Классик израильской литературы Йорам Канюк, участник войны за Независимость, собирается привлечь к суду еврейское государство за то, что оно отказывается признать его – иудея по крови – лицом без религиозной принадлежности. Объявленная писателем война исключает какой-либо компромисс. Канюк собирается отстаивать свои принципы вплоть до высшего суда справедливости.
Что же нарушило покой 81-летнего писателя, чьи многочисленные романы издаются не только в Израиле, но и по всему миру? Другие в его почтенном возрасте почивают на лаврах, раздавая автографы. Причина – в маленьком десятимесячном мальчике, внуке Канюка, которого отдел регистрации населения МВД автоматически записал «американским христианином», вспомнив о том, что его бабушка (жена писателя) – американская христианка. Первый бой его дедушка выиграл: запись о религиозной принадлежности из свидетельства о рождении малыша чиновники убрали. Но этого оказалось недостаточно - что называется, разбудили дремлющий вулкан.
В сопровождении опытного адвоката писатель отправился в министерство внутренних дел, требуя уравнять его в правах с внуком и внести соответствующую запись в реестр регистрации населения о том, что он, Йорам Канюк так же является лицом без религиозной принадлежности. О том, что было дальше, я решила узнать от самого писателя, с которым мы встретились в центре Тель-Авива.
Лауреат нескольких премий и автор многочисленных романов вошел в кафе, опираясь на палочку и тут же был узнан многими посетителями, которые подходили к нему, или приветствовали, оставаясь за своими столиками. Официантка беспрекословно выключила по его просьбе музыку и мы начали беседу.
ххх
- Когда я изложил чиновникам МВД свою просьбу, те прочли мне целую лекцию на тему патриотизма, - вспоминает Канюк. – Они кричали на меня, обвиняя в том, что я изменю собственному народу. Говорили, что я могу записаться кем угодно – хоть мусульманином, но поменять свой статус на «лицо без религиозной принадлежности» я, еврей по крови и рождению, не имею права. Выслушав все это, я потребовал от чиновников официального письма о том, что они отказывают выполнить мою просьбу, и, получив его, подал иск в окружной суд. Если мои доводы будут и там отвергнуты, я собираюсь обратиться в высший суд справедливости.
- Надеетесь, что вам удастся одержать победу?
- Нет. Вряд ли мне удастся добиться того, чего я хочу. Но у меня нет выбора. Когда мой внук вырастет и узнает, что, в отличие от остальных, не сможет получить обычную повестку о призыве в армию, и сможет призваться только в качестве добровольца, как это произошло в свое время с его матерью, он будет знать и другое: его дед хотел разделить его участь.
- То есть, обращаясь в суд, вы не намеревались затевать каких-либо революций?
- Конечно, нет. Иное дело, если бы моему примеру последовали другие, тогда, возможно, это и стало бы началом каких-то перемен. Но подобные вопросы каждый решает для себя сам. За последние дни я получил очень много звонков от людей, которые меня полностью поддерживают, но никто из них пока не обратился в МВД с подобной просьбой. Так что и в связи с этим к меня тоже нет никаких надежд. Более того, я убежден: у государства, которое идет на поводу религиозных диктаторов, есть большие проблемы, которые со временем будут только усугубляться. Впрочем, я об этом уже не узнаю, поскольку буду лежать в холодильнике медицинского факультета, которому завещал свое тело после смерти в качестве пособия.
- Звучит жутковато...
- По-моему, гораздо страшнее другое, - возражает писатель. - Израиль находится на последнем месте среди развитых стран по пожертвованию органов для пересадок. И все из-за того, что религиозные правила создают культ из мертвых тел, которые, якобы, должны быть погребены целиком. Мой друг заведует отделением по пересадке органов. Недавно я услышал от него историю, которая меня потрясла. У него в очереди десятки больных, которых может спасти только пересадка донорских органов. Некоторое время назад в Израиле трагически погиб знаменитый футболист, который завещал свои органы после смерти другим людям и подписал карточку «АДИ». Раввины убедили родственников погибшего футболиста отменить это решение, и в результате умерли больные, которых можно было спасти. В сущности, они погибли из-за религиозных догм. Почему? Не странно ли, что в Израиле, который в области высоких технологий и научных достижений опережает многие развитые страны, больные умирают от того, что религия запрещает людям жертвовать органы погибших?
- Как вы думаете, если бы ваши родители были живы, они поддержали бы вас в этом вашем «разводе» с еврейской религией?
- Да, я в этом уверен. При том, что мой дед учился в ешиве, всю жизнь изучал Талмуд и был очень религиозным человеком, он никогда не требовал ничего подобного от членов своей семьи, признавая за каждым право жить так, как он хочет. Мои родители были настоящими сионистами, строили это государство, но при этом оставались светскими людьми и не признавали религиозный диктат. Мама прибыла в Палестину из Одессы в 1910-м году, отец из Галиции в 1928-м. Я родился в 1930-м, принимал участие в войне за Независимость, где получил тяжелое ранение. Создавая еврейское государство мы не думали, что в итоге все так повернется, и нашу жизнь будут определять религиозные догмы. Во времена моей юности отношение ко многим вещам было гораздо более либеральным - не таким, как сейчас. Я хорошо знаю иудаизм, люблю его и изучаю много лет. Думаю, что в теологическом споре я дам фору любому раву. И именно благодаря тому, что я очень глубоко знаю иудаизм, у меня есть право утверждать: суть иудаизма не в тех жестких ограничениях, которые пытаются навязать нам религиозные деятели в Израиле. Что мы видим сейчас? Огромная часть евреев, которые живут за границей, оказываются оторванными от нас, потому что в Израиле не признаются другие течения иудаизма – реформистский, консервативный, и решающее слово во всех ключевых вопросах всегда остается только за ортодоксальным иудаизмом. Почему 300 тысяч новоприбывших, которых ортодоксы не считают евреями по Галахе, обязаны проходить гиюр, чтобы получить те же права, что и другие граждане Израиля? Почему раввины должны разрешать, какую минеральную воду нам можно пить? Разве воду можно вообще разрешить?
- Вы убежденный атеист?
- Я не верю в Бога, но понимаю, что в свое время религия возникла для того, чтобы помочь сохраниться еврейскому народу. И это было оправдано. Но никогда в истории иудаизма не было подобной диктатуры раввинов, которую мы видим сегодня. Я убежден, что союз политики с религией и государства с религией – очень опасен. Самый яркий пример тому – то, что мы происходит в Иране. Разве мы хотим превратиться в «еврейский Иран»? И разговоры о «чистоте крови» я, человек, чья семья потеряла во время Катастрофы близких, считаю совершенно неприемлемыми: они напоминают мне теорию о чистоте расы, которую проповедовали нацисты. Повторяю: я считаю, что религиозные догмы не должны определять жизнь людей, которые никак себя с религией не соотносят. Посмотрите, какие проблемы создают выходцам из бывшего Союза, которые не являются евреями по Галахе. Разве то, что они идентифицируют себя евреями, любят эту страну, воюют и погибают за нее – не лучшее доказательство их причастности к еврейскому народу? В начале 1990-х мне казалось, что «русские», которые во многих смыслах спасли нашу страну, совершат революцию и в этой области. Появились «русские» партии, которые обещали своим избирателям, что добьются для них равных прав во всем, но ничего не изменилось. И я не очень понимаю, почему «русские» продолжают мириться с таким унизительным положением. В свое время, когда я женился на гойке, я не собирался обращать ее в еврейскую веру – о гиюре даже речи не было. Моя супруга живет в стране уже 50 лет и ничем не отличается от других израильтян.
Мне 81 год, я создавал эту страну, считаю себя евреем и люблю свой народ. Мои дочери, не являющиеся по Галахе еврейками и отслужившие в армии, любят его ничуть не меньше. Как и жена, которая не проходила гиюра... И я не хочу, чтобы у моего внука – представителя седьмого поколения нашей семьи в Палестине и Израиле, появилось когда-либо ощущение, что он другой, не такой, как все. Поэтому я решил, пока жив, стану таким же как он: оставаясь гражданином Израиля и являясь частью еврейского народа, я не соотношу себя с религией.
- Кстати, а как ваша семья отнеслась к тому, что вы объявили войну министерству внутренних дел и затеяли судебную тяжбу?
- Близкие меня понимают и поддерживают, но предпочитают избегать общения с журналистами на эту тему. Мне 81 год, не так уж и много осталось жить, но я не могу мириться с тем абсурдом, в который пытаются превратить нашу жизнь.
- Наверняка, была и отрицательная реакция на ваше недавнее заявление и поход в МВД?
- Проклятий было гораздо меньше, чем я ожидал. Да, есть люди, которые пишут в Интернете, что я предатель своего народа, чудовище, и меня надо убить. Но я уже не раз слышал подобное в свой адрес...
- В свое время вы написали очень неоднозначный роман о Катастрофе, который впоследствии был экранизирован известным режиссером Полом Шредером (фильм «Воскрешенный Адам») и поставлен на сцене театра «Гешер» (спектакль «Адам бен-келев»); подверглись бойкоту со стороны многих израильтян, посчитавших, что вы посягнули на святое, и какой-либо юмор тут неуместен.
- Я считаю, что написал очень еврейский по сути роман о Катастрофе. Чувство юмора – это одна из самых сильных сторон, присущих нашему народу, которая позволяла ему пережить самые трудные времена. Я, например, постоянно посмеиваюсь над собой и рассказываю о себе смешные вещи. Это черта еврейского характера. Что же касается моего романа о Катастрофе, то он переведен на десятки языков. И в Израиле его, пусть спустя много лет, но все же признали... Знаете, есть такое замечательное выражение: «Не бывает целого сердца без разбитого сердца». Мне очень жаль наблюдать, как под нажимом религиозного диктата исчезает еврейский юмор и еврейская любовь к другим, которая тоже всегда была присуща нашему народу. Мы кочевали с места на место, были народом книги, народом многовековой мудрости, а теперь ведем споры по поводу «костей» - кого, где и как хоронить. Мне все равно, что будет с моим телом после моей смерти. Повторяю: я завещал его университету. Я не хожу на могилы своих предков: на могиле деда, который похоронен на первом еврейском кладбище, там же, где и Трумпельдор, я был всего дважды – на похоронах деда и когда обо мне и моей семье снимали фильм. И на могилы родителей я тоже не хожу. Какое значение имеет то, где лежат их кости, когда мои близкие продолжают жить в моих воспоминаниях и моих книгах?
Фото автора