Эдик и агитбригада

               
                Как я ездил с концертами по СССР


      Агитбригада - небольшой, обычно передвижной, самодеятельный или профессиональный концертный коллектив, репертуар которого строился на остросовременном, злободневном материале.

     Эдик (полн. Эдуард) – мужское имя.


Октябрь. Эдик и знамя

Мы познакомились с ним осенью. Во Дворце культуры энергетиков проходило заседание, посвященное Дню рождения комсомола. Я, в ту пору студент университета, готовил выступление агитбригады во втором отделении.
За полчаса до начала организаторы спохватились, что забыли привезти знамя городской комсомольской организации. Заворг срочно откомандировал за знаменем Эдуарда, молодого активиста, студента – первокурсника, который следил за порядком в зрительном зале. Меня попросили помочь.
На служебной Волге с номером 0808 («два по ноль-восемь» - шутили комсомольцы, имея в виду ёмкость бутылки) мы помчались в горком, где в кабинете Первого секретаря хранилось знамя.

Несколько слов об Эдике. Он учился в железнодорожном институте. Был активистом. Чтобы выглядеть солиднее, Эдик носил очки, хотя зрение позволяло спокойно обходиться и без них. Волосы на его голове имели способность курчавиться и торчать во все стороны, поэтому он постоянно аккуратно приглаживал густые непокорные вихры. Такое впечатление, будто бы он себя постоянно хвалит за хорошие поступки.
Была у Эдика ещё одна особенность, которая, не то, чтобы мешала ему жить, но затрудняла, некоторым образом, общение с собеседником. В его речи слова с разным смыслом причудливо соединялись в одной конструкции.
Например, вместо «имеет значение» или «играет роль», он говорил «играет значение». Вот такой «вагоноуважаемый глубокоуважатый». Видимо, в школе у него была не самая лучшая учительница русского языка.

В будущем Эдик хотел получить второе высшее образование - юридическое.
- Витюха, хочу работать юристконсулом, - объяснял он мне.
На самом деле, как признался однажды Эдик, свою трудовую деятельность он связывал только с партией. И конечной целью, финалом трудового пути он видел должность первого секретаря горкома. «А что? У меня хорошая объективка. Есть рабочая специальность (несколько месяцев до вуза он успел поработать в депо). Два высших будет, потом диссертация. И я уже понимаю, как двигаться по коридорам власти». Ему очень нравилось этот образ – «коридоры власти». Он всегда произносил это словосочетание со значением. Словно каждое слово с большой буквы.

Получив задание и гордясь доверием, мы ринулись его выполнять. В кабинете Первого секретаря, не мешкая, выхватили из подставки знамя, быстро обернули его вокруг древка, чтобы не цеплялось при транспортировке, и выбежали к машине. Впопыхах Эдик задел наконечником древка за дверь и наконечник отлетел. Уже подъехав к Дворцу культуры, Эдик попросил меня предупредить президиум, что знамя доставлено, сам же нашел на тротуаре кирпич и кое-как прибил наконечник. Однако в спешке уронил очки в лужу. Поднял, протёр их носовым платком и резво понесся к зданию.

Он бежал, выставив вперед древко и запрокинув голову. Волосы его развевались под ветром. «Вот так, - думал он, - знаменосцы Первой конной шли в бой»!
- Где служебный вход на сцену?- командирским голосом прокричал он вахтеру.
- По левой стороне… на второй этаж.
Последнюю фразу Эдик не дослушал. На ходу разматывая знамя, ворвался в крайнее по левому крылу помещение. В первой комнате с зеркалами курила девушка. «Гримёрка»,- отметил про себя Эдуард, рванул в следующую комнату и сквозь мутные стекла очков увидел ряд дверей.
Что-то здесь его насторожило, но он не мог сразу это сформулировать. Наугад дёрнул одну дверь - закрыто! Вторую – тот же результат.
«Шо за шутки?! Закрылись на сцене!» В нем проснулся ростовский пацан:
– Открывайте, суки! - заорал Эдик и забарабанил в двери. - Я знамя принёс!
Одна из дверец распахнулась, из неё испуганно выскользнула девушка, поправляя одежду.
- Вам чего, молодой человек?
- А где тут сцена?.. - растерянно спросил Эдик.
Он уже всё понял. Картина была, конечно, идиотской: растрепанный молодой человек в очках, в костюме с галстуком и с развернутым знаменем посреди женского туалета.
– На втором этаже, - хмыкнула девушка.
Эдуард рванул на второй и успешно заскочил на этот раз в мужской туалет. Его вид вызвал адекватную реакцию курившей молодежи.
– Полковое. Видишь, не расстается.
Было не до дискуссий.
– Ребята, где сцена?!
- Соседняя дверь.
На этот раз попал. За две минуты до фанфар знамя было водружено на положенное ему место. А Эдик заслужил рукопожатие Первого.

Полгода спустя. Фестиваль. Институт сельхозмашиностроения

Весной обком комсомола устроил конкурс агитбригад, чтобы лучших отправить на гастроли в лучшие места. Маршруты были самые разные. От всесоюзных комсомольских строек, например, БАМа и до мест прохождения летней производственной практики студентов в колхозах области. Для того чтобы определить, кто чего достоин, устраивался конкурс, или более пафосно, фестиваль агитбригад, по результатам которого и определялись претенденты на лакомые куски.
В зале собралась серьезная комиссия: представители обкома комсомола, деятели профсоюзов, директора студенческих клубов.
Следить за порядком на сцене и за кулисами поручили Эдуарду.

Первой на сцену вышла университетская агитбригада. Режиссер коллектива, студентка-старшекурсница суетилась за кулисами. В микрофон «делала подводки», то есть зачитывала вводный текст перед номером.
Объявила: «Владимир Маяковский. Поэма «Владимир Ильич Ленин».
Выходит юноша, торжественно читает:
… Партия и Ленин близнецы-братья.
Кто более матери-истории ценен?
Мы говорим Ленин, подразумеваем - партия.
Мы говорим партия, подразумеваем – Ленин…
И в этот патетический момент чтец вдруг забыл текст. Образовалась пауза. И в наступившей тишине девушка-режиссер за кулисами горестно воскликнула в невыключенный микрофон: «****ец!»
Что в переводе, очевидно, означало: «Не видать нам первого места!»

Эдик был так поражен этим фактом, что потом с дрожью в коленках шел на обсуждение. Никаких оргвыводов не последовало. Никто из членов комиссии даже предположить не мог (или не хотел?), что такое могло произойти.
Все решили, что ослышались.

Два месяца спустя. Урал. Ижевск

Из нашей студенческой агитбригады сделали сборную команду, усилив самодеятельными артистами вертолетного завода. Руководителем от горкома назначили Эдика. Он обычно предварял наш концерт приветствием. Связной его речь назвать было сложно. Сам Эдик второй раз не смог бы повторить текст. Он вещал что-то там« ...кодекс строителя коммунизма, …патриотизм, …в духе идеалов, …мы - наследники своих отцов» и тому подобную тарабарщину.
Много позже я вспомнил этот ораторский прием, прочитав у Пелевина, что, когда говоришь с массой, совершенно неважно, понимаешь ли сам произносимые слова. Важно, чтобы их понимали другие. Нужно просто отразить ожидания толпы.

Изюминкой нашей агитбригады был дуэт Донской - Пятигорец. Вальяжный Дмитрий Борщов, взявший себе творческий псевдоним Донской, работал слесарем на заводе. Он обладал потрясающим баритональным басом, который производил неизгладимое впечатление на провинциальных зрительниц.
- У тебя проникающий голос, – хвалил его Эдик, имея в виду проникновенный.
Дмитрий Донской исполнял шаляпинскую «Вдоль по Питерской». Ему аккомпанировал на аккордеоне преподаватель музыкальной школы Сан Саныч Пятигорец, очень похожий на Гоголя с известного портрета, но в отличие от писателя, имевший сильное косоглазие. Во время игры он выдавал виртуозные пассажи, в воодушевлении и творческом экстазе закрывая глаза и склоняясь к инструменту.
Дуэт имел колоссальный успех. Их постоянно вызывали на бис. Я обратил внимание, что после последней ноты раздается шквал аплодисментов и бешеный хохот в зале, и решил пронаблюдать из-за кулис.
Прозвучали слова: «Ну, поцелуй, ну, поцелуй, кума - душечка!» Дмитрий склонил голову. Потом запрокинул её. Левой рукой, изображая благодарность аккомпаниатору, театрально указал на Сан Саныча. В зале аплодисменты и хохот.
Ко мне подошел Эдик:
- Витюха, шо происходит?
На очередном концерте я вышел посмотреть на дуэт из зала.
«Кума-душечка!!!!» Жест в сторону Сан Саныча. Тот поднимает от аккордеона голову, открывает глаза и благодарно улыбается в зал. Зрители видят оба глаза, устремленные в переносицу...
Гром аплодисментов и истерика!

Имея самый большой успех, дуэт делал агитбригаде соразмерную головную боль. Поездки с концертами были для них возможностью отдохнуть от однообразия будней. Эту возможность они отрабатывали максимально. Сразу после выступления актеры ухитрялись выпить такое количество портвейна «Агдам», что мы их вносили в автобус вместе с инструментами.
Перед каждой поездкой доказывая зав. сектором обкома Сергею Ивановичу необходимость участия дуэта, Эдик говорил:
- Без них нельзя. Пятиборец и Горшков - это 90% успеха. И добавлял:
- Я их благотворю. (Что означало, боготворю).
Потом он важно заявлял нам, приглаживая свои непослушные кудри:
- Я имел беседу с Сергеем Ивановичем и дуэт отстоял.

Три месяца спустя. Место падения отделяемых ступеней космических ракет

Мы поехали в Северный Казахстан, где убирали пшеницу комбайнеры - студенты института сельхозмашиностроения.
Самые большие сложности в дороге были с негабаритными инструментами музыкального ансамбля. Барабаны и звуковые колонки никак не хотели компактно размещаться в плацкартном вагоне. Проводники отказывались нас впускать, намекая на вознаграждение, каковое у Эдика сметой было не предусмотрено.

Ансамбль - это вообще отдельная песня, то есть рассказ. Государство в государстве. Трудно управляемое и слабо контролируемое. Правда, с ними было весело. В автобусе, пока мы пересекали бескрайние казахские поля, где пыль, поднятая машиной, неподвижно висела в воздухе несколько часов, они пели популярные песни. Но со своими текстами.
Например, песню Юрия Антонова они перепевали так: "Летящей походкой Ты вышла за водкой И скрылась из глаз Под машиной БелАз". Известная детская песенка звучала так: "От улыбки хочется сильней- И слону и даже маленькой улитке..." А песня Пахмутововй "Как молоды мы были» в их версии начиналась со слов: «От**бись, незнакомый прохожий…".

Как-то раз мы выступали в больнице. В первом ряду сидели грустные загипсованные больные из травматологии. Вокалист ансамбля хлопал в ладоши, призывая сделать то же самое и зрителей. Он кричал: «Не вижу ваших рук!»

Другое выступление проходило в сельском клубе одного из сел Аркалыкского района. Этот район знаменит тем, что находится невдалеке от космодрома Байконур. При запуске ракеты в безлюдные казахские степи падали её фрагменты. Местные жители, недолго думая, использовали эти радиоактивные куски металла в качестве заборов и крыш различных хозяйственных построек.

В начале своей вступительной речи Эдик поблагодарил принимающую сторону за теплый прием, по своему обыкновению, спутав кортеж с коттеджем.
В зале восседали серьезные северные казахи. Их лица, казалось, были высечены из камня. На них не отражалось ни малейшей эмоции. Даже дуэт Дмитрия - Сан Саныча не произвел на них почти никакого впечатления. Казахи только немножко отшатнулись, когда Сан Саныч в конце песни неожиданно посмотрел в зал. После концерта к нам подошел председатель колхоза и с таким же «приветливым» выражением лица поблагодарил:
- Было очень смешно. Давно так не смеялись.
- Интересно, как же они грустят? – задумчиво спросил Эдик.

Месяц назад. «Реконструктор»

По разнарядке обкома комсомола мы приехали с концертом в виноградарский совхоз «Реконструктор» в Ростовской области.
Нам открыли клуб. Эдик договорился, чтобы под гримёрку отдали помещение библиотеки, которое имело выход на сцену. Мы стали готовиться, репетировать и переодеваться. Я надел сценический костюм. Белый пиджак и белые же (узкие, по моде того времени) брюки. Кроме участия в сценках, я был ещё и ведущим. Выходил первым, приветствовал, объявлял номера.
За пять минут до начала концерта у меня сломалась «молния» на брюках. Совершенно без моего вмешательства. Отлетел замочек, брюки разъехались. Выходить в таком виде, разумеется, нельзя. В запасе только спортивные штаны, которые я надевал в дорогу. В них концерт тоже не откроешь. Срочно надо что-то делать. А все заняты: танцоры надевают костюмы, артисты готовят реквизит, музыканты инструменты настраивают, Эдик всех поторапливает.

- Наташа, - умоляю я одну из участниц концерта, - у тебя, знаю, есть иголка с ниткой. Зашей!
А как зашивать? Если я сниму брюки, она зашьет, я их обратно не надену: узкие ведь.
- Хорошо, - со вздохом согласилась Наташа. - Больной встаньте. Предупреждаю, во-первых, у меня только черные нитки; во-вторых, я волнуюсь.

Чтобы не поранить жизненно-важные органы, Наташа просунула левую руку мне в штаны, а правой рукой пыталась зашить «молнию» внахлест. Ощущения, я вам скажу, ещё те…. Во-первых, девичья рука у вас в брюках вызывает определенные эмоции. Во-вторых, есть страх, что Наташа может и промазать иголкой…

Тут в комнату, как бы невзначай, заглянули три местные девчонки, по виду -школьницы. Хочется же посмотреть на артистов! И наблюдают они очень интересную картину! Детали им не видны, но общее содержание, пафос, так сказать, действа, вполне понятен.
Со стороны это выглядит так: вокалисты распеваются «до-ре-ми-фа..», танцоры растанцовываются, чтецы декламируют: «Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой!», а стоящая на коленях девушка, засунула руки в штаны стоящему юноше и совершает какие-то движения.
Причем у юноши определенные признаки волнения на лице.
Школьницы округлили глаза, и, перешептываясь, исчезли.

Наташа, наконец, завершила свою работу.
- Конец черной нитки остался. На белой ткани он хорошо заметен. Нужно бы его оборвать или обрезать. У кого есть ножницы?
Ни ножниц, ни ножа, конечно же, не было ни у кого.
- Придется откусывать,- нашла выход Наташа, - только я это делать не буду!
А в зале уже аплодисменты, ждут артистов. Подгоняют. Начинайте! Вечерняя дойка!
- Ребята, ну кто-нибудь, спасайте! – попросил я.
- Пойду, посмотрю, что там, в зале, - поспешно заявил Эдик.
- Роберт, ты не сильно занят, откуси!
Роберт, красивый армянин почти двух метров роста, подошел без особого желания. Он наклонился и попытался разгрызть нитку. Не получилось. Тогда Роберт присел, так же, как недавно сидела передо мной Наташа. Он схватил зубами нитку. Пятаясь перегрызть её, начал совершать головой круговые движения.

В этот момент в комнату вбежало уже человек пять школьниц.
«Игра приобретает интерес», как поётся в известной песне.
Бежали посмотреть на артистический разврат, а тут попали ещё и на извращения.  Со стороны-то не понять, что происходит.
- Робик, покороче, - командую я, - оставляй снаружи конец покороче … Зубами сильней сжимай! Ещё сильней! Двигай челюстью.
Как яблоки в колхозном саду, школьницы рухнули друг на друга и исчезли вновь.

Так начиналась сексуальная революция в совхозе «Реконструктор»...

Наконец, дело сделано. Объявили начало.
В своей речи, учитывая, что в зале сидело много школьников, Эдик сделал упор на воспитание молодежи. «Нужно, с одной стороны, хорошо учиться, много читать, но, с другой стороны, и заниматься спортом, и участвовать в самодеятельности. Развитие должно быть гормональным».

После Эдика, как Буратино, на деревянных ногах, чтобы нитки не лопнули, я вышел на сцену под аплодисменты и истерический хохот сидящих в первом ряду знакомых уже школьниц. Они показывали на меня пальцем, шушукались и, видимо, пересказывали увиденное ранее.
Весь концерт я вроде бы ничего особенного не делал на сцене, но пользовался у публики феноменальным успехом.
Концерт прошел «на ура», только я, опасаясь за свои брюки, старался делать поменьше движений и производил впечатление биоробота. Особенно в финальной сцене концерта, где мы все изображали что-то похожее на канкан. Так как я стоял в центре, всё внимание было обращено на меня. Я танцевал как бы двумя частями тела. Верхняя до пояса была очень веселой и подвижной такой!
Чего не скажешь о части тела от пояса и ниже. Впечатление, как будто у клоуна загипсовали ноги с открытыми переломами, а контракт обязывает его выходить на арену при «любом раскладе».

Много лет спустя. Кондитерская «Золотой колос»

С Эдиком мы недавно встретились. Стояла ростовская весна с запахом цветущей акации и шашлычного дыма. По улицам прогуливались, резко проснувшиеся после зимней спячки, ростовчанки. Владельцы ресторанчиков уже вынесли столики на тротуар. Мы сидели с моим коллегой из телеканала на воздухе, пили кофе.
Эдик окликнул меня из окна большого черного автомобиля. Такие, по словам моего приятеля, продают на метры. Как ёлку.
Он подсел к нам за столик, заказал кофе. Бритая голова, очки в модной оправе, сам размером с бас-барабан, который в молодости мы с трудом грузили в плацкартный вагон.
Он быстро рассказывал. Быстро задавал мне вопросы. Не дослушав, задавал новые. Перескакивал в разговоре с темы на тему. Я узнал, что занимается он страховым бизнесом. Семья, дети. Жена. И другая женщина. Приглашал на дачу в элитный пригородный район.
Мимо проходили по-весеннему, но очень смело одетые девушки. Эдик провожал их взглядом и мурлыкал популярную песню: «Ах, какая женщина! Какая женщина! Мне б В такую…».
Потом неожиданно произнес:
- На днях Сан Саныча встретил. В подземном переходе играл на аккордеоне. Немного помог старику…
Эдик вздохнул и сделал несвойственную для него длинную паузу. Провел ладонью по лысой голове. Неожиданно резко закончил разговор.
- Ладно, Витюха. Мне пора. Не пропадай.
- И не подумаю.
Он втиснулся в свою многометровую машину и уже из окна крикнул:
- Насчет сотрудничества.… Пришли мне по факсу свой спрайт-лист.

Он посигналил на прощание и исчез из моей жизни навсегда.