Когда Полкан был маленький...

Рафаэль Соколовский
   Из Фильки не получилось поэта, хотя Маргарита Макаровна и поставила ему за первую пробу пера пятерку, чего не удостаивался у нее ни один мест-ный член Союза писателей.
   - Ну и что ж из того, что Эдуард Бодягин печатается в Москве? – пожимала она плечами. – Все равно больше тройки с плюсом его стихи не заслужива-ют. И Михаил Невякин тоже круглый троечник в поэзии… Нет в них искры божьей, как раньше говорили…
   Зато когда Маргарита Макаровна заводила разговор о Пушкине или Блоке, то закатывала глаза, и в этот момент можно было списывать у соседа, обмениваться фантиками, выдувать пузыри из жевательной резинки – одним сло-вом, делать, что хочешь, потому что училка полностью отключалась.
   - Ах, Пушкин! – шумно вздыхала она, колыхаясь. – “Я вас любил: любовь еще быть может…” Впрочем, до этих стихов вы еще не доросли… Ах, Блок! Как это?..
               Нет, иду я в путь никем не званный,
               И земля да будет мне легка!
               Буду слушать голос Руси пьяной,
               Отдыхать под крышей кабака.
   - Нет, - снова спохватывалась она, - об этом вам еще рано… Блок с его ми-роощущением вам пока не недоступен…
   Пушкину и Блоку Маргарита Макаровна всегда была готова выставить пятерки.
   Однажды на уроке учительница говорила, что людей бесталанных не бы-вает. Их надо открывать, как находят в Грузии воду с помощью прутика. Это показывали однажды по телевидению. При этих словах Маргарита Макаровна уставилась куда-то вдаль, что простиралась за окном. Она помолчала, и вдруг сказала:
   - Вот вам домашнее задание – напишите стихи на свободную тему.
   Филька поднял руку и спросил:
   - А про щенка можно?
   - Можно, - кивнула Маргарита Макаровна. – Пишите обо всем, что волнует ваши маленькие, чистые души.
   Вернувшись из школы домой, Филька не пошел играть во двор, где гоняли ребята мяч, а сел сочинять первое свое стихотворение. Желание поскорее исправить четвертную оценку по родной речи оказалось сильнее всех других соблазнов. После этого он мог бы напомнить родителям про обещание купить ему щенка эрделя. Ради четвероного друга Филька был готов на все, и свою мечту он воплотил в такие строчки:
               Когда Полкан был маленький,
               Его родила мать.
               И бегает и прыгает
               И хочет он играть.
   Больше, как ни мучился Филька, ничего придумать ему не удалось.
   “Ладно, - решил он,  - и так сойдет”.
   Стихи были заданы в пятницу, чтобы у ребят было время на раздумья, а в понедельник Маргарита Макаровна напомнила о домашнее задании:
   - Кто-нибудь принес стихи?
   В классе воцарилась тишина – все затаились, стараясь не привлекать к себе внимание учительницы: авось проскочит! Руку поднял лишь Филька.
   - Если хочешь выйти, потерпи, - сказала Маргарита Макаровна. – Скоро звонок.
   - Нет, я хочу прочитать стих.
   Если бы Филька засунул два пальца в рот и свистнул на уроке, и то бы все удивились меньше, чем его заявлению.
   - Стихи? – переспросила Маргарита Макаровна, думая: не ослышалась ли, и попросила тишины. Куда там! Филькины слова были встречены насмешли-выми репликами с мест: “Пушкин!  У нас в классе - Пушкин! Ура!”
   Маргарита Макаровна дирижерским жестом успокоила класс. А Филька не стал терять времени и прочитал стихи про Полкана. При этом он подвывал, как заправский поэт, чем лишний раз подтвердил, что на глазах изумленного 3 “б” рождается если не Пушкин, то во всяком случае будущий член Союза писателей и уверенный соперник Бодягиных и Невякиных.
   - Молодец, Филя! Кто бы мог подумать! – восхитилась Маргарита Макаровна подвигом Фильки и выставила в дневнике пятерку. Первую и единст-венную за четверть. И тут же попросила ребят поддержать начинающий талант.
   Что тут было! Класс взорвался аплодисментами, которые быстро переросли в овацию. А переросток Степка Мулько в восторге подбросил вверх свой ранец, откуда посыпались вместе с учебниками и тетрадками рогатка и пачка сигарет.
   Это был триумф, и классная красавица Эльвира, милостиво разрешила Фильке донести ее портфель до дому.
   Шли дни за днями, а творческое вдохновение больше не осеняло Фильку, что, правда, его ничуть не огорчало, потому что родители почти что согласились на щенка. Одним словом, без социального заказа и без личной заинтере-сованности вдохновение не приходило. А тут ему вообще стало не до стихов, так как он записался в кружок юных собаководов…
   Если Филька легко забыл о своем поэтическом порыве, то Маргариту Макаровну творческий простой юного дарования не на шутку встревожил. На-кануне дня рождения Ильича, когда в школе собирались торжественно отметить эту историческую дату, с присущим ей педагогическим тактом учитель-ница не стала давать личного задания Фильке, а обратилась ко всему классу:
   - Скоро вас будут принимать в пионеры, и каждый из вас должен пригото-вить свой подарок ко дню рождения вождя революции и всех трудящихся: кто рисунок, кто разучит песню, а кто, - сделала она выразительную паузу, - может быть, и сочинит стихи.
   При упоминании о стихах, весь класс в едином порыве обернулся в сторо-ну Фильки, давая этим понять, что он просто обязан выручить своих товарищей, а заодно и заткнуть за пояс этих задавак из 3 “а”. Филька показал мимикой и жестами прямо-таки по системе Станиславского, что не подведет и оп-равдает надежды своих однокашников.
   Дома Филька перекусил на скорую руку и сел сочинять стихи. Раскрыл тетрадку, вывел заголовок “Стихи” и не в пример прошлому разу, ничего придумать не удавалось. В голову лезла какая-то чепуха. Почему одинаково называется команда собаке “Апорт!” и сорт яблок. “Думай, думай!” - приказывал себе Филька, но думалки забастовали и не хотели выдавать на гора стихи. Филька выпил воды. И опять в голову лезли посторонние мысли, не имеющие никакого отношения к заданию Маргариты Макаровны. “Почему в детстве Ленин был кудрявым, а потом облысел? Неужели потому, что много думал?”. Филька на всякий случай потрогал свою шевелюру – волосы были на месте. И вдруг строки как бы сами попросились на бумагу…
   - Ты почему не пошел гулять? – удивился отец, заставший сына за непри-вычным для него занятием.
   - Маргарита Макаровна задала написать стих, - объяснил Филька.
   - Ну и что-нибудь получается?
   - Получилось, - ответил Филька тоном человека, умеющего брать любые преграды.
   - Поздравляю! – сказал отец. – Наконец-то, взялся за ум. Кстати, прочитай вслух: я проверю, с выражением ли ты читаешь стихи.
   Филька встал в позу, выставив вперед одну ногу, как бы для устойчивости, и принялся декламировать:
               Когда был Ленин маленький,
               Его родила мать,
               И бегает, и прыгает,
               И хочет он играть…
   - Что, что? – переспросил отец.
   - И бегает, и прыгает, и хочет он играть, - повторил Филька.
Филькин папа похоже не поверил своим ушам, потому что отобрал тетрадку и буквально впился в нее взглядом. Затем выдрал страницу со стихами и с каким-то остервенением изорвал ее в клочки.
   - Больше чтобы никогда, понял, никогда не брался не за свое дело! – произнес отец зловещим шепотом.- Если не хочешь остаться сиротой!.. Понял?
   Чтобы больше не огорчать отца, Филька кивнул в знак согласия, хотя ничего так и не понял. Стихи как стихи: в прошлый раз похвалили, а теперь ругают.
   - А с Маргаритой Макаровной я еще разберусь! – пригрозил отец тоном, который не сулил ничего хорошего учительнице.
   Вот так была погашена божья искра, о чем сам Филька между прочим ни капельки не сожалел. Разве однажды, когда увидел, что портфель красавицы Эльвиры тащит к ней домой Эрик Мосин, чемпион школы в игре в асыки.
  Впрочем, сердце красавиц склонно к измене, в чем Фильке предстояло еще не раз убедиться, когда он повзрослеет.