Красный цыганский платок. Глава 6

Михаил Погорелов
                Реванш
 

            Шло время, все как, сговорившись, молчали, как будто цыганей  не было вовсе. Только раз через неделю дед сказал: 
          -  А цыганей то цыган увёз. Говорят, заехал на конях и забрал их разом. Так что времени у него не было, внучек.
          -  Знаю, дедушка, могли и через хутор  ехать зараз  или людям оставить.
        Тут же возразил он замолчавшему деду.
         Но всё равно время лечит. Лечило оно и Егорку. В первое время ему часто снились голуби, не цыганские, а другие, белые и не свои, и не над своим домом, а над родной дедовой хатой. Снились долго и к хорошему, но потом всё реже и реже. Дверка на цыганскую  голубятню осталась открытой, ветер гонял её, у Егорки чесались руки прикрыть её, но в последнее время, в последний миг он не решался, боялся. Надежда на исход хороший была ещё жива, но обида на Ваню затаилась. Затаилась  в глубине его души  и жила  там, на окраине  самостоятельной жизнью. Ольга с того времени успокоилась, временами украдкой, как и мать, гладила его вихрастую голову ненароком. Бабуля готовила борщи, они с дедом мастерили лыжи Егорке к зиме, Пух подарил пару молодых сизарей и всё потихоньку наладилось.
        Потом  приехали Ростовановцы. На них была настоящая футбольная форма. Играть их с  Щербиной  ещё не брали по малолетству, играл Ромка, да Федя Горобец от пацанов, а  они с  Витькой сторожили мячи от Куры, чтобы они не попали в воду. Игра была знаковая, важная, потная. Втихаря даже подъехали с Прохладного голкипер* с защитником, но всё равно взрослые ребята проиграли. Проиграли в который раз. Над хутором опять повисла беда, и весь вечер хутор говорил об этом. Взрослые ребята трепали их головы, говорили с горечью:
           – Вот так - то, пацаны, на вас вся надежда за нас рассчитаться.
            Ростовановцы проезжали мимо. Они казались Егорке чужими, и он даже их чуть боялся. Он всматривался в их лица, фигуры, старался понять, почему и как они  всегда их обыгрывают. Мужики   на бугре шумели долго, махали отчаянно руками  уезжающим Ростовановцам  вслед, говорили:.
            -  Не обыграть нам Ростовановку. Не обыграть.
           С Щербиной Егорка помирился. Помирился быстро. Хоть и выказывал Витька сопением неудовольствие своё, но после беды Егоркиной простил ему всё  разом. Они хотели идти за канал, в лесополосу за клюшками, но дед рассоветовал. Сок, мол, ещё  в деревьях гуляет и надо вроде бы попозже, а когда, дед подскажет. Старые клюшки за лето ссохлись, да и, честно говоря, они им уже не нравились. После футбола хутор заговорил о хоккее, о реванше  Первой улицы над Второй.
      Год назад в болотах Первая улица проиграла Второй. Проиграла  обидно, почти всухую. Егоркина улица не участвовала по причине отсутствия команды. Взрослые ребята почти все на хоккей плевали, а оставшиеся боялись льда, как огня. Ваня Рудний со Второй улицы предложил им объединиться улицами, потому как Первая улица на этот раз будет сильна и их взрослые ребята обещали порвать их в пух.. В особенности  обещали это сделать братья Дашковы. Здоровенные лбы, на них пахать, да сеять, а они на лёд прутся. Хоть и кичился Ваня, браваду свою выказывал,  а Егорке видно было, что  он их боялся.
            Егорка их не боялся, он боялся Горобца. Боялся его и Щербина. Месяц они его боятся, на Первой улице не появляются одни у его дома. Страшно. За лето бугаём стал, легче перепрыгнуть, чем обойти.. Рубах сколько порвал на футболе, скоро в магазине у дяди Коли на него размера не будет. Бричку сзади поднимает и стоит, ухмыляется. На Ольгу заглядываться стал, бугаина. Того и гляди родство Ромкино лопнет. Ростовановцы его тоже боятся, хотя толку от него в футболе никакого, краёв в футболе не знает, на Куре  с мячом останавливается. А их учит, мол, бегать не умеете.
           В первых числах  ноября сделали они ему с Щербиной. Сделали и за Ольгу, и за футбол и за велосипед Щербины. Второй год пошёл, как он в восьмом классе, да и четвёртый хуторской он брал  со второго раза,  но  ему всё нипочём: хоть быкам хвосты крутить, хоть с волчьим билетом по жизни.  Велосипед его у школы среди всех главенствует, всегда открытый, потому как Федя любит охоту, а значит, смывается из школы, когда ему заблагорассудится. Никто его велосипед заставить  не может, потому как забрасывает он их на акации, а снимать их потом под смех школы никому не хочется. Подгадали они, когда он смыться из школы решил.  Заставили его велосипед у акации, пол школы на него  накидали напротив своего окна школьного. А потом смеялись с классом довольные. Девятый вал от их окна по школе пошёл, директор прибегал, смотрел в окно, здоровался с Горобцом среди раскиданных им велосипедов. Немка в двери с тетей Дашей прыгали за спинами учителей: - «Что случилось?»
   - А шо случилыся?  Сама ни пийму, шо вины в окне побачили, гогочут страх Господень.
   Николай Савельевич тогда с ним под ручку долго  по коридору ходил. Горобец кивал  ему головой, согласный.  Но с того времени больше не забрасывал велосипеды на акации, ушло от него это, но и приставлять велосипеды сознательно никто не решался потом, кроме  как  впопыхах, да по запарке кто.
          Сейчас они с Щербиной в супчиках у него ходят. Хоть и добрый Федя, а уши надрать может, а ещё хуже натереть заднее место снегом, как пацану Веденяпинскому. Стыда не оберёшься. Замиряться надо. А как? Думают они с Щербиной.
          С первым снегом Федя сниться по ночам стал. Между ног зажмёт их с Щербиной, а возможность выбраться наверх отсутствует. Школу он не видит, а гогочет она наверху, как будто в небе  и  голос Настин: - «Так им, за дылдыну, так!». Федина голова снизу от земли хитро улыбается: - «Шо, супчики, колысь  велисипед заставлять, так герои!». А рука потная, волосатая к его заднему месту тянется.
      Просыпается в поту Егорка. Выть хочется. Пухову пару дарить надо, хоть и жалко, а выхода нету.
   Утром ранним  пошли, выходной подгадали, Федя зоревал ещё. Вышел заспанный, глаза дерёт, а  с база бабушка его кличет: - « Федуся, Федусь, подь сюды». А им  облегчение какое, бабка  ведь справедливая,  Федю костылём гоняет. Побежал Федя, куда и сон делся, кабанчика загнал, щеколдой хлопнул, тазами гремел долго, затем повис на заборе, отдышался.
    - Ага, супчики, аш два!     Косо покосился назад, как- будто ушами  рассмотрел происходящее сзади.
    - Федя, тут мы… Егорка покосился на Щербину. Витька высунул из-за пазухи второго голубёнка. 
    - Тут мы решили с Витькой подарить тебе голубят. Этих вот ….
    Дух  закончился, и Егорка сунул голубёнка  Феде в лицо. Сделал это и Щербина.
      Заулыбался Горобец, осмотрелся на всякий случай – не разыгрывают ли его, через калитку вышел, а они у дороги стоят. Петухи чужие на них косятся, гуси шипят, разбудили их край спозаранку. Подходить Федя стал, а ноги их не слушаются, жизнью своею живут. Гусак паршивый туда же, гонит их, гогочет. Егорка первым стал. Пнул гусака, остепенился. Щербина сопит, улица на них окнами смотрит, А выхода опять нету, стоять надо.
  Хорошо тогда всё обошлось. Федя радостный был. Целовал их в клювики. Прижал голубят к груди и смылся. А им хоть плач – ушла пара..
       Шли улицей. Братья Дашковы  - четыре лба здоровенных, сладко спрашивали, как у них дела на их улицах, рваную сумку кирзовую под их забитые им шайбы предлагали. Щербина ни с того ни  с сего ощетинился. Сказал им прямо, что будет так, как тогда, а может быть и хуже, потому как они улицами объединяются, и  предложил им мешок  под шайбы амбарный с мамкиной фермы. Опять пришлось ногами работать. Несправедливая  Первая улица, да и родственников у них на ней  нету.
                К Рождеству зима завладела Курой окончательно. Старое её русло под бугром, залитое водой, замёрзло. Дашки пробив лунки установили железные хоккейные ворота, установили их под себя основательно. Ваня Рудний с Ромкой спорили с ними долго о длине, но братья не уступали, ни миллиметра.
         Поле выходило коротким, без заездов за хоккейные ворота и узким. Ходили смотреть хоккей по телевизору вечером. Телевизор был один в хуторе, привезён он был учителем начальных классов  с севера. Опять спорили, заезды за ворота размели от снега, а удлинять не стали, уширили только. Мол, в болотах вы нас перебегали, а вот под бугром  увидим кто кого. А под бугром и бежать не надо, вратари лбами чокаются, но переиначивать не стали. Вторая улица  свято веровала в своё катание на коньках, Третья - в Ваньку, Первая- в силу.  О количестве игроков не спорили,  посчитали вместе по телевизору.  Дашки  с Горобцом  остались довольны, они в эти рамки влезали.
  Разошлись, с Куры молча, как дуэлянты.
                Егорке  в Рождественскую ночь перед хоккеем не спалось. Он смотрел на Луну тупо, на поле снежное перед каналом, ворочался в постели. Мать окликала его, волновалась. Он прислушивался к себе, но болезни в себе не находил. Кричал им с Ольгой в спальню об этом.  Завтра Витьке в воротах не сладко придётся, да и его в защите ломать будут. Луна уже перекатилась на другой конец хутора, когда он кое - как заснул.
           А утро он проспал. Щербина в фуфайке, в ватных штанах с вратарской самодельной клюшкой, обитой железом, свистел у калитки. А ему снилось, что это свистят шайбы над их воротами, а в воротах висит кирзовая сумка, полная шайб. Дашки кричат ему, чтобы он убрал шайбы из сумки, чтобы другие не летели мимо. Щербина в воротах закрывает сумку на замок и идёт к нему, улыбаясь: - «Егорка, мы выиграли, пойдём, там наши с Ванькой им мешок добивают».
         Заходить в дом он отказался, только крикнул от калитки.
       - Егорка, давай быстрей, Ваня просил ещё раз промести поле, чтобы трактористы падали!
          Как не спешил Егорка, но они опоздали. Поле было чисто выметено. Заезды Ванька удлинил, и теперь поле с бугра напоминало куриное яичко с двумя крапинками от ворот. Ромка катался по полю, нещадно лупил шайбу, от Дыдымовки по бугру спешно спускались трое. Настя. В груди у него замлело. Не надо было и прислушиваться к себе – он заболел. Он  затягивал снегурки к валенкам ремнями, кожаные ремешки, прихваченные морозом, затвердинели, и  он  держал их  в руках, отогревая. Дыдымовские девчата  ввалились на поле и разбежавшись, покатились по нему визжа и хохоча. Щербина стоял уже в воротах, Ванька что-то ему советовал, враждебный лагерь сгрудился  на бугре, чего - то выжидая. А он не поднимал глаза, они втроём подкатились к Щербине, хлопали по его вратарской амуниции, просили клюшки, чтобы погонять шайбу. А его для неё  не существовало. Ну и ладно. Злость подняла его. Она была в красном пушистом платке, как цыганка, розовощекая, смеющаяся и она катилась к нему.
       - Здравствуй, Егор! Смотрите не проиграйте. Мы за вас болеть будем.
       Она была другая, не школьная и  красивая, и он с ужасом понял, что не может говорить, и чтобы не сипеть, кивнул головой утвердительно.
       - У тебя зуб болит, Егор?
       Он опять кивнул. Подхватил шайбу, повалился корпусом перед Ромкой   влево. Ромка клюнул, пробросил шайбу ему между ног и вколотил шайбу в ворота мимо ничего не понимающего Щербины.
       С бугра кричали: - «Наши ночью у канадцев выиграли, учитель сказал – 5-0!»
           Наверху засуетились, злорадно поглядывая вниз, стали спускаться.
          Ванька, обернувшись на бугор, подняв лицо, всматривался в них.
          - Трактористы все в сборе, охотника нету. Ну, пацаны, щас начнётся, знач, как договорились. Бросайте нам с Ромкой шайбы на любое свободное место, а там мы разберёмся. Егор, вперед пока не иди, посмотрим, что они там на бугре придумали.
     Егорка на бугре у плиты заметил деда, дед был без шапки, рядом мужики тоже, дядя  Коля в белом халате с химическим карандашом за ухом бегал среди них, пересчитывая бутылки. Рождествуют, значит. Ольга с подругами спустились чуть с бугра, там и осталась. Старший Дашок отделившись, подошел к ним.
       - Знач, три периода по двадцать минут. Время по моим армейским. Часы будут висеть на вербе. Время обычное, не как там у вас по телевизору чистое.  Пять минут и сходимся!
        Отойдя чуть, обернулся.
       - И чтобы всё честно было.
         -Своим скажи, а то щас начнут нас с шайбой в ворота заносить.
        - Роман, я скажу и лично прослежу, потому как….
          Он подымает палец к верху, к мужикам на бугре.
         - ими поставлен для этого.
         Начали сходиться, Горобца не было. Дашки все в рабочих ватных комбинезонах, Младшие двое на коньках, старший в чистом на часах, значит, судить будет. Последний без коньков за главного, в валенках.  Стояли кучей, улыбались хитро друг другу, как бы поздороваться пришли. Шайбу разыграли по жребию.   Старший Дашок свистнул,  и они пошли кучей,  Пошли  разом, как татары на Рязань. Прижали их в углу, Егорке дышать трудно стало. Дашок  гарнёт шайбу валенками с их ногами и со снегом вместе. Кое - как отбились. Щербина шайбу ухватил, а кому бросать не знает. С Ваней два Дашка на коньках. С Ромкой  Дашок без коньков почти руками держит. А Егорка без уважения, значит, чистый. Просит Щербину – дай. Вспомнил Егорка Ванины слова, кинулся с шайбой за свои ворота, а за ним их куча. Выждал чуть, собрал их по возможности вместе, ринулся затем с шайбой вдоль ворот в угол, как мог, ринулся, все силы отдал на эти пять метров, с угла вдоль снежного борта, чтобы не перехватили, послал  сильно Ване шайбу. Подхватил тот, как канадский профессионал подхватил, прижался ко льду,  слился с ним, вышел с угла на голкипера, намахнулся ложно на угол ближний, проскочил его с голкипером  лежащим,  и  закатил шайбу позорно тихо в пустой угол, даже планка железная  не дрогнула.
       Дашки отреагировали сразу. Младший остался в защите и дальше пятака носа не совал уже. Зато с бугра  спешно спускался Горобец. Заметив Ольгу, раскланивался долго, наверное, ехидничал.
          - Всё, они нас затопчут, кони.
          - Не ныть, пацаны, осы тоже больно жалят!
     То, что было до того, показалось им раем. Горобец, с Дашком утюжили ближний к бугру край основательно. Ваня кричал им, чтобы они не встревали и пропускали их в угол и за ворота. Да они и не могли этого сделать. Горобцу клюшка казалась лишней, он мёл по краю лёд валенками с шайбой вместе, а клюха его болталась сзади, як прицеп. Точно ДТ-75 с прицепом. На углу они останавливались, становились спинами к их  воротам, передыхали. Идти по чистому льду к воротам напрямки они не решались, эффект был нулевой – они падали. Поглядывали на пятак через спины, ловили момент их большего на нём присутствия и вбрасывали шайбу туда.
          Начиналась рубка. Ломались клюшки и временами  казалось, что им бы ухватится за ворота руками и тогда они затолкают их всех в ворота с шайбой вместе. Пару раз так они и сделали, но старший Дашок свистел и гол отменялся. Они спорили. Потные, без шапок,  они стучали клюшками по льду перед ним, но спасал телевизор – прижатая вратарём шайба ко льду, считается его и толкать её с вратарём вместе в ворота не разрешается. Но все равно они её им затолкали, затолкали вначале третьего периода верхом, с отскока от Щербины. Шайба зависла у него на плече, он хотел от неё отмахнуться, как от назойливой мухи, но не успел. Она скатилась по его спине и также тихо закатилась в ворота, как у Ваньки, не звякнув о пластину.
         Они бросились отыгрываться, и тут же родственник Ванькин  с Первой улицы убежал к Щербине на свидание. Витька отбил шайбу, но второй волной они её затолкали. Старший Дашок не свистел и Егорка ему верил. Верил и Ваня. Они съехались за ворота Щербины, глянули время  на вербе, выпросили минуту на размышления.
          Бугор шумел, разделившись на две половины. Егорка чувствовал себя неуютно. Прямо в бугор он не смотрел, только боковым зрением видел Настю, деда, Ольгу с подругами.  Дашки, собравшись у ворот, натягивали голкиперу вторую фуфайку, натягивали  задом наперёд для смягчения ударов.
      - Сейчас валяться в воротах будет, не пробьешь.
       Ромка был уставший, с чужой клюшкой, его родную сломал Горобец и он то и дело крутил её в руках, приноравливаясь.
       - Не раскисать, пацаны, не раскисать!  Егорка, ты у них не сильно видный. Заскочишь щас им за ворота. Ромка выложит тебе шайбу. Сделай так, как тогда.
         Глаза Ванины горели, Егорка его понял, надо развести вратаря по разным углам с шайбой. Чтобы не успел он завалиться на лёд раньше Ваниного удара, а стоять до удара он обязан, это в телевизоре видно.  Впервые он был во главе, впереди команды и впервые ему захотелось породниться с Ванькой. Ромка увалень уже сдался, а Ольга кричит на бугре, волнуется, да и дед шумит, за них переживает. На Настю он не глядит. Боится.
 Он выкатился вперед в нападение. Дашки выстраивались елочкой у ворот, изумленно на него поглядывали. Эквивалент Ванькин их не пугал. Это было видно сразу. Дашок в валенках  равнодушно смотрел на него и косо посматривал на бугор, там разговлялись. Оставалось пять минут.
           Как и предполагал Ваня, крыть Егорку никто не собирался. Он легко прошёл их,  не коснувшись. Обосновался у них за воротами и ждал.  Ждать пришлось недолго. От  конька Дашка, рикошетом  шайба летела к нему. Было задумано так Ванькой, или это был случай, Егорка не задумывался. Некогда,. Он выскочил из-за ворот. Угол был пуст. Ваню сбили у ворот, и он кричал ему со льда, чтобы он бросал, и он бросил. И вовремя, через мгновение ноги вратаря перекрыли угол.  Гол получился звучным, металлическая пластина дрожала.
         Дашки запросили минуту. Горобец начал их учить быстро бегать, и они переругались. Вышли из-за ворот уставшие, потные, с расстегнутыми бушлатами, шапки с развязанными тесёмками   смешно трепыхались при их движении.
     - Всё кони сдохли!
    А Егорке было  жалко их, Дашки на коньках в ботинках еле стояли  Горобец  ещё владел силой и нервно переминался  на дальнем от бугра фланге, Дашок в валенках на ближнем не переминался. Он опять  поглядывал на бугор, щурился как бы кого - то там выискивая, он устал. 
        Но они пошли, но это  был укус комара.  Они шлепком его отбили и повисли у них на воротах.. Голкипер их не вставал со льда, он в них просто лежал. При ударах закрывал лицо. Вскакивал на колени, прижимал шайбу ко льду, Дашок свистел и всё начиналось заново  Вратарь  их спасал.
        Первая улица уже свыклась с этой мыслью и вперёд не шла. Второй улице с Третьей  надо было поднять над голкипером шайбу. Только поднять. Ваня мог это сделать, Егорка это знал, но как у него это получится на гладком льду,  он не знал.
            Шайба в хуторе над льдом ещё не летала. Пацаны долго спорили перед зимой, как там у них в телевизоре  это получается, но никто ничего не понял, а Ваня понял. Вечером перед хоккеем, ему одному, он поднял шайбу у себя дома. Поднял чуть выше кирзового сапога. Шайба угрожающе звонко стукнулась о забор  и ему стало страшно за себя. Ему  представился Горобец, пущенная им шайба и своё колено. Ваня объяснил ему, что дело в крюке. Показал свою клюшку, но Егорка крюка не увидел.  Клюшка внизу была прямая, такая, как у всех,  с канала, только присмотревшись, он увидел изгиб, полуовал от пятки к носку  старательно вырезанный Ваней.  Ему не верилось, что полуовал этот может поднять шайбу и так его напугать. Ваня повторил ему раза три – шайба летала, у него нет. У него не шло вращение.
          Щербина с психу запустил в ворота шайбу рукой, Первая отбила. Дашок засвистел. Не положено. Ваня с шайбой закатился за свои ворота, и стоял там один, не двигаясь. Стоял долго, выжидал. Первая не реагировала. Бугор зашумел, освистывая их, и  быки кинулись на красную тряпку. Первым  осторожно, как бы ни спугнуть Ваньку, стал подкрадываться Горобец, к нему присоединился Ванин родственник. Они окружали его, Ваня выжидал, к центру стали подтягиваться Дашки.
             Ваня  выкатился на Горобца, аккуратно обошел его у снежного бортика, и пустил шайбу впереди себя на самотёк. Казалось, что он к ней уже не успевал, Дашки на коньках легко и просто ею завладеют. Но это был обман. Ваня успел, выкатился к воротам,  вратарь их уже лежал, Дашки особо назад не спешили, он выкатился на прямых ногах и поднял шайбу. Вращаясь и покачиваясь боками, как бы смеясь в воздухе над всеми, она летела  в ворота. Егорке  с дрожью казалось, что она не долетит туда и зависнет на вратарской фуфайке, но она долетела. С трудом перевалив её, она скрылась,тихонько дзыкнув о пластину.
       Всё было как в телевизоре. Хутор онемел. Вратарь искал шайбу под собой, под ногами , между фуфайками, но её не было, она лежала между сеткой  и пластиной в воротах. Дашок в валенках тряс часы у уха, но они к его разочарованию шли. Время не вышло. Гол засчитан. Старший Дашок плюнув, не свистел уже и подымался в гору.


Голкипер* – вратарь.

Продолжение следует