СДАЧА В ПЛЕН группы войск генерала КЛЮЕВА
Как уже говорилось, старшим воинским начальником, после того как из группировки убыли генералы Самсонов и Мартос, стал командир XIII арм. корпуса Клюев.
Он решает вести свой корпус на прорыв через дефиле у Шлага и Шведриха.
Н. Головин так описывает ход событий:
«Командир корпуса предполагал, заняв позицию у плотины, что южнее Меркена, пропустить через эту позицию все части, а со стороны Доротова прикрыть движение Каширским (144-м) полком.
Головные части благополучно прошли Меркен. Противник движения не заметил. Начался разсвет, когда, примерно, середина колонны проходила упомянутую деревню. В это время из крайнего дома вдоль улицы началась пулеметная стрельба. Оказалось, что в Меркене была застава немцев. Застава эта, видимо, забравшись в дом, заснула, почему и не была обнаружена ранее. Проснувшись от движения по улице, немцы открыли пулеметный огонь. Произошло замешательство. На улицах образовалась пробка. Движение колонны остановилось. Загорелся крайний дом; излюбленный способ немцев предупреждать об опасности. Выстрелы разбудили сторожевое охранение немцев, занимавших высоты севернее Меркена. На высотах появились цепи противника. Частям, не прошедшим еще Меркен, послано было приказание свернуть, не доходя Меркена, пройти вдоль оврага прямо к переправе; разсвет позволил сделать то, что невозможно было сделать ночью.
Наши части, занявшие позицию на высотах севернее перешейка, открыли огонь. Начался бой. На выстрелы со всех сторон стремились немецкие части. Ариергардный полк начал чувствовать все усиливавшееся давление со стороны Доротова. Между тем, проход через узкую, не шире 2-х саженей, плотину на перешейке между озерами совершался медленно. Положение ариергардного полка становилось с каждой минутой все болee и более тяжелым. Доблестный командир Каширского полка, георгиевский кавалер, полковник Каховский проявлял безпредельную энергию, чтобы выиграть время, необходимое корпусу для прохода узины. Окруженный с 3-х сторон он, не видя другого исхода, схватил знамя и во главе полка пошел в атаку. Ценою гибели полка и его командира большая часть корпуса прошла перешеек...
Для того чтобы оторваться от противника, командир ХIII-го корпуса решил до Яблонкенского озера итти двумя колоннами, а далее, если бы пути южнее озера были свободны от обозов, одну колонну пустить севернее, другую южнее озера. Если бы южный путь был занят обозами, направить весь корпус северным путем. Во главе шел наибoлеe сохранившийся Софийский полк, на случай если бы упомянутое шоссе пришлось брать с боя".
В это время вернулся из Орлау в Штаб корпуса начальник штаба. Он привез приказаниe по армии. Это приказание указывало ХIII-му корпусу итти форсированным маршом на Мушакен с целью к разсвету 17/30 августа занять там позицию фронтом на Нейденбург.
"Первоначально командир XIII-го корпуса решил этого приказания не исполнять, а оставить свое первое распоряжение в силе, ибо предписанное движение было крайне сложно: ХIII-му корпусу приходилось пройти по тылам XV-го; затем то же проделать и XV-му корпусу по отношению к ХIII-му..."
Категоричность приказания, отданного чуть ли не с позиции, позволявшая думать, что штаб 2 армии, хотя бы на этот раз, будет верно представлять себе сложившуюся обстановку, вызывала у ген. Клюева колебания, закончившиеся решением повернуть корпус на Мушакен.
Уже в полной темноте истомленные боями и трудными переходами, голодные, ибо двое суток не ели, части корпуса втянулись в Комузинский лес. Последний составлял северную часть леса, который в своей юго-западной части носил название Напиводского (или Грюнфлиского) леса. К этому времени в XIII-м корпусе сохранились только 4 полка: 1-я бригада 1-ой пех. дивизии (1-й Невский и 2-ой Софийский полки) и 1-ая бригада 36-ой пех. дивизии (141-й Можайский и 142-й Звенигородский пп.). От геройски погибших Дорогобужцев (143) и Каширцев (144) имелись лишь самые ничтожные остатки. Остатки же 3-го пех. Нарвского полка, и 4-го пех. Копорского полка, силою менее баталиона каждый отходили с XV-м корпусом...
В ночь с 16/29 на 17/30 августа на перекрестке дорог у д. Комузин произошло скрещение между колоннами ХIII-го корпуса и колоннами частей XV-го корпуса, отошедших от Лана. Штаб 2-ой армии своей сложной комбинацией отступления
не считавшейся с создавшимся положением, собственной рукой нанес удар, ускорявший дезорганизацию центральных корпусов.
"Положение на перекрестке создалось крайне тяжелое части, утомленный, изнервничавшаяся, в темноте перемещались, организация утрачивалась, управление становилось невозможным. Потребовались громадные усилия, чтобы распутать эту обстановку и, прежде всего, не дать окончательно перемешаться частям. По приказанию командира ХIII-го корпуса на перекрестке стало несколько офицеров штаба, которые опрашивали каждую подходящую часть и направляли XV и ХХIII корпуса на Мушакен, ХIII-й корпус на Кальтенборн...
….
Вскоре колонна на Кальтенборн остановилась, послышались орудийные и пулеметные выстрелы; у Кальтенборна завязался бой. Оказалось, что конные части немцев, несколько эскадронов безсмертных гусар с 4-мя орудиями и соответствующим числом пулеметов заняли Кальтенборн и, как только головные части колонны появились на опушке поляны, их встретил луч прожектора, а затем несколько очередей на картечь. Колонна остановилась, произошло замешательство; но вскоре части оправились. По частному почину бывших здесь офицеров выкатили без шума 2 орудия на шоссе, два других поставили в соседнюю просеку, разсыпали по обеим сторонам шоссе пехоту, затем подняли шум, и, когда вновь заблистал луч прожектора, встретили его ураганным огнем, а затем дружно перешли в атаку. Немцы поспешно бежали, оставив раненых, убитых. Пулеметы, орудия успели увезти. Путь был свободен.
К утру (17/30 августа) удалось наладить движение 3-мя колоннами: правая шла на Мушакен, средняя, при которой был командир XIII-го корпуса, на Садек, левая на Вален-
дорф. Противник пытался ударить в тыл, но энергичным контрударом Софийского полка был отброшен"...
17/30 августа переживается последняя стадия агонии. При всякой попытке русских частей дебушировать из леса наши части обсыпались ружейным, а местами орудийным огнем противника.
"Когда наши части переходили в наступлоние, немцы удара не принимали, откатывались назад, подводили атакующие части под пулеметный огонь.
Первой погибла колонна, шедшая на Садек. Приведенная в безпорядок огнем, разбитая на отдельные колонки, она была по частям уничтожена, или захвачена в плен. Участь колонны разделил и командир XIII-го арм. корпуса, бывший все время с передовыми частями и делавший все, чтобы вывести колонну из тяжелого положения".
Здесь требуются некоторые комментарии. Прежде всего – о СИЛЕ ДУХА войск.
- Обратите внимание, что сорвала спокойный и организованный проход огромной русской колонны через Меркен небольшая немецкая застава, спавшая в одном из его домов. Видимо, разбуженные шумом проходящих войск, немцы не побоялись открыть огонь в упор по нашим частям и подать этим сигнал своему сторожевому охранению, которое тоже вступило в бой. В рядах русских войск (которые и так были изрядно измучены и деморализованы), произошло новое замешательство, пришлось обходить город оврагами, вступать в бой с немцами и пытаться выбить их охранение с занимаемых позиций, что в тех условиях было очень сложным делом...На помощь немцам устремились новые части и бой разгорелся нешуточный. Более того, немцы сами стали наступать на город, стремясь перекрыть русским войскам единственный выход из него – узкую плотину на перешейке между озёрами.
- Ценой гибели Каширского полка и его доблесного командира полковника Каховского, группе войск под командованием генерала Клюева удалось прорваться. Цена прорыва была огромной: погиб чуть ли не весь Каширский полк (одна из самых боеспособных частей XIII арм. корпуса) а это – 4 тысячи бойцов, во главе со своим командиром, погибшим в яростной штыковой атаке...Но это – было только начало.
- Усугубило, и без того трагическое положение войск злосчастное ПОСЛЕДНЕЕ приказание из штаба 2-й Армии, требовавшее совершить форсированный ночной марш на Мушакен, да ещё по дорогам, занятым частями и тыловыми колоннами XVарм. корпуса, что неизбежно вызывало перемешивание войск, дезорганизацию и беспорядок в ходе манёвра. К сожалению, для русских войск, у Клюева не хватило духа проигнорировать это приказание, и он направил свои войска в роковой Комузинский лес...
То, что он руководствовался привычкой к повиновению и исполнению ЛЮБЫХ приказов вышестоящего командования, объясняет, но не оправдывает этого его решения. Обстановка властно ТРЕБОВАЛА от него иного, ПОЛКОВОДЧЕСКОГО решения и готовности ВЗЯТЬ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за это. Клюев оказался неспособен к этому, и повёл свои войска навстречу позору плена и катастрофы;
- перемешавшиеся части XV и XIII корпусов голодные, измученные бесконечными маршами тяжёлыми потерями, окончательно утрачивают остатки организации и управляемости. Ценой больших усилий, к утру удалось организовать движение тремя колоннами. Немцы уже откровенно пытались сеять панику в рядах отступающих русских колонн, нападая на них небольшими кавалерийскими отрядами, освещая прожекторами и обстреливая из пулемётов и орудий. У Кальтенборна несколько эскадронов немецких гусар с 4-мя орудиями вступили в бой со всей колонной XIII арм. корпуса. По частному почину (!!!) бывших здесь офицеров наши войска сумели-таки их атаковать и выбить со своей дороги. Но это – уже мало что решало. СЛИШКОМ деморализованы и измождены были русские войска к этому времени.
«Правая колонна оказалась нисколько счастливее: небольшими частями ей удалось просочиться через немцев. Этой удачеи способствовала тревога, вызванная у последних наступлением русских со стороны Млавы на Нейденбург, завершившимся даже временным захватом Нейденбурга. Еще раньше между Мушакеном и Нейденбургом пробились через немцев 21-й пех. Муромский полк (6-й пех. дивизии) и бригада 6-ой кавалерийской дивизии.
Дольше всех боролась левая колонна. Около 4-х часов дня (17/30 августа) колонна эта, шедшая в порядке, наткнулась в лесу на немцев. Немцы заняли артиллерией
и пулеметами все просеки у поляны и нетерпеливо ждали подхода своей жертвы. Когда стало известно, что дальнейший путь прегражден, в колонне у всех от мала до велика явилось желание пробиться во что бы то ни стало. Быстро поданы на просеки орудия и пулеметы; был открыт беглый огонь и части во главе с командиром Невского полка полковником Первушиным бросились в атаку. Порыв был настолько силен и неожидан для неприятеля, что немецкая бригада, бывшая здесь, не выдержала и, бросив орудия и пулеметы, бежала. Около 20 орудий, некоторые с полной запряжкой, и большое количество пулеметов досталось в руки атакующих..."
Но это была последняя вспышка энергии совершенно измученных людей...
Части перемешались. Подгоняемые с тыла противником парки и повозки вносили безпорядок. Необходимо было хоть сколько-нибудь возстановить порядок в частях и вытянуть в колонну. Сделать это было крайне трудно, ибо наступила темнота.
Начальника 36-ой пеx. дивизии, бывшего при колонне, в темноте найти не могли. Тем не менее, по почину отдельных офицеров удалось сформировать нечто похожее на колонну, подобрать часть раненых и двинуться вперед. Была надежда, что кольцо не успеет замкнуться и что на плечах разбитого противника удастся пройти. Вскоре лес кончился, вышли на большую поляну.
С двух сторон, со стороны Мальги и со стороны Улешена появилиоь лучи прожектора; они осматривали всю местность впереди. Лучи скрестились на головных частях колонны, и вслед затем последовало несколько беглых очередей шрапнели и пулеметный огонь. Колонна смешалась. Но порядок на этот раз возстановить не удалось. Пять раз повторялся тот же маневр. С каждым разом колонна все более и более таяла.
Утром на разсвете появилась конница противника. Раз-
розненные наши части потеряли уже боеспособность. Последняя из колонн кончила свое существование".
Судя по немецким источникам, ген. Клюев сдался, имея около себя до 20.000 человек и многочисленную артиллерию. Правда, среди этих 20.000 большая часть была нестроевых, среди строевых же большой процент был раненых, но снаряды в передках были. По словам одного из очевидцев ген. Клюев приказал остановить бой и поднять белый флаг с теми же словами, с которыми почти в эту минуту подходил у Нейденбурга офицер I-го германского корпуса к ген. Мартосу: "во избежание напрасного кровопролития". Только там, у Нейденбурга, эти слова имели под собой военную хитрость с целью выигрыша времени; у Садека эти слова произносились настрадавшимся человеком со сломанной волей. Автор был бы совершенно неверно
понят читателем, если тот поймет эти строки, как суд над ген. Клюевым», - так завершает свой рассказ, об этой трагедии, генерал Н. Головин.
- На самом деле, Клюев сдался очень немногочисленным немецким силам (немцы имели там 6-7 батальонов пехоты, при 7-8 батареях артиллерии), тогда как у Клюева было более 20 артбатарей с достаточным боезапасом и огромное превосходство в живой силе. Но ВСЁ РЕШИЛ ДУХ ВОЙСК. Немцы – были на подъёме и желали драться и побеждать, а русские войска были морально, физически и психологически сломлены (в своём большинстве).
- Отметим, что XIII корпус сдался почти весь. Прорвавшиеся к своим части были из состава ДРУГИХ корпусов 2-й Армии (XV и XXIII-го).
- очень характерно и то, что в ходе последних боестолкновений многие русские высокие командиры, увы, не показали истинных командирских качеств. Так, в суматохе ночного боя, НЕ СМОГЛИ НАЙТИ начальника 36-й дивизии. А ведь это – не ротный писарь, чтобы просто «потеряться». Его обязанностью было «объявится» и возглавить борьбу своих войск... Про других генералов и полковников, командиров бригад и полков, бросивших свои войска и спасавшихся индивидуально – уже говорилось.
Гораздо более резкие оценки поведению Клюева дает Н.Евсев:
«После того как Самсонов уклонился от руководства боевыми действиями окруженных войск, решив застрелиться, а командир 15-го корпуса ген. Мартос попал в плен при попытке прорваться из окружения, старшим остался командир 13-го корпуса ген. Клюев, у которого не оказалось достаточного мужества, чтобы руководить боем прорвавшихся войск. Войска остались без управления. Никто более ими не командовал. Более того, старший из генералов Клюев растерялся и утратил мужество. В то время когда полки, батальоны, отдельные батареи и роты еще сражались, громя и сокрушая германские заслоны, ген. Клюев приказал бросить оружие и поднять белые флаги. По его приказанию, вахмистр Чернявский поднял на пике нательную рубаху вместо белого флага. Сам ген. Клюев достал из кармана белый носовой платок и начал махать. Находившиеся при штабе корпуса офицеры, солдаты и казаки, считая поступок ген. Клюева малодушным, стали протестовать, требуя, чтобы гев. Клюев руководил боем и вел войска для прорыва. На это ген. Клюев ответил: «Пусть спасаются, как умеют».
Многие малодушные исполнили приказ перетрусившего генерала. Этот приказ ген. Клюева и его личное поведение сыграли крупную роль. Прямой приказ старшего начальника положить оружие, в конечном счете, и позволил немцам вместе с ген. Клюевым взять в плен тысячи русских бойцов.
Но многие тысячи не последовали примеру ген. Клюева, не выполнили его приказа, а поступили, как того требовало оскорбленное самолюбие воинов, веривших в свои силы. Протестуя против трусости и бездарности ген. Клюева, офицерская молодежь, старики — подпрапорщики, унтерофицеры, казаки, солдаты, врачи и чиновники не желали сдаваться. Предоставленные самим себе русские войска ротами, батальонами, сборными отрядами продолжали прокладывать себе путь на русскую территорию».
Как уже говорилось, СПЛОШНОГО кольца окружения немцы создать просто не могли. Многие подразделения и отдельные бойцы, сохранившие боеспособность и ЖЕЛАНИЕ ВОЕВАТЬ смогли выйти к своим.
По данным русского историка Н. Головина: «Всего из чинов XXIII корпуса (2-й пех. див. и Л.-Гв. Кексгольмского полка) пробилось до 3.000 человек, из частей же XIII-го и XV корпусов (преимущественно XV-го) прошло около 170 офицеров и 10.300 нижних чинов».
Прямо скажем – немного. Число сдавшихся в плен солдат, офицеров и генералов 2-й русской армии было огромным...
Очень жёсткую оценку сдаче Клюева в плен дал А.А. Керсновский:
«Генерал Клюев по справедливости считался блестящим офицером Генерального Штаба и выдающимся знатоком германского противника. Его настоящим местом был бы пост начальника штаба Северо-западного фронта. В июле 1914 года он командовал Кавказским корпусом в Карсе и был вызван по телеграфу в Смоленск для принятия XIII корпуса, командир коего, генерал Алексеев, был назначен начальником штаба Юго-западного фронта. Свой корпус он нашел уже в пути. Ни начальников, ни войск он не знал, управление корпусом обратилось для него в решение уравнения со многими неизвестными.
Сильно распущенный предшественниками генерала Клюева, корпус вообще не пользовался хорошей репутацией. Мобилизация окончательно расстроила его, лишив половины и без того слабых кадров и разбив на три четверти запасными. По своим качествам это были второочередные войска - не втянутые и неподтянутые. В недельный срок ни Клюев, ни Скобелев не смогли бы их устроить. Вся тяжесть боев 2-й армии легла на превосходный XV корпус генерала Мартоса. XIII корпус, до самой гибели не имевший серьезных столкновений, пришел с начала похода в полное расстройство. Генерал Клюев - только жертва своего предшественника. Он оказался в положении дуэлянта, получающего у самого барьера из рук секундантов уже заряженный ими и совершенно ему незнакомый пистолет. Проверить правильность зарядки он не может, бой пистолета ему совершенно неизвестен... И вот, заряжен он был небрежно, и вместо резкого выстрела получился плевок пулей. Стрелок совершенно невиновен. Но если он затем смалодушничает под наведенным на него пистолетом противника, - то пусть пеняет на себя.
А это как раз то, что случилось с генералом Клюевым. Он сдался, совершенно не отдавая себе отчета в том, что он этим самым совершает, в том, как повысится дух противника и понизится наш собственный при вести о сдаче такого важного лица, как командир корпуса. Он знал, что командует корпусом, но никогда не подозревал, что он еще имеет честь командовать. Чем выше служебное положение, тем эта честь больше. А командир корпуса - человек, при появлении которого замирают, отказываются от собственного “я” десятки тысяч людей, который может приказать пойти на смерть сорока тысячам, - должен эту честь осознать особенно и платить за нее, когда это придется, - платить, не дрогнув.
Честь повелевала генералу Клюеву явиться в Невский полк храброго Первушина и пойти с ним - и перед ним - на германские батареи у Кальтенборна. Он мог погибнуть со славой - либо мог быть взят в плен с оружием в руках, - как были взяты Осман-паша и Корнилов. Беда заключалась в том, что он слишком отчетливо представлял себе конец своей карьеры без сабли в крепостном каземате и никак не представлял его тут же - на кальтенборнском поле. Подобно Небогатову, он сдался “во избежание напрасного кровопролития”, не сознавая, что яд, который он таким образом ввел в организм Армии, гораздо опаснее кровотечения, что это “избежание кровопролития” чревато в будущем кровопролитиями еще большими, что Армии, Флоту и Родине легче перенести гибель в честном бою корпуса либо эскадры, чем их сдачи врагу». (Керсновский А. «Философия войны»).
Посмотрим, как после сдачи группы Клюева развивались события в Восточной Пруссии.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/06/17/328