Догадки об ощущении времени у волков

Николай Карпицкий
У нас нет знания о том, как ощущают время животные. Однако в искусстве встречаются иногда интуитивные догадки, как это можно встретить у режиссера анимационного фильма «Волчий дождь» Тенсаи Окамуры. Герои фильма – волки – могут принимать человеческий облик и жить, как люди, но при этом они сохраняют собственное ощущение жизни, которое отличает их от людей. Волки живут не воспоминаниями или ожиданиями, а настоящим, в котором нет места разочарованиям, скуке, беспокойству о завтрашнем дне, суете и т.д. Они страдают и радуются по поводу того, что есть здесь и сейчас. Будучи свободными от нравственных переживаний, они просто делают то, что считают в данный момент правильным и, совершив выбор, более не сожалеют о содеянном. В атмосфере волчьего ощущения жизни разворачивается апокалиптика фильма.

Волки ищут свой рай, куда нет дороги людям. С завершением их поиска должен наступить конец света. Слишком долго живя среди людей, волки частично поддались иллюзиям человеческих чаяний будущего рая. Ведь рай для людей всегда в будущем, он – принципиально иное состояние по отношению к жизни в настоящем. В сновидениях волков возникают образы грядущего рая, однако, как только они доходят до последнего места, оставляя за собой погибающий мир, то обнаруживают, что никакого рая в будущем нет и быть не может. Зрителю, увлеченному ожиданием чисто человеческой развязки фильма (т.е. либо окончательной гибели, либо осуществления грядущего спасения), концовка может показаться непонятной. Все ожидания грядущего спасения – иллюзорны, а гибель мира так и останется навсегда в будущем, за пределами жизни в настоящем. Войти в волчий рай можно лишь вернувшись в настоящее.

Для людей время линейно направлено в будущее, а настоящее постоянно уничтожается в прошлом. Для волков время постоянно возвращается к настоящему. Притворяясь людьми, волки стали об этом забывать, поэтому отправились на поиски своего рая, который оказался не где-то далеко, а в способности возвращаться в настоящее, к подлинности конкретной повседневной жизни.

Способность жить в настоящем – это дар всем живущим, который люди постепенно утрачивают по мере взросления. Животное может часами неподвижно подкарауливать жертву. Для человека долгое ожидание скучно и томительно. Однако животное не знает томительности ожидания, поскольку целиком погружено в настоящее. Человек, рассредоточив свое восприятие в линейной последовательности от прошлого к будущему, утрачивает это чувство настоящего.

Подлинная жизнь осуществляется в настоящем, однако это ощущение настоящего человеку трудно удержать. Противоречие между стремлением отказаться от тягостного настоящего и жаждой полноты жизни в настоящем создает в человеке напряжение между томлением настоящим и ожиданием будущего. Человек способен выдерживать это напряжение лишь благодаря тому, что оно со временем уходит в прошлое и может быть забыто.

Реальный мир – это область общения. Как только человек утрачивает способность общаться, он погружается в собственный изолированный аутистский мирок. Подлинность жизни ощущается только в личном общении, движущей силой которого является любовь. Однако общение предполагает ответность. Если Другой не отвечает, то непрерывность ощущения жизни нарушается пустотой, которую человек стремиться заполнить ожиданием ответа в будущем. Но если ожидаемое так и не становится настоящим, то человек утрачивает его, ища опору для ощущения жизни лишь в прошлом или будущем. Раздвоенность между ожидаемым и фактичным невыносима, поэтому человек начинает строить суррогатное мироописание, чтобы спрятаться от экзистенциальных противоречий и забыться.

В общении с Богом раскрывается чувство полноты жизни. Человек, который утратил способность возвращаться в настоящее, восполняет недостаток общения с Богом ожиданиями. Если же ожидаемое недостижимо, то запускаются механизмы, защищающие от травмирующего религиозного напряжения – обрядоверие, морализаторство, идеологизация религии и т.д. Создавая суррогатное подобие религиозного опыта, человек остается неудовлетворенным, и все равно стремится к подлинному общению с Богом, что выражается в религиозной тоске – чаянии будущего рая. Эта неудовлетворенность определяет в человеческой истории периодичность болезненных апокалиптических настроений без реального апокалипсиса. Однако не все поддаются иллюзии будущего рая. Религиозность Сёрена Кьеркегора или Льва Шестова выразилась в восстании против потустороннего повседневной жизни будущего рая. Их надежды находятся не в обращенности к будущему, а в обретении настоящего.

В отличие от людей, волки не страдают от неполноты личного общения. Для чувствования жизни им вполне достаточно естественного общения с миром. Именно поэтому они не ждут грядущего спасения, их рай в настоящем. В «Волчьем дожде» в него смогли войти волки, но не люди.

Томск, 2007