В фильме «Королевская битва» заостряется существенная черта японского ощущения жизни, которая обычно проходит мимо восприятия европейца.
Сюжет простой. Пятнадцатилетние школьники вывозятся на остров, где им поручается убивать друг друга. Руководит игрой школьный учитель, которого играет Такеши Китано. Каждому школьнику надевают ошейник, который, взрываясь, отрывает голову. Если через 72 часа остается в живых больше одного ученика, то взрываются все. Задача – выжить только одному.
Фильм предельно натуралистично показывает бессмысленную бойню: в самой смерти нет ни романтики, ни героизма – это кровь, мясо, грязь. Абсолютно ничего возвышенного. Вот голая эмпирическая действительность – она абсурдна и абсолютно бессмысленна. На первый взгляд кажется, что фильм ни о чем. Однако в фильме несколькими штрихами дается пара-тройка намеков на какое-то движение в душе учителя. Вот в самом начале фильма ученик хулиган резанул ножом по ноге школьного учителя и убежал. Несчастный учитель уковылял со сцены. Вот сцена, где жестокий учитель-злодей, инструктируя школьников, как им следует убивать друг друга, между делом сам внепланово прикончил двоих. Вот появляется неожиданная сцена, когда девочка уже ждет неотвратимой гибели от руки одноклассницы, но вдруг появляется учитель и предлагает ей… зонтик. «Не промокни», – заботливо говорит и вновь исчезает. И, наконец, последние сцены. Выясняется, что учитель тайно любил эту девочку. Он показывает трем незапланированно выжившим ребятам свой рисунок взаимоистребления школьников, написанный как бы детской рукой, а затем убивает себя. Ясно, что в душе учителя произошли какие-то скрытие тектонические движения, но так и не нашли выхода – учитель мертв. Если бы это был европейский фильм, то внутренний план развития героя обязан был бы разрешиться в кульминации, чаще всего – в хеппи энде, но можно и наоборот. Здесь же никакого разрешения в эмпирической действительности не происходит, она так и остается абсолютно бессмысленной. А внутренняя жизнь постоянно присутствует где-то за кадром, и лишь по отдельным намекам можно догадываться о ее движении.
Именно в этом выразилось специфически японское ощущение жизни. Внутренний план жизни души никогда не находит своего разрешения в эмпирической действительности, которая, в силу этого, предстает в своей абсурдности. Однако по отдельным, едва заметным намекам мы можем в бессмысленности эмпирической действительности угадать скрытые тектонические движения внутренней жизни.
Если смотреть японское аниме, то с непривычки кажется, что оно переполнено бессмысленными кровавыми сценами. Однако потом понимаешь, что в этом проявляется особое японское воззрение на жизнь: эмпирическая реальность и должна быть бессмысленной, ибо не способна вместить внутренние движения души. Однако за внешним, казалось бы, бессмысленным сюжетом, как правило, всегда проглядывает второй план, раскрывающий подлинное внутреннее содержание жизни героев. Когда после привыкания к японскому аниме вновь обращаешься к европейским фильмам, то невольно и тут начинаешь искать скрытый второй план. А его и нет! Все скрытые внутренние душевные процессы обязательно переходят на первый план, разрешаясь в эмпирической действительности и сообщая ей определенность и осмысленность. Все становится просто и понятно, только остается какое-то ощущение пустоты.
Томск, 2006