Счастлив как Чингисхан. Часть 2. Рена

 
    Хлеб, кефир. Что еще? Много чего. Хорошо бы сок, пельмени какие-то. Вдруг, Игорь  приедет.  Зарплата только завтра.   Ну почему не два раза в месяц?!   Миг – и улетела. Проворной птичкой из клетки. Попробовать как мама?  Все деньги на стол и - на  тридцать конвертов, – куда сколько попадет.  А дальше - по разным местам – в комод, письменный стол, буфет, на полки с книгами. Каждый новый день – сюрприз! Вытащили толстый конверт – тут тебе  торт,  фрукты, конфеты, лимонад и даже сладкий кагор!  Шумное застолье и праздник.  Зато на следующий день - черный хлеб, батон и чай. Негусто, зато интересно.

    Брать  примеры с родителей полезно, да не во всем. Мама – оригинал! Надо ж  было уметь – «исчезать» из семьи!  В руках – новый  роман, ничего не видит,  не слышит. Утром в ночной рубашке, как сомнамбула,  появляется в кухне. После бессонной ночи – бледная,  растрепанная, наливает чай, берет сухарь и  бредет к себе в угол.  Не отрываясь от книжки. Ур-ра! Мы - «одни» дома!  Лезем с Димкой  на  шифоньер. Под потолком не разогнуться.  Скрючившись,  летим  через комнату на кровать   у дальней стены. Прыжок на панцирной сетке – снова  на шкаф! Клубятся перья из подушек! Снуют друзья-подруги, и все стоят на голове. Гремит музыка. Мама глуха и слепа.  Ее  - «нет»! Она   читает!  Вечером  от своих солдат приходит голодный и  хмурый папа.  Осторожно  заглядывает – сколько у нее осталось  страниц, и  идет варить макароны.

    Ну, наконец! Противный  роман дочитан.  Мама возвращается  к  семье!  Устало        улыбаясь,  идет умываться, причесывается.  Замечает бедлам и своих детей.
    - А какое у нас сегодня число? А день недели?

    К нам врывается ураган! Носится по квартире, скребет, чистит, стирает, наводя блеск и порядок. Из кухни – одуряющий запах пирогов, котлет и компота. Именно в такой день ей  удается  вытянуть толстый конверт! Папа приносит цветы. От нас требуют школьные дневники и добродушно прощают «успехи». В доме веселье и  сытость… – до следующего романа!


    Наверное, это болезнь – библифрения  или что-то в этом роде.  Опасная, инфекционная.  У детей иммунитет крепче.  Я заразилась, но  не в такой  угрожающей степени. Хорошо, что жены  офицеров сидят дома, в гарнизонах им работать негде. А я?  Опоздай на лекцию или семинар,  вовсе не явись раза два – Анна Николаевна выгонит с треском.  В другом месте  не защититься. Тем более,  диссертация почти готова. Публикаций  маловато, но время  терпит.  Главное – не хиреть, не жиреть, бегать  побыстрее - с помощью кефира и морковки!  На это денег  хватит!

    Целый день  - сплошная  нервотрепка.  С самого утра:
    - Где  Рената Львовна?  Найдите Ренату Львовну!  Срочно ко мне!
     Лаборанты сбились с ног. В расписание им  трудно посмотреть?  Принимаю зачеты и зверствую на всю катушку.  По-другому – не получается, если изо дня в день один и тот же скулеж:
    - По кафедре низкая  остепененность.  Когда представите  кандидатскую? У Вас давно закончилась аспирантура! Прошел последний срок!
   Последний срок… Последний срок!    Словно наша    Анна -  умирающая   старуха   Анна у Валентина Распутина.  Завтра, скривив тонкие  перламутрово-сиреневые губы, добавит:
    - Почему  зачеты  лишь  у половины группы? У Вас плохая успеваемость!
   Не у студентов - у меня! Как объяснить   железной  Нюше, что  будущие экологи    и учеба - несовместимы!  Вместо хариуса в реках  водится "мордиус", а планктон и байкальский рачок эпишура превращаются в  сладкую парочку -  Платона и Шуру!   Убеждать завкафедрой  - пустая трата времени.   Нюша  тверда:
    - Мы не станем отчислять платных  студентов! Вы же не хотите  потерять работу? Выпустим с дипломами всех до единого,  даже тех, кто не умеет читать! 

    Когда здесь будет подземный переход? Стоишь  и  пялишься на  все  подряд!  Бетонные высотки загородили небо, зеленые газоны съедает дорога, и нечем дышать от выхлопов. Вот бы выбраться на природу!

    На мокром асфальте сияющий желтый лист. Какой-то  растяпа обронил документы. Немудрено, в такой толчее. Растоптанная  серая папка. Веером раскинулись  белоснежные с крупным шрифтом странички. Бумаги уже в грязи. Вдруг – чья-то диссертация, труд нескольких лет и бессонных ночей?   «Менеджер» с метлой   утром отправит  бумаги на свалку. Наступают, чтоб не замарать обувь!  Могли  бы поднять и положить на скамейку. 

    Сгребаю в кучу  продырявленные  тонкими каблучками  листы. Некоторые – безнадежно потеряны, смяты  в  мокрые комки.  Безобразные  отпечатки рифленых подошв. Это – не документы.  Беллетристика?  Человек     вернется. На бетонной приступочке  у фонарного столба  увидит свою папку.

    Запикал  светофор. Темная толпа  устремилась через дорогу. Час на автобусе, можно расслабиться и  закрыть глаза. Магазин на углу еще открыт. В прошлый раз у кассы собралась очередь. Стоящий  впереди слоноподобный  дядька  чихнул. Стало смешно,  и мысленно  произнесла: «Будь здоров!» Он обернулся и  громко сказал: «Спасибо!»  Девушка-кассир  удивленно взглянула на него, на меня и пожала  плечами. Передача мысли на расстояние, телепатия?  Что-то подобное случалось и раньше.

    Уезжали с дачи. Розовая дымка заката и вечерняя  прохлада. Соседи, выщипывая сорняки,  распластались на грядках –  толстая   неуклюжая Фрося и ее муж – проворный  весельчак  Иван. 
    - До завтра!  Вы  еще остаетесь? 
    - Так мы норму не выполнили, - засмеялся он, -  работа полезна для  здоровья! 
    - Бывает и наоборот, - отшутилась, махнув рукой.

    Только через полторы недели появилась Фрося.  Одна.
     - А где Иван? 
      Она отшатнулась, как от чумы, и тихо произнесла:
    - Так его похоронили. В тот же вечер умер, как Вы сказали.
   С тех пор Фрося старалась не попадаться на глаза, ее  соседка - ведьма! Ночью  не спалось,   замучили угрызения совести.   Кассандра  нашлась!  Зареклась – держать язык за зубами, если вдруг захочется пошутить или прилетит в голову очередная нелепость.

    Продавщица улыбнулась узнавающим  взглядом. Вспомнила, наверное,  смешного дядьку, который чихает и   говорит покупателям «спасибо». Цены! Растут как на дрожжах. Отечественных.  Понятно, куда те исчезают! А сухие, китайские,  плохо поднимают тесто или надо вбухать  целый  пакет.

    За стеклом витрины  на улице стоит  Бублик. Говорят, от этой паленки-катанки  у бичей  отказывают ноги.  Бублик ходит, тяжело опираясь на палку. 
    - Вы Катина соседка? -  для него  это давно не секрет.
    - Да, а что? 
    - Катя говорит,  Вы - ученая. Возьмите за десять рублей. Про Чингисхана», - и  протягивает  знакомую  серую папку.
    Наваждение.  Только что держала в руках,  положила на видное место, но  она – от самого метро,  на автобусе и  хромоногом Бублике догнала меня  по дороге домой. За  десятку в соседнем дворе дают поллитровку  паленки.  Чужие бумаги – к чему они, если от своих  спасения нет?  Взять, чтобы вернуть?

    Отвратительный скрежет ключа в железной двери!  В советских  фильмах так   открывались тюремные камеры   матерых  уголовников. А  решетки на окнах!  Просто устаешь от мира в клеточку. Но мне эта прелесть по заслугам. Я – преступница в глазах  Анны Николаевны. Диссертации нет, студенты в  сплошных неудах.  Никчемный преподаватель и  тупица - «ученый». Лучше – ученая  тупица. И для одной лишь  Катьки, а теперь и Бублика, – Уче-е-ная!

    Когда-то моя тетя Вера  работала  вместе с Катькиной матерью и Бубликовым отцом  на  фабрике удобрений. От нее и стен  теперь не осталось – растащили кирпичи по дворам и дачам. Чтоб  рабочие дальней  окраины не разбегались   с  вредного производства – построили  двухквартирные щитовые домики,   – «финские коттеджи».  Выделили большие приусадебные  участки. Люди завели огороды, коров, свиней, коз, домашнюю птицу.  Фабрика в последние годы  терпела убытки, дышала на ладан, пока не   остановилась. Народ  стал  пробиваться  хозяйством – старики вытягивали. Остались без них  великовозрастные  детки – разорили добро и пошли гулять-веселиться.
    Один из них – Бублик,  для  местных – Монгол. На самом деле – никакой не монгол. Круглоголовый,  луноликий,  с  проседью и  раскосыми, чуть навыкате глазами. Отец его – китаец,  был добрым  и уважительным. Жену оберегал, холил и лелеял.  С работы  - бегом к домашним  делам – уберет, приготовит, накормит  и гулять – нарядную,  в золоте,  выведет. Пышная белотелая русская жена – гордость китайца.  Но сына проглядел. Бублик – разрядник по какой-то борьбе, в молодости  тренировал местного    депутата. Ничему другому не научился, но этим  фактом  биографии  гордится. Деньги не клянчит просто так, но всегда  - с  интеллигентным обхождением:
    - Купите книгу, это большая редкость… Нет, не  надо?  Тогда одолжите  десятку  до понедельника, поиздержался…
    Когда по пьяни спалил дом, у сына жить не смог. Давил порядочный образ жизни.  На своем  пепелище  в веселой компании  проводит  лето, прикрепив матерчатый полог к уцелевшей стене.

    Бублик – полиглот. На память цитирует Библию, Коран, Тору. Знает  историю всех времен и  народов   с удивительными подробностями – становление и падение  империй, халифатов, государств. Полководцы, цари, святые, словно близкие ему соседи и друзья, только вчера  вместе сидели за кружкой пива.  Как  «охотники на привале», расположившись  кружком, бомжи, затаив дыхание, внимают его  страстным речам  и рассуждениям о смысле жизни.

    Недюжинным интеллектом  «сразил»  жену, журналистку  популярной газеты. После пропажи из дома  словарей и справочников, превратившихся в   «веселящую огненную воду»,  терпение  лопнуло, и она бесследно исчезла из его жизни вместе с маленькой дочерью.  Бублик не расстроился и не пытался  разыскать семью. Женщин, любящих  «ушами»,  всегда  предостаточно, и среди них  те, кто бросает семью, прощает  побои и грубость.  Вытащить, спасти от мерзостей жизни – любой ценой! Это ли не  благородная цель  самопожертвования!  Только  фонтанирующая как шампанское натура  брала верх – Бублика вскоре одолевала скука, душа просила публики и  новых  побед. Поклонниц как ветром сдуло, когда стали отказывать ноги,  а лукавый взгляд черных очей сменила обиженная  мина обманутого страдальца.

    Смотришь в окно – ну какая тут Москва, даже не пригород!  Где помпезные башни-сооружения, нынешние готика  и ампир, ослепительные витрины и  крутящиеся вихри «зеленых»?  Провинция, глухая Тмутаракань, которой так боялась Суси.  Обстроенные «хрущовками»  со всех сторон, «финские коттеджи»  вросли в землю.  С  просевшими рубероидными крышами и покосившимися печными трубами – обитель   состарившейся,  в прошлом - буйной    местной  шпаны.   Доброму, вечному их учили  когда-то в   здешней  школе. Пошло не впрок, но  не выветрился дух  коммуны, единства и братства. Кто «завязал» и стал трезвенником,  получает пенсию  или  мизерную зарплату - сторожа, дворника,    даст пищу и кров несчастным    бедолагам.    Потерявшие   жилье  по милости дурных склонностей и мошенников  добротой не злоупотребляют.  Чаще всего     подселяются  в  колодцы теплосетей к опасным  «квартиросъемщикам»  –  людям случайным, не местным.

    Трасса   тянется по лесопарку с редкими  березками и ивами.  По утрам из двух-трех  земных  отверстий высовываются лохматые  головы, появляются  темные крючковатые  фигуры. Не спеша, собираются к чаю. Вьется   сизый дымок   костра. Главный источник существования –  отбросы.  Но все чаще попадаются    и  приличные вещи – народ богатеет. Неудивительно, а вполне нормально, что в контейнере шарит  обладательница  норковой шубы, засаленной и местами  лысой.   Все лето ходил мимо окон  «милиционер» в брюках с красными лампасами,  голубой рубашке и в кителе -  соседка с первого этажа  выбросила амуницию   сбежавшего мужа, старшего лейтенанта УВД.  Бублик рассказывает, что  одному из его знакомых крупно повезло – выудил  из мусорки  старую  куртку, в кармане которой  оказалось несколько тугих пачек купюр, перетянутых  зеленой банковской резинкой.

Спешит, семенит,  мелко перебирая  ножками, Зина. Худенькая, маленькая  состарившаяся девочка в коричневом мужском плаще. Говорят, была первой красавицей в рабочем поселке. Но умерли родители,  и покатилась девица по наклонной. 
    - Квартиру менты отобрали, -говорит, пришепетывая беззубым ртом.
    Несколько раз  забирала милиция. Молодые парни брезгливо засунут в машину, отъедут, тут же остановятся и высадят, затыкая нос платком. Ногу сломала  прямо в колодце. Доставали на веревках спасатели МЧС. Из больницы  вернулась  тихая, чистенькая, в платье с бантиками, в нарядном платочке. Сидит на бетонной подставке у мусорных   баков. 
    - Зина, давай оформляться в интернат! 
    - Нет, мне тут лучше.
    Идет во двор к Погодаеву,  в школе за одной партой сидели.  Светит летнее солнышко, благодать.   Она  раскладывает на скамейке найденную  еду, жует. Рядом – хозяин. Разговаривает и виду не подает, терпит дурной  запах  немытого тела и помойной одежды.

    Никого мимо не пропустит  Гавриков.
    - Мне к матери надо ехать. У вас не  найдется пятнадцать рублей? Нет? А пять? Я пенсию получу – отдам.
    Три года назад  отморозил  фаланги пальцев на руках.  Повезло – жив остался,  и   деньги  по инвалидности платят.   Сосед  его замерз  у калитки во двор –   пару шагов до двери не дополз.   Жена Гаврикова  тайно  сбывает     самопальную водку – надо  ж детей учить, поднимать. Муж спился  своим же изделием.  Семья отгородилась от выпивохи, накрепко заколотив к нему дверь.   Второй год   вылезает на улицу через окно.

    В соседнем доме – бывшая продавщица  Лиля. Сын – одаренный  многими талантами и золотой медалист - алкоголик,  внук - наркоман. Добрая душа  Лиля    однокашников  привечает.  Вот и  Оля прибилась, за беспробудное пьянство выгнал из дому  муж. Высохшая, скособочившись на одну сторону и  шаркая  по земле заплетающимися  ступнями, несет от колонки полведерка воды. Заглядывает в наглухо закрытые, грязные  окна   в  пятиэтажке,   где прожила много счастливых  и трезвых лет. Останавливается, увидев встречного.  Долго смотрит вслед и вдруг,  по-птичьи  завернув голову,  громко и визгливо  пророчествует:
    - У Вас все будет хорошо! У Вас все получится!  Вы будете счастливы! 
    Седую, тяжело располневшую  Лилю   неприкаянный народ называет уважительно и  ласково - «Лилечка сказала, Лилечка  выручила…».  Наверное,  в их глазах она по-прежнему  нежная беленькая девочка в отглаженном  школьном фартучке, с косичками,  вовсе не   жадина – всегда даст домашку списать.

    Наши бичи,   если  слегка «под мухой»,  заводят  светский разговор - о погоде,   здоровье, правительстве, телепередачах.   Нагруженные  «под завязку», сидят под забором, мычат  себе под нос и  медленно ползут на четвереньках домой.
    - Мама, смотри, дядя в собачку играет! -  смеется малыш.

       Приземистые жилища и заросшие бурьяном огороды  – отрада для глаз, кусочек забытой  и  не совсем убитой природы.  Тетя Вера  поначалу тоже жила   в    «коттедже», но позже  для инженерно-технического  персонала  построили эту   панелку.  Теперь  ее квартира по наследству досталась мне, как и Катьке – от матери.

    Редкая удача - пройти по улице и не встретить бомжа.  Эти  «дети подземелий» держатся обособленно от наших бичей.   Зимой ютятся в    колодцах, а летом кочуют в родные места, на юг,  при худшем варианте -  в  укромный уголок лесопарка.  Натягивают  навесы -   выброшенную с огородов и дач полиэтиленовую пленку, ловят бродячих собак на шашлыки.   Настороженный  острый  и быстрый взгляд,  недоверчивый и пугающий как  нож,  за ним -   глухая китайская  стена. Ходят группами, парами  по проторенной тропинке -  старики,  парни, крепкие мужики в наколках, с ними женщины – грязные и ободранные как Зина и почти дамы,- в мини и на высоких  стоптанных  каблуках.  В конце тротуара снимают неудобную обувь, по траве  идут босиком.

    «Дети подземелий» - за плечами многих колонии  и тюрьмы, не знают простых вещей – как оплатить проезд в транспорте, получить пособие или найти защиту от агрессивных недорослей.  Они  будто остановились в развитии, зацепившись  за подростковый романтизм или многообещающую юность. Играют  странные роли   в театре абсурда,  эти  сказочные принцессы и  отважные рыцари. В летний дождь у колонки   кокетливая  подруга  с одутловатым лицом    обмывает забрызганные грязью ноги.  Спутник бережно поддерживает под локоть. 
    - Посмотри, пожалуйста, чисто? - и высоко поднимает подол сарафана. 
    - Не только чисто, но и красиво! - с улыбкой отвечает тот.

Багровый синяк и ярко-морковные губы, морщинистая  темная кожа,  детская мимика,  капризный, хрипло-прокуренный   голосок:
    - Ваня, купи, купи  мне, пожалуйста, шоколадку!   Ну,  вон ту, совсем – совсем ма-а-ленькую, с Аленкой. Я  хочу шоколадку!
     И, жеманно улыбаясь,  шурша фольгой, - продавцу:
    - Большое спасибо!

    Только что достал еду   и ест, не отходя от контейнера.  Протягиваю деньги:
    - Купи себе хлеба. 
    На лице растерянность, нерешительно  тянется рука. Он занимался своим делом,  и  кто просит  вас замечать его?  Бублик  на обочине  размахивает руками  и что-то говорит  старику в красной женской кофте.   Тот, присев на корточки,  слушает и  гладит свесившую   язык  бродячую дворнягу.

    Они стараются быть невидимыми в своем  параллельном мире.  Другое  отношение  к вещам, деньгам,  собственной и чужой жизни в молчаливом неприятии   новых стандартов.  В сумерках спускаются  в  подземные норы и  рано, пока все спят,  выходят   на  добычу пищи,  нехитрого дневного заработка. Подбирают на помойках книги, выброшенные  за ненадобностью  из квартир. Ночной сторож, охраняя  колодец от   «санитаров общества» - воинственных подростков,  листает в лунном свете страницы Толстого.   В ночи,  вместо мерцающего    рекламой  телеэкрана  им видны  далекие звезды,    на рассвете – первые   блики утренней зари.  Тайные жители  «иной  планеты» не доверяют солнечному свету. Тень  уверенных и успешных людей  прячется  в земле, приглашая познакомиться с изнанкой  гламура. Не юродивые,    замаливающие  грехи дающего,  но посланные  пробудить совесть и сострадание тех,  кому больше повезло.  Может,  именно  об этом надо  писать диссертации?

    Есть ли  адрес или телефон? Записка от руки: «Дорогая Галина Гармаевна!  Текст, конечно, требует доработки и, возможно, не всегда точен. Это наш первый, скорее всего, – неудачный,  опыт. Баир все  объяснит. Спасибо Вам за помощь. Ждем в гости. Целую. Надя». На обороте  приписка, но ее  уже не разобрать.

     Галина Гармаевна, Баир.  Так это же буряты! - или монголы? Случается ведь  такое – встретить  земляков на московском асфальте!  Обязательно передать папку по назначению. Как найти эту Галину Гармаевну? Кто она?  Нет фамилии. Никаких адресов, телефонов. С какого магнита начать поиск иголки в стоге сена?

    Губка плохо стирает грязь, но листы  уже можно брать в руки. Подсохнут на газетах, и можно    подобрать по страницам.  Многих  нет - вместе с  мусором     унес ветер или прохожие запинали в лужу. Что там посылают  неизвестные Баир и Надя  таинственной Галине Гармаевне?  Маме,  с симптомом библифрении,  было бы любопытно. Если это буряты – тем более. Она говорила на их языке. Выучила – в свободное от романов время.   При каждом удобном случае старалась блеснуть,  но буряты сначала  довольно улыбались, потом   долго вслушивались и, наконец, просили перейти на русский.
   
    За стенкой непривычно тихо.  Катька еще  сидит в своем ларьке. Интересно,  угомонится ли со временем  и  когда ей  надоест -   Ретро ФМ на всю катушку!  Пытка еще та –     круглые сутки  напролет!  Иногда, правда, включает караоке.  Орут дурными голосами – стены дрожат! Хорошо, когда  там   гастарбайтеры -  таджики  или  кто-то еще – незнакомая, странная  речь, можно  не вслушиваться и  спокойно  работать. Соседи,  потеряв терпение,  стучат по трубам, звонят по телефону. Ответ один:
    - Обзавидовались, да?  Мы молодые и нам хочется веселиться. 
    «Молодой» - тридцать пять.  Мать, хватаясь за голову, спрашивает всех подряд:
    - Ну почему у меня такая дочь?   
    Она редко  заходит  к ней в квартиру. Забрала к себе внучку.  Лена  выросла у бабушки,     учится в колледже. В общем, с  гулеванкой  «повезло».  Вот,  железная Нюша, многоуважаемая Анна Николаевна,  еще одна причина – почему  не выхожу на защиту.

    Катьку, где бы ни появлялась,  окружает облако  флюидов  женственности и порока. В нем, как в паутине, застревают    разновозрастные и разнокалиберные лица мужского пола. Но очень скоро им не хватает воздуха, а ей для вечного праздника – их денег.  Наступает «смена караула».  Катька  гордится  охотничьим талантом и презирает меня.  Кому нужна эта унылая    книжная    крыса! Ни разу Катька  не слышала  буйного веселья за стеной!
    Олега она не знала.   В  моей  памяти он  остался в далеком и милом  деревянно-тополевом Иркутске, где летние улицы  купаются в солнечном  золоте,  и дышит синей свежестью Ангара.  Познакомились на Новогоднем  вечере. Билеты распределяли по вузам лучшим студентам. Волшебство  этой ночи, сверкающая  огромная елка, музыка и –  подхватившие  в    вальсе надежные сильные руки!  Совпадение!  Олег    из Забайкалья,  и  наши родственники  живут в одной  деревне!  Через неделю  в общагах университета и политеха  появилось два свободных места, а мы в крошечном флигеле городского предместья топили печку, носили от колонки ведра и готовили на электроплитке еду.  Мы – это Олег. Он ловко управлялся с дровами, варил борщ и  относил в стирку белье. Однажды,  придя с занятий,   не нашел ни одной  кастрюли.  Удивился, когда узнал, что старые – с присохшей  кашей,  выброшены на помойку, а новые я не успела купить.  Дома так делал отец, когда мама  «уходила» в книжный запой.    Стыдно признаться, но  у нас всегда был в услужении денщик. Он  с раннего утра «заряжал»  дом теплом и водой,  приносил тяжелые сумки с рынка, до блеска чистил сапоги и увозил папу на службу.

    Хозяин усадьбы -   вдовствующий пенсионер дядя Гоша. Он полвека проработал на машиностроительном заводе, куда устроился  робким     деревенским подростком.  Все лето занят огородом, а зимой  скучает - куда бы руки приложить. Снег размести, дрова поколоть, а вечера длинные, темнеет рано. Телевизор не любит – все не по-русски как-то, не поймешь – о чем говорят и даже – собственными ушами! -  слова матерные слышал,  срам показывают  -  «ажно смотреть тошно».

    На кухне за ситцевой занавеской поселил девяностолетнюю бабку, почти выжившую из ума. Дети ее - напротив, на той же улице живут, выгнали мать. Спать им мешает – всю ночь зубами скрежещет, кирпич грызет. Дядя Гоша поставил ей узкую солдатскую койку, кирпичики  на мелкие кусочки разбивает и на печке калит. Пусть себе грызет, значит, организма  требует.  А не приютить старушку – как же, не по-людски это. Только разговаривать с ней не о чем. Крепко засело в ее памяти  - как  Мишеньку родила, прямо в  пекарне, где работала. Потом уволили – из-за ребетеночка. Ходила  к ним хлебушка просить,  ничего, давали, спаси их, господи.  А Мишенька  уж такой умненький да хорошенький рос, только болел много.  В институте выучился. Да и теперь, слава богу,  справно живет. И жена, и детки, и внуки уж есть, дружные, не бедствуют.
    - Во-он Мишенька  с Тоней  в магазин, видать, пошли. Сумки-то большущие взяли.  А  внучка-то, Лена с учебы бежит, устала, бедная, да цельный день голодом, с утра раннего. Забы-ыла рукой-то махнуть, - бормочет, сидя у окна, бабка.

    Плату за флигелек назначил дядя Гоша смешную. Коричневый от летнего, не проходящего зимой загара, с натруженными узловатыми руками, смущаясь,  протискивается в узкую дверь. Вместе с его нескладной фигурой врывается  облако морозного пара.
    - Устроились, хозяюшка? А звать-то тебя как? Рена?!  Это что же за имя такое?  У себя в деревне, да и в городе сколь живу – никогда не слышал, чтоб девок так кликали! Не русская что ли? - удивляется дядя Гоша.
    Поставил на  пол пластмассовое красное ведерко и зябко  встряхнул плечами:
    - Вылезай-ка из кровати, Рина,  ишь, замерзла-посинела,  будем печку топить, еду твоему хозяину гоношить! Я тут картошки вам принес, да и помыл ее,  тебе почистить, да в кастрюлю.
    Занялась веселым пламенем лучина, затрещали поленья, задышала теплом и приятным запахом извести  маленькая белая печь. По-доброму усмехаясь в усы, дядя Гоша говорит:    -  Дай-ка сюды ножик-то, покажу,  как с энтим  делом управляться. В армии по нескольку ведер чистили, да на спор,  да кто быстрей, у кого кожура выйдет  длиньше да тоньше. Ничего-о, жизня - она всему научит! А мужик-то у тебя шибко толковый да работящий. Вон весь  двор прибрал, что корова языком вылизала. По-орядок любит!  ИнстрУмент хороший, гвозди–шурупы  по размеру держит.
    - Так он же у меня немец! -  смеюсь, проверяя готовность картошки.
    - Ну, немец так немец. У них   все путем.   Говоришь,  инженером  будет по тракторам да комбайнам. А неуж в село с ним поедешь жить? Тяжело там, зато простору много! – вздыхает дядя  Гоша. -  Отвык я от  крестьянства, теперь мое поле  - двор-огород. Ты, девка, Рона или как тебя там? - за мужика-то  своего держись, да хозяйству помаленьку учись!

    Эталоном  для  Олега была бабушка  Грета.  Гертруда  Робертовна -  из бывшей  Немецкой республики Поволжья. Она училась на  втором курсе сельхозинститута, когда началась война. Под видом немецких  разведчиков сбросили энкавэдэшники  на  поселок десант, и  девушки спрятали красивых молодых парней.  Вскоре последовал арест,  и  Грета оказалась в Бурятии,   на Рейде, -  так назывался лесозаготовительный пункт на Селенге.  В женском лагере   работала бухгалтером. На старой фотографии ясноглазая  девушка с толстой светлой косой  перебирает деревянные костяшки счет. После освобождения   Грета, как и многие немки, не вернулась домой. Никто из родных не выжил, да и самой республики немецкой не стало.  Вышла замуж за шофера лесовоза Володю, веселого синеглазого сибиряка из соседней деревни.  Замкнутая, работящая, отзывчивая, только -  не бередить прошлое.  На немецком  в семье, с детьми  - ни слова, хотя по молодости  - молоко упустила или блин пригорел - всплеснет руками: «Einfach Tierisch!» - и пугливо оглянется.  В  ее   крестьянских буднях  сохранилась постоянная  поговорка: «Вот какая статья-то вышла!»  Неуместно проскакивали  глубоко засевшие в сознание – «ликвидировать» – о свиньях,  «интернировать» – о  цыплятах.  В русских     предложениях, построенных на немецкий лад, до  глагола    не  добраться,  у нее он  всегда  оказывался в самом конце.

    У бабушки Греты – ничего лишнего, каждая вещь знает свое место  и  ни пылинки!  Вкусные обеды, пышные пироги и хрустящие накрахмаленные простыни.     Дом, крепко срубленный из лиственницы и сосны, дышит теплом и солнцем. Буфет в полкухни, за стеклом сияют  белизной фарфоровые чашки с блюдцами, хрустальные стаканы в ажурных «под серебро» подстаканниках. Такой же массивный комод с аккуратно уложенными  вещами, ящики которого  вытягиваются с жалобным скрипом. Но внушительнее всего – старый платяной шкаф, «гардероб»,  с зеркалом на внутренней стороне дверцы.  На вешалках, среди  новомодных кофточек и брюк красуется чудом сохранившийся немецкий нарядный костюм хозяйки из ее далекой юности. Рядом - плюшевая «жакетка» - стеганое на вате полупальто, купленное на заработанные в колонии деньги. На белоснежных салфеточках «ришелье» расставлены вазочки и высокие вазоны. Некоторые сделаны Гретой из обрезанных и обточенных бутылок необычной затейливой формы.  В них круглый год  стоят ветки  кедра и сосны, сухие гроздья рябины, черемухи, смородины. Зимой бабушка смывает с них пыль и они, освеженные влагой, наполняют дом  летне-весенними ароматами.

    Бедная моя мама!  У нее никогда не было такого дома! Кочуя с папой по всей стране, мы жили  в запущенных  квартирах, снимаемых для офицеров, в  разбитых коммуналках и  разгромленных  общежитиях. Предел  мечтаний -    апартаменты из романов – с анфиладами и зимними садами, тяжелыми бархатными портьерами, персидскими коврами,  фонтанами и мраморными скульптурами.  Она была счастлива, когда приехала  в Москву после рождения Игорька и попала в  дом Суси. Неуютный, похожий больше на престижный отель, но такой знакомый по  сентиментальным романтическим историям!

     Бабушка Грета – вся округло-мягкая, хлопотливая,  в нарядном, вышитом крестиком переднике, и окружающие ее вещи – большей частью – самодельные,-  олицетворение  родного гнезда. Отсюда уезжают  лишь на время – учиться, работать, погостить, путешествовать, но неизменно – возвращаются навсегда! Теперь  одна,  единственный наследник остался – любимый внук – Олежка, Ольгерт.

    Олегу хотелось ввести молодую жену в свое родовое гнездо,  пусть вдохнет его очарование, заодно - пройдет курс молодой хозяйки рядом с опытной наставницей.  «Рена, пора  завтрак готовить», - обед, ужин – в зависимости от времени. «Рена, твоя мама  домашнюю колбасу делает?» - ну как же без этого,   постоянно, в свободное от романов время!  «Рена, рядом со мной, вон на тот стульчик, который  у окна, с белым чехлом, садись,  нужно научиться штопать!», а еще шить, вязать – и всему этому нет конца! И на эти глупости  потратить летний день!  Спасение – пораньше к дяде, на соседнюю улицу. Вот где отдых!  У всех свои  дела, никто не сидит на голове.  Книг, старых журналов – полная кладовка. Никакой домашней колбасы!  Выпил кружку парного молока, съел  краюху теплого  хлеба и -  на речку с  мелкотой-племянниками  или в лес – рыжики уродились.
 
    Олег хмурится, не нравятся ему  пустые забавы. Не за тем в деревню приехали. К тому же  соседский   Толян - огненно-рыжий, кудрявый балагур,  по пятам ходит.  Отслужил в армии, гуляет – на законных основаниях!  Олег, глядя на него,  сжимает кулаки. Пора бы   отвыкать от дикой роли собственника.  С самого начала повелось, без  всякого повода -   изводить  ревнивой любовью – где ты,  с кем, что делаешь  и что думаешь.

    По пути с сенокоса  Олег тихонько постучал в дядино окно:
   - Рена, бабушка ждет.
    Пахло ночной свежестью и скошенной травой.
    - Поговорим серьезно, - в голосе отчужденность и опущенный взгляд. - Рена, ты  знаешь – я тебя очень люблю,  но надо  учиться  быть хозяйкой, строить наш семейный очаг, это – не просто. Только  не обижайся.  Ладно?  Бабушка   рада  помочь.  Мама не готовила тебя к самостоятельной взрослой жизни. Подумай, пожалуйста! 
    - Хорошо, подумаю!
    Рано утром - не опоздать бы  на поезд,  собрала  вещички,  а вечером, вдыхая запахи  родной общаги,  упала  в  объятия  своих девчонок:
    - Сбежала? Без  диплома   кухарки  сидеть нам в девках! На Ренке проверено!
   Олег больше не появился.   Детки поиграли во взрослых  и   вздохнули с облегчением,  разбежавшись в разные стороны.

    Поначалу казалось – Олег  предопределен на небесах. В  шесть лет гостила у дяди. На берегу речки играли деревенские ребятишки.  Один из них – лысый и кривоногий крепыш, стал  швырять   в след  горсти песка и мелких камушков. Мерзкая  улыбка и  огромные, в пол- лица – голубые  глаза.   В памяти  при виде знакомой  речки  всплыл давний эпизод. Спросила:
    - Олег, ты часто бывал здесь? 
    - Каждое лето, до десятого класса.
    - А помнишь    девчонку с длинными косами?   Вы  камнями  в нее    пуляли? 
    - Тощую такую?  К дяде Феде    приезжала. А-а! Что это  я?  Ты!   Это  была ты!

    В ночь под Рождество  общага гудела - гадали  на женихов. Мне достался  «Фома»! Какой может быть Фома, таких имен  нет среди знакомых. Вышли из употребления Фомы и Еремы! 
    - Получаем приглашение на свадьбу.  Фотография и подпись: Рената и Фома! Только представьте эту парочку! Ренка в фате и  Фома -  суровый  мужик с длинной бородой,  в лаптях! -  падали от смеха подружки.
    - Да ну вас!  Сами-то   вытянули  Сергея,  Дмитрия, Алексея!
   Оказалось - фамилия  Олега – Фомин! Такие приколы с незадачливым суженым!

    В страшном сне не привиделось, что двадцать  лет  промелькнут как один день -  со шваброй и половой тряпкой, сковородками, вареньями и соленьями, постоянным испугом: «Ой, извините!  Чего изволите?  Что-то не так?»  Теперь вместо  домработницы в конфетном семействе целых две служанки,  а в роли жены -  божественно восхитительная   длиннокудро-томная   Марина,    ровесница  Игорька.   И Лелик,  нет, скорее – Суси  продумала все до мелочей.
    - Рена, несмотря ни на что, ты должна быть благодарной  Лелику. Стала настоящей москвичкой,  вошла в наш круг. Не всем провинциалкам выпадает такой шанс! Ты, конечно, сама понимаешь -  Лелик,  как член Совета директоров,   постоянно на виду. Разве может  он показаться с тобой в обществе? Лично я  ничего не имею против тебя. Но    надо было    ухаживать за собой,  а не лениться!   - попрощалась  Суси, закрывая   дверь.
    Помогли с переездом,  пристроили в аспирантуру и даже руководитель – старый друг дома. Тема кандидатской  -  Байкал, давние  материалы и нынешние наблюдения – есть,  о чем подумать.

    А,  может,  ну его к лешему – нетленный  труд!  Гулять – сколько влезет,  вышивать крестиком, вязать варежки и читать все подряд - как мама, веселиться - как Катька. Только получится ли?  Байкал не простит.  Жемчужина планеты - для всех живущих на Земле. Недаром зарубежные экологи пишут - недалеко время, когда человечество  выстроится в очередь к Байкалу за кружкой питьевой воды. Доказывать и фактами  убеждать яйцеголовых – вся атмосферная грязь оседает в котловине, окруженной высокими хребтами. Все 330 рек и полноводная Селенга, впадающие в него, заражают  чудо-озеро опасными веществами, стоками  городов, промышленных предприятий,  ядовитой  химией с полей.  А водная масса  сменяется полностью только через четыреста лет. Первозданно чистым  увидят Байкал  потомки  в двадцатом от нас поколении,  если прямо  сейчас мы начнем его охранять.

    «В эфире - Ретро ФМ!» - пришла с работы Катька.  Байкалу придется подождать, ему нужна свежая голова.  В серой папке нет нумерации глав, их почему-то не проставили авторы. Некоторые  страницы идут подряд, и можно понять, что речь о  Чингисхане, Великой  степи  в тринадцатом  веке.   Темуджин –  тот, кто стал Покорителем Вселенной. Есугей,  Оэлун  - его родители.  Почти сказочная, невероятная история  монголов.  Неужели Баир и Надя  раскопали  забытые документы и  это все  не вымысел, а реальность?

    Напористый, бодрый голос  ведущего  заглушает телефонный звонок.
    -  Да-да,  Игорек!   
    - Мам, я приеду завтра. Что  купить? Картошку, апельсины, мясо? Говори, что привезти!   
    - Главное, себя не забудь! Часиков в семь буду дома.   
    - Да, кстати, познакомлю  со своей девушкой, - в голосе   сына легкое смущение.   
    - И которой  же  по счету?!   В арифметике  он  слаб! Какая жалость! – не могу удержаться от шпильки. -  Лучше скажи-ка,   сдал  зачет? 
    - С блеском!  Похвала препода!  Гордись вундеркиндом!  До завтра! Привет от папы и всего конфетного семейства!

    Игорю, сладкоежке,  в «конфетном» хорошо.  У  Лелика большие возможности, да и кто лучше отца для  балбеса - сына!  Беспокоит,  конечно,  непрерывная череда  подруг.  Ноги от ушей, блондинки, брюнетки,  но  всякий раз – самая необыкновенная,  как она меня понимает!  А вот  что они в нем находят – эти кисочки,  солнышки, зайки, воробышки?  Какая  зверушечка   на  сей раз? Ох, уж  этот студент!

    Лелика  Катька видела  несколько раз.  Сам разбирался с квартирантами, привозил  ремонтную бригаду,  позже – книги, вещи,  менял  входную дверь.  Трогательная забота о бывшей жене. Трудно поверить, что это  тот самый  Лелик.  В респектабельном неспешном   господине  нет и намека на  робкого тщедушного цыпленка, смущенно откручивающего пуговицу на рубашке!   Выполнил  всю программу Суси и под ее бдительным руководством. Молодец!

    Последнюю преддипломную практику   проходили на  Кругобайкалке.  До пятидесятых годов прошлого века  Транссибирская магистраль шла от Иркутска  по  левому берегу Ангары до истока, и дальше - вдоль юго-западной оконечности Байкала  выходила к предгорьям Хамар-Дабана. Строили ГЭС,  и  Иркутское море, разлившееся по Ангаре,  затопило  часть пути.  Новую  дорогу спрямили  от Иркутска на Слюдянку,  городок на южном побережье, с  вокзалом из розового мрамора.  Семьдесят километров Кругобайкальского участка оказались  тупиком. Замерла жизнь  в станционных поселках.   Ушла в прошлое   бойкая   торговаля  сигами и омулем – соленым, копченым, «с душком»,  кедровыми орехами – калеными, сушеными,  ягодой – брусникой, голубикой, черникой. К рассыпчатой отварной  картошке полагались  соленые яркие   рыжики и  «мокрые» грузди -  в белоснежных  бахромчатых шляпах. Разъехались люди, потерявшие работу, опустели школы и детские садики.  А пассажиры теперь  катят  в вагонах по  однообразной  тайге Олхинского плато    вдали от Байкала.

    Редко кто помнит    этот чудный   путь  по Кругобайкалке.  Каждые два километра, а то и чаще,  длинные  глубокие туннели сменяются  ажурными,  в итальянском стиле, колоннадами  виадуков, галерей, арками   мостов  над короткими широкими распадками. На дне, ворочая камни, шумят  водопадами бурные потоки,  спешащие в Байкал.  Дорога вырублена  в  бело-розовых  мраморах и черных, зеленовато-серых базальтах.  Кристаллические породы  разрезаны  как по линейке  цветными лентами  внедрившейся и застывшей  магмы. Подпорные стены  из прочных каменных плит,  скрепленных цементом  на яичном  белке,  сотворены  как будто самой природой.  Вынырнет поезд  из длинного прохладного туннеля и  зависнет, парит  над Байкалом, еле касаясь  стального полотна.  Самый  сложный  в инженерном строительстве участок Кругобайкалки только  в 1903 – 1905 годах  соединил западное  и восточное  крылья Транссиба.

    Еле ползет по одноколейке матаня – два вагона тянет старый тепловоз.  Медленно, чтоб не вызвать обвалов.  Даже слабое  землетрясение,  а они здесь  трижды в сутки,  спускает  огромные  глыбы  со склонов  на рельсы  и проходящие поезда.  Бывали случаи, когда вагоны с проломленной крышей летели под откос, прямо в Байкал.   А глубина    под крутыми берегами почти в километр.  До сих пор  здесь   ищут  на дне  затонувшее золото Колчака.

    Матаня, тяжело кряхтя, везет хлеб, молоко, другую нехитрую снедь и  - кто из жителей  что  для хозяйства  закажет. На тихих нынешних  полустанках по  два – три дома и десяток – другой  стариков.  Летом народу больше – гости, отдыхающие  у родственников, туристы, студенты. К приходу матани весь поселок на станции. Пока идет разгрузка,  люди  делятся новостями,  общаются.   
    - Николай,  ты  пошто  седни на тепловозе? Ить Пашкина  смена, заболел он  ли чо ли? Как  там Полуянов на семьсят пятом килОметре, ревматизьму  все лечит? 
    - Ольга-то   со сто десятого ишо не родила? А ейный мужик не объявился?
    - Ты,   Коля,  передай-ка  свату  на Половинной  носки,  еле  довязала, -  поднявшись на носочки,  пытается дотянуться сверточком до  кабины машиниста    бабка Савельиха. -  Да скажи   – наши завтрева  за омулем идут, лодки смолят, пусть он  выгребат поутру. Валентине  накажи – тетка Маруся заказыват,  велела   в субботу приежжать  вместе с Ванькой. 
    Колокол протяжно тренькнул, и матаня, лязгнув  железяками, поползла  и скрылась в черном  туннеле.

    Ничего от суетной  поспешности вокзалов и станций  на основной магистрали,  где пассажиры, боясь опоздать, бегут, расталкивая  толпу и задрав голову к   номеру вагона.  Обвешанные сумками, чемоданами, судорожно ищут в карманах билеты.  Взобравшись по узким ступеням, отирая со лба пот, успокаиваются  на законном месте – лучше у окна.
    База географов и биологов Иркутского университета  в заброшенных  домах Маритуя,   в прошлом – самого  большого  и многолюдного  поселения на Кругобайкалке.     Просторный клуб, две школы и школа-интернат, амбулатория, метеостанция –  ныне  заросшие пустырником, полынью  и крапивой развалины   с  зияющими пустотой окнами.  Вместо большого магазина остался  продуктовый ларек.  Из тридцати жителей –  лишь  работают трое - продавец, обходчик, дежурный по станции. Остальные – пенсионеры. Молодежи, детей нет. Родит Ольга на сто десятом  – событие для всей дороги.

    Серпантин   старой, выложенной плоскими плитами  Китайской, как ее называют маритуйцы, лесной дороги. Но строили ее не китайцы, а  военнопленные  японцы  в  сороковые-пятидесятые годы. Высоко в горах работали на лесозаготовках  и  кряжистые стволы сосны, лиственницы, пихты и кедра осторожно спускали  вниз – к вагонам и баржам.   В трещинах между камнями  поселились ярко-зеленые  мхи, по обочинам – сплошные заросли багульника, ольхи и черемухи.  Дорога превратилась в еле различимую тропу. Даже местные жители  находят ее с трудом.  В   самом начале серпантина   лежит плоский валун с выбитым иероглифом  «человек». Очень медленно восстанавливаются на вырубках коренные леса, требуется не менее сотни лет.  Это плохо, чистота  Байкала  зависит от  первозданного  таежного  окружения.

    Мы с Аней задержались в маршруте -  увидели на старой березе чагу, чудодейственный коричнево-оранжевый сухой  гриб, снадобье   от многих  болячек. Охотники  заваривают ее  вместо чая для подкрепления сил.  Студентам  без чаги не прожить, когда  нужны неимоверные усилия: утром   -   выбраться   из спального мешка,  вечером, после трудового дня, – для ночной дискотеки.  Мы спустились к  железнодорожной  насыпи, когда далеко за поворотом прогудела  отчалившая   матаня.

    Удивительные по красоте ландшафты – сияющая синева   воды и  далекие,  в легкой  дымке,  сиренево-голубые  отроги   Хамар-Дабана.  Вершины  гор  сверкают снежными шапками. Клубящийся туман   то открывает их взгляду, то  растворяет и  прячет вместе  с  водной чашей. Ступи вперед – и упадешь куда-то за горизонт, в молочную  невесомую бездну. Акварельные полутона  воды и земли,  сотворенные легкой кистью  великого и незримого художника, оживают  в   тихом   шелесте  волн и  ласковом прикосновении  дневного бриза.  С тихой радостью вдруг ощутишь, что  не потерялся в   бело-облачной мгле, стоишь на твердой земле,  чудом   выжил, можешь  снова  дышать, видеть и  слышать колдовской, зачарованный мир. 


    Наших географов-инструкторов  удивляют японские туристы. Гости из Страны Восходящего Солнца обычно приезжают в места, где впервые открыли для себя  Байкал.  Замирают    как статуи, встречая рассвет и  провожая закат. Старые и молодые,    молча встают на колени и  кланяются Байкалу. Возможно, для них он - совершенное  олицетворение Прекрасного.   Нам не понять, какая   музыка звучит      в   душах островитян, чьи  эстетические каноны,   тонкое   и  изысканное  восприятие  Красоты   оттачивали   изумительные   виды  их страны - гор и вулканов,   цветущей сакуры,  водной  стихии морей и океана.
 
    Рассказывают о семье  московских художников. Сначала на пленэр приехал  отец.  Он  писал Байкал в разное время суток, устроившись над обрывом  близ Маритуя. Сделал массу этюдов, но был недоволен.  Менялось освещение, уходил колорит. Снова и снова, нервно снимая мастихином краску, принимался за  работу.  Новая композиция, перемещение  плана,   вариации  холодных, теплых и контрастных цветовых решений. Байкал не поддавался,   ежечасно  был другим,  не хотел застыть на холсте мертвым и  одноликим.  Прошел месяц, настало   время возвращаться из командировки в Москву. Семья ждала полгода. Просьбы и уговоры жены были безуспешны.  Не выдержав, художница приехала к мужу, и маритуйцы наблюдали уже две застывшие над Байкалом  фигуры. Брошенный родителями сын успел  окончить   институт и с дипломом художника  явился к семье.  Теперь на скале  сидели трое.  Внизу, у самого берега  сняли дом, бывшую биостанцию, основанную исследователем  Верещагиным. В  широкие  низкие окна  видна  безбрежная водная гладь,  изумрудно-хрустальные  волны с урчанием  бьются в подпорную гранитную стенку – всего  в пяти метрах от дома. Три долгих года семья  упоенно ловила натуру. Холсты заполонили комнаты и кухню. Говорят, у Байкала они прожили десять лет, кочуя по его берегам.

    Потянул слабый, и вдруг стал  неистовым сорвавшийся из  глухого распадка ветер.  Небо потемнело,  и недовольно заворочался, вздыхая, Байкал. Побежали  на потемневшей   воде   торопливые  кудрявые барашки.     Мы припустили со всех ног к лагерю. Вот-вот хлынет дождь.  Внизу под мостом, на берегу  Маритуйки  сражаются с  парусящей  палаткой люди.  Полетели   к воде  их вещи.  Гремя по камням,  перекатывается  походный котелок. Искры от костра  снопами  несутся к лесу. Три фигуры беспомощно мечутся  среди грохота и кутерьмы.  Схватившись за руки, мы  скатились по  насыпи.   Помогли навыки походной жизни – быстро установили палатку, прижали края большими валунами. Ведро и зеленый пластиковый таз  выудили из речки.  Хлебнув воды,  полузатопленные,  они   почти доплыли до Байкала. Попросили не разжигать костер, пока не стихнет ветер.

    Долговязая, унылая и испуганная  личность – сын, возможно, наш ровесник. Его мама, «вождь апачей», - громкоголосая,  спортивная и  решительная.  Кругленький колобок в очках,  стеснительно улыбающийся - папа. 
    - Девочки,  большое     спасибо за помощь. Мы  первый раз на Байкале. Не думали, что он  такой у вас  сердитый.  Понравилось это местечко, ну и вышли из … полины,  да? 
    - Нет, ее называют матаней.
    - А-а, смешно.  Вы тоже  туристы? 
    - Нет.  Студенты  на практике, наша база здесь  рядом. 
    - Спа-си-бо!  При-хо-ди-те в го-сти! - несется  вслед. Ветер относит их  голоса.

    Утро начинается   купанием солнца в Байкале.  Сонная, ленивая  цепочка  растянулась  по дороге.  В маршрут  топаем по сухим  шпалам, соразмеряя, укорачивая   шаг. На траве, гирляндами свесившейся с  арок туннелей, мраморных подпорных  стенок,   искрятся  капли росы. Аня дернула за рукав и показала глазами вниз.  У синей  палатки  стоят  рядышком  вчерашние  горе-туристы.    Пристально нас разглядывают. Правая рука загораживает   лицо от солнца, как будто они отдают  честь. Увидели.  Мы  приветственно  машем -  и в ответ:   
    - Ве-че-ром ждем!!!

    Под  желтым  тентом складной стол и раздвижные табуретки! Это ж надо было тащить  на себе!  Но,  оказалось, – купили все   в Слюдянке, а рабочий  погрузил в матаню.  В алюминиевой фольге – разогретые шашлыки, рядом -  сервелат, хрустящие чипсы, крабы, сухое вино. Какой пир после каждодневной каши с невидимкой-тушенкой!  Слегка певучий  а-акающий выговор.  Аня  робко  спросила:
    - Вы из Москвы? – и на утвердительный кивок  Лелика,  добавила. - Мы сразу  догадались!
    - А вы, девочки, конечно, местные? Только сибирячки такие умелые – палатку поставить, костер разжечь!
    От похвалы сразу стало легко и просто. 
    - Лелик, угощай девочек! Ну что ты сидишь, как  воды в рот набрал!
   Лелик, примостившись на уголке,  тонкими пальцами комкает салфетку. Мама – Сусанна Матвеевна, блестя  черными смеющимися глазами,  говорит  обо всем сразу.  В Москве ужасная жара, такса Тимоха – умнейший пес, в Леликовой  группе – такие  вульгарные девочки! Вам, конечно, легко учиться, если ваши практики, как наш отдых. Учитель или охрана природы?!  Но от кого же ее здесь охранять, в Сибири и людей-то -  раз-два – и обчелся! Лелику учиться трудно, но он  старается. Зато в будущем – такие перспективы!  Можно пойти в политику, крупный бизнес!  Главное,  создать правильную семью!  Вот осчастливит  какую-нибудь вертушку  из Тмутаракани, и будет  всю жизнь на нее работать!
    Игорь Семенович и Лелик  бледнеют, краснеют, не смея вымолвить слова. Наверное, им хотелось, чтоб они или мы провалились  в Байкал. Суси     забыла, что  сама из «лимиты»,  а Игоря «увела»  у одноклассницы - медалистки, поступившей в  Московский  университет.
    - Ах, бомонд, они теперь летают на Канары, - встряхивая локонами и чуть осуждающе, тонко намекает о причастности к нему, -  а мы решили  дикарями  Сибирь посмотреть. А правда ли ваш Байкал – дно нового океана?  Здесь действительно  база летающих тарелок? Вы наблюдали?
    Безуспешно пытается  вовлечь в разговор своих мужчин. Наконец, Игорь Семенович мило улыбнулся и  спросил:
     - Часто ли бывают такие сильные ветры как вчерашний?
     - Нет, ветер вполне  обычный.  Самый  сильный на Байкале  – сарма, до сорока метров в секунду. Предсказать нельзя,  его коварство в неожиданности, -  с уверенностью знатока говорит Аня.   
    Ранней весной мы проводили метеорологические наблюдения  на вершине Сарминского  гольца. Неожиданно с визгом и воем вырвалась  из узкой  долины страшная сила. Раздуло костер, хорошо, что  там тундра и нет деревьев. Сгорела палатка, дневники наблюдений и приборы.   Вниз по склонам  с грохотом  катились камни, падали в долину пасущиеся на лугах овцы. Рыбаков, сидящих на льду, затянуло в полыньи, один из них утонул.  От  поднявшейся пыли  стало темно, как ночью.  Камни и песок стучали в бревенчатые стены домов.  Окнами они   смотрят  на Байкал, иначе сарма  выбьет  стекла.
    К  вечеру мы смогли  спуститься   в деревню – с синяками и кровоподтеками,  в полусгоревших   ватниках,  лица и руки  черны от  копоти и сажи.  У  Ани   осталась от брюк одна штанина. Правая нога в валенке, а  левую она замотала уцелевшей частью спального мешка. Часть пути   сарма катила  нас по  гладкому льду реки, переворачивая с боку на бок как тряпичных кукол. Только через сутки стихия унялась. В деревне  валялись содранные крыши, упавшие заборы. В клубе, в конторе, в библиотеке  устроили лазарет для раненных  овец.  По всей долине собирали павших животных.  Программа работ была сорвана,  и Николай Павлович, наш  руководитель  из Лимнологического института     отпустил нас домой.

    Перебивая друг друга,   вспоминали  события прошлого года.  А как испугался  Николай Павлович, увидев   чудищ, спускавшихся с гор!  Не сразу разглядел   студентов. Москвичи  прижались друг к другу,  пугливо озирались, словно грозная  сарма  притаилась за спиной. Лелик  забыл смущаться,  по-детски приоткрыв  рот.   Наверное, он любил ужастики.  Лицо его -  трогательное и внимательное в этот момент   было открытым и милым.

    А нас с Аней «несло». Мы  просто наслаждались произведенным эффектом.
    - Знаете, в  байкальской тайге  много непознанного и мистического!
     С видом   старожилов рассказали случай из экспедиционной жизни.  Недалеко отсюда, на реке Половинке, есть зимовьюшка   из  толстых лиственничных бревен. Обычно   зимовья всегда  открыты, там есть запас продуктов, спичек  и сухих дров.  Придет замерзший человек, протопит каменную печь, отогреется чаем, переночует.  Уходя, обязательно оставит  еду и приготовит  все необходимое для следующего, неизвестного ему путника. Таков закон тайги.  С Николаем Павловичем  уже в сумерках мы набрели на покосившуюся низкую избушку. На  черной  тесовой крыше поселились  молодые березки, и зеленел мох. Странно, дверь оказалась плотно  закрытой. Старались поднажать плечом,  просунуть в  проем топор – все  бесполезно. Решили  ничего не взламывать и  ночевать рядом, в палатке. После ужина Николай Павлович еще раз подошел к  таинственной двери и слегка  дотронулся до ручки. Дверь  бесшумно открылась. В зимовье было пусто и чисто.

    Аня вспомнила  историю, рассказанную  сторожем  нашей базы.  Они  с родственниками и  соседями заблудились в тайге.  Бродили трое суток рядом с Байкалом, но его не видели. Выбросили бруснику, нести  дальше тяжелые  горбовики не было сил.  Решили – леший водит.   Вывернули рубахи на левую сторону -  поверье такое издавна в сибирских деревнях.  Помогло. Вышли  на вершину хребта и увидели    внизу, рядом с подножьем склона, дорогу. По ней  ехал грузовик.  Впятером  стали  кричать, махать руками, чтобы шофер заметил и остановился.  Тот  их увидел и  поддал газу.  Измученные  и охрипшие  ягодники ругались,   на чем свет стоит.  Пожилая женщина, глядя вслед пыльному облаку из-под колес, тихо, как бы про себя, сказала:
    - Да чтоб ты   перевернулся!
    И грузовик, на глазах у всех, взбрыкнув задними колесами, опрокинулся в кювет.  Таежники, торопливо  спустившись с горы, побежали к месту аварии. Следы от шин  заканчивались на дороге и терялись в кустах, но  машины и водителя нигде не было.  Пропали. Люди, не веря своим глазам,  потоптались на месте, понюхали  запах бензина  и по дороге вышли в знакомый поселок.

    Плотная густая тьма сомкнулась   за нашими спинами. В  ней утонули горы,  гулко  и мощно  вздохнул, засыпая, Байкал. Только  нервное и тонкое лицо Суси тускло освещает  лучик  фонарика, выглядывающего из конфетной коробки. 
    - Место для отдыха  не очень удачное.  Купаться нельзя – вода    ледяная, в тайгу не пойдешь – злые духи какие-то, да и медведи рыщут.  Никаких развлечений!  - заметила она.   
    - Да, дикие места, - согласился Игорь Семенович,  - как вы только здесь живете?
    - Зато комаров совсем нет. Помните – как в Карелии нас  донимали? - осмелел  Лелик, пошевеливая  прутиком  тлеющие угли костра. 
    Я мысленно благодарю его,  что похвалил Байкал. Кажется, мы слишком разболтались и не на шутку испугали  Сусино семейство.

    На следующий день  они   уезжали  на матане в шесть утра. Суси  взяла обещание, что мы  приедем в гости, записала адреса.  Ее   внимание, ласковые улыбки предназначались в большей мере мне, чем Ане. Я терялась в догадках - чем, кроме длинной тугой косы, могла обольстить ее?  Неловкая, в мешковатых джинсах и линялой футболке, не в меру застенчивая – благодаря маме и Олегу:  девушка должна быть Золушкой с  метлой, чтобы  стать Золушкой-принцессой. Скромность, трудолюбие, а не короткие юбки и  боевая раскраска  приносят  счастье. Сюжет для старого как мир романа.
    Аня, в сравнении со мной - модель.   Короткая стрижка, яркий маникюр, фирменная одежда, нежная, загадочная улыбка.  Но  Суси  явно «запала» на меня.  По дороге   в  лагерь, Аня шутит:
    - Ты вытащила счастливый билет. Будешь жить в Москве. Правда, рядом с бледной поганкой и мухомором!
    Мы хохочем  как ненормальные, представляя  Лелика в белой юбочке на  тонких ножках, а Суси – в  красной с белыми пятнами  ядовитой шляпке.

    Весь год из Москвы шли бандерольки с коробками шоколадных конфет,  письма – сначала от Суси, а  потом и  от  Лелика. Летом  поехала к ним в гости, и  в Москве, не устояв под напором Суси,  решилась   на брак.   Мама была счастлива! Какой трогательный и неожиданный поворот событий!  Что  там Олег! В деревне родился, в деревне пригодился. Рена – в Москве!  И Лелик - зять, о котором мечтать! - по-прежнему тихий и никчемушный. Его хотелось пожалеть, погладить и купить, как маленькому, новую игрушку.

    С рождением Игорька до меня дошло  -  я вышла замуж за … Суси!  Лелик и шагу не ступит без ведома мамы. Удивительно, как некоторым женщинам удается из сыновей сделать послушного  и безвольного раба?  Подыскать  заботливую няню и  жену – простенькую, чтобы помнила и ценила!  Вот где, в московской жизни  пригодились  бы  уроки бабушки Греты!  Убирать, стирать, готовить, подавать, слезки-слюни вытирать – из году в год, зимой и летом! За всей семьей! Суси  занята: общение с нужными людьми – от этого зависит карьера мужа и сына.  Выглядеть неотразимо.   Весь ее  день занят созданием  обворожительного облика для вечерних приемов и презентаций. Лишь изредка – замечания:
    - Реночка!  Ты же знаешь, Лелик  это не любит! У тебя ребенок не спит, деда беспокоит!

    К великому несчастью  цепь  выкована нежными ручками свекрови с острыми яркими коготками. Прочная  сталь, не разорвешь. Из-за сына. Откуда у    девочки из безалаберной  семьи  проснулся почти ненормальный материнский инстинкт?  Каждый вздох, движение, улыбка, боль, лепет и произнесенное Игорьком  слово  - стали смыслом   жизни. При разводе конфетное семейство  никогда бы не отдало внука. Теперь Игорь – взрослый человек.  Снисходительно относится  к бабушке и деду, покровительственно – к папе. У нас с ним  тесная и неразрывная связь.  В отличие от Лелика,  он сам принимает решения, а   от  меня - слишком увлечен  противоположным полом.  Но мама – тоже хороша!

    Как сказать сыну, что его  глупая, сумасбродная мать, бессловесная кухарка   отчаянно влюбилась – впервые! -  как семнадцатилетняя девчонка и летом умчится на Байкал?   Поздно   замечаем, что взрослеющие дети становятся мудрее нас.  Обижалась на Игоря, когда вместо сочувствия сын сказал:
    - Мама, скажи спасибо бабушке, она  заглаживает   вину перед тобой.   Ты  больше не домработница, не прислуга.  О чем тут  плакать?  Ну о чем?  Не понимаю! Радоваться надо! А  я  куда от тебя денусь, если и останусь с ними?  -  ласково вытер  мое мокрое лицо, поцеловал  в голову  как ребенка и приказал. -  Сейчас же улыбнись!  Ты  у меня красавица, умница и комсомолка!  Начни-ка все сначала!

    Мир перевернулся в  прошлый приезд  брата. Должен был прилететь  вечером, но  рейс задержали в  Омске.  Ночью раздался  пронзительный звонок.  Сонная,  в пижаме, попала в  медвежьи  снежно-льдистые  объятья Димки.
    - Извини, Ренка, мы прямо из Домодедова не в гостиницу,  к тебе. Соскучился, не приведи господь! Приютишь? - рокотал  басом, сбрасывая  на пол мохнатую волчью шубу. -  Познакомься,  мой коллега, тоже в командировку.
    Густой  тягучий запах смолистого  кедра,  сибирской  свежести  вытеснил  московское тепло квартиры.   
    - Здравствуйте! Я читал Вашу статью,    вопросы появились.  В июне  спускаюсь на дно  у Кругобайкалки.  В  аппарате  «Мир».  Слыхали? 
    Из-под темных  бровей   озарили  радостью и весельем, чем-то родным и близким  серые внимательные глаза. Теплая большая рука задержала на мгновение  мою пугливую, чуть задрожавшую руку. 
    - Александров… Фома… Не удивляйтесь имени, из староверов, в Забайкалье семейскими нас зовут.  Вот так вот… Фома…, - тихо произнес приезжий. В густой бороде застряли  искорки на серебряных тонких нитях. 

    Пора  вспомнить  забытое в доме Суси  кулинарное искусство.  Игорю хочется, чтобы я понравилась его девочке. Приглянется  ли мне – не  его забота. И правильно.  Нельзя - как Суси,  искать  сыну жену.  Нельзя, хотя очень хочется.   Чью-то жизнь невольно загубишь. Пусть уж сам!   Умная, хитрая Суси!  Выбирая невестку,  искала ту, что не  станет соперницей, не затмит  ее женского обаяния и лукавства.   Как  смело  Суси флиртует  с друзьями мужа и   сына!  Прочь, прошлое, прочь…  Пора забыть, как,  подавив рыдания, но с  прилепленной ни к месту безумной   улыбкой,     стояла на  лестничной клетке не в силах  сделать шаг ослабевшими ногами.  С невидящими глазами  и опухшим   лицом.  Закрыла,  не помнит, сама… нет, это   за ней захлопнули   дверь конфетного дома.    Жизнь   кончена,  потеряны   муж, сын,  дом, привычные заботы.   Никому не нужна.  Как стыдно быть выброшенной на улицу побитой собакой!   
    В квартире тети Веры  с ее старым  комодом и    громоздким буфетом – как у бабушки Греты,  пришло ощущение родного дома  и забытых детских радостей.    Падение – начало нового взлета, чем глубже пропасть, тем крепче надежды. Нет, не  поздно  и в сорок с хвостиком  начать сначала.  Спасибо, Лелик, за  новую жизнь! В ней родилась другая  Рена,  с  которой  ты   незнаком.

    Удивлять будем  подсолнухом.  Гости, ранние зимние сумерки, синее окно, золотой подсолнух на белой скатерти -  без Ретро ФМ, чем не праздник!  Слои овощей, майонез,  кукурузная горка в центре и черные оливки – созревающие семечки. По краям – нежные  желтые  лепестки – кукурузные чипсы.  Деликатес – омуль, Димка привез. Горячее в духовке, закуски на столе, пирог остывает на балконе. Вина не будет, брусничный и облепиховый  морс. В вазу налить воды. Этот дамский угодник   всегда покупает девушкам букет.  "Мама, поставь в воду прямо в упаковке. Света – с вариантами – Люся, Пуся, Натуся, не  забудь забрать!"

    А вот и они! Только Игорек звонит  веселой  трелью. Широкая спина загородила спутницу.  Пакеты с фруктами, свертки на полу в  прихожей. 
     - Мама, разбирай!  Познакомься - это Ола, моя однокурсница!   
    Ола! Не Оля?  Что такое Ола? На Алтае высочайший горный узел – Табын-Богдо-ола, в  Саянах – хребет Танну-ола. Ясно, ола – вершина, гора, но разве имя для девушки?   А я  сама!   По милости  библифренической  мамы   должна  быть Клотильдой. Возражения папы  в расчет не принимались. Тогда он согласился:
     - Пусть Клотильда, но я буду называть дочь Клопиком! Надеюсь,  ребятам в школе тоже понравится.   
    Мама  сдалась, хотя Рена - из той же серии.

    - Проходите, Ола!
    В руках девушки темно-красные розы. Игорь в своем репертуаре!   
    - Это Вам, Рената Львовна!
    Неожиданно и приятно! – цветы всегда были лишь временными  постояльцами и уходили вместе с гостьей.

    Светлые  с платиновым  блеском  волосы - густая челка до глаз,  шелковый водопад на плечах.   Нежный овал лица, чуть  удлиненные к вискам   ласковые  глаза с радужкой серебристо-зеленой степи.  Гордо посаженная  голова, точеная  фигурка. Плавные, словно струящиеся  линии  тонких смуглых  рук. Половчанка!  Или сибирячка-гуранка  из русских старожилов с примесью азиатской крови?  Настоящая красавица!
    Непривычная тема за столом  - Байкал.  Никого  из Игорешиных подруг не удивляли  мягкие  пористые  губки, жители  холодных глубин. Одна из девушек спросила:
    - Рената Львовна, а почему у Вас  мочалка  в книжном шкафу?
   Ола  осторожно  берет их в руки:
    -  Трудно поверить, что  это животные, а не растения! -  удивляется, что губки  живут на планете  уже двести миллионов лет, а человек – только два.
    В глазах девушки живой интерес.  Она    пристально разглядывает  сверкающие грани  бордово-красного граната, замурованного  в серые сланцы, восхищается  нерукотворной  каменной розой  из горного хрусталя. 
    - Как у Вас хорошо и интересно, Рената Львовна! Мы с Игорем обязательно придем к Вам на защиту! -  трогательно, будто спрашивая, улыбается  Ола.
    Игорь, кажется, влюблен.   Он  не рассказывает  анекдотов, не старается  нас рассмешить, а  вопросительно и смущенно заглядывает  мне  в глаза: «Ну,  как тебе Ола?»
 
    Сын  подает спортивную белую куртку и заботливо  поправляет на девушке  шарф.   Мне хочется  ее увидеть снова.  Вот бы такую дочь!   
    - Ола, приходите в гости, даже если Игорь будет занят.  Но посуду мыть  больше не разрешу! 
    - А мне совсем не трудно, - смеется,  пристраивая  сумку на плече. - Я с детского садика  дома хозяйничаю.  Маме некогда, она тоже  вся  в науке. 
    - Скажите, а  как  Ваше полное имя? Ола -  звучит немного непривычно.   
    - Еще  непривычнее – Оэлун,  монгольское толкование – мягкая трава.  Мама  придумала. 
     - Оэлун?   Но ведь это же мать Чингисхана! А как зовут Вашу маму?   
     - Галина Гармаевна.