Антонина брела по бесконечно длинному коридору, насквозь пропахшему лекарствами, немудреными больничными обедами и навсегда притаившейся здесь бедой, перемешанной со смиренным терпением, робкой надеждой, читающейся в глазах волею судьбы заброшенных сюда людей.
- Я потеряю волосы?
- А что тебе важнее: жизнь или волосы? – У Марты Исмаиловны цепкий, немного колючий взгляд темных, почти черных глаз, проникающий до самых печенок, насквозь. Создается впечатление, что она никогда не улыбается, даже когда в голосе появляются шутливые нотки.
Антонина, слегка поеживается под ее взглядом, но внезапно с уверенностью в голосе, в тон профессору отвечает:
- Жизнь!
- Вот!
Профессор неспешно идет в свой кабинет, здороваясь легким, почти незаметным кивком головы со встречными пациентами, их родственниками, медицинским персоналом. И по ее глазам видно, что никто не прошел мимо незамеченным. Все знают, что ей достаточно один раз взглянуть на человека, чтобы запомнить его навсегда.
От ее глаз не ускользает ни одна мелочь на отделении, которым она руководит уже много лет, и которое стало ей родным за долгое время. Здесь она начинала практиковать молоденьким интерном, здесь непрерывно вела научную работу, защитилась, стала сначала кандидатом, потом доктором наук, доросла до профессора и возглавила отделение. По возрасту, она была давно пенсионеркой, но для нее здесь в этой клинике время остановилось и, казалось, навсегда.
Здесь перед ее глазами за долгие годы прошли тысячи пациентов, которым она помогала справляться с недугом. В этих стенах она познакомилась со своим мужем, когда оба были еще молодыми врачами, вместе с ним работала, а потом по какому-то непредсказуемому неправильному стечению обстоятельств, выхаживала его на этом же отделении, применяя самые передовые методы лечения.
Не смотря на то, что она почти не отходила от его больничной койки, исполняя роль не только врача, но и сиделки, и медсестры, и санитарки, болезнь оказалась сильнее их.
После похорон мужа Марта Исмаиловна почти переселилась в клинику и теперь только здесь чувствовала что живет, что нужна людям, заглядывая в глаза которых неизменно встречала надежду и немой вопрос: есть ли шанс?
***
Проходя мимо пятой палаты, она невольно прислушалась. Там царило веселье. Женщины, уставшие от каждодневных тяжелых процедур, просто радовались общению, рассказывая веселые истории. Это были разговоры в основном о детях, мужьях, собаках, дачах. Она привыкла, что в клинике слезы отчаяния иногда сменяются шутками и смехом. Люди устают ото всего, от горя тоже.
На скамейке перед ее кабинетом сидели женщина с девушкой, на вид которой было не более семнадцати лет.
- Почему не в палате? – строгим тоном, спросила профессор.
- Ей нельзя в палате, - робея, умоляюще заглядывая в глаза тихо ответила женщина с отчаявшимся лицом, - переведите нас в дневной стационар.
Она отвела Марту Исмаиловну в сторону:
- Поймите меня, мы с мужем скрывали от Женечки ее диагноз, а в палате только об этом говорят. Просветили уже. Я не успела предупредить женщин.
Из широко распахнутых растерянных серых глаз Женечки рвались наружу недоумение и страх.
В Петербург они с мамой приехали из Калининграда для прохождения курса облучения.
- Редкий случай для молодой девушки, - констатировала врач в приемном покое.
Болезнь, которая по статистике поражает в основном бомжей и алкоголиков, непостижимым образом проникла в организм этой цветущей, пахнущей романтикой, влюбленными мальчишками, продинамленными лекциями юной девушки из благополучной семьи.
- Она у нас единственная, - мать, в который раз, усилием воли сдержала слезы. Она давно заставила взять себя в руки, чтобы не травмировать Женю и не дать упасть той духом, – ребенок совершенно домашний, никаких чипсов и лимонадов не переносит. Да у нее еще книжки-мультики в голове.
- Вы прошли консультацию хирурга? Лечащий врач должна была вас направить - Марта Исмаиловна, не допуская никаких, даже малейших сантиментов, решительно направила разговор в нужное русло.
- Хирург сказал, что операция не желательна, слишком травматична и малоэффективна.
- Будем облучать, - выносит она окончательный вердикт. - В вашем случае курс может быть успешен, с хорошим прогнозом. Но готовьтесь к трудной борьбе, не расслабляйтесь. Будут побочные явления, девочка не сможет есть обычную пищу, не будет чувствовать вкуса из-за сильной сухости во рту. Если станет совсем плохо, сделаем перерыв, но это не желательно. Курс длительный, надо справиться.
- Я справлюсь, мама, не переживай, - в глазах девушки появилась решительность, - все будет хорошо.
Слезы втянуты обратно, мама держится на редкость мужественно. Разговор закончен, начинается длительное сложное лечение, длительная борьба.
***
Марта Исмаиловна знает, что мест на отделении катастрофически не хватает, квоты дефицитные, а помощь нужна многим, очень многим.
- Марта Исмаиловна, платная пациентка из Украины, на плановое обследование, куда ее положить? Мест нет.
- В пятую, оттуда только что перевелись на дневной стационар.
- Оксана! – приветливо представляется черноокая молодая женщина, заглядывая в палату, - где тут свободная кровать?
- Люда. А это Тоня и Галина, – женщины с любопытством разглядывают новенькую, - откуда к нам?
- Из Украины. Да я не надолго, только анализы сдать, да короткий курс химии пройду. Долго лежать дорого, я ведь из другой страны, за все свои деньги плачу.
- А почему это вы нам за газ до сих пор не заплатили? – с вызовом вступает в разговор Антонина.
- Ну, причем здесь Оксана, - слегка покраснев, интеллигентно вступается Галина.
- Да ничего, - беспечно откликается Оксана, - я уже привыкла.
Она, деловито разбирая вещи, достает коробку конфет.
- Берите, наши киевские. Я из Киева. – раскрытая коробка радушно протянута женщинам.
- Нееет – Тоня категорична, - мне нельзя. У меня свои есть, мармеладки. И она с вредностью капризного ребенка начинает ворчать по поводу неуживчивого характера украинского народа. Вывод делает неожиданный:
- Хоть у меня мать украинка и была я там не один раз, все равно не люблю! Знаю я их!
Неизвестно чем бы закончился этот монолог, если бы не пришли ставить ей капельницу.
Тоня моментально переключилась на медсестру:
- Как это лекарство называется?
Медсестра вежливо объясняет, какое лекарство назначено.
- Нет, это мне ничего не говорит. А сколько оно стоит? Опять дешевое? Что я свою квоту тут уже проела? Такую дешевую гадость я и в Пскове могла себе колоть, стоило сюда ехать?
- Помолчите, пожалуйста, - просит медсестра, - Вы мне в вену не даете попасть. Все вопросы врачу задавайте.
Лежа уже пятнадцать минут с капельницей, Тоня вдруг заявляет:
- Три часа лежать надо. А я из-за вас забыла в туалет сходить. Как я теперь выдержу?
- Может быть, утку принести? – спросила услужливая Галя.
- Нет, в утку у меня не получится. – Тоня капризничала все больше. Женщины растерялись.
- Ну, это же просто, - сказала Оксана, сняла бутыль с лекарством со стойки, подняла ее высоко над головой и проводила капризницу под шутки и смешки до места назначения.
Оксана оказалась опытной пациенткой, приезжала сюда не в первый раз:
- Радуйтесь, что у вас в палате лежачих нет. – Наставляла она соседок. - Тут, я в прошлый раз лежала с такой тяжелой больной. У нее муж дежурил круглые сутки. Представляете, мужчина в палате? Мы сначала стеснялись, просили его выходить, а потом так привыкли, перестали замечать. Да он такой хороший был, рассказывал много всего смешного, веселил нас. А жену как любил! Хоть бы раз пожаловался, что тяжело ему. Потом, когда разрешили, в коляске ее по коридору возил, и все что-нибудь ей веселое рассказывал. Так он уже как родной нам стал.
- Говорят, что болезнь эта лечится, да не излечивается. – внезапно перебила ее загрустившая Людмила.
- Да, что ты, столько случаев полного излечения, я по телевизору слышала, что сейчас это не приговор. Столько новых методов, современных. Клиника хорошая, сюда со всей России едут, даже вон из Украины. – Галина была настроена более оптимистично.
- У меня, - пропустив мимо ушей эту реплику, продолжила Люда, - сначала нашли клетки в лимфоузлах. Прихожу к врачу, а он как ударит ладонью по столу: - Блин, - говорит, - титьку то придется отнимать. Я в слезы. Муж у меня моложе на пять лет….
- А я мужа похоронила, - вспомнила о своем Галя, - облучился он в Чернобыле. Заболел, злой стал страшно, умирал тяжело, сколько нервов мне помотал, сколько крови выпил. Из-за него я заболела. Наверно, каждый человек, знает точно, какой именно случай в жизни, какое конкретно потрясение дало толчок к заболеванию. Вот и я точно знаю. Невестка у меня хорошая, заботливая, врач – детский ЛОР, помогла, нашла клинику, онколога.
Помню, привезли меня на операцию. Слышу, разговаривают: «Готовим правую грудь». Я испугалась, помню ведь, что левая больная, кричу им: «Не правую, а левую!». Они переглянулись, думают, что у меня разум от стресса помутился: «Покажите рукой, которая». Я показываю, а они говорят: «Ну, надо же, перепутали!». Очнулась, за грудь хватаюсь, а они говорят: «Да все уже, закончили операцию, все нормально». Вот такая история, а сюда легла на облучение.
- А мне после операции сказали, что оперированная грудь здоровая оказалась, биопсия ничего не показала, – снова о своем вздохнула Люда. Облучение назначили из-за лимфатических узлов, но грудь то уже не пришьешь обратно. Мужу звонила, он целыми днями теперь на рыбалке пропадает. Приехать не хочет, говорит, далеко. Сколько раз себе задаю этот вопрос, почему я, почему именно со мной такое произошло?
- Да кто ж знает, за что кому, какие испытания Бог посылает, - Оксана бережно достала иконки и поставила их на подоконник, - это икона Богородицы Всецарице, а это Матронушки московской. И молитвы есть, помогают. Могу дать.
- Девчонки! – вдруг очнулась под своей капельницей Тоня, - кто знает, как врачей благодарить? Сколько надо денег? Я не умею деньги давать, научите.
- Ты же работала в Роспотребнадзоре. Неужели не знаешь, как взятки берут? – удивилась прямолинейная Люда.
- Ой, нет! Ну, честно, честно! Никогда не брала и не давала. Даже не представляю, как это делают?
- Ну, - начала Галя, - покупаешь в газетном киоске внизу в холле у входа в клинику красивый конверт….
Но, закончить ликбез ей не дал звук колокольчика в коридоре, приглашавший больных на обед.
Ранним утром следующего дня палата содрогнулась от крика:
- Гдеее собаки!!!?
Женщины вскочили и в темноте пытаясь хоть что-то понять и рассмотреть, схватились за мобильные телефоны.
- Шесть тридцать, - определила Галя, - кто кричал?
- Ой, - виновато подала голос Антонина, - сон мне приснился, что муж проспал на работу и собак не успел выгулять. Вот я ему и позвонила. После этого с чувством выполненного долга зевнула и, как ни в чем не бывало, моментально сладко засопела.
Мужа она контролировала постоянно и критиковала безжалостно, называя его дедом. Каждое утро она будила его телефонным звонком одним коротким словом: «Подъем», после этого по палате разносился удовлетворенный посвистывающий храп. То, что вся палата после ее побудки долго еще хлопала глазами и ворочалась с боку на бок, она не ведала.
***
Через неделю попрощалась и очень довольная результатами анализов уехала Оксана. Марта Исмаиловна заглянула в палату, в которой последнее время постоянно царило веселье, и сказала:
- Сейчас вам привезут больную.
- Привезут? – многозначительно переспросила Люда.
- Да, именно привезут.
Женщины вопросительно переглянулись:
- Ну, накаркала, Оксанка! – разозлилась Тоня, - сама уже в самолете сидит, в Киев свой летит, чтоб ей там икалось.
В палату ввезли каталку с обездвиженным обескровленным телом человека, по которому невозможно было определить ни пол, ни возраст. Голову без единой волосинки прикрывала цветная простынка. Следом за каталкой шла очень худенькая сутулая девочка, на вид ей было не больше пятнадцати лет. Ее худоба и бледность пугающе вырисовывались на фоне дверного проема. За ней маячил изможденный осунувшийся немолодой мужчина.
- До чего же вы бабушку довели? – своим громким командным голосом возмутилась Тоня, - почему до такого состояния дотянули?
Девочка моментально сжалась в комок и стала похожа на маленького паучка, который предпочел бы превратиться в незаметную соринку, только бы ее ни о чем не спрашивали, не лезли бы в душу.
- Я спрашиваю, бабушку-то…, - настаивала Антонина.
- Тише, пожалуйста, тише, - девочка умоляюще оглянулась по сторонам, - не надо, прошу Вас!
- Тоня, это молодая женщина, а не бабушка, - тихо пояснила Галя, - и обратилась к девочке, - как тебя зовут?
- Маша, - сказала та, и тут же снова втянув голову в плечи, низко склонилась над кроватью больной, стараясь закрыться от шумных и любопытных соседок. Мужчина что-то очень тихо сказал Маше и ушел.
- Маша, - удивилась вошедшая медсестра, - вы снова к нам? Что с мамой? Не верю своим глазам, только три месяца назад Лия веселая и цветущая выписывалась из отделения. Ушла, да нет, убежала на своих ногах! Ходила, благодарила всех, смеялась.
- Ужааас, – сразу отреагировала Тоня, - я не хочу! Не хочу видеть этого. Я так не могу лечиться! У меня стресс! Это со мной тоже так будет?
Маша почти срослась с больничной койкой, на которой лежало безжизненное тело ее матери, и, казалось, делала все, чтобы вдохнуть в нее хоть частичку своей еще такой недолгой юной жизни. Почти касаясь ее лица своим, она тихо и монотонно, как молитву твердила, повторяла, одно только слово:
- Мамочка, мамочка, мамочка….
Эта девочка сосредоточенная только на одном - поддержании жизни, которую и жизнью то трудно было назвать, мужественно упрямо боролась.
Женщины, просыпаясь ночью, видели одну и ту же картину. Худенькая фигурка, согнувшись в три погибели на принесенной из коридора скамейке, что-то тихонько шептала над неподвижным телом. Маша не ела и не спала уже вторые сутки. На все уговоры женщин, поесть, она из своего, отгородившегося ото всех мирка, умоляюще твердила: «Я не хочу».
***
Лию лечили интенсивно: облучали и непрерывно прямо под ключицу ставили капельницы, потому что на ее изможденном болезнью и непрерывным продолжительным лечением теле не осталось ни одной здоровой вены. И однажды утром она открыла глаза и вполне осознанно посмотрела на Машу.
- Ваша Маша ничего не ест – тут же нажаловалась на девочку Тоня, - мы сейчас идем на завтрак, скажите, чтобы она поела.
- Маша, поешь, - слабым голосом, впервые за долгое время, сказала женщина. Эти ее первые слова показались чудом.
Скоро Маша немного разговорилась. Оказалось, что она студентка философского факультета и ей двадцать лет. Папа работает преподавателем в вузе. А маму они не могли привезти раньше, потому что трудно было получить квоту.
- Какая у Вас хорошая девочка, - сказала Галя родственнице, которая пришла однажды сменить Машу.
- Да, вот бывает же такое. А она, - родственница кивнула в сторону Лии, - так ее часто ругала. Всегда была ею недовольна.
***
Марта Исмаиловна обратила внимание на Женечку, которая сидела в коридоре одиноко, без мамы и с грустью смотрела в окно на больничный двор. Рядом с ней лежала книга.
«Унесенные ветром» - с какой-то щемящей ностальгией прочитала Марта Исмаиловна название на слегка потертой обложке.
- Женя, - спросила она, как можно мягче, - как ты переносишь процедуры?
Девочка смиренно посмотрела на нее задумчивым повзрослевшим взглядом. На ее покрасневшем от облучения лице были нарисованы черные крестики - разметка для направления лучей.
- Хорошо, - просто ответила она.
Лечение Женя переносила на редкость мужественно. Мама рассказывала, что иногда дочери становилось плохо по ночам, иногда она задыхалась от сухости в горле, после этого боялась заснуть. Но на предложение сделать перерыв, категорически отказалась:
- Я очень хочу скорее уехать домой, – сказала она лечащему врачу.
- Ты читаешь «Унесенные ветром»? - Марта Исмаиловна взяла книгу в руки, - я тоже очень люблю эту книгу. Тебе нравится Скарлетт?
- Пока не знаю, она очень легкомысленная.
- Женя, а ты сейчас очень похожа на Скарлетт, ты такая же сильная как она, и ты очень красивая.
Такие слова она говорила редко, а, может быть, кто знает, произнесла их впервые. Она еще раз посмотрела на девочку и отметила про себя, как та вдруг преобразилась. Взгляд ее широко распахнутых серых глаз помягчал, посветлел, и она стала необыкновенно хороша.
«Что значит молодость. И все-то ей нипочем! Девочку мучает болезнь, сложное лечение, а она вот взяла и расцвела» - Марта Исмаиловна положила книгу на место:
- Посмотри еще обязательно фильм, тебе точно понравится.
***
Она вспомнила о Лии. О том, что сегодня та открыла глаза и начала разговаривать.
В пятой палате женщины примеряли парики и тихонько переговаривались между собой. «Эта палата теперь самая спокойная» - подумала Марта Исмаиловна.
- Ну, - она строго взглянула на Лию, таким проницательным взглядом, каким могла посмотреть только она, - как чувствуете себя?
- Хорошо, - слабым голосом ответила женщина и добавила, - лучше всех.
- Так-то вот! Все проблемы у Вас в голове! Слишком ушли в себя. А теперь начнем присаживаться в подушки! Маша, - обратилась она к девушке, - зови медсестру, будем садиться.
Повеселевшая Маша выпорхнула из палаты.
***
Марта Исмаиловна все шла по больничному коридору, она прошла уже мимо своего кабинета. И ей просто хотелось идти, просто идти, без цели. Вот он - бесконечно длинный коридор отделения, такой же длинный, как сама ее жизнь в этих стенах, такая будничная и такая значимая для нее и всех этих людей, которым она обязана подарить надежду.
- Марта Исмаиловна! Что там наши ученые говорят, когда победим эту проклятую болезнь?
- Ни-ког-да! – устало говорит она.