Невезучий

Григорий Родственников
С женщинами мне до поры не везло. Не мог познакомиться и всё! Я ещё не старый, мне пятьдесят шесть всего. Рост хоть и не высокий, но средний, во мне ровно метр пятьдесят. Гляжу на себя в зеркало и недоумеваю, чего этим бабам надо. Волосы на затылке длинные, если их вперёд зачесать лысины вообще не видно. И глаза выразительные, особенно левый, правый чуть косит, но этого почти не заметно. Нос, правда, подкачал малость. Так его сколько раз ломали, один раз в детстве с самоката упал, а другой, лет пять назад баба-дура каблуком стукнула. Я с ней познакомиться хотел, но со стула упал, а когда нежно за ножку её тронул, и пафосно так, с большим чувством сказал:
– Позвольте, мадемуазель, ручку поцеловать?
Она меня ногой хлесть – каблуком в нос и вопит:
– Авесалом! Авесалом!
Пришёл Авесалом я с той поры ещё сутулится начал, и  ногу правую приволакиваю. Зато моя левая рука (это та где три пальца целых) у меня всех поражает аристократической изысканностью – мизинец на отлете, а большой и указательной с папироской.
Я не унываю. Любовь меня сама нашла…
Помню, в электричке ехал, углядел, сидит впереди бабёшка ухоженная и вроде как спит. Ну, я и решил познакомиться. Подхожу к ней, ласково спрашиваю, на ухо шепчу:
– Вы, до какой станции едете?
Она глаза открывает и вдруг как заорёт:
– А-а-а-а!
         От неожиданности у меня вставная челюсть выпала и прям ей на колени. Другая бы просто отдала мне челюсть, а эта взвизгнула как недорезанный поросёнок и в обморок. Глаза закатила. Изо рта пена. Ну, ясное дело – припадочная. И тут как раз милиционер невесть откуда взялся. Смотрит на меня с неприязнью и говорит:
– Тек-с, гражданин Квазимодо, за что гражданку убили?
Я сам растерялся отвечать, рукой по коленям гражданки шарю, чтоб значит, на место челюсть вставить, а дама только сейчас помирала, а как милиционера увидела, ожила, посмотрела на меня со вниманием и сразу в крик:
– Насилуют!
Если вас когда-нибудь били по башке резиновой палкой, вы поймете, почему дальше мой рассказ обрывается…

                * * *
Очнулся в «обезьяннике». Кошелька, шапки, челюсти, ничего нет! Рядом сидит небритый тип, весь в наколках и бормочет, на меня поглядывая:
– Ну и урод…
          –   Это вопрос спорный, милейший, – отвечаю с достоинством, – у вас тоже лицо как будто красотой и интеллектом не обезображено.    
           – Чаво? – Сузил глаза этот неприятный тип и раз мне кулаком в нос. Что-то хрустнуло, не иначе третий перелом. Я обозлился. За ногу его укусил, жаль, челюсти не было, а то бы мог и до крови. Тут дежурный с места вскочил и начал сквозь прутья палкой совать. Неприятный тип увернулся, а я не успел. Левый глаз, тот, что самый красивый почти моментально опух и закрылся. Милиционер заорал:
– «Красавчик», на выход!
Я поднялся, а блюститель вопит в истерике:
– Я сказал «красавчик», а ты «квазимодо» сиди!
Только на другой день обрёл я долгожданную свободу в обмен на подписание протокола о распитии мною спиртных напитков и оказание сопротивления в общественном месте. Гляжу, до дома не доехал прилично и по причине отсутствия денег решил отправиться «зайцем». Однако, чёрная полоса в моей жизни решительно не хотела сужаться, на следующей станции вошли контролёры – две бойкие бабищи лишенные чувства сострадания и обуреваемые жаждой наживы, коих я по своей чрезвычайной простоте сначала принял за пожилых пенсионерок – старушек вменяемых и спокойных. Они потребовали от меня оплатить проезд. Я же обратился к ним с галантной речью, мол,  извините бабушки-старушки, за мой потрёпанный вид и отсутствие проездных документов.
В ответ контролерши взвыли:
– Старушки-и-и!? Ах ты, уродина недоношенный!
И не успел я им сказать, что они ошибаются, родился я через девять месяцев после зачатия, как острое колено одной из ревизоров угодило мне точно между ног, а  увесистый кулачок другой врезался в ухо. В голове точно граната взорвалась. Дальше не помню. Но очнулся уже здесь, на мягком диване, заботливо укрытый одеялом. Гляжу, рядом сидит женщина, не то чтоб очень красивая, малость горбатенькая, но мне она небесной богиней показалась. Глаза добрые, особенно правый.
– Я так за вас переживала, – говорит мне, - вы были таким беззащитным.
Вот теперь у неё живу. Повезло, наконец.

               

03.06.05.