Первая поездка
июнь 2007
«Иван Борисович, будьте так добры... Люди из 'Лидмы'... Готовки... ОГРН...». Утренний телефонный разговор прокручивался в голове человека в сером костюме, словно заезженная пластинка... Или правильнее было бы сказать — заевшая? Хотя какая, к черту, разница, все равно сейчас уже никто не слушает музыку на пластинках. Дочь человека в сером костюме еще успела насладиться «Бременскими музыкантами» в исполнении старенького проигрывателя, а сын даже самые первые свои песенки слушал уже из компьютерных колонок.
Время летит... «Иван Борисович, будьте так добры...». Если тебя начинают называть по имени и отчеству — это означает одно из трех. Ты или стал важной птицей, или занялся преподавательской деятельностью, или просто постарел. Человек в сером костюме прекрасно понимал, что не является важной птицей (высокопоставленные пернатые не срываются с утра пораньше в офис по звонку ровесницы своей дочери). Преподавателем он тоже не был (хотя когда-то и мечтал об этом). Значит... Значит...
Человек в сером костюме вынырнул из глубины дворов и зашагал по широкому тротуару, отделенному от одной из важнейших в городе магистралей газоном и деревьями, а от жилых девятиэтажек — не только газоном и деревьями, но еще и низеньким металлическим заборчиком. Человек двигался довольно быстрой, но угловатой походкой, навевающей мысли о начинающемся артрите. Позади лениво потягивалось июньское солнце, уже успевшее подняться довольно высоко.
«Иван Борисович»... Впрочем, заместитель руководителя фирмы Анджела, хотя и безапелляционна, но все-таки вежлива. А вот дочь... В последние лет эдак десять она таким тоном произносит слово «папа», что человеку в сером все время слышится: «эй ты, старый козел». Или «эх ты, старый козлишка» — в те редкие минуты, когда в дочери просыпаются теплые чувства.
Утренний час пик еще не начался, машин на дороге было не так много. Человек в сером тоже мог бы поехать в офис на машине... В те времена, когда слово «папа» в устах дочери только начинало звучать презрительно, он бы непременно так и поступил. Тогда он еще считал, что у него все впереди. В их фирме люди строго делились на автомобилистов и пассажиров метро. В число автомобилистов входило начальство и сотрудники, искренне надеющиеся когда-нибудь стать начальством. А в число пассажиров метро — курьеры, секретари и уборщицы... Может быть, где-нибудь, где жизнь устроена строго по логическим законам, все было бы иначе. Автомобилистами были бы люди, которым удобнее ездить на работу на машине, а пассажирами метро — те, кому удобнее пользоваться общественным транспортом... Но у них в фирме было вот так.
Когда-то человек в сером костюме являлся счастливым владельцем пускай весьма подержанной, но все-таки иномарки. Она с самого начала плохо заводилась, ему не очень нравилось управлять машиной, на бензин и ремонт уходила куча денег, он часто опаздывал на работу из-за пробок... Но все это было ерундой по сравнению с принадлежностью к клану автомобилистов. Паркуясь около офисного здания, он как бы говорил себе и другим: «Сейчас-то я, может быть, еще... Но пройдет время, и я еще ого-го...».
Но однажды сын заболел ветрянкой, и жена одновременно лишилась работы, и дочь начала собираться замуж (хотя на самом деле до свадьбы не дошло, на тот момент все казалось очень серьезным)... В общем, человек в сером решил отказаться от очередного ремонта машины. Он счел, что автомобиль вполне может пару месяцев постоять во дворе на приколе. И все как-то закрутилось, закрутилось... Спустя полгода друг предложил ему накрыть «ласточку» чехлом. Ибо приближалась зима, а у друга все равно завалялся лишний чехол... После этого вопрос о ремонте машины был закрыт окончательно. Хотя человек в сером никак не решался признать это. Пару лет назад жена предлагала ему попытаться продать автомобиль хотя бы по дешевке, и он (неожиданно для себя) устроил форменную истерику. Наверное, просто потому что жена подошла к нему в неподходящий момент, он как раз очень устал... Так или иначе, но больше эту тему в семье не обсуждали.
Но вот и метро. Человек в сером спустился по лестнице, преодолел стеклянные двери и приложил бумажник к турникету. Табло замигало, извещая его, что поездок на карточке не осталось. Человек в сером чертыхнулся, а потом наоборот обрадовался — до чего же повезло, у кассы почти нет очереди. Он подождал, когда приобретут билеты тощий юноша в черном и усталая женщина лет пятидесяти, и купил карточку на десять поездок.
Турникет приветливо высветил цифру «09», пропуская пассажира в подземелье. Датчики отреагировали на проход, как злобные, но хорошо выдрессированные псы, услышавшие команду «фу». Человек в сером спустился вниз по коротенькому эскалатору. Впереди маячила фигура юноши в черном — того самого, встреченного у кассы.
Человек в сером остановился у края платформы и лениво следил взглядом за юношей, пока его не отвлекло нечто более интересное. В нескольких метрах от него стояли несколько мужчин в спортивной одежде с рынка, еще молодые, но уже обрюзгшие. Несмотря на раннее время, они казались подвыпившими. Мужчины начинали ссориться между собой. Один зачитывал второму мораль, третий пытался его утихомирить, четвертый просто напряженно смотрел на своих товарищей... Человек в сером попытался вслушаться в разговор, но все, что он смог разобрать — невнятная смесь уменьшительных имен и мата. «Любка, бля, Женек, бля, Тоха, бля...». Человек в сером презрительно отвернулся и стал смотреть на рельсы.
Рельсы тускло поблескивали на черном фоне. Человек перевел взгляд чуть повыше и вгляделся в грязный кафель стены... Вспомнился анекдот: «Моя ванная похожа на станцию метро /подставить название окраинной станции, наиболее близкой рассказчику/. ... Что, такая же большая и красивая? ... Нет, такая же сырая и кафелем выложена». Человек улыбнулся.
Тем временем сзади произошла какая-то возня. Человек в сером, Иван Борисович, в прошлом Иван, еще в более далеком прошлом — Ваня, еще в более далеком — Ванюша, даже не успел ничего понять. Просто вдруг сзади на него налетело что-то тяжелое, он потерял равновесие и рухнул на рельсы. Поглядев вверх, он увидел одного из мужчин в спортивной одежде. С выражением животного ужаса на лице мужчина балансировал на краю платформы. Наконец ему удалось удержаться, и выражение животного ужаса сменилось выражением простого расчетливого страха. Ужас характерен для человека, который боится за свою жизнь, а страх — для человека, который боится за кого-то другого... точнее, боится, что у него будут неприятности из-за кого-то другого.
Человек в сером начал лихорадочно вспоминать... «Бегите к месту остановки первого вагона... Лягте в пространство между рельсами... Не паникуйте...». Человек начал неуклюже подниматься, и в этот момент его подмял под себя поезд. Странно, он даже не слышал звука его приближения... Впрочем, теперь он вообще ничего не слышал.
Проехав до середины станции, поезд затормозил. Мужчины в спортивных костюмах, воровато оглядываясь, направились к выходу со станции. На платформе, как из ниоткуда, появились двое милиционеров. Один из них бегом ринулся к месту, по которому было размазано то, что осталось от человека в сером. Второй страж порядка трусцой направился наперерез предполагаемым виновникам инцидента. Женщина в стеклянном «стакане» что-то кричала в микрофон...
Юноша в черном, в миру Костик, минут десять наблюдал за всем этим кавардаком, а потом вздохнул и начал раздумывать — как теперь не опоздать на занятия в институте.
Вторая поездка. Дети до семи лет — бесплатно
декабрь 2007
Женщина в замызганном халате, которой на вид было лет сорок, а по паспорту — двадцать два с половиной года, нервно расхаживала по комнате, качая ребенка. Хотя «качая» — это громко сказано. На самом деле она трясла младенца, и чем дальше, тем более жестко и настойчиво. Женщина хрипло напевала:
— Баю-баюшки-баю... Не ложися на краю... Твоя ****ая мать...
Она прервалась и пьяно захихикала. Вихляющей походкой дошла до продавленного дивана, на котором развалился ее оглушительно храпящий сожитель. Не выпуская из рук младенца, женщина села, скорее даже упала на диван и начала пихать сожителя локтем в бок. Спустя некоторое время он перестал храпеть, приподнял голову и уставился на нее, пытаясь сфокусировать собранные в кучку глаза.
— Ты чего?
— Хииии... Ты прикинь, Женек... Я ща пою, и вдруг поется — «твоя ****ая мать». А это ж я его мать. То есть я — ебаная... Ииии...
— Люб, да иди ты на ***! - рявкнул мужчина и снова захрапел.
Спустя минуту к храпу прибавился оглушительный кошачий вопль младенца. Женщина вздохнула, встала и снова начала расхаживать, временами встряхивая орущий сверток. Вскоре она остановилась возле обшарпанного стола, заваленного всяким хламом, взяла открытую бутылку водки и, сморщившись, сделала несколько глотков из горла. И снова — туда-обратно, от немытого окна с наполовину оборванной шторой до забитого тряпьем шкафа без дверок.
Двое старших детей, хорошенькая девочка лет пяти и дебиловатый двухлетний мальчик в мокрых колготках, довольно долго стояли в дверях комнаты перед тем, как женщина наконец их заметила. Заметив, она остановилась, положила младенца на диван и неспешно выпрямилась. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.
— Чего вам?
— Ничего, мам, мы... — пролепетала девочка.
— А ничего — так ****уйте отсюда! ****уйте-****уйте, пока ****ы не получили!
Дети спешно ретировались. Женщина плюхнулась на диван и задумчиво посмотрела на младенца.
— Маленькие пидорасы вырастают в больших пидорасов... А потом, — она перевела взгляд на сожителя и понизила голос, — В совсем больших пидорасов...
Еще несколько глотков водки. Женщина вернулась на диван и уснула. Спать ей пришлось недолго — ее снова разбудил младенческий вопль. На некоторое время она застыла, с трудом сдерживая злость, а потом развязала пояс халата, распахнула полы, обнажив давно не мытое, полностью голое тело, и сунула в рот ребенку грудь. Она знала, что так делать нельзя. Ее собственный маленький брат так погиб — мать накормила его, будучи пьяной. И, между прочим, мать получила за это срок. Но что поделать, если этот гаденыш ничего не понимает? И орет, орет, орет... Сам виноват.
Получив дозу этилового спирта, ребенок моментально заснул. Вот теперь хорошо... Сейчас еще водочки, и тоже спать. Но бутылка на столе оказалась пустой.
Женщина покопалась в своих карманах, потом в карманах сожителя... Денег не было нигде. Может быть, вечером придут друзья, они принесут водку или пиво... Но то будет вечером. А пока еще только утро.
Как назло, теперь женщине не спалось. Она прошла на кухню, села на табуретку, оперлась локтями на стол и закурила, стряхивая пепел в литровую банку с водой. За окном виднелась засыпанная снегом детская площадка, да куда-то ползла по тротуару знакомая бабулька, которая была бабулькой, еще когда женщина лепила на этой детской площадке куличики... В дверях кухни мелькнул силуэт девочки. Впрочем, она успела скрыться прежде, чем женщина раскрыла рот для гневного окрика.
Прошло еще минут пять, и случилось то, чего женщина панически боялась, но чего не могла предотвратить. В дверном проеме показался сожитель и нарочито ласково спросил:
— Люба, а водка где?
— Я ее выпила.
— А тебе типа одной похмеляться надо, да? Ты одна тут живешь?
Дальнейшая беседа состояла из криков, визга и ударов. Кулаком в лицо, лбом о стол, даже виском об угол стола... К счастью, последнее — вскользь. Наконец сожитель утихомирился и, спотыкаясь, начал ходить по квартире, разыскивая одежду. Хлопнула входная дверь — и все стихло.
А потом из комнаты снова донесся вопль младенца, очнувшегося от пьяного сна... Женщина не пошла успокаивать свое младшее чадо, а вместо этого сама зарыдала. Но вопль все не стихал. Алкоголь успел выветриться не только из ребенка, но и из матери. Она чувствовала себя отвратительно трезвой — и злой.
Чеканным солдатским шагом женщина прошла в комнату. Рывком подняла младенца с дивана, взяла его за ноги и несколько раз методично ударила головой об угол стола. Не вскользь, нет... Совсем не вскользь. Затем она швырнула затихшее тельце на пол и прошла в другую комнату, в которой с начала запоя, то есть с поза-позавчерашнего дня прятались голодные братик и сестричка. Пока женщина душила мальчика, девочка оглушительно визжала. Затем она догадалась, что дело совсем плохо, подбежала к входной двери, начала дергать за ручку... Но было уже поздно. Мать догнала ее и оттащила в комнату к младенцу. Задушить девочку было сложнее, она даже успела до крови искусать руки матери... Но наконец затихла и она.
Затем женщина вынула пояс из халата, соорудила на нем петлю и направилась на кухню — выкурить последнюю сигарету. Но пачка оказалась пустой. Женщина чертыхнулась и поняла, что умирать ей все-таки не хочется. Может быть, все и не так уж плохо? Главное только уберечься от сожителя... Он ее убьет — это точно. А вот в тюрьме, может быть, жизнь не так уж плоха... По крайней мере, она не такая, какая была здесь, дома. Хотя бы какие-то, но перемены. Женщина радостно засмеялась. Потом заперла входную дверь на задвижку — она откроет только милиции, но не сожителю...
— Але, милиция? Я убила... Своих детей. Да, приезжайте. Троих. Я не пьяная! А какая вам разница? Генераторная, четыре, квартира восемь. Да. Спасибо, золотая моя девушка! Счастья тебе, здоровья, и... Девушка, вы знаете, это ведь праздник... Девушка? Але, девушка? Вот ссссука, трубку бросила...
Третья поездка. Романтический тур по воде
июнь 2008
Девушка и парень сидели на бревнышке на берегу реки. Парень сжимал ладонь девушки в своей ладони и нежно перебирал ее пальчики своими... «Такие тонкие», — думал он. «Такие сильные», — думала она.
До недавних пор Насте не могло прийти в голову, что у нее появится свой парень. Любовь крутили подружки, гораздо более развязные и самоуверенные, нежели она. Олег тоже не думал, что какая-нибудь девушка обратит на него внимание. Ему казалось, что девушкам нужны только крутые, или богатые, а лучше — и то и другое сразу. Но шесть месяцев, одну неделю и три дня назад они познакомились на катке, и он проводил ее до дома, и... Оказалось, что ему нужна только она, а ей нужен только он.
— А математичка говорит, что я тупая... — жаловалась Настя. — Но на самом деле она сама тупая, ей надо не учить, а только отсиживать положенное время. Если бы она нормально объясняла...
— А брат вчера опять привел домой телку и на три часа выгнал меня на улицу.
— Почему же ты ко мне не пришел?
— А я пошел к Витьку в подвал, мы там лабали. Музыка меня успокаивает. Знаешь, как будто все в нее вкладываешь, и...
— Я люблю, когда ты играешь. Жалко, что ты не любишь акустику. А то мог бы и здесь на гитаре сыграть...
— Зайка, но я же не такое быдло, как мой брат. Я металлист!
Снисходительно улыбнувшись, Олег запустил пальцы в волосы девушки и прикоснулся губами к ее губам. Настя слегка вздрогнула, но только слегка. Поцелуи уже начали становиться для нее чем-то привычным, и она очень гордилась этим. Одно дело — говорить: «Я уже пробовала целоваться», и другое дело — равнодушно пожимать плечами: «Поцелуи? Ну и что в этом такого? Обычное дело...». Когда Олег отпрянул, глаза девушки горели простым, полным счастьем.
Юноша встал с бревна и задумчиво прошелся по берегу. Потрогал воду рукой, потом скинул кроссовок и поболтал в речке ногой.
— А знаешь, уже можно купаться.
— Да нет, еще холодно... Это только у берега вода прогрелась.
— А я бы попробовал.
— Ты не в плавках.
— В плавках.
Олег скинул джинсы и рубашку. Настя против воли пробежалась взглядом по его фигуре. Конечно, не шварценейгер, но определенно сильнее ее... Этого достаточно... Только вот талия и бедра у него, кажется, потоньше. «Черт, я жирная! Надо обязательно худеть. Чтобы, когда мы начнем... Это... Чтобы тогда не опозориться».
— Ты будешь купаться?
— Нет, у меня же нет купальника.
Олег понимающе кивнул. «Вот если бы он был таким, как все, он отпустил бы сальную шуточку. А он не стал. Он...», — Настя очнулась от радостных размышлений, только когда Олег уже по пояс зашел в воду. Издав индейский крик, он нырнул вперед дельфинчиком. Вынырнув уже достаточно далеко от берега, юноша саженками устремился вперед. Затем ненадолго завис на середине реки и крикнул:
— Я на тот берег!
— Не надо! — ответила Настя скорее для проформы. На самом деле ей было все равно, вернется Олег прямо сейчас или чуть позже, но женский инстинкт требовал проявления легкой паранойи.
Ей было все равно, тем более что... Настя рысцой устремилась к ближним кустам. Вот и отлично, теперь он не узнает, что она, как простые смертные, иногда нуждается в отправлении естественных потребностей. А кроме того... «Он же рисуется передо мной! Передо мной — кто-то рисуется! Это чудо, восторг, счастье!», — думала девушка, занимаясь своими делами.
Когда она вернулась на берег, Олега не было видно. «Наверное, ненадолго вылез погреться на том берегу», — подумала девушка. Она присела на бревно, достала из кармана старенький мобильник и занялась встроенной игрой. Спустя пять минут ей пришло в голову, что надо бы позвонить Олегу, но она сразу поняла абсурдность этой идеи. «Вернется, скажу, как я ему собиралась звонить, когда его мобильник лежит тут, в одежде... Вот посмеемся», — подумала она.
Время шло, но Олег все не появлялся. Настя заволновалась и позвонила подружке. Подружка посоветовала набрать «экстренный номер», забитый в память каждого телефона. После нескольких неудачных попыток Настя вышла на нужную службу и рассказала о случившемся. Ее попросили встретить спасателей у моста, до которого было десять минут ходьбы.
Все это время девушка была уверена, что Олег вот-вот появится на том берегу, приплывет, и она будет выглядеть полной идиоткой. Настя заранее начала злиться. «А что если он таким образом решил меня бросить? Ведь он не кричал... Ну не могло такого случиться...», — переживала она.
Но к приезду спасателей Олег не появился. Начинало темнеть. Примерно через час после начала поисков Насте велели идти домой, и она послушалась.
Тело юноши нашли только через три дня — его сильно отнесло течением. После всех необходимых формальностей похороны назначили на субботу. Рядом с гробом стояла мать Олега, заплаканная так, что ее глаза выглядели как щелочки. Ее все время поддерживал под локоть брат покойного. Лицо брата выглядело окаменелым. Чуть поодаль собралась стайка друзей и одноклассников юноши. Настя стояла в середине этой стайки, стараясь выглядеть как можно более незаметной. В голове — то ли очень к месту, то ли, напротив, чудовищно не к месту, — крутились строки Бродского, как раз сейчас изучаемого в школе:
Смерть придет и найдет
Тело, чья гладь визит
Смерти, будто приход
Женщины, отразит...
Это абсурд, вранье -
Череп, скелет, коса...
Смерть придет, у нее
Будут твои глаза.
Четвертая поездка. Остаться в клетке
ноябрь 2008
Ирина очень гордилась тем, что смогла через каких-то знакомых-знакомых-знакомых выйти на Настоящую Ведьму. Не на обманщицу, помещающую объявления в газетах, не на полусумасшедшую бабку, развлекающую соседок карточными раскладами... А на... как это называется?.. специалистку по оккультизму, для которой оказание помощи отдельным людям является лишь малой частью огромной тайной работы.
За пару дней до того, как прийти собственно на сеанс, Ирина была приглашена к ведьме просто на чай. Ее впечатлили многочисленные полки с книгами академического вида, небольшой алтарь с настоящим человеческим черепом, какие-то странные знаки на стенах. Хозяйка, — худощавая женщина лет тридцати пяти, — была одета в черное, но выглядела сугубо по-деловому. Ее вполне можно было принять за бизнес-вумен, и только потемневший серебряный браслет с непонятной гравировкой выбивался из общей картины. Они пили чай, болтали на разные темы, и хозяйка твердо пресекала любые попытки перевести разговор в более серьезную плоскость. Наконец, когда Ирина уже начала верить в то, что помогать ей никто не собирается, хозяйка предложила «заняться ее проблемами» и назначила дату сеанса.
Ирина хотела сделать две вещи — приворожить мужа и проклясть соперницу. Ее счастливый брак длился уже восемь лет, когда появилась эта сволочь — девушка из клуба скалолазов. А Ирина всегда знала, что это увлечение не доведет мужа до добра... На момент свадьбы она была уверена, что он повзрослеет и остепенится, бросит эту ерунду, так нет же... Впрочем, сначала она относилась к «скалолазной» девушке снисходительно. Нет, для порядка устраивала истерики, но внутренне полагала, что муж с нею всего лишь несколько раз переспит и успокоится. Но прошел еще год, и после очередной истерики муж объявил, что «мы с Леной сняли квартиру». Потом собрал вещи и... уехал.
Вот уже полгода, как уехал. Не помогали ни ежедневные звонки, ни длинные электронные письма. И даже маска равнодушия, присоветованная одной из подруг, не помогла. Напротив, муж, скорее, обрадовался ее молчанию. А месяц назад он позвонил сам и предложил официально оформить развод...
Придя на сеанс, Ирина обнаружила, что на деловую женщину ведьма уже не похожа. Она выглядела скорее как гейша — черный шелковый халат, босые ноги с красными ногтями (такими же, как на руках). Ведьма предложила гостье такой же халат. Ирина зашла в ванную, чтобы переодеться, а выйдя, обнаружила, что в квартире стало темно и повсюду горят свечи.
А вот дальнейшим ходом событий Ирина была несказанно разочарована. Вместо того, чтобы встать у алтаря и зловещим голосом зачитывать заклинания приворота и проклятия, ведьма стала раскладывать карты, расспрашивать о каких-то ассоциациях, уточнять даты самых разных событий... «Ну да ладно, может быть, это предварительная работа... Ведь все очень серьезно», — думала Ирина. И действительно — вскоре ведьма предложила ей лечь на пол у алтаря и положила ей на живот руки. Ирина почувствовала себя... Странно. После чего уснула и увидела сон: они с мужем стоят на перекрестке и ей нестерпимо хочется пойти в другую сторону, нежели он... А вот он уже и не муж вовсе, а голубь... Ого, мертвый голубь! А она... Она — собака, и она пожирает этого голубя... Почему-то на вкус он напоминает тушенку... Тушенка, которую вскрывает кривым ножом женщина без носа и глаз... Потом перед глазами замелькали какие-то огни, и Ирина провалилась просто в глубокий сон без сновидений. Затем она услышала, как ведьма трижды хлопнула в ладоши.
Свечи были задуты, свет включен... Хозяйка предложила Ирине чаю и начала вдохновенно рассказывать о ее жизни, об их отношениях с мужем, об отношениях мужа с любовницей, об отношениях мужчин и женщин вообще. Речь была пересыпана многочисленными непонятными терминами. Наконец Ирина, давно потерявшая нить рассуждений, смогла пролепетать:
— Но вообще все будет хорошо?
— В смысле?
— Он бросит ее и вернется ко мне? А она умрет страшной смертью? Ну или хотя бы венец безбрачия...
Ведьма посмотрела на Ирину понимающе, как санитар психушки на пациента.
— А ты уверена, что это хорошо?
— Я не уверена, но... Ладно, а тогда хотя бы как все будет?
— Ну, в зависимости от того, как ты себя поведешь, как он себя поведет, как она себя поведет, и...
Тут ведьма снова перешла на непонятный язык, напоминающий лекцию на факультете этнологии. Или психологии. Или археологии...
Прощаясь, ведьма что-то сунула в карман гостьи, но Ирина этого не заметила. Она вышла из квартиры крайне разочарованной. Она рассчитывала, что унесет с собой какой-нибудь амулетик, или порошочек, который надо будет подсыпать в еду, или куколку, в которую можно будет втыкать иголки... А на самом деле унесла только массу неприятных мыслей и жуткую, засасывающую неуверенность в себе. Такого не было еще никогда. Она точно знала, что ее муж — это ее муж, любовница — враг, и больше ей ничего не было интересно. Она вовсе не хотела, чтобы ей лезли в голову и ворошили воспоминания о походах, во время которых они с тогда еще будущем мужем разогревали на костре тушенку... А этот умерший голубь? Да, была на свадьбе неприятность — они собирались красиво выпустить из клетки нескольких голубей, а один из них не вылетел, оказавшись мертвым. И что?
Ирина как бы разделилась на две части. Одна часть презрительно фыркала, называла ведьму шарлатанкой и жалела о потерянном времени. А другая часть... Другая часть очень беспокоилась. Да что там — она паниковала, словно животное, которое неожиданно вытащили из привычной среды и поместили в совершенно незнакомое место. «Словно голубь, которого посадили в клетку. Или, точнее, выпустили из клетки», — подумала Ирина. И чертыхнулась.
Она купила в круглосуточном магазинчике бутылку пива и нервным шагом направилась к шоссе — ловить такси. Быстрая ходьба, холодный предрассветный воздух и пиво успокаивали. Вскоре Ирина пришла в себя и подумала: «А что, неплохое приключение... Можно будет рассказать об этой шарлатанке девочкам на работе, вот посмеемся». Тут впереди показалась развилка, и Ирина в нерешительности остановилась. Хоть убей, а она не помнила, какая из двух дорог ведет к шоссе.
Сабир с Мусой долго бродили по дворам и уже пришли к выводу, что сегодня добычи им не видать. Но неожиданно удача улыбнулась им — в темноте столбом стояла женщина средних лет, хорошо одетая, совершенно одна... Сабир подкрался сзади и изо всех сил треснул женщине по затылку обрезком трубы. Когда она упала, для верности добавил еще несколько раз...
— ;ox a;;r bas;n. O v;fat etmi;dir, — забеспокоился Муса.
— I qay;; yoxdur, — отозвался Сабир.
Грабители привычно обшарили сумочку погибшей, забрали кошелек, вытащили из ушей золотые серьги, сорвали с шеи цепочку... Потом Муса запустил руку в карман куртки женщины и наткнулся на что-то, завернутое в бумажку. Развернув бумажку, он удивился:
— Bu n;dir?
— M;n bilmir;m. Atmaq, — отозвался подельник.
Муса послушался и швырнул предмет в лужу. Грабители скрылись в темноте.
Вскоре пошел снег — первый в этом году... Он падал на щеки Ирины и долго не таял. Зато снежинки немедленно растворялись в луже, не успевшей замерзнуть. Рядом с трупом в луже валялась странная металлическая безделушка, выполненная в виде птичьей клетки с открытой дверцей.
Пятая поездка. Услуги гида
сентябрь 2009
Юля всю сознательную жизнь была отличницей. Доски почета, олимпиады, восторженные речи учителей на родительских собраниях... Мать складывала ее дневники в ящик шведской стенки и обязательно показывала их своим редким гостям. В дневнике за восьмой класс была четверка в четверти по химии. В ходе каждой демонстрации мать посвящала этой четверке длиннющий рассказ, в котором фигурировала «ненормальная» и «неопытная» учительница, директриса, якобы вымогавшая взятку, и много других зловещих персонажей (вплоть до не вовремя нахамившей продавщицы в магазине).
Юле этот рассказ не нравился. Потому что мать не упоминала одну существенную деталь — именно тогда она в первый и последний раз в жизни залепила дочери смачную пощечину. И назвала ее «шалавой», хотя в свои четырнадцать лет Юля интересовалась вопросами совокупления лишь в том объеме, который был необходим для успешного написания контрольных по биологии.
Естественно, Юля окончила школу с медалью. И вопрос «куда поступать» как-то не стоял — мама давно решила, что дочь будет учиться в МГУ. Сказано — сделано...
Юле казалось, что она давно и прочно привыкла к отсутствию друзей. Мать всегда объясняла ее одиночество двумя фразами: «Тебе все завидуют» и «Мама — твоя лучшая подруга». Но на первом курсе девушку стали регулярно посещать нехорошие мысли. Такие как: «А вот эти веселые и яркие девчонки, тоже нередко получающие хорошие оценки, — точно завидуют мне?». Или: «А почему у самой мамы нет подруг, кроме меня?».
Начало этим размышлениям было положено еще на выпускном вечере в школе. Тогда Юля совершенно случайно примкнула к компании одноклассников, которые, как ей казалось, направлялись в некое установленное регламентом место. Когда она поняла, что на самом деле они пошли гулять по собственной воле, было уже поздно. Юля позвонила маме, которая осталась возле кафе с учителями, и примерно через час она разыскала дочку... Но в течение этого часа девочке пришлось наблюдать за одноклассниками, которые по случаю праздника (или от выпитого шампанского?) невероятно подобрели и стали общаться с нею почти на равных. Неожиданно ей начало казаться, что она является не объектом зависти, а объектом жалости...
Теперь Юля часто врала матери, преувеличивая количество пар, и тратила освободившееся время на прогулки в окрестностях университета. Особенно ей нравилось гулять по аллеям у реки — там, где можно было забыть, что находишься в центре огромного города.
Падали листья, пронзительно синело осеннее небо... Юля шла, куда глядели глаза, и размышляла о книгах. Почему в них нет персонажей, которые усердно учились бы в школе, триумфально поступили бы в вуз, окончили его, и... Ну и стали бы Очень Хорошими Девочками. Почему лучшие литературные произведения посвящены жизням людей, которые наверняка вызвали бы неприятие у мамы?
Становилось холодно. То ли менялась погода, то ли сомнения в правильности жизненного пути заставляли первокурсницу содрогаться... Вдруг ход ее мыслей был прерван фразой:
— Девушка! Не подскажете, как попасть к метро?
Юля испуганно оглядела неожиданного собеседника. Приличный мужчина в сером костюме, на вид лет сорока пяти, похож на университетского преподавателя. Краснея, мямля и мысленно проклиная себя за это, девушка объяснила ему дорогу. Мужчина улыбнулся:
— Редко в наши дни можно встретить молодую даму, которая искренне стесняется общения с незнакомцами.
Юля вымученно улыбнулась. Мужчина зачитал по памяти:
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела,
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
К тому моменту, когда он закончил, Юля уже улыбалась во весь рот. Нежданный собеседник сумел удивительно точно попасть ей в настроение...
— Вы работаете в МГУ? — спросила она.
— Да, позвольте представиться, Иван Борисович Подземельный. Преподаю русскую литературу... Здесь, в Москве, сравнительно недавно. Вот и заблудился немножко.
— А я учусь на первом курсе. На историческом.
— На историческом? О, сегодня на Воробьевых горах произойдет интересная история...
Юля и Иван Борисович пошли вместе, что, впрочем, было вполне естественно — в тот момент, когда преподаватель задал свой вопрос про метро, девушка и сама уже собиралась туда направляться. Разговор протекал удивительно легко. Юля стеснялась рассказывать подробности о своей матери, о своем одиночестве, о своих мучительных раздумьях... Но она чувствовала, что собеседник на лету понимает все ее намеки и недоговорки. Понимает, может быть, лучше, чем она сама.
Когда девушка сообразила, что минут через десять они дойдут до метро и разговор окончится, ей стало не по себе. Будто бы ей на секундочку показали новый прекрасный мир, в котором она была интересной, веселой и раскованной... И вот...
Иван Борисович немного поотстал. Юля хотела обернуться, но вовремя поняла, что это было бы неприлично. Мало ли, он хочет поправить одежду, или прочистить нос... Неожиданно узловатая рука схватила девушку сзади за шею так крепко, что она не могла даже закричать. А левую лопатку пронзила такая боль, какой она еще никогда в жизни не испытывала. Последнее, что она услышала, был хриплый шепот: «Так будет лучше!».
Подземельный прокашлялся и вытер о чахлую осеннюю траву окровавленный нож.
— Так будет лучше... доченька, — повторил он. И уверенным шагом направился к метро — на самом деле он лучше, чем кто-либо, знал местонахождение любой станции Московского метрополитена.
«04» - мигнул Ивану Борисовичу турникет.
Шестая поездка. Поезд и пояс
октябрь 2009
Мерно стучали колеса. Поезд Москва-Анапа отправился из столицы в 20:02, и к настоящему моменту успел покинуть пределы Подмосковья. Самые тихие пассажиры начинали готовиться ко сну, самые буйные — к попойке. Анна же сидела на верхней полке и тихонько записывала в нетбук рождающиеся в голове стихи. Получалось, на ее взгляд, неплохо:
Птицы в глупом стремленьи выжить
Рвутся прочь из горящих клеток...
Мир расплещется черной жижей
И засветится красным светом
В день, когда все решится мигом —
И высокий почин, и низкий...
Нынче ж тишь. Лишь гуляет Книга
По России в расстрельных списках.
Нынче ж тишь. Лишь кричат пророки
Шакальем по сырым кладбищам...
Нервно мир изорвали строки,
Словно руки — бумажку... Сыщем
Что-нибудь, или так и канем
В Лету? Я не пугаюсь Леты.
Жалко, но... Все равно. Не станем
Выпускать этих птиц из клеток.
Соседками Анны по купе были три женщины лет пятидесяти. Одна из них в самом начале пути легла на верхнюю полку и уснула. Сначала соседки старались вести себя потише, но потом с облегчением поняли, что женщина глуховата или что-то типа того... В общем, разбудить ее было сложно. Другие две женщины были подругами. Одна была одета в траур, вторая — в цветастое платье.
Ближе к полуночи женщина в трауре вышла из купе, чтобы умыться. Ее цветастая подруга, казалось, только этого и ждала.
— Сына потеряла, — вполголоса известила она Анну. — Прошлым летом купаться полез, и... С концами. 16 лет парнишке. Вроде почти полтора года прошло, а мать все никак не отойдет. Вот решила ее на юг свозить...
Анна понимающе кивнула и пробормотала что-то про бархатный сезон, усмехнувшись про себя: «Конечно, прекрасный вариант... Свозить на юг, вывести на пляж, где так много купающихся подростков... Что еще нужно, чтобы забыть о сыне-утопленнике».
Ночью Анне приснилось, что женщина на верхней полке не спит, а умерла. В самом конце в сон ворвался чей-то визгливый голосок, вопящий: «Ты тоже! Тоже на верхней полке!». Анна вздрогнула и проснулась. Было уже совсем светло, и «мертвая» соседка пила чай вместе с ее вчерашней собеседницей. Будучи ведьмой, Анна достаточно серьезно относилась к снам... Но, будучи хорошей ведьмой, она не относилась к ним слишком серьезно.
Потянувшись, Анна прислушалась к разговору соседок. Речь шла о пресловутом сыне. «Ах, какой молодой, ах, никогда не знаешь...». Женщина в трауре то ли спала, то ли притворялась, что спит. «С такой подругой действительно трудновато забыть о потере», — подумала Анна и легко, как кошка, спрыгнула с полки.
Впрочем, спустя час она и сама не заметила, как была вовлечена в разговор. И даже сочла возможным отметить:
— Да, вот год назад была у меня в гостях женщина... Вышла поздно, а поутру ее неподалеку нашли с проломленной головой. Убили и ограбили. И главное — так никто и не понял, как она в той стороне оказалась. Ей бы к шоссе идти, такси ловить — так это совсем недалеко, по освещенным улицам... А она зачем-то отправилась во дворы, в темень.
Соседки повздыхали. Анна задумчиво покрутила на руке серебряный браслет и отправилась в тамбур выкурить сигару.
Вечером женщина в цветастом платье предложила сходить в вагон-ресторан. Согласились все, кроме ее подруги. Распив пару бутылок вина, Анна, «спящая красавица» и «цветастая» долго беседовали, наконец-то перескочив со смерти на более веселые темы. Возвращаясь в купе, они начали договариваться о том, чтобы и в Анапе поселиться неподалеку друг от друга.
— Тетка у меня комнаты сдает. Зачем вам кого-то искать, девочки? Ну а если у тетки нет мест, то там в соседнем доме тоже хорошая бабушка, — заявила «спящая красавица», распахивая дверь купе. И застыла, а потом пронзительно завизжала. «Цветастая» оттолкнула ее, тоже застыла, после чего запричитала и засуетилась.
К тому моменту, когда Анне наконец удалось тоже заглянуть в купе, она уже знала, чего стоит ожидать. И правда — женщина в трауре, неловко скособочившись, висела на креплении верхней полки. Анна дотронулась до ее руки и со вздохом сообщила:
— Уже холодная. Видимо, как только мы ушли, она и...
— А пояс от халата, пояс зачем мой? Зачем именно мой пояс она взяла? — в истерике голосила «спящая красавица».
Подруга покойной тем временем осмелилась бочком продвинуться мимо тела и схватила бумажку, вырванную из тетради и прижатую к столу стаканом из-под чая.
— «Я не смогла его уберечь», - зачитала она. — «Горе матери, которая не уберегла дитя... Я детоубийца». Ну Марииииночка, ну что же ты так... В чем же ты, Мариночка, была виновата?!!
Анна слушала ее вполуха, одновременно объясняя ситуацию подбежавшей проводнице. Из соседних купе выглядывали пассажиры. «Спящая красавица» куда-то звонила по телефону. Анне начинало казаться, что что-то тут не так... И надо этот вопрос исследовать.
Седьмая поездка. «С богом»
январь 2010
Сторож Евгений обошел территорию, еще раз проверил запоры на дверях и удалился к себе в комнату. Он очень серьезно относился к своим обязанностям — ведь это чудо, что владельцы продовольственного склада, где хранились в том числе и спиртные напитки, согласились принять на работу завязавшего алкоголика. Даже если учесть, что трезвенников в их маленьком городке было очень мало, а Евгений вот уже три года как истово веровал в бога и почти каждый день ходил в церковь...
За окном завывала вьюга. Пару недель назад, празднуя Новый год, бывшие дружки настойчиво намекали на необходимость сделать им подарок. Мол, если вынести пару ящиков, никто и не заметит... Но он выстоял.
Евгений вздохнул и еще раз перечитал письмо из колонии. С тех пор, как Любу посадили за убийство их детей, он получал письма всего шесть раз. Первые два послания он сжег, не читая. Тогда он еще очень злился. Третье прочитал — ничего особенного, Люба слезно просила прощения. Ответил он лишь спустя три месяца, по совету батюшки. Старался быть вежливым, уговаривал воцерковиться. Ответ его разочаровал — Любу совсем не впечатлили религиозные измышления. Ее письмо было выдержано в духе мыльных опер: «Люблю, прости, скучаю...». Он снова написал о религии — и снова получил «мыльный» ответ. Снова написал — и снова получил... После этого он отвечать перестал.
А вот на днях до него дошло седьмое письмо — уже не от Любы. Оно гласило:
«Здраствуйте, Женя, пишит вам Валентина, мы были с Любой в одном бараке. Я подумала вас никто не известит патамушто вы не расписаны, вот решила сама извещу. Люба умерла 9 октября, утром нашли. Никто ее не бил и ни обежал никак. Кормят нас тут хорошо и не болеем. Она ночью закричала и говорит не то поезд, не то пояс — нирасборчево. Я ей говорю спи, а утром мертвую нашли. Вроде говорят разрыв, сердце, хотя точно не знаю, потамушто кто мне тут скажет. Любила она вас очень, а деток задушила по пьяни. Очень она раскаивалась. Валентина».
— Упокой господи душу ее грешную, — пробормотал Евгений.
Поджав губы, он улегся на кушетку и тут же сладко захрапел. Разбудил его спустя пару часов настойчивый звон. Кто-то жал на кнопку возле главного входа, а звонок голосил прямо у него над ухом. Такая вот изуверская техническая находка... Евгений матюкнулся, потом сказал «прости господи», потом с трудом попал ногами в валенки и направился к дверям.
— Кто там? — крикнул он.
— Открывай, друзья! — ответил из-за двери пьяный голос.
Сторож вздохнул. Толик, Шурик, Антон... Все там. По прошлому опыту он знал, что игнорировать эту пьянь бесполезно. Они так и будут всю ночь трезвонить, бросать камни в окна и орать всякие гадости. Евгений загрохотал запорами. Троица в облаке снежной пыли завалилась в помещение.
— Мы погреться, — пояснил Толик. - За добро не бойся, вот с собой принесли...
Пройдя в комнату, он поставил на стол две бутылки водки. Шурик тем временем нашарил выключатель, на потолке вспыхнула голая лампочка. Двое незваных гостей расположились на кушетке, а третий, Антон, присел на стул у стола. Разлив водку по трем пластиковым стаканчикам, он выпил свою порцию без тоста и закуски. Затем сгреб со стола письмо Валентины, несколько секунд поразглядывал и прежде, чем Евгений успел опомниться, с выражением зачитал вслух. В комнате воцарилось молчание. Сторож, нахмурившись, вжался в угол. Стул в комнате был только один, а садиться на кушетку рядом с бывшими друзьями ему не хотелось. Первым нарушил молчание Шурик:
— Вот, значит, как...
— Материнское сердце, — добавил Толик.
— Господь наказал, — отрезал Евгений.
Еще немного помолчали. Антон снова разлил водку, троица снова выпила... В глазах Шурика разгорелся нехороший огонек.
— Любку бог наказал, а тебя, стало быть, нет? — поинтересовался он.
— А при чем тут я?!
— Да бля, вместе ж бухали вроде, — отметил Антон.
— Ты ее от****ил перед этим, ****ь в рот, — подлил масла в огонь Толик.
Евгений едва не захлебнулся слюной от возмущения.
— Да как вы вообще?.. Она моих детей убила, понимаете или нет? Своими руками, адово исчадие! Что вы приперлись и, и... И оскобляете меня! Валите отсюда!
Но пьяниц уже трудно было остановить. Толика будто прорвало:
— Женек, да весь город говорит, что ты бабу довел до ручки, а теперь ходишь — фу-ты, ну-ты, святой! Это ж ты ее споил, бля, ей еще шестнадцати не было...
— Кто кого споил? Уходи, сука!!! — Евгений сорвался на визг.
— Кстати, еще неизвестно, кто их на самом деле убил. А? — Антон пьяно ухмыльнулся.
Этого Евгений уже не выдержал. Он изо всех сил ударил Антона в нос. Тот нанес ответный удар. Друзья повскакивали со своих мест. Евгений ринулся к дверям и начал лихорадочно возиться с замками.
— Держи его, Тоха, бля! — завопил Шурик.
Евгения повалили на пол и долго пинали ногами. Потом оттащили в комнату, где продолжили избиение. Когда бывшие друзья успокоились, Евгений уже пять минут как не дышал.
Восьмая поездка. Самооборона
июль 2010
Костик сидел на лавочке в парке и кормил голубей семечками. Голуби утробно ворковали, расталкивали друг друга... Как всегда, в отдалении робко приютилась парочка птиц нездорового вида. Костик кинул семечки специально им, и они благодарно начали набивать зобы. Впрочем, вскоре здоровые голуби заметили непорядок и снова оттеснили изгоев в сторону.
Семечки кончились. Костик встал и направился к выходу из парка. Две станции метро, и он дома... Честно говоря, он недолюбливал метро. С тех пор, как в 19 лет по дороге в институт увидел гибель мужчины на рельсах... Сначала было даже любопытно, и его вроде бы совсем не взволновало увиденное. Но спустя некоторое время он обнаружил, что старается стоять подальше от края платформы, да и вообще предпочитает не спускаться под землю без необходимости. Впрочем, он старался не потакать этим стремлениям. Не хотелось считать себя впечатлительным слюнтяем.
Однако мысли, мысли... Нехорошие мыслишки все же вились в голове, и он ничего не мог с этим поделать. Вот сейчас он подойдет к турникету, вот спустится вниз... Зашумит поезд... Брр.
— Дэнги давай! — вдруг услышал юноша. И увидел перед собой двух «гостей столицы». Один из них сжимал в руке нож, второй недвусмысленно помахивал обрезком трубы.
Тело сработало быстрее, чем разум успел оценить ситуацию. Костик выхватил пистолет, сдвинул рычажок предохранителя, передернул затвор и стрелял, пока не кончились патроны. Дело в том, что он действительно очень не хотел быть впечатлительным слюнтяем. Поэтому получил лицензию на травмат и исправно посещал полигон.
Травматический пистолет оказывается не таким уж травматическим, если стрелять с близкого расстояния в голову... Когда Костик опомнился, он понял, что оба «гостя столицы» мертвы. Несмотря на это, он набрал «03» и голосом наивного чукотского юноши сообщил о пострадавших. Это пригодится в суде. Потом позвонил «02», потом — парочке друзей...
Чистосердечное признание произвело должное впечатление на стражей порядка, да и убиенные, Сабир Джафаров и Муса Мамедов, оказались давно разыскиваемыми рецидивистами... Разбирательство было долгим, но ночевать Костика отпустили домой. На ватных ногах он добрел до станции метро, прошел через стеклянные двери, приложил карточку к турникету... «02» — мигнул турникет.
— И только дома я сообразил, что на этот раз совсем не боялся, — рассказал позднее Костик старому другу. — Вообще ни одной мысли, ни по поводу поезда, ни по поводу рельс... Думал было, что это от усталости, но нет. С тех пор уже много раз ездил, и всегда совершенно спокойно. Просто вдруг взял и излечился от этой чертовой паранойи.
Девятая поездка. Вместе весело шагать...
декабрь 2010
Застолье длилось уже несколько часов. Гости расслабились, перезнакомились и забыли, чей день рождения празднуют. Настя выпила достаточно много пива, поэтому из всех забот в ее голове осталась только одна, главная: кого выбрать — Славу или Мишу?
Слава был накачан и красив, но в свои 24 года еще не имел постоянного дохода. Миша из всех физических достоинств мог похвастаться только высоким ростом. Тощий, как глиста, в нелепых очках... Зато он, будучи на два года старше Славы, уже имел перспективную должность в программерской компании. Действительно сложная задачка...
Впрочем, после еще одного литра пива задачка показалась простой. На будущее стоит заприметить Мишу. Но сегодня... Сегодня почему бы не развлечься со Славиком? И вот Настя устроилась у него на коленях и начала свой печальный рассказ:
— Когда мне было 15, я любила одного мальчика... Но он погиб на моих глазах. Мы пошли купаться, он начал тонуть... Он так кричал, так кричал. Я кинулась в воду, пыталась его спасти, он схватил меня за руку и чуть не утянул на дно. Я еле вырвалась, выбралась на берег, а он... Он просто исчез. Просто исчез, понимаешь? — девушка пустила слезу.
Почему-то ей всегда казалось, что эта романтическая история должна производить впечатление на новых кавалеров. И она не обращала внимания на то, что лицо Славы вытянулось, а тело окаменело. Она перешла к главной части истории:
— И с тех пор вот уже четвертый год как у меня вообще никого нет. Я смогу полюбить только того, кто... Ну, действительно достоин меня, понимаешь? Того, ради кого я смогу забыть...
Настя задумчиво провела тонкими пальчиками по Славиным бицепсам. Отхлебнула еще пива и неожиданно для самой себя добавила уже совсем не игривым, а серьезным, почти просительным тоном:
— Вот ты сильный... Ты бы не утонул, да?
Славик слегка расслабился. Кажется, разговор начал выезжать в нужную плоскость.
— Конечно, — ответил он. И гордо зачитал инструкцию по безопасному поведению на воде. Была ли эта инструкция заучена наизусть или выдумана на ходу, оставалось неясным. Но она определенно производила впечатление.
Миша сидел на кухне и задумчиво курил. Ему не нравилась ни одна из присутствующих девушек. Правда, в самом начале одна из них... Он не помнил точного имени... Короче, она по-****ски поглядывала на него и пыталась завести разговор. Но потом она уединилась в комнате с каким-то качком, и на этом дело кончилось. Но сейчас Мишу больше всего интересовало — а если бы она продолжила флиртовать, отшил бы он ее или решился бы на разовый секс? Насколько это вообще допустимо и достойно — разовый секс? С одной стороны, это может быть приятным расслаблением (в конце концов, пиво — тоже не особо интеллектуальный собеседник, но иногда выпить его приятно). С другой стороны... Все-таки это немножко напоминает зоофилию.
Настя оперлась локтем на обнаженную грудь Славы, довольно растянувшегося на диване. После хорошего секса и поговорить приятно... И она говорила, говорила, говорила... А Слава время от времени вставлял в разговор утвердительные междометия.
— И вот недавно я таааак лопухнулась в шараге, ты ржать будешь... Короче, идет семинар по «Мастеру и Маргарите». Я книгу читала, она мне реально нравится уже давно. Я, короче, преподу говорю — мол, Воланд или кто там сказал: «Сегодня на Воробьевых горах будет интересная история». И дальше чешу, чешу себе... А препод нахмурился так и говорит - «На Воробьевых»? Я отвечаю — ага. Он говорит: «А если подумать». Я опять — «А чего тут думать, на Воробьевых». Короче, только потом до меня дошло, что на самом деле все это на Патриарших было. Воробьевы потом появились, уже в конце. Прикинь?
Кухонные размышления Миши несколько раз пытались прервать гости, выходившие покурить. Но все было бесполезно, пока в помещение не впорхнула девушка. Нет, не та, которая клеилась к нему в начале вечеринки, а другая. Она так изящно оперлась ему на плечо, что он разом решил, что о допустимости разового секса будет размышлять завтра. А сегодня он будет им заниматься! Миша обнял девушку за талию и повлек в ванную, по пути бросив на пол недокуренную сигарету.
Миша и его новая подружка были единственными гостями, которые к тому времени не спали. Уже уснула Настя, уронив голову на мускулистую грудь кавалера. В той же комнате на полу вповалку прикорнули двое парней, слишком целомудренных или слишком пьяных, чтобы думать о противоположном поле. Три пары и двое одиночек спали во второй комнате, четверо одиночек — в третьей. Одна девушка пошла освободиться от излишнего алкоголя и вырубилась в обнимку с унитазом.
Палас на полу в коридоре, на который Миша бросил сигарету, сначала стал тлеть, а потом вспыхнул. Занялась одежда на вешалке, обои. Заполыхали двери ванной, туалета... комнат.
Насте повезло очнуться одной из первых, и она ничтоже сумняшеся выпрыгнула из окна четвертого этажа. Еще двух девушек и одного парня пожарные вытащили из квартиры живыми, хотя и с сильным отравлением угарным газом. Остальных участников вечеринки спасти не удалось.
Десятая поездка
июнь 2011
Эти гробы — как будто монашьи клети.
Страшно устав в последних своих припадках,
Мертвые спят, как пьяные или дети.
Мертвые спят до боли легко и сладко.
Эта молва — как будто сплошные струи
Вечных дождей в тоскливой стране покоя.
Темную ночь на плечи себе беру я,
Темную ночь я снова встречаю стоя.
Умерли все, и сторож Иван Степаныч...
Умерли все, и псина по кличке Рыжий...
Это судьба, не кто-то, целует на ночь
Пьяных детей, желающих только выжить.
Окончив чтение, Иван Борисович Подземельный кивнул головой:
— Хорошо, Аня. Мне нравится.
— Благодарю, — улыбнулась Анна, подливая чай Ивану Борисовичу и остальным двоим гостям.
— Да, восхитительно! — заявила Настя. - Я уже рассказывала Костику, у меня когда-то первый парень утонул, а полгода назад вообще... Случился пожар, в гостях было около двадцати человек. Я выпрыгнула в окно, только недавно гипс с ноги сняли. Ну мы как раз в больнице с Костиком познакомились. Вы так пишете... Меня правда впечатлило. Да, я выпрыгнула, а большинство гостей погибли. Так что мне это очень близко.
— А мама того первого парня повесилась, — задумчиво глядя куда-то вдаль, отметила Анна.
— Да, но... Откуда вы знаете? Я разве рассказывала?
— А перед тем, как выпрыгнуть из окна, ты успела забеременеть, — как бы не слыша ее вопроса, продолжала Анна. — Но отец ребенка погиб, у тебя была сломана нога, да и маленькая ты еще... Пьяное зачатие, опять же... Ты решила сделать аборт. Правильное решение, одобряю.
— Потому что в противном случае, - добавил Иван Борисович, наливая чай в блюдечко, — Ты бы родила этого ребенка, через три года — второго, еще через пару лет третьего... Вы бы стали жить с этим Славой, который на самом деле совсем тебе не подходит... Алкоголизм... И в общем все окончилось бы довольно печально.
— Да, это была бы очень печальная история, — подтвердила Анна.
— В смысле? Разве существуют какие-то варианты? — тихонько спросила покрасневшая до ушей Настя, быстро сориентировавшись и разумно решив не настаивать на раскрытии источников информации.
— Конечно, — улыбнулся Иван Борисович. — У всех есть варианты... И у тебя, и у Костика, и у Ани... И у меня. Вот я, скажем, вполне мог бы быть простым офисным клерком. Работал бы в какой-нибудь юридической фирме, переживал бы из-за семейных проблем и сломанной машины...
— Да, могло бы такое быть, — Анна рассмеялась, словно услышала хорошую шутку. Потом она посерьезнела и добавила: — И, как ни странна эта связь, но тогда Костя после известного случая точно не отделался бы условным сроком.
— Убить у него сил и ума все равно хватило бы. А вот убить правильно — нет, — пояснил Иван Борисович.
Настя с Костиком переглянулись.
— Но мы... Я... То есть я честно люблю Костю. И вы случайно не знаете... У нас все будет хорошо? — жалобно спросила Настя. Анна поморщилась:
— Не нужно так говорить. Терпеть не могу эту фразу.
— Вам было дано достаточно шансов понять, что значит... 'хорошо', — сказал Иван Борисович. — Костя понял почти все. Ты же, хотя получила больше информации, поняла гораздо меньше.
— И много накосячила, — добавила Анна.
— Не трогайте ее, — неожиданно вмешался в разговор Костя, до сих пор напряженно молчавший. — Как бы она ни косячила, сколько бы она ни понимала... Но она все равно моя... Наша... Я чувствую.
— Слышу речь не мальчика, но мужа, — кивнул Иван Борисович.
— Была б она не наша, сидела бы она сейчас тут, — усмехнулась Анна и сунула в рот конфету.
Настя молчала минут десять кряду, что до сих пор было для нее совсем нехарактерно. Ей всегда казалось, что в трудных ситуациях нужно говорить. Говорить абы что, лишь бы не молчать. Лишь бы выглядеть... живой. Девушка встала и прошлась по комнате. Обратила внимание на безделушку, стоящую на книжной полке. Крошечная птичья клетка с запертой дверцей. Да, вот так и надо держать рот. Закрытым. Настя взяла безделушку в руку и внимательно рассмотрела.
— Их было две, парные, — раздался за спиной голос Анны. — Одну, с открытой дверцей, я сдуру... потеряла. А эта осталась.
Настя вздрогнула от неожиданности. Анна говорила тоном внимательной и гостеприимной хозяйки, как будто не было только что этого странного разговора... Девушка попыталась поддержать игру:
— Очень интересная вещица, — произнесла она тоном вежливой гостьи.
Анна одобрительно кивнула. А потом сняла маску холодной светскости и уже нормальным голосом посоветовала:
— Поставь обратно. Тебе это уже не нужно.
Настя улыбнулась и не стала задавать никаких вопросов. Просто поставила безделушку на полку. Анна одобрительно хлопнула ее по спине:
— Так держать, девочка. Больше думай, меньше болтай. И все будет... хорошо.
— Эй, девочки! — позвал Иван Борисович, преспокойно копавшийся в хозяйском нетбуке. — Давайте-ка лучше снова почитаем Анины стихи. Вот я еще один хороший нашел.
Анна и Настя вернулись к столу, и Подземельный продекламировал:
Злая мудрость, льдистый взгляд и волчья прыть.
Возлюбить — возненавидеть — позабыть.
Заструился по дорогам жгучий яд.
Гады рады, звери верят, люди спят.
Ни покушать, ни поспать, не подышать...
Черный ворон с сердцем белого мыша...
Снова слово, позже тоже. Голоса...
Высоки и безразличны небеса.
Вся в лубках и красных флагах наша Русь.
Ах, как выйду по морозцу, разойдусь...
Белым мелом, грозной прозой, первым днем.
«А назавтра и не вспомнили о нем»...
Бесят люди, вся их ложь и суета!
Но ведь в каждом есть хорошая черта:
Пусть он пуст, пускай он сволочь и урод -
Он однажды обязательно умрет.