Предыдущая глава:
http://www.proza.ru/2011/06/16/1320
Глава 2
Внутриличностные диалоги и самоопределение поэта
Что самое главное при употреблении алкоголя? Качество напитка? Нет. Его количество? Ерунда! Разнообразие закуски? Неее. Может быть, комфортная обстановка? Чушь. При употреблении алкоголя самое главное это подходящий собутыльник. Верьте опытному, – как говорили древние.
Подобно тому, как девушка, читая женроман, может хоть немножко побыть в вымышленном розово-голубом мире дорогих атрибутов жизни и фантастической любви ЕГО и ЕЁ, Гена Петров, пьянствуя с Олегом, имеет возможность хоть капельку пожить обычным человеком, который простодушно озабочен налаживанием быта, радуется своей репродуктивности, ищет простых удовольствий и решает житейские задачи. Таким, как бы… будничным человеком, если позволите.
ПРОСТО ЖИТЬ – то, чего я никогда не умел.
Кутёж удался на славу! Благо, зарплата Олега позволяет. Я жалел только об одном – повторится всё это не скоро, увы и увы. Не позволяет семейное положение Олега (опять же – «благо»). Но я отгонял эту мысль в вихре простейших впечатлений!
"Гуляй, пане, без жупана,
гуляй, вітре, полем;
грай, кобзарю, лий, шинкарю,
поки встане доля!"
Да! Да… А потом Олегу захотелось девочек, и я, размякший и бессмысленно улыбающийся, попросил его отправить меня восвояси, которые я так люблю, оказывается…
Наверное, он обиделся. Ему показалось, что я осуждаю адюльтер. По крайней мере, упоминание этого слова его огорчило, и он похлопал меня по спине, усаживая в такси, слишком сильно. Помилуй нас, Господи…
Дом, милый дом. Мозги кружатся теперь совершенно имманентным макаром. Хвост на моём затылке ощущается как дренажная трубка. Гляжу в список авторов, которые сейчас в сети, застревая на смешных или идиотских псевдонимах…
Я был уверен, что как-то так всё в жизни наладится. У меня есть друзья, крыша над головой, мои таланты, ПрозаРу, в конце концов…
Или нет? Или не наладится?..
Когда мне было 12 или 13 лет, я как-то написал несколько писем в будущее. Что за идея!.. Помнится, все мои занятия и предпочтения были тогда странноватыми. Письма я адресовал самому себе в возрасте 25, 30, 35 и 40 лет (дальше моя дерзкая фантазия почему-то не заглядывала). Сегодня утром, раскладывая вещи и покряхтывая от головной боли, я копался в старых бумажках и случайно их обнаружил – вот они лежат передо мной, возле клавиатуры. Распечатываю (хватило же терпения не вскрыть их лет шесть назад, когда я их нашёл!)… Какой смешной почерк ))) Так и видишь побелевшие от напряжения пальцы, высунутый язык…
«Дорогой Геннадий! Давно соберался, расказать тебе про мою жизнь, потомучто ти быстрей всего, всё уже позабывал. Итак!! Тебе уже iсполнилось…» Не, не буду буквально цитировать. В общем, прочитал я эти писульки, друзья мои, и выяснил, что в отрочестве Геннадий Петров был глуповатым, скучным, а самое главное – до оскомины посредственным. (Слово «посредственным» мой ноут подчеркнул зелёной волнистой. Спасибо ему!) Рассмешило это торжественное «Итак!!», но, в целом, мне стало за себя стыдно, и самолюбие моё до сих пор ощущает дискомфорт.
Но ведь теперь-то я умён! Не так, чтобы слишком, не профессор. Но я мыслю ясно, связно и даже, говорят товарищи по сайту, оригинально. Откуда же взялся мой ум? Откуда берётся ум, если раньше его не было? Из какой чарующей пучины? Загадка…
Какие-то жутковатые детские письма эти… Пусть валяются в столе.
Диалог с самим собой возможен только потому, что мы не знаем себя. Не знаем себя не то чтобы совсем, но в какой-то довольно значительной мере. Очень многое проясняется, когда обращаешь внимание на то, что человек может послать подальше САМОГО СЕБЯ. Не важно, вслух или мысленно, – но может. Вдумайтесь! Ведь это тонкая мысль.
Итак, дорогой малыш Геннадий… Хе-хе… Моя нынешняя жизнь рушиться… Или лучше сказать прежняя? Нет. Ещё нынешняя. Чеховское ружье пальнуло, пусть даже и холостым (что-то матримониальное в этом), страница перевернулась. «Оверкилл». Эхо ещё не опало…
Я понял, что есть всё-таки нужно. Вышел из квартиры и стал закрывать дверь ключом, бросив взгляд на девушку в критической мини-юбке, которая спускалась с верхнего этажа. И вдруг остолбенел. Снова посмотрел на неё, – теперь и она захлопала ресницами.
– Гена?!
– Привет!
– Привет…
– Ты какими судьбами? – улыбаюсь во всю физию.
– Квартиру снимаю тут. Уже полтора года. А ты?
– Я тут живу.
– Как?! Чего ж я тебя не встречала?
Опускаю глаза.
– Ну… некоторое время жил… в другом месте.
Нани. Надо же… Вообще-то, она Неонила, но всем представляется Нани (с ударением на первый слог). Мы с ней познакомились в Кирилловке. Я был с девушкой, а она с каким-то пузатым мужиком в золоте. Как-то так зацепились, весело провели время все вместе, прорву вина выпили. И потом почти каждый день общались часок-другой, анекдоты травили, пульку расписывали, танцевали на стихийной дискотеке. Мужик в этих встречах редко принимал участие, но, похоже, обрадовался, что его девчонка перестала скучать. Он забирал её только поздно вечером.
А вообще, когда я узнал, что Нани живёт в Запорожье, мы ещё несколько раз виделись (телефоны-то дали друг другу), потому что подружились.
– Ты как? Что делаешь? – простодушно поинтересовался я.
Она посмотрела в сторону, повернув ко мне красивое ушко с качнувшейся серьгой в форме ящерки.
Я покраснел. Не только снаружи, но и внутри. Нечто подобное, думается, ощутил Адам, когда сверкающая ткань Божьей благодати спала с него, и он впервые увидел себя голым.
– А я вот – пишу, – быстро сказал я, делая вид, что спросил её о роде занятий только для того, чтобы иметь предлог что-то рассказать самому.
– И чего ты пишешь? – снова посмотрела она на меня.
Я задумался. «Закрытие проекта Геннадий Петров» сказать, что ли?
– Прозу.
– А, ясно. Дай почитать, – со скукой попросила Нани.
– Как-нибудь…
Мы помолчали. В моих руках негромко нервничали звонкие ключи.
– Помню, как ты мне однажды стихи читал…
– Когда?! – я удивился (совершенно искренне).
Она посмотрела на мои губы.
– Не помнишь? Эх, ты… Текучий свет, гнилая тишь… Пишу, от боли холодея, три слова: ты мне позвонишь. Ты – лучшая моя идея…
Ты ба! Когда-то я думал, что лучшей моей идеей может быть женщина. Или я хотел так думать? Тоже мне Вертинский, блин.
Я вылепил польщённую улыбку.
– Гена, я живу прямо над тобой, – деловито скомкала она таинственно-печальную паузу, расстегнув гламурно-миниатюрную сумочку. – Это же твоя квартира?
– Да.
– Можешь заходить, поболтаем, повспоминаем…
Пока Нани копалась в крошечном женском хаосе, я тупо рассматривал её густые волнистые каштановые волосы.
– Только обязательно сначала звони, – она написала мне на бумажке домашний и мобильный телефоны.
Забавно. Я ушёл от одного прошлого, а тут мне на мою патлатую голову поселилось другое. Согласен, «другое прошлое» – странно звучит. Не то, чтобы безграмотно, а как-то… тревожно, что ли. Прошлое ведь одно, и именно оно позволяет каждому человеку, избежавшему амнезии какого-либо рода, идентифицировать себя.
Я проидентифицировал себя в этот вечер, сразу после циничного ужина, и вспомнил, что когда-то ещё в школе у меня образовалось «поэтическое кредо». Хорошо помню, что спустя пару-тройку лет я несколько раз правил стишок, рифму в нём рихтовал. Вот, нашёл в моих взлохмаченных архивах, полюбуйтесь.
Я слышу песню – и меня тошнит,
я вижу грязь – и делаюсь поэтом;
ну кто из мудрецов мне объяснит,
как разобраться в парадоксе этом?
Банальности серебряная нить,
жемчужина обыденного жеста…
Поэзия, где прозе должно быть;
и проза, где поэзии лишь место.
Легко, очаровательно спошлив, –
пою я, столь фальшиво и безгласо…
Изящно мёртв – и безобразно жив.
Поэт помойки. Мусорщик Парнаса.
Напророчил, ять. А, казалось, остроумно шучу. Впрочем, я и тогда ощущал, что это – моё исчерпывающее самоопределение. Только тогда оно мне было приятно.
Кевка лежит с закрытыми глазами. Спи уже, не страдай ерундой!.. Дело, понимаете ли, вот в чём. Он верит, что умеет летать. Вот уже третью ночь подряд прилагает титанические усилия, чтобы воспарить. Он уж и напрягался, и расслаблялся, и чередовал эти состояния, он фокусировал своё воображение так, что оно начинало болеть! Вот… Вот, сейчас… сейчас, ещё чуть-чуть… Нет, показалось…Ещё раз, сосредоточиться…
Ну, да ничего. Через пару недель он забудет об этом своём отчаянном увлечении…
«О сімнадцятій годині двадцять хвилин – читання твору Віктора Пєлєвіна «Чапаєв і порожнеча» – російською мовою.»
Сделаю тише, ноут перезагрузился. Почту гляну…
С Альтером, как я уже говорил, у меня завязалась регулярная переписка. Поначалу мне было неловко, что мы говорим только обо мне и моих произведениях, но когда я пытался расширить тематику, собеседник с холодноватой решительностью, хотя и тактично, возвращал меня к сложившемуся формату общения. Этот человек, несомненно, умён. И вообще – интересная личность. И всё же его мотивация мне непонятна…
Не понятно и упорное нежелание Альтера зарегистрироваться на Прозе, чтобы его рецензии и комментарии были открыты для других моих читателей.
Наша переписка пережила несколько своеобразных этапов. Забегая вперёд, скажу, что уже тогда, когда я стал обдумывать заключительный квази-блог, который вы сейчас читаете, я попросил у Альтера разрешения опубликовать некоторые его письма. «Мы не говорим ни о чём слишком уж личном, – пояснил я, слегка покраснев перед своим монитором. – А многие ваши мысли очень интересны и заслуживают аудитории.»
Он разрешил. Впрочем, не легкомысленно, – он сказал, что я должен согласовывать с ним каждый отдельный его текст, который хочу включить в «Закрытие проекта Геннадий Петров». Так же как и комментарии, которыми я эти тексты пожелаю сопроводить. Что я теперь и делаю. (Альтер, видите, будь вы на сайте, – могли бы подтвердить мои слова, чтобы я не рисковал своей виртуальной репутацией )))
Недавно он прислал мне на е-мейл детальнейший разбор моих поэм «Глаз», «Петрушка» и «Зародыш». Он и раньше интересно о них рассуждал, а тут – прям научная работа. По таким вот моментам я давно уже заключил, что Альтер – человек зрелого возраста, образованный (может быть, филолог, лингвист или переводчик, но гуманитарий – точно).
Не смотря на мою холостую поэтическую карьеру, которая началась с «остроумного пророчества», а закончилась казнью большинства текстов, я всё-таки не бросил перо. И даже если я не издам до самой смерти ни одной книги, я нашёл дело своей жизни.
Жрать только завтра не на что…
Интересно, в какой стране живёт Альтер? Он почти ничего не говорит о себе…
Продолжение тут:
http://www.proza.ru/2011/06/17/1466