Искусство принадлежит завсегда

Александр Бирштейн
Так уж случилось, что ведущий трагик областного драматического театра имени Эзопа  Иван Иваныч Орлеанский напился до умопомрачения в компании суфлера Выкидонского. Повод был самый серьезный – зарплата. Третьим был главный режиссер Рыбопожарский. Его-то, в результате возлияний и побили.
Терпение театральной общественности в лице Рыбопожарского лопнуло и, издав приказ об увольнении Орлеанского и Выкидонского, он удрал на больничный.
И зря!
Ибо надвигалась премьера. Собирались показать взыскательной областной публике «Гамлета».
Но…
Вот это пресловутое «но…» возникает почти в каждом рассказе, но – опять это слово! – что делать, что делать, ежели мир соткан из противоречий?
Дело в том, что главную роль принца-Гамлета репетировал как раз Орлеанский. Он, можно сказать, с боем выбил себе эту роль, мотивируя это тем, что с детства о ней мечтал.
- Но Гамлету же тридцать лет! – возражал Рыбопожарский. – А тебе…
- Зато я текст знаю! – крыл Орлеанский.
И добился своего. На всякий случай ему назначили дублера. Из миманса, конечно. Так всегда делали. Ну, чтоб и волки были целы, и овцы сыты. История не сохранила бы имени этого артиста, если б не дальнейшие события.
Теперь представьте себе ситуацию. За день до премьеры актер, репетировавший главную роль, уволен, а режиссер на больничном.
Что делать?
Прорвались таки к Рыбопожарскому директор театра Полубокс и профорг Гринпирс. Мол, что делать?
- Играть дублеру! – постановил тот.
- Так он же в роли ни бум-бум!
- А суфлер на что?
- Так и суфлера вы уволили…
- Посадите кого-то, кто читать умеет!
И окончен разговор.
Узнав о результатах свидания директора с главрежем, Орлеанский с Выкидонский, было, загрустили, но потом приняли для мудрости по сто двадцать граммов коньяка, посовещались и… придумали, смеясь, решение. А поскольку дело происходило в суфлерской будке, там же решение и осуществили. После чего ушли, тщательно заперев помещение и забыв отдать ключ на проходной.
- Прощай, театр! – взверещал Орлеанский, выйдя за двери служебного входа.
- Прощай… - вторил ему Выкидонский и клялся: - Ноги моей больше тут не будет!
Тем не менее, друзья сразу же купили – да-да, купили! – билеты на премьеру.
Искусство требует жертв. Даже материальных.
А до премьеры оставались считанные часы. Дублер Егорский учил роль, а помрежа Фристайлов параллельно рассказывал ему о чем пьеса. Не удивляйтесь – Егорский был молод и только что окончил театральное училище. Современное, между прочим, училище. А там на всех Гамлетов два академических часа. Ну, типа, чтоб не рыпались.
Но публика же про Гамлета читала! Кто в книжке, кто в газете, а кто вообще в кино смотрел. Давно, правда. Но заинтересовалась общественность. Полный зал. Аншлаг. Билеты все проданы. Впервые с 1913 года! Надо же…
За всем, за этим суфлера назначить почти забыли. Ну, чтоб Егорскому подсказывать. Пришлось самому Гринпирсу в суфлеры временно податься. Тем более, нашептывать он очень даже умел.
Помолились, кто кому и… начали.
Ну, пока Гамлета на сцене не было, все, вроде, славно шло. И Горацио почти не заикался, и Тень отца почти трезвый на спектакль пришел, и Клавдий с Гертрудой почти мирно общались, несмотря на то, что женаты… В общем, актерский ансамбль, споенный, то есть, спаянный годами.
А потом Гамлет появился.
Помните, Гертруда информирует Гамлета:
-   То участь всех: все жившее умрет
И сквозь природу в вечность перейдет…
А Гамлет отвечает… О, на сей раз Гамлет ответил… словами… Отелло (его играли лет шесть назад).
- Поход окончен. Турки потонули…
Окружавшие, сначала не поняли. А потом спохватились и дальше по роли:
- Весьма отрадно и похвально, Гамлет,
Что ты отцу печальный платишь долг.
А Гамлет, тут же в ответ:
- Да не забыть. Яго, пойди за сундуками на корабль!
Учительница русской литературы Полина Исаевна  Файнгольц упала с кресла прямо в обморок в своем шестнадцатом ряду.
- Вот она – сила искусства! – подумала публика и зааплодировала.
Ободренные успехом, актеры продолжили.
Король:
- Вот любящий и милый нам ответ…
Тут «король» задумался, ибо задумался и суфлер. Дело в том, что дальнейшие две фразы были густо зачеркнуты, а вместо них вписано:
- .. пальну. Четыре сбоку – ваших нет!
Но, поскольку все было в рифму, Гринпирс продиктовал и это.
А Клавдий послушно произнес.
Гамлет отреагировал мгновенно, правда, уже из «Лира».
- Стреляй, не бойся прострелить мне грудь.
Я буду груб, покуда ты безумен…
Сюжет медленно, но верно уходил куда-то в сторону. Но королева Гертруда еще держалась. Она даже строго спросила:
- Так что ж в его судьбе
Столь необычным кажется тебе?
- Она меня за муки полюбила! – пояснил развязно Гамлет залу предвзятость королевы.
А дальше пошло-поехало. Офелия – читай Корделия – спелась с Реганой – читай Гертрудой и они хором исполнили песенку:
- Как узнать, кто милый ваш?
Он идет с мешком.
Перловица на тулье,
Поршни с ремешком…
Насчет поршней никто ничего не понял. (Браво, Лозинский!). Но аплодировали громко.
Вдохновленные успехом дамы продолжили:
- Заутра Валентинов день,
И с утренним лучом
Я Валентиною твоей
Жду под твоим окном.
Он встал на зов,
Был вмиг готов,
Затворы с двери снял;
Впускал к себе он деву в дом,
Не деву отпускал.
В зале начались овации. Офелию и Регану долго не отпускали.
Надо было продолжать. И Гамлет решился. Показывая на женщин, он взроптал:
- О ужас брачной жизни! Как мы можем
Считать своими эти существа?
И продолжил, обращаясь к Клавдию:
Я черен – вот причина!
А дамам сообщил последний медицинский прогноз:
- Чума на оба ваши дома!
Обвиненные в расизме и распространи опасной болезни дамы, хором взвыли:
- Простим друг друга, благородный Гамлет!
Руководитель облздрава Аскаридова срочно начала кем-то руководить по мобильному телефону.
А Гамлету, тем временем, пришлось простить и отправиться в путешествие с шутом. Каким? Наверное, Йориком, который случайно оказался жив. В путешествии этом повстречали они Лаэрта. А тот почему-то стал вступаться за какую-то Дездемону из соседней пьесы:
- … Я по натуре склонен к лишним страхам.
Наверно я хватаю через край.
Не думайте о Дездемоне плохо…
Но Гамлет не соглашался, мотивируя это тем, что «… если так глядит притворство – небеса притворны…». И порывался Дездемону задушить. Но, поскольку никакой Дездемоны на сцене не было, пришлось душить Офелию, а заодно и Гертруду. Она сама попросила.  Гертруда спешила на съемки рекламы стирального порошка «Кассио», и ей нужно было освободиться пораньше.
Ученики церковно-приходского лицея-гимназии № 1 прекратили зажиматься и уставились на сцену. Дело шло к развязке.
На сцену вышли капитаны – почему-то милиции – подхватили Гамлета и не то увели, не то унесли.
- Нет повести печальнее на свете, чем та, что завтра мы прочтем в газете! – промолвил последний оставшийся на сцене актер и дали занавес.
Публика вызывала актеров двенадцать раз! Горы цветов! Овации!
Орлеанский и Выкидонский, так умело перепутавшие суфлерский текст, загрустили.
Отчаялись они назавтра, узнав, что все билеты на этот вариант «Гамлета» раскуплены на два месяца вперед.