у скучных людей
очень чёрная тень
И. Кормильцев
Кости спинного мозга растут поперёк горла, растут поперёк сердца, совсем из тройного нерва. А весна веснится.
Почки набухали, печень садилась, мальчики пальчиками у подъездов щипали струны, в подъездах – щупали девочек. Девочки на запах были молоко-молоко, а на ощупь просто выпуклы.
Самый Главный Человек просимулировал любовь, вышел от радости в малиновых резиновых, и провалился в лужу по копчик, и захлебнулся. Кошка сдохла, хвост облез, кроты прозрели, прорыли ход к свету, утащили Человека и скрылись в коричневом звуке, а киса всё так же лежала, трупилась и покрывалась первыми насекомыми года.
Девочка-припевочка всё утро прорыдала о безвозвратно ушедшей, пришивая голубую лямочку к выпускному платью, но уже вечером из её утробы вылетали стоны и бабочки, и те, и другие – равносильно неживые.
Деревья ловили бабочек, небо ловило стоны, осыпалась труха, осыпалось небо дождём, мелко-мокрым, неприкосновенным, земля – питалась, Человек, связанный дождевыми червями, глотал почву как воздух, принимая в себя всё: грязь, корни, навоз, жизнь мелкую, незначительную, но ведь – жизнь. И рос, рос, рос.
В апреле поплыло растаявшее, оголяя чёрное, мягкое, бесстыдно обнажённое запахом, вскрывая всё так, что глаза бегут-бегут на мокрое место, а сердце-лёгкие-уши разрывает ветром, тоскою, жаждою. Макушка Человека открылась солнышку, напиталась темечком, земля-матушка изрыгнула телушко, и пошло, пошло-пошло оно по белу свету, тени не отбрасывая, а лишь зайчиков солнечных и блики, водные невские блики.
Было зелено, пасмурно, ветрено. Вы знаете, чем пахнет весна в самом разгаре своём? Не отступившей зимой, не грядущим, и грядущим, и ощутимым летом, а собой и только собой.
Мой герой был из той породы людей, что курят трубку для пафоса и в детстве не обременяли себя скрещиванием пальцев за спиной, когда клялись ложью и во лжи. В широко известных был прозван Патриком.
Как список кораблей, они встретились аккурат в полдень. Главный Человек мимолётно окинул взглядом и пошёл дальше по своим человечьим, Патрик уронил лестницу, с которой переходил улицу, и всё понял: это был его двойник.
Патрик не будь дурак. «Допельгангер», - пронеслось у него в голове. Пёрышком гусиным защекотало сердце, глас интуиции прорезался в кой-то веки. «Не двойник он тебе, а оригинал. Ты – двойник, ты – копия, твоя жизнь – шаг в шаг, след в след за ним, твоя жизнь – по его пути». Мой герой бросил лестницу на растерзание прохожим, выбежал в парк, достал из тубуса карандаш и гелевую ручку, стал на колени перед лавочкой, засунул письменные принадлежности в ноздри и с размаху, не оставляя времени на слезливую записку в духе Бродского, приложился головой о свежеоблупленную.
А Самый Главный продолжил путь, и Патрик остался нежным кроликом в его сером веществе.
***
Было зелено, пасмурно, ветрено, девочка-припевочка была умницей, отличницей, красавицей, активисткой. Звалась Любочкой.
У неё голубое выпускное платьице и сдохшая кошка, помните?
Любочка может заставить любимую укулеле не играть, но петь, и голос Любочки был способен не только на порхающие и пархатые стоны, но – оо! Голос Любочки!
Он вёл, он звал, он руководил, он обволакивал собою, заставляя и забывать, и вспоминать, и выполнять. Он был громогласен, прекрасен, живее всей девочки: и глаз её, и рук её, и мыслей её, и подруг её. Он – ангельский, чертовский, медово-липовый. Он – жил.
И снится Любочке, что она - головная боль. Если приставить бы гвоздь чуть выше и правее переносицы, сделать один увесистый "дум" по нему молотком и тем самым выпустить затхлый воздух и идеи, то хозяин мигрени смог жить бы дальше. Любочка была стоящей болью, черепную коробку изнутри выскабливала словно хэллоуиновскую тыкву - от затылка до надбровной дуги, тщательно и медитативно. Пока деточка измывалась над мигренозным, голос оторвался от тела и ушёл к Самому Главному.
Проснулась она или нет – неясно. Лучше бы нет. Но осталась пёстрым жаворонком в цепкой памяти Человека.
15.06.2011, 4:21 – дата окончания.
Ксюнделю, пред д.р.
Ромке-Ромке.