Холодно… ветер завывает в вышине. Резкие порывы как хлысты стегают по заколоченным окнам плетями дождя под вспышки молний и увертюру грома. Стекла давно разбиты, а доски, которыми заколотили пустые глазницы дома не в силах остановить водяные потоки. Легкая морось, подхваченная ветром, залетает вовнутрь и попадает на мое лицо. Ночной дождь, пропитанный лунным светом и охлажденный апрельской прохладой, наполнен той свежестью, которую невозможно найти и почувствовать ни в каком другом месте вселенной.
Прогнившие половицы, изгрызенные мышами и крысами, размоченные сточной и дождевой водой, уже не скрипят, а при малейшем нажатии сразу рассыпаются в труху и щепы. Старая мебель, оставшаяся стоять в доме после смерти хозяев, покрылась толстым слоем пыли, а в некоторых местах, от сырости пропиталась насквозь зеленой плесневелой маской. По стенам и потолку тянутся черные разводы.
Пару лет назад в дом заходили молодые люди, подростки. Они обдирали обои, кричали, раскидывали бутылки из-под пива, ломали мебель, пели песни. Некоторые из них носили на головах противогазы или респираторы. Не знаю, кто это был, но вели они себя ужасно. Я было хотел их прогнать, но сил совсем не осталось.
С каждым днем мой дом становится все слабее и слабее, стены хиреют, а сам я сплю чащи и дольше. Порой мне кажется, что я и не просыпаюсь вовсе, а лишь вижу сны об этом странном и забытом всеми месте.
Дом некогда был полон сил и энергии, люди сновали туда-сюда. В комнатке наверху раздавался детский смех, на кухне пахло выпечкой и сдобой. Мой дом тогда был совсем молодым, и я вместе с ним, юный и живой всей душой принадлежал им – хозяевам.
К моему горю, люди стали со временем исчезать из дома. Сначала вырос хозяйский ребенок и куда-то исчез, изредка приезжаю обратно уже со своими детьми. Потом умерла хозяйка. Без нее пропала до боли необходимая мне и дому свежесть, радость, уют, тепло и забота. С того момента дом стал скучать и медленно-медленно стареть морально, не физически. Я заметил, что он стал немногословным и замкнутым. Он не улыбался так широко как раньше, из его глаз пропала та искорка, которую хранила и оберегала в нем хозяйка.
Но самым тяжелым стал для нас день, когда умер хозяин. Дом не плакал, как в прошлый раз, не кричал, не бил ставнями. Он замолчал, и замолчал надолго. Так надолго, что я было подумал что он умер вместе с хозяином. Дом молчал долгих десять лет.
После смерти хозяина его ребенок приехал и забрал все вещи, а на дверь повесил замок. Больше он не возвращался.
Шли годы, весна сменяла зиму, за ней шло лето, а за летом начиналась осень, со своими промозглыми холодными дождями, серыми тучами и тоской в сердце. Мы изредка перекидывались с домом короткими фразами. Я что-то спрашивал, дом что-то отвечал. А может, это и не он говорил, а мне лишь вторило эхо, навсегда застрявшее в почерневшем дымоходе камина. Мы потихоньку старели. Дом просел, крыша его прогнила, а сам он как будто замер, ожидая чего-то страшного и неминуемого.
Я помнил взгляд собаки хозяина, которая всегда выбегала его встречать, когда тот приезжал с работы, а в последний день своей жизни не вышла к нему. Она медленно подошла, когда хозяин сел ужинать. Преданно заглянула ему в глаза, чуть вильнула хвостом, лизнула ладошку и пошла прочь к себе на подстилку, где, через несколько минут, умерла… Мой дом сейчас был как та собака. Я знал, что он скоро умрет. А вместе с ним неизбежно умру и я…
…Время пришло. Напольные часы, стоявшие недвижимо много лет, качнули медным маятником, на разбитом циферблате двинулись стрелки. Описав несколько кругов, черные металлические указатели замерли, показывая без пяти двенадцать. Дом глубоко вздохнул и закрыл глаза. Я медленно подошел к нему, сел рядом, обнял и тоже прикрыл веки.
- Прощай, - прошептал я.
Ответом мне был бой курантов.
1…2…3…4…5…6…
Я не слышал ответа. Дом ушел навсегда…
7…8…9…10…11…
- Прощай, друг, - едва слышно скрипнули половицы.
…12…