Погибшему ангелу посвещается

Ворог
- Ну вот, я снова выбыл.  – Первая мысль пришла в сознание вслед за разрывающей болью, когда я попытался перевалиться на другой бок. Полог повозки качает в такт лёгкому скрипу колёс. Холодно. Я закидан, какими-то тряпками, и ноги заботливо укутаны. Но я один. Кто-то правит конём сидя на козлах где то за моей головой, но я его не вижу. Ни Кто не удосужился посидеть со мной. Вот орочье отродье! В такую-то погоду и замёрзнуть не долго. Наверное, поэтому все идут пешком.

В этом мире стрела обязательно войдёт в плоть, если ей суждено испить кровь. Но смерть слепа и терпелива, у неё на всех стрел хватит. Наверное, поэтому меня так и любят здесь, по тому, что я сделал своими целый колчан стрел, которые так щедро разбрасывает смерть.
Скрипят колёса, хрустит промёрзлая земля, да изредка ржут лошади и больше не звука в морозном воздухе. Словно я уже иду дорогой в страну мёртвых. Захотелось позвать кого-нибудь, но я сдержался.

Вспомнился замёрший раненый ангел, на которого мы наткнулись несколько дней назад. Открытые глаза на запорошенном снегом лице, более не видя, уставились в свинцовое небо. В одной руке она сжимала двуручный клеймор, а другая замерла, выводя послание на не известном мне языке кровью из распоротой груди по белоснежному цвету крыла.  Мы так её и оставили, вмерзшей в лёд, в разорванных доспехах, брошенной остатками какого-то крестового похода, что как и мы отступают к благословенной земле.

Своя история в чужой жизни всегда кажется катастрофически не понятой, не осознанной…
Меня снова не бросили, хоть я и выбыл из сражения. То ли от того что любят меня за то что я собираю чужие раны, да не умираю от них. То ли по тому, что в этом несуразном отряде полном психопатов, так всё перемешалось, как раз как в жизни, что ни кто друг друга не бросает, по тому, что всем хочется дойти, будь ты эльф или гоблин.  Каждый верит в свою удачу, по этому считает, что прежде чем умрёт он, умрёт его спутник, по этому тащит своего соратника, ведь ни что так не прикрывает спину, как тело друга на ней… хотя возможно я и не прав. Но нынче всё так смешалось, нет больше не племён, ни родов, ни народов, все идут толпами лохматыми, кто куда прибившись, кому как повезёт. Тому ангелу не повезло с компанией, так бывает.

Снаружи донёсся столь знакомый свист стрел. Звук боевого рога скинул с тела сонливость, что уже подбиралась сквозь ткань с морозом. Зазвучали голоса, прейдя на смену замершему скрипу колёс – повозка остановилась. Вскрики и боевые кличи смешались с лязганьем стали. Вот мимо пронёсся кто-то с жутким рёвом, я узнал кентавра Рога. Я попытался приподняться, получилось с трудом. Сильно болела грудь и как то плохо слушалась левая рука.  Как всегда я не сумею вспомнить конец боя, пока мне его не расскажут. От потери крови голова закружилась, да и вообще, как ни крути, а было очень плохо. Затошнило. Я снова прилёг, решив отдохнуть.

Подождав пока тошнота пройдёт, я снова начал подниматься. Стало ещё хуже. Кто ни когда не заживлял раны, что смертельны для большинства двуногих, в несколько раз быстрее, чем заживаю, порезы у кентавра, тот ни когда не поймёт, каково это.

Одёрнув полог внутрь повозки заглянула орочья  морда .

- Ты как? – Пробурчала морда, задорно улыбнувшись.  Не дожидаясь ответа, орк продолжил: - Ты не дёргайся, мы тут сами разберёмся. Их не много.- И подмигнув, орк исчез. Ни когда не умел различать орков, они все друг на друга похожи, только что по татуировкам, да пирсингу. Судя по здоровенному кольцу в ухе, этот был Гурном.  А ещё я успел заметить, пока полог был одёрнут, как эльф Эринар в золотых доспехах, насаживает какого-то зверюгу на меч или не зверюгу, в общем, я с такими не знаком. Нынче много не понятного повыползало. Впрочем, я на них обиды не держу. Сегодня они, завтра мы.

У повозки замер топот копыт. Полог откинулся, показалась широкая грудь кентавра Рога, он снял, кого-то со спины и аккуратно положил рядом со мной.

- Позаботься о нём.

Взгляд кентавра на мгновение замер на мне, казалось он что то хотел сказать, но передумал и развернувшись, куда то с рёвом ускакал.

Я глянул на того, кого он принёс. Это был Димка, наш берсеркер, отчаянный малый. Его руки по-прежнему сжимали два топора, и он был мёртв, видимо Рог этого не понял, они были дружны.

Я, приподнявшись с трудом сел, перевёл дыхание. Одеяло, которым я был накрыт, сползло, и я увидел перевязанную грудь и пропитанные кровью  лоскуты. Левая рука привязана к палке.
Ни чего и не в таком виде бились.

Перевалившись, я подполз к краю повозки, огляделся вокруг, выудил из ножен Димки короткий меч и свесив ноги вышел на свет, под свинцовое небо…

…Один эпизод… вся наша жизнь состоит из эпизодов, на привале, между битвами, когда мы раненые лежим и думаем что вышли из сражения… до того момента, пока нас не найдут вмерзшими в лёд.