По его словам, «последних расходуется в год от 3 до 5 т[ыс]. ружейных и пистолетных; годовой расход пороха для сигналов и салютов от 15 до 40 пудов» /14/.
       Из Санкт-Петербурга в Ново-Архангельск было доставлено редкое вооружение, что свидетельствует о хорошем вкусе главных правителей РАК, их любви к оружию. Это, по данным Хлебникова, «два персидских штуцера, из коих один в 450 руб.; одна сабля булатная с каменьями в 500 руб.; два ятагана персидских в серебре 210 [руб.], одна сабля далматская 112 [руб.]; одна пара пистолетов персидских в серебре 300 [руб.] и одна винтовка с золотой насечкой в 150 руб.» /15/.  Это оружие, в общем-то, коллекционное, служило представительским целям, извлекалось для дипломатических приёмов. Его судьба не прослежена современными историками.
       Нет особой тайны, как стрелковое оружие попадало в Русскую Америку после 1818 года. Часть вооружения привозили на кораблях с Камчатки. Часть закупали у «бостонцев». Определённая трудность возникла в связи с тем, что они сворачивали торговлю с русскими. По данным российских историков, «в 1823-1833 гг. число американских судов, участвовавших в прибрежной торговле, упало с 12 до 2» /16/.
       Каким же образом Хлебников в Ново-Архангельске смог увеличить арсенал вооружения? Можно говорить о многоходовой торговой операции.
       Из 10 судов, служивших РАК, три были построены при Хлебникове в Северной Америке, что отчасти позволило нарастить вооружение за счёт североамериканцев.
        Была сделана ставка на американских торговцев, имевших давние связи с русскими. Так, весной 1825 года первым прибывшим в Ново-Архангельск судном был американский бриг «Лапвинг». Им командовал капитан Эндрю Бланшард. Он посетил Ситху ещё 11 лет назад, хорошо знал прежнего главного правителя Александра Баранова. Бостонец охотно обменял промышленные товары на русские меха стоимостью почти в 43 тысячи долларов /17/.
       Заботясь о вооружении, Хлебников, кроме того, наладил связи с британцами. В 1833 году, во время его окончательного отъезда в Санкт-Петербург, у берегов Русской Америки побывали пять британских судов. Десятилетие назад не было ни одного.
       Хлебников помнил, как безобразно хранились ружья в Охотске. В Ново-Архангельске он, всегда склонный к порядку и аккуратности, наладил хранение и ремонт оружия в специальной оружейной мастерской, где трудились, слесари, кузнецы, механики, столяры-ложевики. Хлебникову было, у кого учиться оружейной культуре. В военно-морской среде оружие уважали, держали наготове и знали предназначение каждого ствола. Для общевойскового и абордажного боя, для устрашения воинственных индейцев, для охоты и морского промысла, для дипломатического политеса. Этим можно объяснить появление столь пёстрой линейки «стволов» в ново-архангельском арсенале.
       К слову, купец-чиновник оставил после себя надёжных специалистов. Арсеналом в Ново-Архангельске заведовал унтер-офицер 3-го класса 2-й бригады морской артиллерии 5-го флотского экипажа Павел Быков. В должности оружейного мастера трудился креол Никифор Богданов. Он вернулся из Санкт-Петербурга на острова после обучения ружейному ремеслу за год до отъезда Хлебникова. Слесарные работы на Ситхе выполнял Яков Бураков, рабочий стаж которого к тому времени составлял 12 лет.
       Надёжное вооружение, о котором заботился Хлебников, стало хорошим аргументом в освоении и защите новых территорий. «Кремнёвки» не задерживались в арсенале. Они несли службу у ворот и на сторожевых башнях Ново-Архангельской крепости, в экспедициях среди лесов и гор Аляски, на речных маршрутах, на дальних островах, где промышленник из Вологды или Архангельска был порой единственным представителем России. В конечном итоге именно его оружие гарантировало мир и безопасность на Аляске.
1. Цит. по: Федорова С. Русская Америка от первых поселений до продажи Аляски. Москва, «Ломоносов», 2011. С. 36.
2. Командор. Страницы жизни и деятельности камергера Его Императорского Двора, обер-прокурора Сената, руководителя первой русской кругосветной экспедиции Н.П. Резанова. Красноярск, «Офсет», 1995. С. 292.
3. Там же.
4. Командор. Указ. соч. С. 293.
5. Там же.
6. Командор. Указ. соч. С. 296.
7. Командор. Указ. соч. С. 293.
8. Рассел К. Ружья, мушкеты и пистолеты Нового Света. Огнестрельное оружие XYII–XIX веков. Москва, Центрполиграф, 2010. С. 191.
9. Там же.
10.Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. Москва, «Наука», 1985. С. 179-180.
11-15.Там же. С. 180.
16. История Русской Америки. 1732-1867. Том II. С. 187.
17. См.: История Русской Америки. Указ. соч. С. 388-389.

   
      КИРИЛЛ ХЛЕБНИКОВ И САН-ФРАНЦИСКО: ПЕРВОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
  1 октября 1817 года в заливе Сан-Франциско у берегов Калифорнии бросил якорь парусный корабль российского военно-морского флота «Кутузов». На его борту находился уроженец Кунгура Кирилл Тимофеевич Хлебников. Он пробыл здесь целый месяц, по 30 октября включительно. Это было первое посещение Сан-Франциско русским коммерсантом /комиссионером/ Хлебниковым, который впоследствии стал наиболее деятельным и успешным чиновником Русской Америки.
  Ее историкам в общих чертах известно, при каких исторических и личных обстоятельствах, а также в качестве кого попал сюда кунгуряк. Однако детали этого посещения, включая роль самого Хлебникова в том неофициальном визите, до сих пор нераскрыты, а отдельные, весьма существенные акценты в тех обстоятельствах рядом биографов Хлебникова расставлены неверно. Между тем речь идет о ключевом моменте его биографии, ставшем альфой и омегой его успешной международной деятельности как дипломата, коммерсанта и путешественника. Поэтому цель данного исследования – уточнить ряд исторических обстоятельств, выявить в связи с этим мотивы поведения Хлебникова и по возможности реконструировать этот момент его биографии, о котором раньше упоминали вскользь, мимоходом.
  К сожалению, некоторой путанице в биографии Хлебникова мы обязаны его первому биографу, автору некролога Н.А. Полевому. «…В сентябре 1816 года отправился кругом света на корабле Кутузова, бывшем под начальством капитана Гагемейстера, - сообщал он. – Благополучно достигнув Ситхи и приняв после Баранова должность, шестнадцать лет продолжал он свое пребывание на Северо-Американских наших колониях. Несколько раз плавал он в Калифорнию, Мексику, Перу, Чили…» /1/. Неверное утверждение Полевого о принятии должности усилил наиболее результативный биограф Хлебникова, автор брошюры о нем Б.Н. Вишневский: «На место престарелого правителя Русской Америки фактически стал Кирилл Хлебников, прибывший на корабле «Кутузов» /2/. В дальнейшем эту сомнительную версию озвучили и другие /3/.
  В действительности же Хлебников и тогда, и в течение всего пребывания на Аляске никогда не был правителем Русско-Американской компании /РАК/. В январе 1818 года он стал помощником правителя и возглавил один из филиалов РАК - Ново-Архангельскую контору, оставаясь до конца жизни служащим этой Компании. Безусловно, Хлебникову приходилось решать задачи на уровне главного правителя РАК по обустройству российских территорий, промышленному освоению края, снабжению населения привозным продовольствием. Таков масштаб личности. Так что ошибка вроде бы простительна.
  Использование цитаты Полевого в качестве клише другими исследователями привело к распространению и других ошибочных сведений, о сроках пребывания в Русской Америке, о географии путешествий. К счастью для нас, период очных ставок достоверных и сомнительных сведений из биографии Хлебникова преодолен еще в 20 веке. Акцент в данном случае не на масштабе, а на феномене личности Хлебникова.
  Для этого важно выделить два момента. Прибытие корабля «Кутузов» к американским берегам стало поворотным пунктом в судьбе Русской Америки. После почти вековой истории освоения края власть в нем перешла от купцов к военным. Начиная с капитан-лейтенанта  Леонтия /Людовика/ Гагемейстера, главными правителями РАК становились офицеры российского военно-морского флота. Утвердиться в их элитарной среде гражданскому лицу было непросто. Хлебникову это удалось за год с лишним плавания – 7 сентября 1816 года вышли из Кронштадта, 15 сентября 1817 года подошли к селению Росс на тихоокеанском побережье Северной Америки. А во-вторых, карьерный рост осложнялся для Хлебникова клеймом растратчика. Он взял на себя долги сослуживцев по Камчатке и вынужден был по договору с Компанией отслужить на новых землях три года в счет отпущения грехов. Судьба распорядилась иначе – 15 лет на Аляске. И впрямь его деловые и моральные качества были на высоте. После недельного, с 20 по 27 сентября, посещения крепости-селения Росс, где его могли оставить на время у помощника главного правителя Ивана Кускова, военные моряки зачем-то же взяли Хлебникова с собой в Сан-Франциско.
  Что же там, в том райском уголке, с 1 по 30 октября происходит, если судьба улыбнулась кунгурскому изгою? 72-летний Баранов, по решению Санкт-Петербурга, смещен. Его должность занимает 37-летний Гагемейстер, который своим помощником на место оставленного в крепости Росс 53-летнего Кускова назначает 33-летнего Хлебникова, но правит недолго. Через считанные недели уходит в плавание, оставляя на два с лишним года главным правителем РАК 28-летнего лейтенанта Семена Яновского, присмотревшего в жены дочь Баранова Ирину.
  А происходит вот что: в Сан-Франциско комиссионер Хлебников заручается поддержкой местных торговцев и налаживает долгосрочные связи по взаимообмену товарами. При этом впервые проявляет себя не только как ловкий купец, но и как умелый дипломат. Я вынужден это особо подчеркнуть, потому что, по ошибочной версии американского писателя Виктора Петрова, Хлебников на военном корабле «Кутузов» числился не комиссионером, а приказчиком Компании, что по статусу, конечно, ниже /4/.  Приказчик, как торговый агент, нанимался по договору и только по нему получал расчет. Комиссионер Хлебников, которому в РАК назначили годовое жалование в 3 тысячи рублей и продовольственное пособие в 1,5 тысячи рублей в год, имел право заключать договора, от которых имел свои «комиссионные».
  Дипломатический момент этого визита особо важен в связи с тем, что осваивавшие это побережье испанцы конфликтовали с русскими «алеутами», захватывая их в плен во время охоты на бобров.
  Сан-Франциско в те времена было порядочным захолустьем в виде «президио» /«пресидио»/- крепости, укрепленного поселения, управляемого светскими властями. Русские называли его на свой русско-испанский манер: «президио Святого Франциска». Эта крепость, как отмечал один из современников Хлебникова, «лежит на плоской возвышенности и состоит из огромного кирпичного строения, имеющего пространный квадратный двор, на который обращены все окна и двери» /5/. Наружные стены были глухие, если исключить ворота и ружейные бойницы. В одном флигеле одна из пустых комнат использовалась под церковь. Здесь же квартировали комендант и кавалерийский поручик. В другом флигеле жили артиллерийский поручик и два сержанта из кавалерии и пехоты. Там же находился общий зал для проведения парадных, праздничных мероприятий. Не исключено, что русских военных моряков и Хлебникова испанцы принимали в обоих флигелях. Два других помещения – для солдат и цейхауз – для этого явно не подходили.  «Церковь была очень-очень хороша, а алтарь даже богато убран;  это было единственное здание  во всем «президио», имеющее окна со стеклами, - сообщал один из русских путешественников. – Жилые комнаты, как офицерские, так и солдатские, были не что иное, как огромные сараи, меблированные наподобие русских изб, со скамьями кругом и с большим столом в переднем углу; ни одна не имела рам со стеклами, и окна запирались от солнца подвижными решетками, а от стужи – деревянными задвижками вместо ставней» /6/.
  В одном из парижских изданий 1822 года об Америке помещен рисунок путешественника и живописца, уроженца Екатеринославля Логгина /Людвига/ Хориса «Вид пресидии Сан-Франциско» /7/. На нем  «плоская возвышенность», как и «огромное кирпичное строение», теряются на фоне массивных гор и покатых холмов, а часть одноименного залива изображена под стать гористой местности, также мощно. Передний план композиции оживляют всадники и пехотная колонна. Военным здесь, в безлюдной и необжитой местности, действительно, было раздолье. Таким увидел это побережье рисовальщик Хорис, немец по происхождению, во время кругосветного путешествия на корабле "Рюрик" с 1815 по 1818 годы, примерно в то же время, что и Хлебников.
  По свидетельству Хлебникова, зайти в Сан-Франциско Гагемейстера надоумил Кусков, «чтобы согласить губернатора о выдаче задержанных испанцами из разных промысловых партий алеут и испросить позволение на торговлю» /8/. Демонстрация военной силы и торговая дипломатия обеспечили успех. Губернатор Калифорнии господин Де Сола в порт не приехал, но русских уважил, «прислал двух алеут, отзываясь о прочих, что далеко отосланы, и позволил выменять припасов» /9/.  В итоге в течение октября на борт «Кутузова» было погружено в соответствии с испанской мерой объема сыпучих тел 358 фанег пшеницы /3,5 пуда - каждая/, 256 – ячменя /по 3 пуда за меру объема/, 109 – гороха и бобов /по 4 пуда/, а также муки - 180 ароб /по 28 и 1/8 русского фунта каждая/, сала - 203 ароба, включая лучшее в Калифорнии мозговое сало под названием монтена, которое наливали в бычьи пузыри /10/. В современном исчислении это почти 79 610 тонн. По свидетельству одного из современников Хлебникова, русские «покупали пшеницу в зерне по три испанских пиастра за фанегу весом около четырех пудов, следовательно, около рубля серебром за пуд – цена чрезвычайно выгодная по тамошнему времени» /11/.
  В последующие годы /1818-1832/ испанские порты Калифорнии, в первую очередь – Сан-Франциско, стали, благодаря многочисленным поездкам и хлопотам Хлебникова, основными поставщиками продовольствия для населения Русской Америки. В лучшие годы /1824, 1825, 1830, 1831, 1832/ закупки пшеницы возрастали в 5-6 раз по сравнению с октябрем 1817 года. Испанцы по договоренности с Хлебниковым отгружали живых быков, сырые кожи, мыло и соль. Годовые объемы этих припасов исчислялись в 200-300 пудов.
  Поэтому сомнительно утверждение некоторых биографов «русского американца» о том, что «на кожаной байдарке он плавал из Ново-Архангельска в залив Сан-Франциско не менее 15 раз» /12/. Байдарка – это всего на всего эскимосский каяк, то есть длинная, узкая плоскодонная кожаная лодка с каркасом из деревянных планок. Использовалась в те времена байдара – тоже лодка из кожи, многовесельная, открытая, на 30-40 человек. Объемы торговых операций Хлебникова были связаны с морскими походами на судах рангом повыше, на бригах, двухмачтовых, парусных, с прямыми парусами, «Ильмень», «Булдаков», «Байкал», «Головнин», «Кяхта», «Охотск», на корабле «Рюрик», на шлюпах «Байкал» и «Уруп».
  Ошибки коллег не стоили бы упоминания, если бы не один принципиальный нюанс в нашей теме - утверждение писателя Сергея Маркова о якобы первой поездке Хлебникова в Калифорнию в июне-ноябре 1820 года /13/. В новой должности - первая,  с учетом октября 1817 года все же - вторая. Она интересна тем, что в самом начале поездки бриг "Ильмень" потерпел крушение и Хлебников до берега добирался на байдаре, чтобы пересесть на другое судно. Образ захлестываемой волнами байдары усилил Вишневский /14/, поэтому так эффектен, но в сущности нелеп и неправдив образ байдарочника Хлебникова. В его жизни было больше коммерческих, чем морских рисков. Он сделал верную ставку на Сан-Франциско, спасая от голода русских "алеутов". Но Россия не смогла экономически освоить новый регион. Мы помним, что Аляска была продана. И как осколки той жизни - упоминания краеведов о том, что Хлебников выучил испанский язык и оставил родному городу 10 книг на испанском.
  1.Сборник материалов для ознакомления с Пермской губерниею. Выпуск 1У. Пермь, Типография Губернской Земской Управы, 1892. С. 15.
  2.Вишневский Б.Н. Путешественник Кирилл Хлебников. Пермь, 1957. С. 17-18.
  3.См.: Лепихина З. Искатель приключений. / «Искра», 4 сентября 1991 г./; Мануильская М. «…Является знатным земляком». / «Искра», 22 марта 1980 г./; Харитонова Е. Под российским флагом – в Америку / «Искра», 19 апреля 1988 г./; Шадрин А. Кунгурский американец. / «Искра», 26 июля 1994 г./, а также: Декабристы. Биографический справочник. Москва, "Наука", 1988. С. 190.
  4.См.: Петров В. Русские в истории Америки. Москва, «Наука», 1991. С. 99, а также: Останин С. Ранчо Кирилла Хлебникова. /«Искра», 21 сентября 1991 г./
  5.Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Москва, «Наука», 1985. С. 268.
  6.Там же.
  7.См.: История Русской Америки 1732-1867. Том 2. Москва, «Международные отношения», 1999. С. 452.
  8, 9, 10. Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Москва, «Наука», 1985. С. 124.
  11.Там же. С.272.
  12.Усков П. От Кунгура до Гватемалы. /«Искра", 20 марта 1979 г./
  13.См.: Марков С. Летопись Аляски. Москва, "Пересвет", 1992.
  14.См.: Вишневский Б.Н. Путешественник Кирилл Хлебников. Пермь, 1957. С. 34-35.            
            
            КИРИЛЛ ХЛЕБНИКОВ И ИНДЕЙЦЫ
    Современные историки Русской Америки дают нелицеприятную характеристику одному из первых летописцев Российско-американской компании /РАК/, уроженцу Кунгура Кириллу Тимофеевичу Хлебникову в связи с его недоброжелательным отношением к туземцам. "Для Хлебникова характерно недоверие к индейцам, социокультурная отчуждённость и дистанцированность от аборигенов, - отмечено в "Истории Русской Америки" под редакцией академика Н.Н. Болховитинова. - Хлебников призывает сохранять осторожность в отношении с индейцами, которых он уподобляет животным, и отмечает невозможность использовать здесь институт аманатов /заложников - С.Останин/ при существовавших у местных индейцев социально-родственных отношениях" /1/. Основой для такого утверждения послужил американский "Архив К.Т. Хлебникова". Он был обнародован в 1990 году в "Библиотеке Расмусона университета Аляски" в серии "Исторические процессы" в виде "Неизданных дневников /1800-1837/ и путевых записок /1820, 1822 и 1824/" /2/.
     Безусловно, базовым в оценках уроженца Кунгура был взгляд европейского человека на так называемых детей природы. Хлебников был человеком своего времени, непростого, жестокого. В XVIII-XIX веках было немало локальных вооружённых конфликтов между русскими первопроходцами и туземцами на северо-западных островах Америки и на Аляске. Нет сомнения, что летописец Русской Америки высказывался по поводу аборигенов жёстко и в некоторых случаях непримиримо.
    Однако Хлебников не был однозначен и статичен в своих оценках. Как воспитанник эпохи Просвещения и энциклопедизма, он менялся, изучая жизнь аборигенов. В оставленном им научном наследии тема народов, населявших Русскую Америку, занимает ведущее место. Его "Записки об Америке" убеждают нас, что автор был не столь категоричен, как это преподносят американские историки. Его позиция высокомерия по отношению к индейцам со временем трансформировалась, от жёсткости к гибкости, от непримиримости к сочувствию. Эмоциональность, порывистость первых впечатлений уступила место рассудочности, мудрости прожитых лет. В основе таких перемен лежит изменчивость личности.
   Побудительные мотивы для выработки и корректировки исследовательской позиции надо искать не только в сфере саморазвития. Человек меняющийся, Хлебников жил в изменяющемся мире, в котором трансформировались и колонизаторская политика России, и российско-индейские отношения. Эпизоды прямой конфронтации русских и индейцев уходили в прошлое. Политика насилия, насильственного захвата земель сменялась во времена Хлебникова заинтересованностью РАК в мире с туземцами.
  Личный опыт общения, информация от русских старожилов, из инструкций главных правителей Русской Америки - вот тот материал, на основе которого Хлебников вырабатывал своё мнение о местном населении.
   У кунгурского исследователя были различные ситуации общения с аборигенами, от бытовых до официальных. Большие возможности для наблюдений давала жизнь в Ново-Архангельске - столице российских колоний. Здесь велась торговля с аборигенами. Сюда приезжали для переговоров индейские вожди. Хлебников был активным участником этого общения. Кроме того, он знакомился с проявлениями российско-индейских отношений в ходе многочисленных рабочих поездок по островам, при инспектировании контор Компании.
   Начало такому общению положило участие Хлебникова в официальной встрече главного правителя РАК Л.А. Гагемейстера 22 сентября 1817 года в русском форте Росс с окрестными индейскими вождями. По итогам переговоров был составлен протокол, под которым свою подпись поставил и Хлебников /3/.
   Он набирался впечатлений и опыта при выполнении торговых, промысловых и дипломатических миссий в Калифорнии. Там индейцы становились предметом торга между русской администрацией и испанскими властями. Испанцы не выдавали беглых людей из РАК, а русские - беглых индейцев из испанских миссий. Правители форта Росс самоустранялись от решения этих проблем. Хлебников вынужден был урегулировать спорные хозяйственные, дипломатические моменты в ходе всех своих десяти поездок. Хотя и отдавал приказы вернуть индейцев, но был на их стороне. Он считал проживавшую возле форта группу аборигенов сторожевым постом против испанцев.
   Хлебников очень благожелательно отзывался об "окрестных индейцах", которых использовали в русской колонии как сезонных рабочих. "По первой повестке в горы является до 100 человек дюжих мущин и все с охотою, а привычные и с великой ловкостью принимаются за все работы, - отмечал он. - За труды их надобно накормить, прилежнейшим же и смышлёным выдаётся иногда рубашка из холстинки и одеяло, или пара платья из равендуку" /4/.
    На тех территориях Русской Америки, где жил и по которым путешествовал Хлебников, индейских племён было много, и они были разные, от мирных до воинственных. В 1800 году, когда Хлебников начинал самостоятельную трудовую жизнь в Сибири, а затем - на Камчатке, было известно о 600 индейских племенах /5/. Хлебников интересовался аборигенами двух регионов - Северо-Запада и Калифорнии.  По данным американских этнографов, в первом регионе насчитывалось 15 основных индейских племён, во втором - 31 племя. /6/. В изданной в 1990 году рукописи "Прибавление... о народах, населяющих колонии Российско-Американской компании..." Хлебников перечисляет 21 племя туземцев, в том числе три группы "собственно американских племён" /7/ под названием "колоши". В советском издании его "Записок" 1979 года в указателе этнических названий приводится 74 наименования, в том числе -13 индейских племён /8/, а в издании 1985 года соответственно 34 и 14 /9/. О "своих" индейцах Хлебников отзывался так: "...Народ, на пространстве 20 градусов рассеянный, должен уже естественно, по причине смещения с обстоятельствами Внутренней Америки, иметь ощутительную разность в образе жизни и языке..." /10/.
   В "Прибавлении" основной интерес исследователя связан с языковыми различиями аборигенов. Он отмечает некоторые слова "колошинского языка" /11/ и даёт "сравнение главнейших слов гренладского происхождения" /12/. Таким образом, из 18 основных семей языков североамериканских индейцев кунгуряк уделяет внимание одной - эскимосско-алеутской /13/. Разве этот углублённый интерес Хлебникова можно связать с его социокультурной отчуждённостью и дистанцированностью от аборигенов, которые приписывали ему американские историки?    
   В своих научных изысканиях Хлебников опирался на материалы исследователей-предшественников, главных правителей РАК, российских мореходов и помещал отдельные фрагменты в "Записках об Америке".
   Авторитетными он считал высказывания первого главного правителя российских колоний в Америке Александра Андреевича Баранова. Вот одно из его мнений о туземцах: "Данное свое слово держат потуда, поколику нужда или обстоятельства их влекут. А на мене ж, то ни треха, ни в совести терзания не ощущают, хотя б то и до жизни ближнего касалось. Убивают без зазрения, когда изберут удобный случай наедине, и своих жителей, когда какую досаду причинил тот"/14/.  Между этими словам и  материалами из американского "Архива К.Т. Хлебникова" возможен знак равенства, если проигнорировать другие высказывания Баранова в цитировании Хлебникова, а также самостоятельные наработки кунгуряка в "Записках", изданных в конце прошлого века не в США, а на его родине.
   Характеризуя своего кумира Баранова в биографической книге о нём, Хлебников указывал, что "он хотел действовать на обитателей не страхом и угрозами, но ласкою и снисходительностью к закостенелому невежеству их и, постигая вполне детские желания диких, прельщаемых блестящими безделушками, намеревался привязать их к себе подарками" /15/. Биограф особо отмечал, что "Баранов... узнал, что сии народы многолюдны, сильны, дерзки и, имея склонность к мене и торговле, сделались промышленны и трудолюбивы" /16/.
   Полярность высказываний об индейцах, от минуса к плюсу, наиболее заметна в "Записках".  Там в диапазоне высказываний летописца Русской Америки чётко прослеживается позиция его благожелательного отношения к индейцам. К примеру, о Николаевской крепости в Кенайской губе он делает такое замечание: "Народы, населяющие окрестности сей страны, называются кенайцы, тутны, аглегмюты, гольцане и медновские, как [и] все, различны друг от друга физиономией и языком, но сходствуют нравами и образом жизни" /17/. Из этих пяти названных племён четыре - индейские, одно - аглегмюты - эскимосское. Давая характеристику аборигенам, Хлебников вначале утверждал: "Все дикие от природы ленивы, и хотя главное пропитание их зависит от запасения рыбы, но они никогда о том не стараются: если нужда заставляет его иметь пищу, то добывает только на день и опять покоится между женами" /18/. Однако в сноске к другому списку "Записок" он меняет мнение на противоположное: "Это изображение жизни туземцев слишком неверно. Они беспечны, но не столько ленивы и к неге привязаны, как выше уверяется" /19/. И подробно раскрывает их трудолюбие.
    Касаясь "народов окрестных" Константиновской крепости на острове Нучеке, Хлебников не только перечисляет их и выявляет связи племён, но и даёт расширенную характеристику именно мирных связей аборигенов в очередной сноске. Окрестное население Новоалександровской крепости  на реке Нашагаке для летописца интересно тем, что "все сии племена диких с русскими обходятся дружелюбно и для торговли съезжаются в [Новоалександровскую] крепость" /20/. Эту благостную картину Хлебников разбавляет сведениями на тему вооружённой вражды упомянутых племен "за обиды предков" и в итоге отдаёт дань реальным переменам: "Ныне часто случается, что в распрях двух народов предаются они добровольно суду русского начальника, который обыкновенно употребляет миролюбивые средства" /21/.
  Обобщая мнение об индейцах Русской Америки, Хлебников в целом был очень снисходителен в своих высказываниях: "Кажется, что те, кои голосом не изменяют чувствам, должны быть коварны или хитры, а у коих вместе с произношением говорит и взор, должны быть простодушнее. Многие из диких имеют обыкновение при свидании с европейцами кричать громче, воображая, что тем показывают себя страшными, и, вероятно, сие обыкновение между некоторыми поколениями, наипаче более военнолюбивыми, осталось уже привычкою и переходит наследственно" /22/.   
    Хлебников в "Записках" помещает составленную в марте 1820 года "Инструкцию" главного правителя П.Е. Чистякова для экспедиции штурмана Ивана Васильева в глубь Аляски. В главе "Правил для руководства" содержится 17 пунктов, по которым нужно составить мнение о новых народах. Метод наблюдения для поиска ответов в этом случае малоэффективен. Необходимо живое, дружеское общение, умение ладить, завоёвывать доверие туземцев. А это уже корректировка позиции, в которой нет места презрению и снобизму. Не случайно отдельным пунктом прописано "Обхождение с дикими".
    В нём есть такие рекомендации: "От хорошего обращения с дикими должно ожидать и лучших успехов Вашей экспедиции...  Должно наблюдать, чтоб подчиненные, составляющие Вашу экспедицию, не обижали диких, не отбирали бы даром каких-либо вещей и в отношении женщин обходились бы сообразно характеру тех народов, какой при испытании их Вы заметите... Обращаясь посреди диких, Вы должны будете часто искать их пособий, и потому нужно наблюдать, чтоб не обременять их излишними работами в переноске ли тягостей или в снискании пищи... За все работы и припасы, какие от них для Вас потребуются, должно платить им вещами..." /23/. 
    Мог ли проигнорировать эти принципы Хлебников в своей повседневной практике? Вряд ли. Если он приобщил "Инструкцию" к своему тексту, значит она и изложенные в ней требования достойны упоминания. Ведь от них зависел и успех его чиновничьей и торговой деятельности, которая в конечном итоге заслужила высокую оценку современников.
   В "Записках" Хлебников помещён и "Вопросник для сбора сведений об американской народности колошах, составленный В.П. Романовым" /24/. Это лейтенант, участник кругосветной экспедиции на корабле РАК "Кутузов" в 1820-1822 годах, будущий декабрист и контр-адмирал /25/.
   Методику исследований на основе "Инструкции" и "Вопросника" Хлебников применил сам по отношению к индейцам колошам, описал их в своих "Записках" в подглаве "Обитатели Ситхи и всего NW берега Америки" /26/. Он обращался к колошам и в других главах /27/. 
   Поэтому ради объективности мнений по поводу отношения летописца Русской Америки к индейцам совсем не лишне взвесить все "за" и "против". То, что предложено авторским коллективом академика Болховитинова на основе американских архивов, можно рассматривать как один из этапных, но не окончательных, не итоговых моментов в жизненной, исследовательской и научной позиции Хлебникова.
    1. История Русской Америки. 1732-1867. М., "Международные отношения", 1999. Том II. С. 227.
    2. См.: там же. С. 447.
    3. См.: там же. С. 221.
    4. Там же. Том III. С. 210.
    5. См.: Уайт Д.М. Индейцы Северной Америки. М., Центрполиграф, 2006. С. 14.
    6. См.: там же. С. 53.
    7. Русская Америка. М., "Мысль", 1994. С. 134.
    8. См.: Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. Ленинград, "Наука", 1979. С. 266-268.
    9. См.: Русская Америка в "Записках" Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. М., "Наука", 1985. С. 281-282.
    10. Там же. С. 76.
    11. См.: Русская Америка. С. 137-140.
    12. См.: Там же. С. 144-149.
    13. См.: Уайт Д.М. С. 51.
    14. Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. С. 98-99.
    15. Хлебников К. Жизнеописание Александра Андреевича Баранова, главного правителя российских колоний в Америке.  Санкт-Петербург, 1835. Режим доступа: http://alaska-heritage.clan.su
    16. Там же.
    17-19. Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. С. 49.
    20, 21. Там же. С. 57.
    22. Там же. С. 114.
    23. Там же. С. 76.
    24. Русская Америка в "Записках" Кирила Хлебникова. С. 220.
    25. Гринёв А.В. Кто есть кто в истории Русской Америки. М., Academia, 2009. С. 459.
    26. См.: Русская Америка в "Записках" Кирила Хлебникова. С. 75-87.
    27. См.: Там же. С. 135-147, 185.

     «ТАЙНЫ» СГОРЕВШЕЙ ПЕРЕПИСКИ
    /К истории отношений Кирилла Хлебникова и Иннокентия Вениаминова/
    В ночь с 23 на 24 февраля 1858 года в Якутске в монастырских кельях архимандрита Иннокентия Вениаминова /1797-1879 гг/ случился пожар. Сгорел его личный архив, в том числе письма правителя Ново-Архангельской конторы Российско-Американской компании /РАК/ Кирилла Тимофеевича Хлебникова к нему.
  Самого священнослужителя на месте не было. Он был в пути, возвращаясь из Москвы в Сибирь, а в Якутск попал только к сентябрю 1858 года и поселился на частной квартире. «Причину этого, я думаю, не знаете: на 24 февраля кельи мои в монастыре сгорели» /1/, - отмечал архимандрит в одном из писем к знакомому чиновнику.
  Известно, что Вениаминов переписывался с Хлебниковым, получая от него существенную нравственную и материальную поддержку. Каково содержание этой переписки? Неужели документы пропали безвозвратно?  Не все так безнадежно. Некоторые детали общения священника, делавшего первые шаги в Русской Америке, и опытного чиновника-кунгуряка, поддерживавшего его миссионерскую деятельность, отражены в письмах самого Вениаминова к нему. Они сохранились в Государственном архиве Пермского края и были обнародованы в 1994 году.
  В конце 90-х вышли под общей редакцией академика Н.Н. Болховитинова трехтомный труд «История Русской Америки» и репринтное издание книги И.П. Барсукова «Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский» 1883 года. Этой возможностью  реконструировать и дополнить историю общения двух исторических деятелей историки не воспользовались. Более того, до сих пор в канонической биографии отца Иннокентия /Иоанна/ о Кирилле Хлебникове нет ни слова. Данная работа восполняет этот пробел.
  В начале Х1Х века, несмотря на указ Священного Синода от 1823 года, желающих ехать в Русскую Америку среди священников не было. Одного из отказавшихся кандидатов отправили в солдаты. Та же участь ждала и Вениаминова. Ехать его уговорил русский промышленник, построивший в тех местах первую часовню. Вениаминов собрался в дорогу на остров Уналашка вместе с матерью, братом, женой и сыном. До этого он 9 месяцев жил в Ново-Архангельске, общаясь с Хлебниковым. В Русской Америке будущий «апостол Аляски» /2/ прожил 16 лет: десять, с 1824 по 1834 годы, среди алеутов на острове Уналашка, и шесть, с 1834 по 1840, протоиереем в Ново-Архангельске. Хлебников с 1818 по 1832 годы был правителем Ново-Архангельской конторы. Он сохранил 11 писем священнослужителя с Уналашки за 1824-1831 годы и одно из Ново-Архангельска 1836 года. На письмах есть пометы Хлебникова с датами получения.
     25 августа 1824 года Вениаминов почти через месяц после прибытия сообщал, что «благополучно, здорово и весело вышли на берег Уналашки» /3/. Это первое письмо Хлебников получил 21 декабря. «Из редкостей здешних я ныне не могу еще ничего доставить, впрочем, поставлю себе обязанностью на будущий год доставить вам кое-каких и редкостей, и исторических известий» /4/, - характерное свидетельство их отношений, в которых инициатива и лидерство принадлежит Хлебникову.
  Переписка 1825 года не сохранилась. Ее содержание раскрывает более позднее письменное свидетельство о. Иоанна. Хлебников рассчитывал получить от него топографические сведения «о западном крае Уналашки и о-ва Умнак» /5/, а также и редкие камни, собиранием которых увлекался кунгуряк. Возможно, Хлебников высказывал эти просьбы при личной встрече. Со 2 июня 1825 года по 25 января 1826 года он был в плавании на бриге «Байкал» и побывал на Уналашке с 26 июня по 5 июля. 
  Второе письмо из архивного списка Хлебников получил 6 августа 1826 года. Судя по нему, к тому времени Вениаминову было доставлено два письма от ново-архангельского адресата – от 10 и 27 июня. Священник благодарит Хлебникова за «непрерываемое благорасположение» /6/ и раскрывает содержание этих посланий: «Вы изволите просить меня о доставлении вам повести о Соловье и др.» /7/, имея в виду информацию о промышленнике из Тобольска Иване Соловьеве - истребителе алеутов.
   27 апреля 1827 года Хлебников, находясь на борту брига «Головнин», написал Вениаминову очередное письмо, которое тот прочел 16 июня. Ответ получен 7 сентября. Общее содержание хлебниковского послания священник расценил как «доказывающее прежнее ко мне благорасположение» /8/. Очевидно, Хлебников сообщал о том, что в 1825 году получил Золотую медаль «За усердную службу» на Владимирской ленте для ношения на шее, так как Вениаминов поздравил его «с монаршею милостию» /9/. Эта награда обеспечивала чиновнику переход из мещанского общества в купеческое звание. В послании Хлебникова, судя по реакции получателя, содержалась благожелательная оценка миссионерской деятельности Вениаминова. Кунгуряк также сообщал о восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. «Вы пишете о печальных событиях в России с сожалением и удивлением» /10/, - свидетельствовал священник. В том же письме Хлебников надеялся «услышать о добрых успехах нашего училища» /11/, в котором к 1826 году на острове Уналашка обучалось 30 детей. РАК обеспечивала их всем необходимым. Интересовался он и отношениями священника с правителем Уналашкинской конторы Родионом Петровским.
  30 апреля 1828 года Хлебников подготовил послание уналашкинскому адресату и сразу не отправил. Он сделал приписку /Р.S./ 8 мая. Это письмо было доставлено на остров 8 июня  бригом «Головнин» и получено 9 июня. Хлебников не изменил своей давней традиции сообщать о наиболее значимых общегосударственных событиях. «Вы изволили писать, что персияне начали с нами воевать» /12/, - так реконструировал содержание в дальнейшем утерянного письма Вениаминов. В этом же послании Хлебников дал характеристику новому правителю Уналашкинской конторы, выходцу из Олонецкой губернии Якову Дорофееву, который прибыл на том же судне. «Благодарим вас покорнейше за нового правителя, человека точно, как вы говорите, доброго и простого, но и справедливого и строгого в правде» /13/, - отписал священник.
  Интенсивность переписки в те времена зависела от обстоятельств. Бриг «Головнин», простоявший у острова почти полтора месяца, вновь мог появиться, как отмечал Вениаминов, через 10,5 месяцев. Судно прибыло через год. На его борту был Хлебников, гостивший на Уналашке с 14 по 26 июня 1829 года. К этому времени у о. Иоанна было не так уж много писем от ново-архангельского правителя. «Позвольте засвидетельствовать вам мою сердечную благодарность за четыре послания ваши, доказывающие ваше ко мне благорасположение» /14/, - говорится в очень пространном письме от 9 августа, которое Хлебников получил 18 сентября 1829 года. Эти слова вроде бы подтверждают число хлебниковских писем, отмеченных  в предыдущей переписке. В действительности же имеются в виду совершенно другие послания, оставленные в конторах на ряде островов Прибылова. Их посетил возвращавшийся в Ново-Архангельск Хлебников в расчете на то, что там побывает его адресат. Так и случилось. В июле того же года священник предпринял вояж по соседним островам.
   На острове Св. Павла его ждала весточка. «Письмо от вас имел честь получить» /15/, - сообщал он «на первое послание ваше, оставленное при записках» /16/. В данном случае речь шла не об эпистолярного жанре, а о замечаниях Хлебникова на «Записки об островах Уналашкинского отдела» Вениаминова, которые чиновник брал для чтении в пути. «В рассуждении записок моих вы изволите говорить, что они полны и ясны, а потому и просите украсить их моим именем и проч.» /17/, - эти слова о. Иоанна можно расценивать как реакцию на второе послание. В письменном ответе священник обращает внимание «на третье /письмо/, оставленное на о. Георгия, в коем вы изволите просить о мальчиках, способных для механических занятий» /18/. «Вы изволите в четвертом и последнем вашем просить меня о Алеутском букваре» /19/, - опять напомнил Вениаминов.
  Будучи на Уналашке, Хлебников обсудил с о. Иоанном планы организации на острове дома для девочек-сирот и девочек из бедных семейств. Этот вопрос затронут в переписке. «Во исполнение благих намерений и распоряжений ваших собрано здесь 15 девушек беднейших» /20/, - говорится в письме Вениаминова от 10 августа, полученном Хлебниковым также 18 сентября 1829 года. О. Иоанн рассуждает о профессиональных качествах местных чиновников, своих преемниках, семье, обосновывая эти темы как «ответ на ваши почтеннейшие письма» /21/.
  Содержание переписки 1830 года отражено в письме Вениаминова от 1 сентября 1831 года. Хлебников интересовался судьбой мальчика-креола Захара Черкашина. «Вы изволили писать прошедшего года, что если в нем будут способности, то он по желанию своему может поступить в наше звание и что может со мною или другим кем даже выехать в Иркутск для дальнейшего образования» /22/, - напомнил отец Иоанн, давая положительный отзыв.
  В 1831 году Хлебников прощался с Русской Америкой. Его адресат сожалел о расставании. В письме от 13 августа он высказал надежду, что Хлебников будет писать. «Напишите мне не письмо, тетрадь – вашего путешествия» /23/, - просил о. Иоанн. В письме от 1 сентября, которое Хлебников получил 27 сентября, священник еще раз просит не забывать его и писать из России. В приписке он, упоминая пожелание Хлебникова иметь молитвы на алеутском языке, исполняет его. Из Санкт-Петербурга Вениаминов получил как минимум два письма. Одно Хлебников написал 31 марта 1835 года, второе – в начале 1836 года. Об этом священник, не раскрывая, к сожалению, их содержания, упоминает в своем письме от 25 апреля 1836 года, полученном Хлебниковым 7 сентября.
  Во всех письмах Вениаминов неизменно обращается: «Почтеннейший Кирилл Тимофеевич», поясняя, что это «единственно от моего к вам высокопочитания» /24/. Он дарит адресату сигаретницы, обосновывает пожелание о назначении Хлебникова  директором Главного правления РАК, выбирает его крестником дочери, благодарит за книги. В этих письмах много о его мирской жизни, борьбе за выживание, есть свидетельства упадка духом. О. Иоанн сетовал на дефицит коров и картофеля, болезни родных, дикость населения, слал просьбы о переводе на материк. И всегда отмечал заслуги Хлебникова в итогах собственной миссионерской деятельности, получившей высокую оценку историков Русской Америки /25/. Таковы «тайны» их отношений, которые отражали и погибшие в огне письма знаменитого путешественника из Кунгура, по существу - наставника будущего святителя.               
  1. Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский. По его сочинениям, письмам и рассказам современников. Москва, Издательство «Фирма Аллея», 1997. С. 431.
  2. История Русской Америки. 1732-1867. Том П. Москва,  «Международные отношения», 1999. С. 383.
  3. Русская Америка. По личным впечатлениям миссионеров, землепроходцев, моряков, исследователей и других очевидцев. Москва, «Мысль», 1994. С. 157.
  4. Там же. С. 158.
  5, 6, 7. Там же. С. 160.
  8, 9, 10. Там же. С. 161.
  11. Там же. С. 162.
  12. Там же. С. 163.
  13. Там же. С. 164.
  14. Там же. С. 169.
  15. Там же. С. 171.
  16, 17. Там же. С. 172.
  18, 19. Там же. С. 173.
  20. Там же. С. 176.
  21. Там же. С. 178.
  22. Там же. С. 183.
  23. Там же. С. 182.
  24. Там же. С. 184.
  25. См.: История Русской Америки. 1732-1867. Том Ш. Москва, «Международные отношения», 1999. С. 119-139.

         КАЛИФОРНИЙСКОЕ РАНЧО ХЛЕБНИКОВА
   В 1833 году на побережье Северной Калифорнии рядом с фортом Росс возникла ферма, снабжавшая до 1841 года Русскую Америку продовольствием. Она известна как ранчо Хлебникова. Прямого отношения к чиновнику Российско-американской компании /РАК/, правителю Новоархангельской конторы Кириллу Хлебникову эта ферма не имела. Почти за год до её возникновения он навсегда покинул эти края и поселился в Санкт-Петербурге. Управляющим на ранчо был Василий Хлебников.
В истории Русской Америки упоминаются как минимум четверо Хлебниковых. Двух из них нельзя назвать однофамильцами. Кирилл и Василий - уроженцы Кунгура, родственники. В биографическом словаре по русско-американским персоналиям Василий Хлебников назван кунгурским мещанином, приказчиком РАК в Русской Америке в 1830-х годах, племянником правителя Новоархангельской конторы, управляющим ранчо /1/.
   По всей видимости, это Василий Алексеевич, сын старшего брата знаменитого кунгуряка-путешественника. Дети среднего брата Кирилла Хлебникова Ивана к тому времени были малы для такой должности. Присутствие еще одного кунгуряка на американской землей не было случайным. Без сомнения, Кирилл Тимофеевич протежировал родственнику. Была и более веская причина. Как дядя с берегов Камчатки попал в Америку отрабатывать долги, так и племянника судьба забросила на этот континент по сходным обстоятельствам. За его отцом Алексеем Тимофеевичем числился крупный долг, перешедший после его смерти к сыну. Вернуть деньги можно было наиболее быстрым способом, который предлагала Русская Америка. Там шальные деньги текли в руки. Кирилл Хлебников сполна за 16 лет американской жизни отработал долг, перекрыв в несколько раз назначенный компанией срок службы. Племянник оказался не столь расторопным. Во втором пункте завещания  дядя отписал: "Покойного брата Алексея Тимофеевича сыну и дочери по тысяче, всего две тысячи рублей, и заплатить считающийся за ним долг по московской компанейской конторе около тысячи рублей" /2/.
   Русские построили форт Росс в 1812 году. В течение 29 лет, до продажи его мексиканцу швейцарского происхождения в счет поставки пшеницы, форт считался нашим 15-м поселением в Русской Америки,  самой южной точкой российской экспансии и поистине теплым местечком по сравнению с нашей же Аляской. Там первопроходцы жили на островах обособленно, в суровых климатических условиях. Урожай на каменистой почве и в ледяной сырости не вызревал.
   Только ли лучшей доли искал для племянника Кирилл Тимофеевич? Его деятельность как наиболее предприимчивого чиновника РАК показывает, что форт Росс был главным делом его жизни. Через эти южные ворота в Русскую Америку шло продовольствие. Хлебников десять раз посетил форт Росс, всегда - в осенние месяцы, чаще всего - в ноябре, после сбора урожая /3/. Познание тихоокеанских владений тоже имело место. В 1829 году в столичном журнале Хлебников издал "Записки о Калифорнии". Он составил словарь индейских наречий Калифорнии. Но хозяйственные заботы были всё же важнее /4/.
Летописец Русской Америки следил за хозяйственной деятельностью форта и отмечал в ежегодных отчетах о поступлениях в его сельскохозяйственные закрома. «Здесь хорошо разведены все огородные овощи и рассажена часть фруктовых деревьев, - сообщал Хлебников. – Опыты, произведенные над хлебопашеством, не имели хороших успехов» /5/. Но урожаи, по его оценке, были. В 1819 году собрано пшеницы 92 пуда, ячменя – 64 пуда и 22 фунта, в 1820 соответственно – 173 пуда 20 фунтов и 11 пудов 20 фунтов /6/. Летописца Русской Америки заботило, что в форте Росс нужны мешки под зерно, «для переноса вымолоченного с полей в кладовые, амбары» /7/.
   Говоря о самообеспечении форта, К. Хлебников указывал, что «в смете о припасах не назначается для потребления по сему отделу масла, муки и солонины, потому что оные получаются из собственных произведений» /8/. «Соль, горох, кокорузу, монтеку /сливочное масло – С.Останин/ для употребления при крепости русским и алеутам выменивают в соседственном порте С. Франциско» /9/, - добавлял он.
   Летописец подчеркивал, что «при заселении Росс разведен разный скот, которого к 1 генваря 1821 г. состояло в наличии: Рогатого разного возраста 134 Овец 670 Свиней 150 Лошадей 20» /10/. Касаясь заготовки солонины, К. Хлебников отмечал, что «из количества 600 пудов предложено заготовлять в Россе до 300 пудов и в порте С. Франциско – до 300 пудов» /11/. Форт снабжал другие «конторы» Русской Америки маслом: «Из потребного в год количества до 200 пудов предположено выписывать из Охотска до 100 пудов; получать из Росса до 80 пудов» /12/.  Как видим, до создания ранчо Хлебникова форт Росс пользовался собственной животноводческой базой и пахотными  площадями. Эта сельскохозяйственная инфраструктура из-за соображений безопасности находились в черте или вблизи крепости. По данным историков, «в течение восьми лет с 1826 по 1833 гг. в калифорнийской конторе вырастили 40 706 пуд. зерна, но в столицу колоний привезли только 6646 пуд. или лишь 60 % от ежегодных потребностей Ново-Архангельска» /13/. В целом наше сельское хозяйство на Аляске и в Калифорнии не смогло удовлетворить потребности колоний в продовольствии.
Доверить главное дело жизни было не в компетенции К. Хлебникова. Приказчика-племянника опередил другой, более хваткий приказчик из Новоархангельской конторы Петр Костромитинов. Он правил крепостью Росс в 1830-1836 годах и в какой-то мере с Василием был на равных: владел крупнейшим из трех русских ранчо, вдали от форта, на южном берегу речки Славянка. Третье располагалось в глубине материка, дальше всех от крепости. В 1836 году его в пяти милях к северу от залива Румянцева /ныне – залив Бодега/ основал наиболее компетентный  в сельском хозяйстве и удачливый из российских ранчеро, камчатский креол, агроном по образованию Егор Черных. Он, воспитанник Московской земледельческой школы, по оценке биографов, «пытался развивать фермерское хозяйство и за успехи в агрономии был награжден серебряной медалью Императорского московского общества сельского хозяйства в 1839» /году/ /14/. 
   Что смог, Кирилл Хлебников сделал. Его племяннику доверили ближайшее к крепости ранчо, то есть по существу готовые животноводческие строения и пахотные площади. Но не в собственность, а в управление. Два других ранчо, в отличие от хлебниковского, были собственностью чиновников РАК.
   Историки напускали тумана, утверждая, что «ранчо Хлебникова находилось в нескольких километрах к востоку от залива Бодега» /15/. Гораздо важнее то, что ранчо по версии одной из топографических карт почти вплотную примыкало к крепости «со стороны моря» и значилось после продажи форта по «Зарисовке 1843 года» как «развалины алеутской слободки» /16/. Его месторасположение подтверждают «Ситуационный план крепости Росс» /17/, акварель 1839 года натуралиста и этнографа Ильи Вознесенского «Вид Росса» /18/ и литография 1835 года с работы неизвестного художника «Селение Росс в Северной Калифорнии» /19/.  Эти графические документы также подтверждают нашу версию об использовании под понятием «Ранчо Хлебникова» прежней сельскохозяйственной инфраструктуры форта.
   Сохранилось описание этого ранчо: "Ближайшее к селению Росс было ранчо Хлебникова размером около 70 акров /свыше 28 га – С. Останин/. На территории ранчо находился небольшой дом размером 35 квадратных метров, в котором было три комнаты. Недалеко от него стояла казарма для рабочих - 20 метров длиной и 7 шириной - также из трех больших комнат. Кроме того, на ранчо был выстроен двухэтажный склад довольно большого размера - 15 метров длиной и 7 метров шириной, с деревянным полом. Была там кухня с большой русской печью для выпечки хлебов. Очевидно, достаточно хорошие урожаи пшеницы собирались на полях ранчо Хлебникова, так как там, по имеющимся сведениям, даже была мельница с жерновом, приводившимся в движение лошадиной тягой. Одна из комнат главного здания на ранчо предназначалась для гостей. На ранчо находилась и обязательная для каждого русского селения баня, размером 28 квадратных метров" /20/. В этом описании узнаваемы ранние хозяйственные постройки, располагавшиеся за стенами крепости, включая мельницу, пекарню, баню и дворы.
   Побывавший в этих местах в 1836 году священнослужитель И.Е. Вениаминов записал, что форт Росс со всех сторон окружен пашнями и лесами. По его данным, здесь проживало «всего 260 душ, в числе коих русских 120, креол 51, алеут кадьякских 50 и 39 индейцев крещеных» /21/.
   Если сравнивать ранчо Хлебникова со вторым, то, по данным 1833 года, «знаменитое село Костромитиновка состоит из одного домика… и из трёх соломенных шалашей, в которых живут трое русских» /22/. Зато пахотных площадей много. По свидетельству современника, «селение и пашню обслуживали 250 индейцев, которые за работу вознаграждались весьма скупо» /23/.
   Использование дешевой рабочей силы – это отдельная тема. Русские ловили аборигенов, заставляли работать насильно, за символическую плату, буквально за еду. Но в определенные месяцы, связанные с праздниками, другими особенностями жизни, традициями, индейцы убегали на волю. Зачем работать, если природа даёт всё бесплатно и сразу, от личинки до кита, от корешка до плода? Судя по хозяйственным постройкам на ранчо Хлебникова, его обслуживали надежные работники: переселенцы-алеуты и православные индейцы, которым доверяли уход за скотом.
   Российским ранчеро не удалось развернуться в полную силу на плодородных землях Калифорнии. Судьба отвела им для трудов праведных менее десяти лет. Русские купили землю у индейцев за три одеяла, три пары штанов, два топора, три мотыги, несколько ниток бус, а продали за пшеницу стоимостью свыше 121,6 кг серебра. /Договорились получить за землю 42 тысячи 857 рублей серебром, не дополучили почти 37,5 тысячи рублей. В Х1Х веке 20 рублей серебром соответствовали одному фунту серебра./ 
Ведя  дипломатическую игру с испанцами, русские уступили свои земли мексиканцам, а те – американцам. Именно они хотя бы частично сохранили форт Росс до наших дней и из всех русских ранчо вспоминают об одном, хлебниковском, и то потому, что Кирилл Хлебников многое сделал для развития торговых российско-американских связей на заре их становления.
 1. См.: Гринёв А.В. Кто есть кто в истории Русской Америки. Москва, Академия, 2009. С. 573.
 2. Сборник материалов для ознакомления с Пермской губернией. Пермь, Типография губернской земской управы, 1892.  C. 21.
 3. См: Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. Москва, «Наука», 1985. С. 34-36.
 4. См.: Останин С. Ранчо Кирилла Хлебникова. Газета "Искра" /Кунгур/, 21 сентября 1991 г.
 5. Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. С. 218.
 6. См.: там же.
 7. Там же. С. 204.
 8, 9. Там же. С. 202.
 10. Там же. С. 218.
 11. Там же. С. 201.
 12. Там же. С. 200.
 13. История Русской Америки. 1732-1867. Том Ш. Москва, «Международные отношения», 1999. С. 272.
 14. Гринёв А.В. Кто есть кто в истории Русской Америки. С. 586.
 15. http://ru.wikipedia.org
 16. Русская Америка. Москва, «Мысль», 1994 . С. 277.
 17. Там же. С. 267.
 18. Там же. С. 268.
 19. Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. С. 130.   
 20. Петров В. Русские в истории Америки. Москва, "Наука", 1991. С. 44.
 21. Цит. по: Болховитинов Н.Н. Россия открывает Америку. 1732-1799. Москва, «Международные отношения», 1991. С.208.
 22. Русская Америка. С. 355.
 23. Там же. С.355-356.
   
       МОСКОВСКИЕ СВЯЗИ
  Москва была городом транзитным, но не чужим для чиновника Российско-американской компании /РАК/, летописца Русской Америки К.Т. Хлебникова. Он избрал на склоне лет постоянным местом жительства Санкт-Петербург, который и определил его научную судьбу. Поэтому мало кто из биографов Хлебникова обращал внимание на его московские связи. Они и сейчас нуждаются в расшифровке.
   В Москве он был три раза проездом /1/. В конце февраля 1815 года - из Красноярска в Санкт-Петербург. В период с 27 декабря 1833 года по 3 января 1834 года - из Санкт-Петербурга в Пермь. И в один из дней с 21 по 23 февраля 1834 года из Казани в Северную столицу. А затем, в четвёртый раз, ездил специально из Санкт-Петербурга и обратно более чем на месяц, с 3 апреля по 10 мая 1837 года /2/. Наиболее точная дата посещения Москвы относится к 1815 году. Как следует из подорожной /3/, Хлебников отправился из Москвы к берегам Невы 25 февраля, наняв "три лошади с проводниками". 427 вёрст пути и "прогоны без задержания" обошлись ему в 213 рублей 65 копеек при ежемесячной зарплате в 250 рублей. 
   Побывав в Москве однажды, Хлебников помнил о ней всегда, интересовался жизнью города. Среди его книг из личной библиотеки, переданных родному Кунгуру, значатся "Статистические записки о Москве", изданные в типографии Семёна Селивановского в 1832 году. В Москве у Хлебникова были знакомые. Знаменитый уроженец Кунгура переписывался с ними, поддерживал дружеские и деловые связи. Их подтверждают  архивные документы из его фонда в Перми. В Государственном архиве Пермского края хранится "Записка о книгах К.Т. Хлебникова "Жизнеописание А.А. Баранова", подаренных и розданных им разным особам с 3 октября 1835 года". В документе указаны пять московских фамилий, в том числе известный литератор и издатель Николай Алексеевич Полевой и чиновник Московской конторы РАК Михаил Иванович Рахманов /4/.
   Полевой - один из успешных и читаемых писателей России первой половины XIX века. Уроженец Иркутска, он был на 12 лет младше Хлебникова, в Москву попал в 1820 году. Без сомнения, о нём Хлебников знал не понаслышке. Они вряд ли были близко знакомы по сибирской жизни, хотя, возможно, и пересекались случайно. Когда Хлебников в 1814 году, по его словам, "весь год пробыл в Иркутске, не отлучаясь никуда" /5/, работал над "Письмами о Камчатке", 18-летний Полевой, будучи выходцем из купеческого сословия, присматривался к людям своей среды и обратил внимание на заезжего комиссионера Камчатской конторы РАК. Есть тому свидетельство самого Полевого: "Здоровье Кирилла Тимофеевича так было расстроено трудами, что он отказался от должности, выехал в 1813 году в Иркутск, где пробыл весь 1814 год" /6/. В то время Полевой переживал период ученичества и широкой публике был неизвестен. Как литератор он дебютировал в 1817 году.
Их более тесное знакомство на почве литературных интересов состоялось позднее, когда оба состоялись как личности. На дружеские связи указывает такое признание Полевого: "Мы видели у него записки сведений по истории Русской Америки и русских путешествий, которых не находил он времени привести в порядок" /7/.
   Хлебников был активным читателем произведений Полевого. В рукописном "Отрывке списка литературы историко-географического направления /с № 93 по № 385/ из библиотеки К.Т. Хлебникова /предположительно/"  из пермского архива под номером 196 значится "История русского народа. Сочинение Николая Полевого. Издание второе. 1830" /8/. Кроме того, в том же списке в разделе "Книги и издания" Хлебниковым обозначены подшивки литературного и научного журнала под номером 304 "Московский телеграф. Сочинения Николая Полевого с 1825 по 1835. 55 томов" /9/ и под номером 366 - "Московский телеграф. Сочинение Николая Полевого в бумажном переплёте. 1833. 2" /10/, а также под номером 313 - иллюстрированный ежегодник "Новый живописец общества и литературы. Составлена /так в тексте - С.Останин/ Николаем Полевым. 1832. т. 4" /11/. Относительно журнала 1835 год указан ошибочно. "Московский телеграф" издавался до 1834 года. У ежегодника более длинное название: "Живописное обозрение достопамятных предметов из наук, искусств, художеств, промышленности и общежития, с привосокуплением живописного путешествия по земному шару и жизнеописаний знаменитых людей".
   Судя по подбору книг, альманахов, журнальных изданий, Хлебников по приезду в 1833 году из Русской Америки в Санкт-Петербург буквально опустошил полки книжных магазинов, взял большое количество самых последних новинок, обратив внимание на очень популярного в России литератора из Москвы.
   Полевой на особом счету и у биографов Хлебникова. Именно этот известный русский писатель написал некролог на смерть летописца Русской Америки, став фактически его первым биографом /12/. Полевой, сам, как и кунгуряк, купец 2-й гильдии, очень красочно и детально изложил ключевые факты из жизни и деятельности Хлебникова и первым дал высокую оценку его личных качеств и научного наследия. Личное знакомство и продолжительное общение с кунгуряком видно и в том, что Полевой с сочувствием описал его болезни и очень подробно - последний день жизни. По существу его статья-зачин о Хлебникове стала основой для последующих биографических статей, очерков, краеведческих изысканий и до сих пор обильно цитируется исследователями.
   Все ли москвичи откликнулись письмом на хлебниковскую книгу-подарок? Вопрос без однозначного ответа. В пермском архиве сохранился единственный московский отклик на биографическую книгу Хлебникова о Баранове: от Рахманова. О нём известно, что он был бухгалтером и помощником правителя Московской конторы РАК в 1830-1850-е годы /13/. Вполне вероятно, что в свой второй и последующие приезды в Москву Хлебников познакомился с Рахмановым и обсуждал с ним проблемы контор Российско-американской компании. Москвич Рахманов написал в Санкт-Петербург 29 октября 1835 года: "Милостивейший государь Кирил Тимофеевич! Удостоенный получить на имя моё экземпляр Вашего жизнеописания почтеннаго соревнователя Компании Г. /господина - С.Останин/ Баранова я спешу принесть Вам, Милостивейший Государь, за оный и за милостивое Ваше ко мне расположение чувствительнейшую мою благодарность, имея удовольствие присовокупить, что это внимание Ваше запечатлено будет навсегда в моей памяти вместе с тем истинным уважением и преданностию, с которыми имею честь быть к Вам. Милостивейшего Государя покорнейший слуга Михаил Рахманов" /14/.
   Примеры общения Хлебникова с А.А. Барановым, другими деятелями Русской Америки и просто современниками показывают, что знакомство во многих случаях поначалу было заочным, на основе деловой переписки, а крепло и развивалось после личных встреч и подтверждения совместных интересов. 
   Остальные три московские фамилии из хлебниковского списка требуют полной расшифровки. Пока их можно при прочтении назвать многовариантными. Схожих фамилий нет в именном указателе к "Запискам" Хлебникова, указателе имён в "Истории Русской Америки" под редакцией Н.Н. Болховитинова и в справочном издании А.В. Гринёва.  Можно утверждать, что эти три московских адресата напрямую не связаны с историей Русской Америки.
   Доступнее прочитывается только один: Николай Витальевич Чирин, а также Чиркин или Чирик. Ему, как и Полевому, автор отправил тоже четыре экземпляра "Жизнеописания", что свидетельствует о не меньшей публичности получателя книги. Имена двух других адресатов - предположительно Иван Михайлович Быбинин и Иван Попов - однозначно не прочитываются из-за скорописи Хлебникова, в которой непросто разобраться. К тому же он вписал их, а по существу - втиснул между строк, наспех, дополнительно в уже готовый список.
В целом ни один московский адресат не попадал под систему статусных, официальных обращений, которые регламентировались "Табелем о рангах". Только фамилия, имя и отчество. Значит, они были из одного или близкого Хлебникову сословия.
   В итоге важно отметить, что в Москве, как и в других городах, у Хлебникова не было случайных знакомых. Он направлял книгу о первом главном правителе РАК только тем, кто знал его, был связан с Барановым профессиональными интересами или другими обстоятельствами, кто ценил печатное слово. Безусловно, книга в виде исключения посылалась автором и некоторым российским чиновникам, чтобы засвидетельствовать почтение. Купеческая Москва - центр культурной и деловой жизни - в этом списке была второй после Санкт-Петербурга и до сих пор, применительно к биографии Хлебникова, нуждается в пристальном внимании исследователей.
1. См.: Русская Америка в "Записках" Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. М., "Наука", 1985. С. 34 и 36.
2. См.: там же. С. 37.
3. См.: Государственный архив Пермского края /ГАПК/. Фонд 445, опись 1, единица хранения 1, лист 3.
4. Там же. Ф. 445, оп. 1, ед. хр. 45, л. 4.
5. См.: Русская Америка... С. 33.
6. Сборник материалов для ознакомления с Пермской губерниею. Издание губернского статистического комитета. Выпуск IY. Пермь, типография губернской земской управы, 1892. С. 15.
7. Там же. С. 17.   
8. ГАПК. Ф. 445, оп. 1, ед. хр. 34, л. 9.
9. Там же. Л. 18.
10. Там же. Л. 22.
11. Там же. Л. 18.
12. См.: Сборник материалов... С. 14-17. 
13. См.: Гринёв А.В. Кто есть кто в истории Русской Америки. М., Academia, 2009. С. 449.
14. ГАПК. Ф. 445, оп. 1, ед. хр. 45, л. 5.


        АВТОРСКОЕ "Я" К.Т. ХЛЕБНИКОВА В ЕГО БИОГРАФИЧЕСКОЙ КНИГЕ ОБ А.А. БАРАНОВЕ
  Уроженец города Кунгура Кирилл Тимофеевич Хлебников оставил богатое научное наследие по истории Русской Америки, воспоминания об её исторических деятелях. О нём же сохранились в исторических записках современников краткие отзывы, которые не дают полного представления о личности кунгуряка, чиновнике Российско-американской компании /РАК/.  Хлебников ушёл от разговора о себе в "Записках об Америке". По ним отследить его биографию, почувствовать его личность можно не напрямую, а лишь по косвенным, едва уловимым признакам.
  Счастливым исключением для биографов Хлебникова стала его книга "Жизнеописание Александра Андреевича Баранова, Главного правителя Российских колоний в Америке". Она была издана при его жизни в Морской типографии Санкт-Петербурга в 1835 году. Хлебников сам сформировал читательскую аудиторию.
В Государственном архиве Пермского края хранится записка автора об экземплярах, "подаренных и розданных им разным особам с 3 октября 1835 года", а также "благодарственные письма получателей книги" /1/. В санкт-петербургском списке Хлебникова значится 116 адресатов, включая, помимо отдельных лиц, Цензурный комитет и библиотеку Главного морского штаба. Кроме того, в списке под названием "В пересылку" обозначены Москва, Казань, Калуга, Кострома, Кунгур, Иркутск, Кяхта, Якутск, Охотск и конторы РАК - всего 36 адресатов.
   Автор послал в Кунгур четыре экземпляра брату Ивану и один - купцу первой гильдии Кириллу Егоровичу Кузнецову. Хлебников, видимо, считал его главой города, но срок полномочий Кузнецова закончился в 1832 году. Среди получателей книги значатся два члена Госсовета, адмирала - начальник Главного морского штаба, князь А.С. Меньшиков и спонсор издания, директор РАК, граф Н.С. Мордвинов, а также брат А.А. Баранова Пётр Андреевич. В конторы Русской Америки автор отослал 20 экземпляров. Исходя из этих архивных данных, можно предположить /поскольку некоторые цифры размыты и плохо узнаваемы/, что в Северной столице Хлебников распространил 233 экземпляра, а в регионах - 101.
Полный текст "Жизнеописания" помещён в интернете /2/. Эта книга - первый писательский опыт Хлебникова. До неё были пробы пера в журналистике. Его журналистским дебютом можно считать 1829 год, статью "Записки о Калифорнии" в журнале "Сын Отечества". В последующие годы он не успел подтвердить писательский статус, опубликовав лишь несколько статей об основателе РАК Григории Шелихове.
Книга о каргопольском купце, первом главном правителе РАК Баранове стоит в творческом и научном наследии Хлебникова особняком. В отличие от  размытого жанра "Записок", в которых авторское присутствие неактуально, литературная форма "Жизнеописания" потребовала от автора, помимо самодисциплины, творческой раскованности. Без авторского "Я" рассказ о харизматичном деятеле Российско-американской компании вряд ли бы получился. По законам этого биографического жанра Хлебников, как рассказчик, как личность, должен был выйти из тени и в какие-то повествовательные моменты заявить о себе напрямую, без ложной скромности. 
   Такие "выходы" есть в открывающем книгу письме автора к графу Мордвинову, а также в "Предуведомлении" и в "Заключении". В них Хлебников говорит от своего "Я". В самом тексте книги закадровое присутствие автора ощутимо в его афористичных оценках событий и житейских ситуаций. Кроме того, в одной из глав Хлебников переадресовал авторское "Я" персонажу под названием "комиссионер Компании". Опосредованно можно идентифицировать авторское "Я" в подборе тех фактов, которые неотделимы от биографии самого Хлебникова, особенно в описании морской стихии, деталей морских путешествий и в подборе персонажей, дат и мест событий, также узнаваемых в биографии автора.
  К сожалению, биографы Хлебникова, работавшие преимущественно в жанрах очерка и научной статьи, не использовали полностью этот разнообразный материал. Потенциал авторского "Я" в биографической книге о Баранове не исчерпан в жизнеописании Хлебникова. И этим он, сапожник без сапог, интересен нам. Каким же предстаёт сам автор?
Хлебников в письме к Мордвинову раскрывает обстоятельства написания книги и как бы оправдывается, что не собирался стать писателем и познаний у него немного для описания подвигов Баранова. "Они достойны пера лучшего, чем моё, но сердечное желание и обязанность изъявить мою совершенную благодарность Почтенному Сословию Российско-Американской Компании придавали мне силы и ободряли меня" /3/, - поясняет автор. В "Предуведомлении" он ещё раз оговаривается: "Знаю, что познания и способности мои для сего недостаточны и слабы" /4/.
   Поводом к "Жизнеописанию" послужила не только "благодарность". Хлебников ссылается на своего непосредственного начальника, главного правителя РАК Ф.П. Врангеля, который "изъявил желание, чтобы описание дел Баранова, достойных внимания и похвалы, было собрано для сведения" /5/.
   То, что начальственный выбор пал именно на Хлебникова, остаётся за "кадром", за его авторским признанием и не раскрывается в тексте. Можно лишь догадываться, что потребность вести личный дневник и пробовать силы в жанре записок, а также удачи Хлебникова в журналистике были известны современникам и оценены начальством по достоинству. Врангель знал, кому он поручал "Жизнеописание".
   Помимо "благодарности", поручения, журналистского опыта Хлебникова, в цепочке мотивов, обеспечивших подход к писательству, был ещё один немаловажный момент. Хлебников встречался с Барановым, "имел честь быть Правителем главной Конторы в Ново-Архангельске с начала 1818 до исхода 1832 года и, занимаясь делами по всем Конторам и Отделам, неприметно познакомился со всеми его действами и даже намерениями" /6/.
   Это признание автора, увидевшего своего персонажа на склоне лет, нуждается в некоторой расшифровке. Вряд ли достаточно коротких встреч и прерывистого общения автора с Барановым в 1817-1818 годах, чтобы вырасти до биографа. Тут сработал контраст в том, что увидел 33-летний Хлебников. Контраст между немощным 71-летним стариком и масштабностью итогов его правления.
   Вот это главное впечатление Хлебникова от Баранова и от Русской Америки повлияло на выбор формы биографического повествования. Оно выстроено как хроника, в которой история личности неотделима от истории РАК. При такой методике освоения жанра Хлебникову, начинающему писателю, проще было справиться с материалом, собранным кропотливо, задолго до замысла о книге. В её основу легли личными записи, конторские счета, официальные документы и письма, записи современников. Об этом хлебниковском архиве, конечно же, знал и Врангель.
   "У меня были собственноручные письма Баранова к разным лицам и официальная переписка с местами и лицами, которым он был подчинён по службе, - признавался автор. - Пользуясь сими и другими материалами, я описал дела и распоряжения его" /7/.
 Архивные материалы на какой-то момент, а, может быть, ещё и на наш современный вкус, заслонили главного персонажа, увели рассказ о нём в аппендиксные, не связанные с его биографией закоулки событий. "Составляя сиё жизнеописание, я основывался на делах, оправданных событиями, и часто описание происшествий вносил собственными словами действователя, взятыми из черновых его писем, - отмечал Хлебников. - Общие слухи и рассказы соучастников служили только подтверждением" /8/. По ходу рассказа он иногда замечал, ссылаясь на личный опыт общения с Барановым: "Я имел честь слышать" /9/. Творческий подъём обеспечивался и ностальгическим осознанием того, что Русская Америка была звёздным часом и в жизни автора, и она уходила в прошлое.
   Возможно, по авторскому недосмотру или же, наоборот, по его замыслу усилить контраст, Баранов, увиденный Хлебниковым в старости, представлен в его рассказе от зачина до развязки в статичном облике. "Просвещённый и благородный душою Г. /господин - С.Останин/ Рязанов утешал старика" /10/, - например, так о 60-летнем, ещё не дряхлом Баранове писал 50-летний Хлебников. Не такой уж большой этот десятилетий разрыв в возрасте между автором и его героем в контексте повествования. Но образ позднего Баранова - для этого и подобран нами пример - довлеет над автором. Это, вне всякого сомнения, усиливает читательское ощущение контраста, зароненного автором изначально. Речь, конечно, не об авторском приёме, возбуждающем читательское внимание, а о мироощущении автора. В период работы над книгой с 1832 по 1835 годы, от написания до редактуры и издания, Хлебников был в хорошей физической и творческой форме и не считал себя, даже по меркам XIX века, стариком.
   Автор указывал, когда он создавал книгу. Она писалась в течение года на корабле, во время возвращения из Русской Америки, в период с 1832 по 1833 годы: "Описывать дела, совершённые на местах, где я провёл многие годы в службе Компании, было для меня всегда приятным воспоминанием; ибо я писал по выходе их [из] колоний, на пути в Россию морем" /11/.
   Помимо богатого архива на творческую задумку Хлебникова работал и его не менее богатый жизненный опыт. Он виден в подборе фактов биографии Баранова, в рассказе об окружавших его людях. Они не были чужими и для Хлебникова.
   Вот он пишет, что Баранов напрасно ожидал себе на смену коллежского асессора И.Г. Коха, умершего в пути. Хлебников вспоминает его, начало века, Иркутск, где жил и сам тогда, и много слышал о Кохе, который находился под следствием в этом городе и был оправдан в 1802 году. В тот год Хлебников был уже в Охотске, где Коха знали в должности Охотского областного коменданта. Так причудливо переплетались фамилии, судьбы, обстоятельства в биографии самого автора.
   Хлебников припоминает 1808 год, сборы капитана Л.А. Гагемейстера на Камчатке за солью к Сандвичевым островам по распоряжению Баранова. Рассказ вроде бы идёт не об авторе, но Хлебникову тут всё знакомо, всё родное. Камчатская контора, где он тогда служил. Год, ставший рубежом перемен. Тогда Хлебникова из приказчиков перевели в комиссионеры. Виден собственный торговый интерес от поездки. Знаком и Гагемейстер, под началом которого Хлебников через десять лет приступил к службе на американских островах. Упоминается соль, за которой сам отправлялся не однажды к берегам Америки.   
Жизнь летописца Русской Америки в островном "государстве" состояла из частых командировок, плаваний, мореходных рисков и впечатлений. Лучшие страницы книги о Баранове, если брать за основу литературный стиль, посвящены описанию морской стихии. Таких описаний в книге более десятка. Здесь Хлебников-писатель встаёт в полный рост: "Вдруг чрезвычайно густой туман скрыл от них берега при входе в проливе лежащие и стеной стоящие льды, кои обыкновенно во все времена года удерживаются в сем месте, даже нельзя было усмотреть с одного судна другие и окружающие байдарки. В сие время, к умножению опасности, усилилось течение с приливом моря, и быстротою оного "Ермак" увлечён во льды и носим между опаснейшими утёсами и скалами... Тогда не находили никаких способов к спасению: ветер затих, паруса не служили, буксиры бессильны противудействовать стремлению прилива, а глубина не позволяла стать на якорь. Ничего не оставалось более, как отдаться на волю Всемогущего Провидения" /12/.
   "Казалось, что гибель висела у них над головами и смерть окружала отвсюду. Между громадами стоячих льдов, от течения происходили водовороты, в которых судно вертелось вместе с носящимися льдинами и прижимало той или другой стороной к оным. Тут надлежало употреблять всевозможные усилия, расторопность и проворство, чтобы отталкиваться шестами и не быть раздавленным" /13/, - к этому видеоряду тяготеет Хлебников.
 "Во время бурной и мрачной ночи, сильные волны, набегая одна за другою, рассыпались по палубе; люки были сорваны, и судно медленно наполнилось водою. Посреди такого разрушения ничего не оставалось более как спасать людей" /14/, - ещё одно описание стихии, свидетелями которой в равной степени были Баранов и Хлебников.
   "Чрезвычайно сильным волнением било корабль ужаснейшим образом: огромные валы, взливаясь, покрывали палубу, разрушая на верху оной всё: члены трещали при каждом ударе. Оцепенённые от страха и холода мореплаватели держались где кто мог" /15/, - такое буйство стихии с подачи Хлебникова видел Баранов. Но именно автор нашёл точные слова и яркие образы.
   Иногда хроникёр берёт верх над писателем Хлебниковым, и он припоминает обстоятельства, которые лишь отчасти были связаны с жизнью Баранова и напрямую - с жизнью рассказчика.  Например, крушение у берегов Камчатки 3 ноября 1811 года корабля американца Эббетса. "Пользуясь однако же случаем иметь постоянную связь с одним из первых негоциантов Соединённых Штатов, Баранов предложил Эббетсу отправиться в Кантон и променять там компанейские меха на разные в колониях товары" /16/, - сообщал Хлебников. Он же лично наблюдал печальный итог путешествия.
   "По получении сего известия в Петропавловской гавани комиссионер Компании с лейтенантом Подушкиным немедленно отправились к месту кораблекрушения, - это личные свидетельства Хлебникова, укрывшегося за одним из персонажей. - Там находили по речке Вилюя разнесённыя проливом на разстояние более 3 вёрст мёртвыя тела или искажённые члены оных, заметанныя песком, окутанные морскими поростами: иных видели зацеплённых за деревья; но всего ужаснее было зрелище поднятых и выброшенных волнами на утёсы и зацепившихся рукою или ногою в ущелице, вися всем телом на воздухе. 9 трупов найдены и погребены. Выкинутые товары кусками и лоскутьями валялись по берегу моря и реки" /17/. "Закроем сию ужасную картину" /18/, - заключил автор и так эмоционально обозначил своё "Я".
   В заключительной главе Хлебников обозначил себя как "комиссионер корабля "Кутузов" /19/. Ему было "приказано быть Правителем Конторы и принимать капиталы от Г. /господина - С.Останин/ Баранова" /20/, который "важнейшие меховые товары здавал лично" /21/.
Жизненный опыт автора обобщается и в афористичных, философских замечаниях по ходу повествования. Для биографов Хлебникова это уникальная возможность почувствовать его душевный настрой, проникнуться его умонастроениями. "Несчастия уравнивают состояния людей" /22/, - говорит Хлебников. "Нужда изменяет законы" /23/, - считает он. "Беды и напасти, постигающие людей, более и скорее научают познавать благость Бога, чем непрерывное счастье и безмятежность покоя, - рассуждает по-христиански автор. - Сквозь мрак  своих понятий они чувствуют и видят высшую силу, неожиданно изводящую их из бездны зол, в которой по разумению человеческому кажется надлежало бы погибнуть. Побывав в школе бедствий, научаются осторожнее и действовать основательно" /24/. "Но что могут ничтожные силы человека противу ужасных, всемогущих сил природы? Одна неисповедимая благость Творца может спасти" /25/, - это утешение автора подходит ко многим ситуациям экстрима, в которых побывал и он. "Один несчастный случай не может и не должен отнять доброе имя от человека, ревностного к службе" /26/, - это замечание Хлебникова подходит и к его жизненной ситуации, когда за долги на Камчатке он подался в Русскую Америку.
   "Для людей постоянных в своей твёрдости есть общая аксиома: чем хуже, тем лучше! А для деятельного, быстрого ума без трудов нет удовольствия!" /27/ - таково жизненное кредо кунгуряка.
   Книга Хлебникова о Баранове, а по существу - об истории Русской Америки, экзотична благодаря подбору фактов, событий и обстоятельств. Этим она выбивается из привычного ряда русских изданий первой половины XIX века. Необычна она и благодаря причудливому социальному оптимизму автора. "Со временем, когда России, шествующей исполинскими шагами на пути просвещения, всё устремится на то, что приносит благосостояние и обогащение Империи; распространится и процветёт главная цепь народнаго богатства: купеческое мореплавание, и мы, следуя другим торговым народам, пройдём по далёким морям на своих судах, своими купцами и людьми построенных, ими же управляемых, тогда только узнают цену тех мест, на которыя ныне мало обращают внимания..." /28/, - вот один из многочисленных примеров устремлённости автора в будущее. 
   Не наигран ли этот оптимизм в разгар крепостного права, в годы правления самодержца, прозванного современниками Николаем-вешателем? Надо всё-таки помнить, что социальный состав народонаселения Российской империи был неоднороден. Контрастным было мироощущение россиян, живших в Центре, на казачьих окраинах, в Сибири и особенно на Дальнем Востоке, где чувствовалось дыхание революционной Америки, отстоявшей независимость от Англии.
   Социальный оптимизм Хлебникова, выходца из купеческого сословия, активного участника американской "робинзонады", сродни мироощущению первопроходца, который нарезал себе столько свободы, сколько мог взять. С этих позиций понятны его убеждённость и устремлённость в светлое будущее. Этим светлым мироощущением, вопреки пережитым Хлебниковым невзгодам, и подкупает его авторское "Я". Этим он интересен и сейчас.
1. См.: Государственный архив Пермского края. Фонд 445, опись 1, единица хранения 45, листы 1-5.   
2. См.: режим доступа:  http://alaska-heritage.clan.su
3-28. Там же. Этот и другие тексты XIX века даются по нормам русского языка того времени.
               
                В ВОСПОМИНАНИЯХ СОВРЕМЕННИКОВ
       Не каждой исторической личности суждено получить к тому собственной биографии ещё один в виде воспоминаний современников. При условии, что они почувствуют в публичном человеке не просто личность – явление научной и культурной жизни, а затем успеют рассказать о нём по горячим следам.
       Безусловно, в отношении многих исторических личностей Русской Америки никто при их жизни такой задачи не ставил. В среде чиновников, купцов и промышленников Российско-Американской компании не культивировалась склонность к летописанию и мемуарам. Не из воспоминаний складывались архивные материалы РАК. Они включают договора, официальные отчёты, инструкции, письма, а также путевые заметки российских и зарубежных флотоводцев и путешественников.
       В этом море информации подвижничество уроженца Кунгура, правителя Ново-Архангельской конторы РАК Кирилла Тимофеевича Хлебникова /1784-1838/ на особом счету. Он оставил записки о Русской Америке в виде копий или конспектов документов РАК, заметок путешественников и исследователей, а также собственные дневниковые материалы и статьи, подготовленные к печати. Современники  это заметили и оценили. Именно Хлебникову руководство Компании поручило написать книгу о первом главном правителе РАК А.А. Баранове. Именно от Хлебникова издатели российских газет и журналов, в том числе издатель «Современника» Александр Пушкин, ждали статей по истории Русской Америки, о её деятелях, ожидали результаты этнографических и других научных изысканий.
       Среди исторических деятелей РАК современники отдавали должное незаурядной личности Хлебникова, журналиста, писателя, учёного, но, исходя из «Табеля о рангах», не причисляли его к первым величинам общества. Была каста и повыше: Шелехов, Баранов, Резанов, другие правители и чиновники РАК. Тем не менее, как ни проблематично современным биографам Хлебникова составить классический том воспоминаний о нём, кое-что им всё же по силам.
       Среди потенциальных архивных источников можно выделить три разнородные группы так называемых мемуарных материалов.  Это, во-первых, некролог « Кирило Тимофеевич Хлебников» московского литератора Николая Полевого. Опубликованный в 1838 году в журнале «Сын Отечества» некролог на долгие годы стал основой изысканий биографов, самым цитируемым источником. Во-вторых, к мемуарным материалам можно отнести записки морских офицеров, побывавших у берегов Русской Америки. И третья группа - документы РАК, в основном чиновничья переписка, в которой даётся оценка Хлебникова с точки зрения его профессиональной пригодности и нравственных качеств.
       Написанное Полевым о Хлебникове хорошо известно среди историков и краеведов. Московский литератор, с которым Хлебников познакомился в 1814 году в Иркутске, изложил ключевые факты из жизни летописца Русской Америки, дал высокую оценку его личных качеств и научного наследия. Мемуарный стиль некролога нашёл отражение в сочувственном описании болезни Хлебникова и последнего дня его жизни. В целом эта работа соотносится с жанром мемуаров и достойна публикации в возможном сборнике воспоминаний современников о легендарном кунгуряке.
        В записках российских мореплавателей не уделяется столь пристальное внимание Хлебникову. Но и в них можно отыскать необходимые сведения. Отважный мореплаватель и выдающийся географ В.М. Головнин вспоминал о пребывании шлюпа «Камчатка», которым командовал, в порту Ново-Архангельска в 1818 году. Хлебников упоминается им в составе делегации чиновников. «Едва мы успели положить якорь, как приехали к нам многие господа, находящиеся здесь в службе Российско-Американской компании» /1/, - написал путешественник, добавив: «В том числе флота лейтенанты Яновский и Подушкин и правитель здешней конторы купец Хлебников» /2/. Головнин отметил, что главный правитель РАК капитан Гагенмейстер отбыл в Калифорнию, «за отсутствием  его управление над колониями препоручил он Яновскому и Хлебникову» /3/.
       «Сии господа предложили мне все зависящие от них услуги и пособия, в чём они меня и не обманули, - вспоминал флотоводец. – Во всю бытность нашу здесь они не упускали случая снабжать нас свежими съестными припасами, как то: мясом, рыбою, зеленью и пр. Они же своими рабочими людьми доставили нам деревья для запасных стенег, брамстенег и других рангоутных вещей, в коих мы имели нужду» /4/.
       По оценке биографов Хлебникова, он состоял с капитаном «Камчатки» в деловой и дружеской переписке /5/. Позднее по результатам инспекторской поездки Головнин высоко отзывался о личных качествах правителя Ново-Архангельской конторы. А Хлебников в свою очередь попытался написать после смерти русского флотоводца о нём. В Государственном архиве Пермского края хранится «Отрывок из биографического очерка об адмирале В.М. Головнине», написанный не ранее 1832 года. В этой рукописи Хлебников обозначает маршрут морского путешествия Головнина с 17 февраля 1818 года к берегам Камчатки, на острова Русской Америки, в Калифорнию и далее. Перечисляет его служебные награды и научные заслуги, скорбит по поводу его смерти /6/.
       Общеизвестно знакомство кунгуряка и с другими морскими офицерами, в том числе и с И.Ф. Крузенштерном. К сожалению, в его путевых записках, доступных массовому читателю, Хлебников не упоминается. Но архив флотоводца мог бы прояснить эту ситуацию. Вот свидетельство Полевого о Хлебникове: «Отличаясь усердием, он успел приобрести знакомство и дружеское расположение всех, и особенно начальника первой кругосветной экспедиции русских кораблей кругом света И.Ф. Крузенштерна» /7/. Этот путешественник побывал у берегов Камчатки в сентябре 1805 года и получил провиант по предписанию коменданта полуострова генерал-майора П.И. Кошелева. Крузенштерн упоминает в записках о плавании его брата - поручика Кошелева. Предписание, по словам руководителя «кругосветки», «сопровождалось искреннейшим дружества усердием» /8/.  «Всякое желание исполняемо было с величайшим усердием» /9/, - добавлял он. Крузенштерн, в частности, отмечал, что было припасено шесть быков, приготовлено много сушёной и солёной рыбы, несколько бочек черемши или дикого чеснока, много насушено сухарей, изобильно снабдили картофелем и другими огородными овощами /10/. Исполнителем всего этого, без сомнения, был «компанейский приказчик» Хлебников. Как отмечали его биографы, «Хлебников из Нижнекамчатска приехал в порт и участвовал в подготовке похода корабля в Кантон и оттуда – в Россию» /11/.
       Подобное чтение между строк расшифровывают, если  говорить о третьей группе источников, и  документы РАК, в том числе и из фонда Хлебникова Государственного архива Пермского края. В них отмечается «усердное и похвальное служение» Хлебникова, его «знание местных обстоятельств» и разумная осторожность в деятельности, его честность, скромность, исполнительность /12/. Эти оценки и отзывы отражает трёхтомник «История Русской Америки».
       Одним из примеров архивных источников служит «Свидетельство», выданное Главным правлением Российских колоний в Америке К.Т. Хлебникову с перечислением его заслуг перед РАК от 29 апреля 1831 года за подписью капитана 2-го ранга П.Е. Чистякова.
       Бывший главный правитель, в частности, пишет: «Правитель Ново-Архангельской конторы Кирило Тимофеевич Господин Хлебников ещё до управления моего Российскими в Америке колониями ознаменовавший себя во всех действиях клонящимся ко пользе Российско-Американской компании, во время же пятилетнего моего начальствования над колониями был неукоснительным исполнителем многотрудных моих поручений и окроме исправления должности Правителя конторы в Ново-Архангельске… возлагаемо было на него попечение о снабжении колоний провиантом» /13/. При этом Чистяков, отвечавший за колонии в Русской Америке с 1825 по 1830 годы,  вспоминает зарубежные поездки Хлебникова в неурожайный 1827 год.  Тогда морские путешествия кунгуряка за хлебом длились с января по февраль и с сентября по декабрь. Весну и лето Хлебников провёл в разъездах по российским островам.
       На значительный потенциал пермского архива указывает ещё одно «Свидетельство» с перечислением заслуг кунгуряка.  Оно выдано Хлебникову в ноябре 1832 года главным правителем Российских колоний в Америке Ф.П. Врангелем. Вот что отмечено в этом документе: «…Г. /господин – С. Останин/ Хлебников исправлял свою обязанность с особым усердием, бескорыстием и правотою, пользовался всегда справедливым доверием начальства, был посылаем по различным поручениям многократно во все отделения Конторы Колоний, почти ежегодно в Калифорнию и рас /так в тексте – С.О./ в Хили /Чили – С.О./ для хлебных закупок» /14/.  Далее Врангель даёт такую характеристику: «Г. Хлебников не токмо оправдал вполне предшествовавшую ему добрую славу, но казалось, если то было возможно, усугубил своё усердие, посвятив совершенно на пользу Компании, каждогодно плавая в Калифорнию, с которою страною успел установить хлебную торговлю на весьма выгодных основаниях, а в Ново-Архангельске стараясь всемерно о введении лучшего порядка для сохранения Компанейского интереса, чем заслужил себе совершенную признательность Начальства и приобрёл право на особое внимание Российско-Американской компании, Ея представителей и самого Правительства» /15/.
       В материалах к его биографии много фрагментарных, бессюжетных и общих воспоминаний о нём. Составят ли они полноценный сборник?
       Как и любой такой биографический труд, он нуждается в дополнительных архивных изысканиях, систематизации источников и научном комментарии. При этих требованиях, вне всякого сомнения, в обозримом будущем ожидаем коллективный труд историков и краеведов под названием «К.Т. Хлебников в воспоминаниях современников».
                Литература
       1. Головнин В.М. Путешествия вокруг света. Москва, «Дрофа», 2007. С. 571.
       2-4. Там же.
       5. См.: Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. Ленинград, «Наука», 1979. С. 7.
       6.  См.: ГАПК. Ф. 445. Оп. 1. Д. 40. Л. 1-3.
       7. Цит. по: Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. С. 7.
       8. Крузенштерн И.Ф. Первое российское плавание вокруг света. Москва, «Дрофа», 2007. С. 402.
       9. Там же.
       10. См.: там же.
       11. Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. Москва, «Наука», 1985. С. 8.
       12. См.: Останин С.В. Долгая командировка Кирилла Хлебникова. // Грибушинские чтения-2013. Кунгурский диалог.  Кунгур, 2013. С. 271-272.
       13. ГАПК. Ф. 445. Оп. 1. Д. 26. Л. 1-2.
       14. ГАПК. Ф. 445. Оп. 1. Д. 29. Л. 2.
       15. Там же. Л. 2-3.

      ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКАЯ СТЕЗЯ
   Кирилл Тимофеевич Хлебников вошел в историю России как летописец Русской Америки. Начав карьеру снабженца Российско-Американской компании /РАК/, он дослужился до максимума, вошёл в состав директоров Главного правления. Параллельно торговым успехам приказчик, комиссионер, директор РАК и купец Хлебников  делал и научную карьеру, венцом которой стало членство в Петербургской Академии наук. В научный зачёт член-корреспондента по разряду политических наук Отделения исторических, филологических и политических наук Хлебникова вошли его книга о главном правителе российских колоний в Америке А.А. Баранове и десяток журнальных статьей и очерков в виде записок путешественника. Заочно в  обойму научных достижений включён и главный труд его жизни – «Записки о колониях в Америке». Часть их издавалась при жизни автора анонимно, в книгах других учёных, а также в советское время - с указанием авторства.
   Осознавая очевидную бесперспективность полного издания «Записок» в силу неподъёмных финансовых затрат, Хлебников нашёл тактический способ реализации научных наработок: в сотрудничестве с петербургским издателем Адольфом. Плюшаром. Для его «Энциклопедического лексикона» Хлебников подготовил несколько статей. Вопрос в том, на какие «осколки» пришлось «разбивать» «Записки»  и насколько успешно это получилось.
   Советские исследователи научного творчества летописца Русской Америки, говоря о судьбе его «Записок», проигнорировали финансовую сторону издания  и заострили интерес к личности Хлебникова на его связях с декабристами. На основе этого хода, эффектного с точки зрения идеологической конъюнктуры, но не очень продуктивного в плане научной объективности, и была принята за истину догадка о том, что именно клеймо бунтовщика перекрыло ему доступ в большую печать.
   Реальность такова, что, безусловно, существовали служебные контакты Хлебникова с одним из директоров РАК, впоследствии казнённым  Кондратием Рылеевым и личное общение с будущим каторжанином Дмитрием Завалишиным. Однако нельзя игнорировать и тот факт, что проверка властей показала чистоту кунгуряка-летописца перед царским законом. С клеймом бунтовщика ему не сделать бы столь успешной торговой и научной карьеры. Причина делегировать в 1833 году авторство части своих «Записок» мореплавателю и учёному Фёдору Литке кроется не в боязни Хлебникова и его коллег цензуры, как предполагалось в советские времена. Разгадка лежит, на наш взгляд, в другой плоскости, в другом измерении. На это, кстати, советские исследователи тоже указывали. По их оценкам, «Записки об Америке – энциклопедическое описание Русской Америки первой трети XIX века» /1/, «фундаментальный труд в шести частях» /2/ и, пожалуй, наиболее существенное:  «Записки К.Т. Хлебникова очень неоднородны по стилю» /3/. Такую оценку высказали ленинградские составители «Записок» Хлебникова  Р.Г. Ляпунова и С.Г. Фёдорова в комментариях к изданию 1979 года.
   С их мнением нельзя не согласиться. В нашем, современном восприятии «Записки» бессюжетны, без концептуальной основы и заряда на научный поиск, без определения главной проблемы и цели исследования. Добротная научная статья соседствует в них с энциклопедической справкой, статистической таблицей и конспектом книжных публикаций. Создаётся ложное впечатление хаотичности научного материала.
   Впрочем, в следующем издании «Записок», которое осуществила одна С.Г.Фёдорова в 1985 году, оценка их важности была заметно скорректирована. Это, по мнению составителя, «труд уникальный», «не только замечательная  по полноте и обстоятельности монография, но мудрый, теоретический, основанный на обширной практике труд» /4/.   
  В данной оценке проблемы неоднородности стиля ушли на второй план. Выделен один из существенных принципов, на котором держится этот, несомненно, до сих пор востребованный  труд, - принцип системности: «систематическое историко-экономическое, -географическое, -статистическое, -этнографическое исследование» /5/.
  Ситуация неоднозначности оценок для нас объяснима тем, что «Записки» формировались учёным-самоучкой. Он не имел системного, фундаментального образования, шёл в науку ощупью, путём проб и ошибок, на удачу, без строгих ориентиров научного поиска, но упорно, подвижнически, неистово. В том веке путь в академики отличался от нашего, современного. Не публикации сыграли главную роль в судьбе члена-корреспондента Хлебникова, а собирательство, коллекции, переданные в научное пользование: «ящик с насекомыми», «ящик со шкурами зверей и минералами», «коллекция мексиканских насекомых» /6/. Среди заслуг отмечены «не только большая часть мелких приношений…, но и некоторые более крупные пожертвования» /7/. «Все эти пожертвования, соединённыя, быть может, ещё с другими и, по всей вероятности, подкреплённыя письменными сообщениями» /8/ и повлияли на избрание Хлебникова.
   Первым и главным наставником Хлебникова на этом пути был немецкий естествоиспытатель, член Петербургской Академии наук Георг-Генрих Лангсдорф, общение с которым проходило на Камчатке. Он был приверженцем научной школы создателя системы растительного и животного мира, шведа Карла Линнея, кстати, почётного члена Петербургской Академии наук. Лангсдорф был также поклонником французских энциклопедистов века Просвещения. У него Хлебников перенял методику научной работы.
   Этот зуд систематизировать всё на свете проявился у кунгуряка не только в оформлении «Записок», но и, вне сомнения, подражательно и наивно, в мемуарах. «Взгляд на полвека моей жизни». В них проигнорирована хронология жизни. О жизненном пути рассказано с позиций естествоиспытателя. Автор склассифицировал событийные и житейские факты в главы по таким темам, как  «Части света», /в которых, поясним, побывал он/, «Климат», /который, опять расшифруем, пережил/, далее по списку: «Народы», «Достопримечательности природы», «Животныя»,  «Растения» и многое другое /9/. Взглянуть на собственную жизнь по-карлиннеевски, как на «коллекцию насекомых», на систему знаний  - в этом литераторский конёк Хлебникова, та накатанная колея систематизатора, собирателя, коллекционера, по которой он прошёлся за долгие годы от Камчатки, по северо-западным окраинам Америки и Аляски до «Энциклопедического лексикона». Такие мемуары современные редакторы, естественно, отвергли бы, но в российском  XIX веке журналистские и литературные жанры осваивались и формировались с большим допуском-зазором, в допустимых автором и редактором размытых границах.
   Хлебников жаждал публикаций и искал свой стиль самовыражения. Поэтому проблема стиля, обозначенная ленинградцами, была актуальна и для него. Набираясь опыта литераторской работы, Хлебников почувствовал, что он, как автор, наиболее продуктивен в том, что ему ближе, чем он овладел успешнее всего. Энциклопедическая статья импонировала ему больше всего. Границы её жанра были менее размыты. Он  надёжно освоил этот жанр, в его рамках чувствовал себя увереннее. Ему было что предложить. Повод проявить себя представился.
   28-летний издатель Плюшар в 1834 году решил выпустить многотомный «Энциклопедический лексикон». Редакторами издания стали Н.И. Греч и О.И. Сенковский. Тогда же на заседании редакционного комитета определился круг авторов – около 70 крупнейших литераторов и учёных.  Хлебников был в их числе. Предполагалось выпустить 24 тома для более, чем семи тысяч подписчиков. Первые 17 томов «Лексикона» вышли в период с 1835 по 1841 год. Из-за чрезвычайно длинных статей слова, начинающиеся на буквы «А» и «Б», заняли по три тома. Составители добрались только до буквы «Е». При такой добросовестности издание раздувалось почти до 100 томов. Плюшар потерял подписчиков и обанкротился. Издание «Лексикона» не состоялось /10/.
   . Хлебниковские «Записки о колониях Америки» были хорошей кладовой для насыщения «Лексикона». Сколько статей подготовил Хлебников, вопрос остаётся открытым. Александр Шенин, один из редакторов энциклопедического издания, в письме к Хлебникову от 28 августа 1837 года упоминает следующие: «Аляска», «Гагемейстер», «Гагемейстера о-в», «Гвоздевы о-ва», «Головнина залив», «Кадьяк», «Кадьякцы» /11/.  В современных исследованиях упоминаются статьи «Байдара», «Байдарка», «Берингово море», «Берингов залив», «Берингов остров» /12/. Какие статьи оказались со счастливой судьбой, можно определить по алфавиту изданных томов. Эти «счастливцы», без сомнения,  стали полноценной частью научного наследия Хлебникова.
  Энциклопедические издания XIX века, советского времени и XXI века имеют своё лицо. В целом это добротные издания с научно выверенными фактами и сведениями. Надо согласиться, что определённое своеобразие им придают и идеологические акценты, и лексические особенности, как неизменная дань времени. Возможно, у некоторых исследователей возникнет потребность проследить, как отдельные темы трансформировались из «Записок» Хлебникова в его статьи для «Энциклопедического лексикона» Плюшара и далее – в статьи современных энциклопедистов. И в этом сличении «отпечатков» отыщется много чего интересного. Одно не подлежит сомнению: тексты Хлебникова по-прежнему востребованы в научном мире и обильно используются в современных трудах о Русской Америке.   
  Нерв автора и его неудовлетворённость работой издателя легко почувствовать, зная, как натужно продвигались издательские дела Плюшара. Беспокоясь о том, что нет статьи о его друге, мореплавателе Василии Головнине, Хлебников, судя по его рукописи из Государственного архива Пермского края и по упомянутому письму, взялся восполнить пробел. Его уведомили, что этой темой занимается другой автор /13/. Хлебников был в курсе финансовых проблем  издателя Плюшара и до конца жил тревогой за судьбу «Лексикона». В завещании Хлебников  просил продать одежду, мебель, другие свои вещи и на вырученные деньги «из остатков внести за все предполагаемые годы издания «Энциклопедического лексикона» /14/. Вопреки слабому здоровью он до последних дней надеялся, что стезя его научного и литературного творчества будет долгой и его усилия будут востребованы. Этот пример целеустремлённости и подвижничества даёт новым поколениям мощный импульс пристальней вглядываться в то, как достойно пройден жизненный путь лучшими из наших предшественников. 
1. Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова. - Л. Наука, 1979. С. 5.
2. Там же. С. 10.
3. Там же. С. 12.
4. Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. - М., Наука, 1985. С. 14.
5. Там же.
6-8. Сборник материалов для ознакомления с Пермской губернией. - Пермь,1892. С.18.
9. См.: Хлебников К.Т. Взгляд на полвека моей жизни. Сын Отечества, 1836, т. 175.
10. См.: Дмитриев В.Г. По стране Литературии. - М., Московский рабочий, 1987. С. 68-69. Книговедение. Энциклопедический словарь. – М., Советская энциклопедия,1982. С.411.
11. См.: Русская Америка в «Записках» Кирила Хлебникова. С.18.
12. См.: Останин С.В. Литературная судьба К.Т. Хлебникова. // Грибушинские чтения – 2017. Кунгурский диалог. - Пермь, 2017. С. 329.
13. См.: Там же. С.330-331.
14. Сборник материалов для ознакомления с Пермской губернией. С. 22.