Уроки демократии в 10 м А

               
                Уроки демократии в 10 – м «А» .

В советское время, при Сталине, многопартийность была немыслима. Её искоренили ещё в 20-е годы. Но в одном закоулочке на короткое время она вдруг возникла. Этим закоулочком был класс, в котором я учился.
    31-я мужская средняя школа находилась на 7-ом Ростовском переулке, на высоком берегу Москвы-реки напротив Киевского вокзала. В годы учёбы мы слышали, что школа наша существует много лет, и  директор Дмитрий Петрович Преображенский, старый добрый дедушка, работал в ней ещё до революции. И только недавно я узнал, что основана школа была ещё в конце  XIX   века, как частная женская гимназия Алфёровых. Располагалась сперва на Арбате.   А в начале прошлого, XX века, для неё было построено специальное здание, которое красуется и поныне.
    Эти сведения извлёк из интернета мой любознательный и дотошный друг Юрий Фост. С ним мы когда-то сидели на одной парте, затем вместе побеждали время и расстояния (по большей части Юрий живёт и работает в Берлине).
      Я и мои одноклассники окончили школу достаточно давно, в 1951 году. Через несколько лет здание школы было передано районному суду, прежде - Ленинскому, а потом – Хамовническому. В последнее время здание это – по сути - памятник архитектуры, мелькало на телеэкранах и фотографиях в газетах и интернете, поскольку именно там проходили заседания суда по делу Ходорковского и Лебедева. А значит,  на 7-ой Ростовский переулок слеталась пресса, особенно иностранная.
   Но речь пойдёт не об этом, а о нашем классе. Смело могу сказать, что класс был незаурядным. Думаете, я пристрастен? Тогда «выкладываю» факт: выпускники одного нашего класса получили в 1951 году 5 золотых медалей и 3 серебряных. Для школы это стало рекордом. Причём, мы не были отпрысками какой-то элиты. Родители были самые обыкновенные, но в нашей среде ценились начитанность, разносторонность интересов, мальчишеская порядочность.
     Конечно, хорошие ориентиры шли и от учителей. Классный руководитель - пожилая русистка Мария Ильинична Назарова была доброй хлопотуньей, которую мы уважали, но не боялись. А историка Фёдора Петровича Лебедева  побаивались. Он был неординарный, можно сказать, мощный мужик со своей тайной. На фронте у него что-то случилось; вроде бы побывал в плену. Видимо поэтому, из партии он был исключен. Но,  по сути, оставался коммунистом. И к истории прививал нам отношение вполне правоверное. Представляете, в 9-10 классах у нас был кружок диалектического и исторического материализма, который вёл Фёдор, как мы его называли.
    Таким образом, духа скептицизма, диссидентства у нас в классе не было. Зато была широта интересов ко всему, что происходило в мире.
   В 10-м классе мы уже почувствовали себя достаточно взрослыми и стали искать, в чём бы можно отойти от рутины и стандартов, свойственных школе?
   Началось с малого. Старосту выпускного класса мы решили избрать сами, хотя обычно он назначался сверху.  Кандидатур было несколько, и наметилась некая борьба за голоса. И тут кто-то предложил:
 - А пусть у нас в классе будут политические партии. Интересно может получиться: дискуссии, выборы, первый тур, может быть – второй. Избирательная комиссия.
   Идею подхватили. Правда, названия партий были условные. Скажем, я оказался лидером Народной партии. Была ещё Демократическая, ещё какая-то. Точно помню коммунистической не было.
   Мария Ильинична как-то пыталась нас урезонить, но куда там! Больше того, один способный разгильдяй  говорун Юрий Гелин начал выпускать устную газету под смачным названием «Нью-враки». Это была политическая пародия на события классной жизни. После уроков мы собирались у пригорка недалеко от школы, и Юрка  оглашал очередной выпуск газеты.  Удовольствия и хохота было много. Обижаться на придуманные названия и клички было не принято. Скажем, одному из ребят дали кличку «Гиббон». Кличка прилипла. Больше того, в своей устной газете республику нашего класса Гелин назвал Солнечной Гиббонией. Была даже ласковая форма обращения к её гражданам: «гебочка».
   В итоге межпартийной борьбы пришлось действительно проводить выборы старосты в два тура. Во втором победил отличник и умница Андрей Брушлинский.
   Об Андрее можно рассказывать много. Но в рамках этого сюжета вынужден быть кратким. Андрей Брушлинский стал одним из наших золотых медалистов. Затем окончил Философский факультет МГУ, аспирантуру, стал кандидатом, а впоследствии – доктором наук. Возглавлял Институт психологии Академии Наук.
   Он дважды был у меня на эфире. Общаться с ним значило окунаться в волны интеллекта и доброжелательства. Ужасная весть грянула в 2002 году. Философ, психолог, учёный-интеллектуал, джентльмен до мозга костей Андрей Владимирович Брушлинский был убит заурядным грабителем, который не стоил каблука его ботинка. Я бы прищучил подонка собственными руками.
    Ну, а как же с внутриклассной демократией? Игра эта со временем нам надоела и сошла на «нет». Но напомню: это происходило в 1951 году. Ещё был жив Сталин, и политический маразм крепчал. В то время стоило кому-то «стукнуть», что в выпускном классе комсомольцы играют в многопартийность, выпускают бесконтрольную газету, и последствия могли быть очень серьёзными – и для учителей, и для родителей, и для кого-то из нас. Но стукачей, к счастью, не нашлось, что ещё раз говорит в пользу нашу и наших старших.
  Для сравнения могу вспомнить, что когда, спустя 5 лет, в 1956 году, уже после смерти вождя, на моём родном Историческом факультете МГУ раскрыли группу студентов и аспирантов, которые обсуждали проблемы общественного устройства и пытались как-то распространять свои спорные суждения, кара была жестокой. Несколько человек получили сроки, а два аспиранта – Краснопевцев и Обушенков по 10 лет.
  Ну, а история с нашей классной демократией, получила продолжение – кто бы мог подумать! – через 35 лет! Общались все  эти годы мы друг с другом по-разному. Кто дружил – были в постоянном контакте, кто-то виделся от случая к случаю, о ком-то вообще ничего не знали. Интернета и сайта «Одноклассники» тогда не было. Но один из нас  - хвала ему! – Лёва Виноградов проявил инициативу и предложил собраться вместе всем, кого сможем найти. И мы собрались. Местом встречи стал ресторан  Дома архитекторов. Помню, как мы опознавали каждого приходящего: кто-то изменился мало, а кого-то было не узнать. Мы-то помнили его мальчишкой, а теперь ему за 50!  Уже это было интересно, а ещё интереснее, кто кем стал. Всего собралось 23 человека. Для той ситуации, по-моему, очень много.
   Поначалу, общение было довольно поверхностным: кем ты стал, в чём преуспел, как семья.  Но постепенно скованность прошла, и языки развязались. И тут я хочу подчеркнуть – это был 1986 год, второй год перестройки. Постепенно за столом возобладал критический дух, в том числе по отношению к власти и господствующим ещё порядкам. И тут кто-то испугался. Особенно главный организатор встречи. Испугался крамолы. Боялся подвести одного из нас, который работал в ЦК партии. И вообще сказалась многолетняя привычка держать язык за зубами. Но и работник ЦК, и я, как журналист, убеждали, что бояться друг друга не надо. Помню, я говорил: сколько лет не виделись, прожита большая часть жизни, и безумно интересно, кто что думает и кто чем дышит. И разговор пошёл дальше, без перехлёстов, но и без внутренней цензуры. Вспомнили мы, конечно, и наши выборные игры  в своём 10-ом «А». Ну, а подлинное знакомство с демократией было ещё впереди. Было и опьянение, и разочарование, и демагогия. Само понятие демократии оказалось очень многозначным. Можно за неё бороться, можно её ограничивать, можно её поносить.
   Ну, а маленький опыт нашего 10-го «А» показывает, что в демократию можно и играть. Впрочем, и политики иногда в неё играют.