Глава 2
Кейтлин Лестон приехала в Брадмер – семейное поместье Лестонов близ Нью-Йорка – сразу же, как только услышала печальное известие. Путь её был недолог, поскольку она гостила у своей тетки в Нью-Хейвене. Услышав о смерти Джулиана, друга своего брата, она, разумеется, весьма огорчилась, ведь Джулиан был хорошим человеком. Она знала его как отличного и умного собеседника, правда, немного вспыльчивого, но это ничего не меняло. Джулиан был единственным, кто мог вырвать Роберта из той рутины обыденности и скуки, во что превратилась жизнь последнего. Кейтлин знала, что Роберт чрезвычайно ценил эту дружбу.
Но приехала она не столько из-за смерти Ветвуда. Ей доставили письмо, в котором говорилось, что её брат вот уже два дня не выходит из своей комнаты, запершись ото всех и отказываясь от еды. Слуги, стучавшие в его двери, сообщали, что хозяин прогонял их криком, но так и не выходил. Даже его родители, тоже жившие в Брадмере, не могли повлиять на своего сына.
Это известие немного озадачило Кейтлин и удивило. Роберт и Джулиан были хорошими друзьями, и, разумеется, смерть последнего не могла не сказаться на Роберте, поскольку он любил своего друга и уважал. Однако было совсем непохоже на её брата, что он запирается в комнате и отказывается с кем-либо видеться. Сколь бы ни была тяжела утрата, Кейтлин, прекрасно зная характер своего брата, была уверена: Роберт нашел бы в себе силы, чтобы выдержать удар. Здесь, казалось ей, замешано что-то другое.
Едва карета мисс Лестон остановилась перед массивными воротами Брадмера, из поместья выбежали слуги, а за ними и мать с отцом.
- Кити! – Прижимая руки к груди, миссис Лестон обняла свою дочь. – Как хорошо, что ты приехала! Как там поживает наша дорогая тетушка?
- Неплохо, - ответила Кейтлин, улыбаясь. Потом обняла и отца, выглядевшего озабоченным.
- Добро пожаловать домой! Слуги перенесут багаж в твою комнату, дочка, - сказал Лестон-старший, и вместе они прошли в дом.
Джеймсу Лестону было пятьдесят пять, однако выглядел он на лет десять-двенадцать моложе. Он был высок и статен. Его тронутая кое-где сединой голова по-прежнему мыслила разумно, а бунтарский характер время от времени проявлялся в полной мере. Он любил одеваться строго и по-деловому, соблюдать приличия и очень бережно относился к репутации семьи. Его решение отойти от дел и передать управление компанией сыну было вполне осознанным. Он понимал, что Роберту нужна какая-либо деятельность, которая увлекла бы его всецело и не оставила времени для других, менее полезных дел. Мистера Джеймса Лестона уважали в обществе, считая его весьма эрудированным и тактичным собеседником.
Миссис Лестон была под стать мужу. Столь же элегантна, умна и образована. Она была младше мужа на десять лет, однако эта разница в возрасте никогда не являлась поводом для ссор в их семье. Когда Элизабет Лестон, в девичестве – Брэлингтон, впервые увидела своего будущего мужа, она и не ожидала, что по прошествии нескольких лет горячо и преданно полюбит его.
Их брак был заключен по соглашению родителей, и робкая Элизабет и не думала противиться решению своей семьи. Её жених был богат и влиятелен, к тому же, весьма привлекателен, и хотя она не испытывала по отношению к нему сколько-нибудь теплых чувств, она искренне стремилась уважать его и надеялась, что любовь придет позже. Так и случилось. Сейчас она ни за что бы не променяла спокойную, тихую и обеспеченную жизнь в Брадмере на что-то другое. Отношения с мужем поначалу были немного сдержанными, они много смущались, но постепенно, день за днем, неловкость превращалась в теплую, взаимную привязанность. Джеймс никогда не обижал жену, стараясь ни в чем ей не отказывать и ничем не огорчать. Впрочем, Лизи многого не просила, и её скромность и смирение привязали Джеймса сильнее любых страстей. Правда, иногда до Лизи доходили неприятные слухи о романах Джеймса с другими женщинами, но она категорически отвергала подобную ложь и, даже если и появлялись какие-либо подозрения, она старалась искоренить свое недоверие и простить мужу некоторые его слабости. Одним словом, она была мудрой женщиной.
Когда родился Роберт, Элизабет долгое время восстанавливала своё здоровье, поскольку роды были тяжелыми. Но это не мешало ей заботиться и ухаживать за сыном. Джеймс всячески старался помогать ей в этом, несмотря на то, что дела в компании требовали много времени и усилий. Роберт вырос в обстановке любви, но поскольку оба родителя его безмерно баловали, он привык к мысли, что все ему достается легко.
Кейтлин родилась спустя три года. Она росла чутким, ранимым ребенком, который, тем не менее, мог проявить твердость и ослиное упрямство. В отличие от своего брата она не была капризной и избалованной, в ней не было столько высокомерия и холодности. У неё было доброе сердце и гордый нрав, и она не терпела насилия. С детства её называли «розой», и она действительно была очень красива. У неё были волнистые волосы цвета старого золота, голубые глаза, которые вразрез с традицией Лестонов смотрели нежно и мягко, без всякой холодности. Девушка была изящна и элегантна, образована и хорошо воспитана. К тому же, её приданное было внушительным, поэтому многие молодые мужчины мечтали взять её к себе в жены столь же сильно, как девушки – женить на себе Роберта. Тем не менее, Кейтлин замуж пока не собиралась. Она ждала настоящих чувств и верила, что встретит «своего» мужчину. В своих мечтах она уже создала его образ: красив, умен, заботлив, талантлив, силен и ловок. Список мог длиться бесконечно. Начитавшись французских романов, Кейтлин ясно представляла, каким должен быть её мужчина. Увы, пока таких она не встречала.
Роберт все время подшучивал над ней, иногда – холодно-снисходительно замечал, что «все это глупости». Кейтлин не воспринимала его слова всерьез и продолжала верить. Ждать от Роберта других слов было бы глупым занятием. Сам он презирал «женскую глупость» и часто говорил, что хорошая жена – жена с хорошим приданным. В отличие от сестры он никогда не мечтал о высоких чувствах, поскольку все в этой жизни, казалось, его устраивало. Пожалуй, только скука набирала все большую силу.
- А как там Роберт? – Обеспокоено поинтересовалась Кейтлин у отца. – Все ещё в своей комнате?
- Да, - сухо проговорил отец и нахмурился. – Не думал, что они с Джулианом так сдружились.
Кейтлин усмехнулась.
- Поверь, отец, здесь что-то другое…
Но договорить им не удалось: перед ними возник невысокий чернокожий мужчина в темной одежде. Его лицо выражало глубокую почтительность.
- Мисс Лестон, - склонил он голову в приветствии.
- Вермонт! – Кейтлин узнала в мужчине управляющего. – Рада видеть тебя!
Тот сухо улыбнулся и это, пожалуй, можно было назвать радостью, поскольку Вермонт всегда выглядел невозмутимым и не любил проявлять чувства.
Кейтлин знала Вермонта, сколько себя помнила. Он уже двадцать с лишним лет работал управляющим в их поместье, и его работа отличалась крайней степенью усердия и честностью. Кейтлин готова была поспорить, что ни один господин не мог бы похвастаться управляющим, который оказался бы добросовестнее «вечного Вермонта» (такое шутливое прозвище она придумала ему уже очень давно). Последнее было связано с тем, что управляющий всегда одевался одинаково – в серый или коричневый, безупречно отглаженный костюм – волосы он зачесывал назад, какая бы мода не заправляла миром, а лицо его с острыми чертами, сухопарое и жилистое, казалось, всегда было спокойным и почтительным.
Вермонт появился в семье Лестон много лет тому назад.
Однажды Джеймс Лестон, будучи молодым ясно мыслящим американцем, увидел на улице города, как какой-то подлый человек избивал своего чернокожего раба палкой. Делал он это ожесточенно и рьяно, и сея ужасная картина так впечатлила молодого Лестона, что он тут же выкупил раба и доставил в свое поместье Брадмер. Джеймс не любил насилия и пропагандировал человеколюбие, и, несмотря на принадлежность к знатному роду, часто старался облегчить страдания своих слуг и рабов. Обладая мягким нравом, он не поощрял расовую дискриминацию и чрезмерное насилие и по мере возможности заботился о своих рабах. Тем не менее, он не был полностью избавлен от расовой неприязни. Он никогда бы не согласился признать равенство чернокожего и белого человека, но его чуткое к страданиям других сердце заставляло его порой совершать безумные, по мнению многих горожан, поступки. Например, он освободил всех своих рабов и был первым, кто тут же нанял их и стал платить ежемесячное жалование за работу. Многие из бывших рабов оставались работать на семью Лестон в знак благодарности, да и потому, что некуда было им поддаться.
Таким образом Вермонт, тогда ещё – Отуке, появился в Брадмере. Сначала он как и остальные работал на полях, потом в доме в качестве прислуги, и наконец благодаря своему усердию и трудолюбию был назначен управляющим. Господин Лестон нарядил своего чернокожего слугу в костюм и дал другое имя в честь штата Зеленых гор, тем самым одаривая его новым положением в обществе. Если раньше на выходку Лестона глядели с удивлением и непониманием, то вскоре просто привыкли к тому, что в родовом поместье Лестонов есть чернокожий управляющий, который вел домашние дела.
Когда родился Роберт, так получилось, что Вермонту было поручено приглядывать за мальчиком. А через несколько лет Лестон-старший вновь сделал очередную выходку, которая шокировала многих жителей Нью-Йорка. Помня о своих корнях, Джеймс решил, что у его сына, как и в старой доброй Англии было у его предков, должен появиться свой камердинер. Наградив этаким титулом чернокожего слугу, Лестон тем самым снял с него часть обязанностей управляющего, однако теперь Вермонт должен был прислуживать его сыну. Такое решение оказалось крайне уместным и дальновидным, поскольку, отличаясь благоразумием и преданностью, Вермонт мог оберегать мальчика от опасностей и ненужных выходок. Но, видимо, Роберт не унаследовал от отца мягкого сердца и либеральных взглядов относительно расовой дискриминации, и, несмотря на то, что мальчик полюбил своего камердинера, все же относился к нему как к слуге, не желая при этом признавать в нем равного себе человека. Роберт не был жесток, однако никогда не выказывал особого уважения к чувствам «вечного Вермонта», поскольку не хотел признавать в нем себе равного. Что и говорить о мальчике, ведь он рос избалованным и капризным и привык к тому, что все его желания исполнялись.
Вермонт был рожден в Америке в семье рабов. Кейтлин однажды подслушала беседу своих родителей, откуда выяснила, что Вермонт, кажется, пытался бежать от своих тогдашних хозяев, но его вернули и жестоко наказали, после чего он несколько дней не мог встать с постели. Вроде бы он влюбился в белую женщину и совершил ради неё плохой поступок. Именно тогда ему пришлось бежать. Впрочем, этот разговор состоялся довольно давно, когда Кейтлин было семь-восемь лет, так что утверждать, что она поняла все правильно, нет смысла. Детские воспоминание порой весьма расплывчаты.
Сейчас Вермонту было уже далеко за сорок, но он по-прежнему держался с достоинством, был статен. В его волосах уже проглядывала седина, на лице появилось множеством морщин, но он все так же обособленно держался, готовый, тем не менее, заботиться о людях, проявивших к нему такое великодушие.
- Обед уже готов, милая, - послышался голос госпожи Лестон, мерно выплывающей из столовой в своем элегантном темно-зеленом платье с многочисленными кружевами. – Наверное, ты проголодалась.
- Сначала я бы хотела поговорить с Бобби, - Кейтлин направилась по лестнице вверх, туда, где располагалась комната брата. – Он там?
- Ему некуда деваться, - пожал плечами отец и последовал за дочерью.
Дверь была закрыта изнутри. Кейтлин попыталась открыть её, но, разумеется, безрезультатно. Тогда она принялась требовательно стучать.
- Роберт? Это Кити! Открой, пожалуйста.
Вместе с отцом они приложили уши к двери, чтоб попытаться понять, что происходит в комнате. Там стояла тишина.
- Открой мне, пожалуйста, - снова повторила Кейтлин и снова не получила ответа. Это молчание разозлило девушку.
- Открой же ты, чертов осел! – громко воскликнула она, и спустя пару минут её требовательного стука дверь резко отворилась, так, что Кейтлин едва не упала и еле удержалась.
На пороге стоял Роберт. Когда они с отцом увидели его, то поначалу остолбенели. Его лицо было бледным и осунувшимся, рубаха за два дня его затворничества стала ужасно мятой и потеряла свою белизну, была не заправлена в брюки, а волосы, всегда безупречно уложенные, теперь торчали во все стороны. Однако то, что удивило их больше всего, так это глаза Роберта. Словно горящие огни, они были наполнены решимостью и ясностью, несмотря на то, что под ними прорисовывались круги усталости.
Не дав ни сестре, ни отцу вымолвить ни слова, и даже не поприветствовав их, Роберт резкими, нервными шагами вышел из своей комнаты.
- Роберт, что?.. – хотел было спросить обескураженный странным поведением сына мистер Лестон, но тот, сделав жест рукой, означающий молчание, прервал отца и быстро помчался вниз по лестнице, впервые за два дня говоря что-то вразумительное. Правда, для двоих, пустившихся за ним вслед, его слова все равно не были понятны. Кажется, он отдавал слугам приказ немедленно собирать вещи.
Не слушая увещеваний миссис Лестон, которая тоже присоединилась к «погоне» за Робертом, молодой мужчина, кажется, взбудоражил весь дом. На его громкие приказы сбежались все слуги, и он грозно потребовал, чтобы его вещи были собраны к завтрашнему утру. Потом он позвал сохранившего невозмутимость Вермонта и приказал немедленно отправляться в порт и нанять хорошее судно с умелым капитаном и способной командой. Ничего никому не объясняя, он, отдав один приказ, тут же пустился отдавать другой, а трое, обеспокоенных его странным поведением и решивших было, что их дорогой Роберт сошел с ума, так и толпились подле него, пытаясь получить вразумительные ответы.
- Что происходит, Роберт? – неустанно спрашивала Кейтлин.
- Дорогой Роберт, что с тобой? У тебя температура? – волновалась его мать.
Миссис Лестон не смолкала ни на минуту, отчего несчастный мистер Лестон, как-то обреченно застонав, театрально прикрыл уши руками. Потом, когда его терпению пришел конец, он грозно и громко (и сразу становилось ясно, от кого Роберту достался этот командный, не требующий возражений тон) прокричал:
- Если сейчас этот дом не успокоится, ей-богу, я соберу вещи и покину его навсегда!
Словно по волшебству, все смолкли и даже Роберт, отдающий распоряжения. Он взглянул на отца так, словно только-только вспомнил о существование своих близких.
Когда в доме, наконец, установилась тишина, мистер Лестон непонимающим тоном спросил у сына:
- Господи, Роберт, да что же случилось?
Глаза сына загорелись ярче обычного.
- Позже. Я все объясню позже, - тут он снова остановил Вермонта, которого приметил подле.
- Немедленно, - приказал Роберт, - отправляйся в Ривер-Сайд Парк. Там, около парка, у нищенских трущоб, найди старика Джека, Лихого Джека, хромого, и скажи, что Роберт Лестон согласен на его предложение. Ты сразу узнаешь его - он всегда пьян и выглядит, как отпетый негодяй. Приведешь его сюда! Все, не теряй времени!
И Роберт снова ринулся в свою комнату.
Миссис Лестон, услышав слова сына, лишь схватилась за сердце. Пьяницу?! В дом?!
Она решила, что её сын обезумел.
Старик Джек, преисполненный надеждой, покинул трактир. Ему, бедняге, уж очень хотелось стать снова на обе ноги. Ветвуд клюнет, думал он. Он хотел верить в это.
С того самого дня, как он узнал тайну о воде, мысль найти Источник и снова стать молодым и здоровым преследовала его денно и нощно. Он спал и видел сны о том, что, снова встав на ноги, сможет достать столько денег, что хватит на всю жизнь. А жить он намеревался ещё очень долго, тем более сейчас, когда он узнал секрет бессмертия. Возможно, прикидывал он в уме, он сделает запасы этой живительной волшебной воды и будет торговать ею. Тогда все люди, короли и нищие со всего света, сбегутся к нему и будут умолять, целовать ему ноги, чтобы получить хоть каплю «нектара жизни». Кажется, так называл воду тот глупец, который поведал ему свою тайну перед смертью? Джек считал совершенно правильным и практичным то решение, которое он принял в отношении этого бедолаги. Совесть его не мучила. Один раз он спас этому человеку жизнь, так что теперь - всю жизнь его спасать? Джек исчерпал запас своего милосердия.
Он снова представил, как пьет из источника, купается в воде и – о чудо! – его вторая нога снова с ним, целая и здоровая. Джеку нравилось грезить об этом. А также и о том, как, разбогатев, он купит себе большой дом где-нибудь у Тихого Океана, будет каждый день угощаться новыми блюдами из различных стран, а слуги станут пылинки с него сдувать. Джек не задумывался, как именно будет происходить его восхождение, как он поступит с водой, если она теряет свои целебные свойства вдалеке от Источника, как станет её продавать, если он решил этим заняться, как отреагируют люди на такое чудо света. Зачем забивать голову? Он видел сразу результат своего путешествия, грезил о поклонении и богатстве, и сейчас, медленно ковыляя вдоль по пустынной ночной улице в направлении своей каморки, которая укрывала его от дождей и снега, он снова и снова думал, что жизнь - штука несправедливая. Вот, например, Джек. Он когда-то был Лихим Джеком, грозой банкиров и тех «счастливчиков», кто держал свои накопления в банках, примеченных Джеком. Вместе со своей бандой он разъезжал по Америке на быстром скакуне и проделывал дырки в своих врагах. Что теперь с ним сталось? Потеряв свою ногу, он потерял все. Его дружки исчезли, оставив несчастного Джека одному зализывать раны. А больше у Джека никого и не было. Казалось бы, такой поворот судьбы должен был преподать Джеку урок и сделать из него человека, но нет – Джек лишь ожесточился. Тех, кто зарабатывал деньги своим трудом, он называл глупцами, тех, кто наживался на нечистых делишках, он презирал, но лишь потому, что они имели больше него самого. Была бы у Джека здоровая нога, он бы показал, как нужно быстро получать деньги! Ещё не раз нам придется столкнуться с этим трусливым «была бы…», потому что Джек все свои неудачи и лень оправдывал тем, что он - несчастный, никому не нужный калека.
Но ничего! Скоро, Джек надеялся, он снова вернет себе былое уважение!
Он ждал вестей от Джулиана Ветвуда добрых два дня. Каждый час он надеялся, что сейчас придет человек от Ветвуда и скажет, что они вскоре отправятся в путешествие. Но этого не происходило. А потом Джек случайно услышал пренеприятную и разозлившую его новость от какого-то дворового мальчишки. Он остановил своим костылем мальчугана и спросил:
- Ты о чем это болтаешь, а? О каком ещё таком кладоискателе?
Мальчуган скривил рожицу.
- Да о самом известном! О том, который побывал во всех концах света и видел, как солнце скрывается под землей!
- Ты о ком молотишь, паршивец? Уж не о Джулиане Ветвуде?
- Я не знаю, - простодушно пожал плечами мальчуган, который явно не знал никаких имен. – Но я слышал, как торговка на улице рассказывала булочнику, что одного господина убили. Прирезали, как поросенка… - и он завизжал по-поросячьи, чтобы придать своей истории правдоподобность.
Не добившись от молокососа больше ни слова, Джек, озадаченный услышанным, с мрачным подозрением в груди заковылял по улице. Там вскоре он встретил одного своего знакомого, который и поведал ему последние новости о сильных мира сего. Узнав о гибели Ветвуда, старик Джек не на шутку разгорячился. Своим деревянным костылем он принялся колотить ни в чем не повинного приятеля по голове, словно забивая гвозди, отчего несчастный закричал и поспешил скрыться, оставив сумасшедшего старика громко ругаться на чем свет стоит.
Джек долго не мог успокоиться. Как все складывалось удачно, и вот сейчас! Какой-то проходимец ограбил не только богатея Ветвуда, стащив у него деньги, но и самого Джека, лишив его возможности заключить выгодную сделку! Была бы у Джека нога, он бы показал этому пьянчуге, где раки зимуют!
Продолжая тихо бормотать себе под нос ругательства, Джек медленно заковылял в сторону квартала, где располагались дома богатых горожан и купцов. Вскоре он остановился перед большим двухэтажным коттеджем и постучался в ворота своим костылем. Вышел привратник, и Джек потребовал, чтоб господину Тачерсу немедленно сообщили о том, что один человек хочет поговорить с ним.
- А ну-ка иди отсюда, нищий! – хотел было прогнать незваного гостя привратник, но Джек был не промах, хоть и состарился. Ударив привратника своим деревянным оружием по лбу, он повторил свою просьбу, добавив, что господин Тачерс непременно захочет выслушать его.
Привратник, скорчившись от боли и по-детски обиженно надув щеки, попросил Джека подождать.
Во время вынужденного ожидания Джек оглядел дом и пару раз присвистнул. Самому Джеку ещё не доводилось бывать в таких шикарных домах, но, верно, это один из лучших. Интересно, удастся ли ему стащить что-нибудь ценное?
Наконец, привратник сухо пригласил Джека зайти в дом, но дальше порога не пустил, приговаривая, что грязным ботинкам не место на дорогих коврах. Очутившись в холле, Джек снова поразился здешним апартаментам и убранствам, и пообещал себе, что когда он встанет на обе ноги и доберется до Источника, он обязательно купит себе этот дом, а этого грубияна-привратника уволит или отправит работать на какую-нибудь ферму убирать помои от свиней. Эта мысль так ему понравилась, что он даже заулыбался, обнажая свои редкие черные зубы.
- Что этому нищего нужно? Почему я должен тратить время на всех оборванцев, бродяжничающих у меня дома?! – с этими грозными словами по лестнице, властно глядя на пришельца, ступал господин Тачерс.
Увидав Тачерса, Джек даже довольно потер руки. Он сразу признал в этом тяжеловесном, но весьма бойком господине человека своей породы, что значит человека, который всегда добивается своих целей, какие бы средства он при этом не использовал. Возможно, стоило сразу идти со своей тайной к Тачерсу? Но Джек почему-то решил, что Ветвуда будет легче уговорить. И неспроста. Даже Джек внутри побаивался Уильяма Тачерса, богатейшего торговца штата Нью-Йорк. Да что штата? Вся Америка знала, кто это такой! Тачерс вышел из рабочей среды, наверное, поэтому он, разбогатев, скупил себе самые модные и роскошные дома Нью-Йорка и живет теперь припеваючи, не считая денег. Вот бы Джеку так!
Говорят, Тачерс вырос в цыганской семье и в его жилах течет цыганская кровь, а также - будто он может читать чужие мысли. Про мысли это, конечно, выдумки, Джек не сомневался, а вот в первое поверить было не трудно, глядя на этого коренастого, крепкого мужчину с черной бородкой на лице и хитрыми глазами. Создавалось впечатление, что господин в дорогом мягком халате, стоящий перед Джеком, только что пришел из табора, где до этого нарабатывал руки, бросая острые кинжалы в мишень.
Джек много плохого слышал про Тачерса. Если Лестон был высокомерен и аристократичен, очень редко снисходил до общения с простым людом и вообще вел себя в свете, как потомственный дворянин, то Тачерс, наоборот, не гнушался низкопробных заведений и знакомств с сомнительными личностями. Джек частенько видел Уильяма Тачерса, пьянствующего со своими дружками в каком-нибудь простом безымянном кабаке. Обычно Тачерс на таких празднествах выпивал лишнего, угощал всех посетителей выпивкой и распевал легкомысленные песенки, за что бродяги и нищие его очень жаловали, с нетерпением дожидаясь тех замечательных вечеров, когда вино и пиво, а иногда даже и виски, доставались им совершенно бесплатно. Вместе с захмелевшим Тачерсом они дебоширили на все заведение до самого утра.
Но как только наступало утро, бродяги, пришедшие специально, чтоб получить свою выпивку, и случайные посетители сразу же предпочитали скрыться с глаз Тачерса. И неспроста. Все знали, что в похмелье этот господин зол и страшен. Однажды он избил несчастного калеку до полусмерти, и все потому, что бедняга, видите ли, путался у него под ногами. Калека, как помнилось Джеку, кажется, не протянул и до вечера, а Уильям Тачерс, излив на несчастном свою утреннюю невесть откуда бравшуюся злость, преспокойно зашагал к своему экипажу и уехал восвояси. С тех пор небывалая щедрость с вечера и дикая жестокость с утра этого богатого господина стала притчей во языцех. Стоило ему проснуться после очередного празднества, как с его пути волшебным образом исчезали вчерашние бродяги, ещё совсем недавно распевавшие с ним песенки и плюющие в кувшин на спор. Утром все становилось на круги своя. Уильям Тачерс вновь становился богатейшим торговцем Нью-Йорка, человеком жестоким и резким.
Но помимо всего прочего, Джек слышал, что доверять Тачерсу будет только глупец. Этот господин в халате слыл за хитреца и ловкача, так что старику следовало быть осторожным.
- Тебе ещё чего надо? – грубо рявкнул Тачерс. – Какого черта ты впустил его, Ллойд? Это не приют для оборванцев!
Очевидно, сегодня мистер Тачерс был не в духе. Наверное, он плохо себя чувствовал, а, может, это его обычное настроение.
Взглянув на вжавшегося в стенку беднягу Ллойда, Джек и сам почувствовал, как внутри начало зарождаться беспокойство. А правильно ли он поступил, что пришел именно к этому цыгану? Но сдаваться старик не собирался. Зазря его, что ли, Лихим Джеком звали?
Он принял независимую позу.
- Нужно поговорить, - сказал он и понизил голос. – О сокровище…
Тачерс лишь отмахнулся.
- Прогони его, - спокойно приказал он Ллойду, и тот тут же бросился выполнять поручение, однако Джек снова ударил его костылем, да так, что у несчастного зазвенело в ушах, он схватился за голову и замер, пораженный и обиженный.
- Мне что, самому выполнять свои приказы? – Тачерс не обратил на полную боли физиономию привратника ни малейшего внимания, чего уж говорить о сочувствии. – Вон его!
- Погоди-ка, Тачерс! – Джек затряс костылем перед господином в мягком халате. – Прогонишь меня, и никогда не узнаешь тайну, о какой я хотел тебе поведать! А значит, будешь дураком, каких свет не видывал! Если ты будешь обладать сокровищем, какое я хочу почти отдать тебе даром, то сможешь стать самым могущественным в этой стране! За эту тайну мне бы хорошо заплатил каждый, но, быть может, стоит пойти к Лестону, и он окажется умнее?..
В этот момент привратник схватил Джека за шкирку и хотел было выволочь вон, но господин остановил его.
- Стой! – внимательным взглядом Тачерс оглядел старика, усмехнувшись при виде грязных спутанных волос и беззубого рта. – О чем это ты?
Джек вырвался из рук привратника и нагло ухмыльнулся:
- О том, что я продам свою тайну Лестону, если её не купишь ты, - Джек решил умолчать о том, что свою «тайну» он поведал уже как минимум двум людям - Ветвуду и Лестону. К несчастью, первого убили, а второй оказался настоящим глупцом, не поверив ни единому слову. Что ж, ему же хуже. А упомянул имя Лестона Джек неспроста: все знали, что эти двое ненавидели друг друга. Лестон презирал «рабочее» прошлое Тачерса, его общение с сомнительными личностями и занятие торговлей, а Тачерс терпеть не мог «этого выскочку» из английских дворян, который воротил нос от всего того, что считал ниже своего достоинства.
На губах Тачерса появилась хитрая улыбка.
- Ну-ка, Ллойд, отведи его в мой кабинет, да побыстрее, - с этими словами Тачерс, даже не обернувшись, чтоб узнать, исполняется ли его приказ, направился резкими властными шагами в свой кабинет. Впрочем, бедолага Ллойд не осмелился бы ослушаться. Для этого он был слишком туп и напуган. Он поволок Джека в кабинет и буквально впихнул его внутрь, плотно закрыв дверь за собой.
Тачерс уже со всеми удобствами расселся в мягком кресле и теперь сверлил старика хитрыми насмехающимися глазами. Предлагать калеке хоть какое-нибудь сиденье он не стал и сразу перешёл к делу:
- Ну, выкладывай что там у тебя. Время дорого нынче, так что не тяни.
Джек потер руки, но на этот раз не от предвкушения, а от смутного беспокойства внутри. Надо же, его, лихого Джека, заставил поволноваться какой-то цыган! Рассерженный этой мыслью, Джек вальяжно произнес:
- Хорошо-хорошо, только прикажи-ка своему Ллойду принести мне чего-нибудь выпить да пару десятков долларов, чтоб рассказывать было легче…
- Старик, - строго прервал Тачерс. – Я же сказал – время нынче в цене.
- Но я же всего-навсего…
- Гони его в шею, Ллойд, - отмахнулся Тачерс от слов, как от назойливой мухи и начал вставать.
- Ладно! – почти выплюнул Джек, стукнув костылем по ковру. Он понял, что с Тачерсом шутки плохи. – Я расскажу, только пусть твой привратник уйдет отсюда.
Когда господин кивнул, Ллойд скрылся за дверью. Убедившись, что слуга их не подслушивает, Джек начал рассказывать свою бесценную тайну. Рассказывал он почти то же, что и два дня назад Ветвуду. Правда, управился быстрее, поскольку Тачерс, внимательно слушая, не задал ни одного встречного вопроса и вообще не произнес ни слова.
Закончив, Джек произнес:
- Я покажу тебе Источник, если ты заберешь меня с собой. У тебя есть деньги, у меня – сведения о местонахождении бесценного сокровища. Решай, Тачерс.
Тот устало вздохнул. Лицо его приняло ленивое, холодное выражение, и он крикнул:
- Ллойд!
Появился привратник.
По спине Джека почему-то пробежали мурашки.
- Гони его, - спокойно произнес Тачерс. – Да побыстрее. Его вонью уже провонял весь дом!
Не успел Джек и рта раскрыть, как две сильные руки схватили его и поволокли по полу. Он был не в силах сопротивляться, лишь брыкался и дергался, да и ругался на чем свет стоит, обзывая Тачерса глупцом и другими менее безобидными словами, которые нам знать не обязательно.
Старика выкинули вон за ворота прямо в лужу грязи, а его костыли упали сверху, больно ударив беднягу Джека по голове. Такое обращение с известным налетчиком и бандитом задело за живое. Джек ещё долго кричал в ночь ругательства, адресованные Тачерсу, его родным и всему его роду, грозя кулаком в пустоту. Когда он немного успокоился, он взял в свои руки костыли и тихонько заковылял обратно, глубоко обиженный и задетый. Но он твердо пообещал себе, что проучит Тачерса рано или поздно. Однако к кому теперь ему идти? Кому снова продать свою тайну?
И вот в этот момент ему навстречу вышла странная пара – мальчишка и чернокожий мужчина в костюме, похожий на господина. Мальчишка, увидав Джека, стал тыкать в него пальцем и горланить:
- Это он! Это он! Старый Джек Лихой!
- Чего вопишь, зараза? – грубо ответил Джек, остановившись и с подозрением глядя на приближающегося незнакомца.
Тот, казалось, запыхался от быстрой ходьбы, но, приблизившись, совершенно спокойным голосом спросил:
- Это вас зовут Лихой Джек?
- Ну меня.
- Прошу вас, - продолжил мужчина. – Нас ждут. Корабль отплывает завтра, а ещё куча дел! Хозяин не справится со всем один.
Он вежливо, но настойчиво взял Джека за локоть. Сбитый с толку, Джек увидал неподалеку дорогой незнакомый экипаж.
- Куда мы?
- К моему хозяину, конечно.
- На какой черт он мне сдался? – Джек ничего не понимал и пытался вырваться, но человек держал его крепко. Наконец, незнакомец негромко скороговоркой произнес:
- Мой хозяин мистер Роберт Лестон хочет вас видеть. Он сказал, что вы заключили между собой сделку, которая не может быть расторгнута. И путешествие не требует отлагательств. Так вы идете?
По небритому лицу Джека расплылась счастливая улыбка.
- Конечно! – И он заковылял в сторону кареты, посмеиваясь в усы и благодаря старушку-судьбу.
Уильям Тачерс отошел от окна и налил себе джина. Потом обратился в пустоту:
- Так что вы думаете, святой отец? Откуда этот нищий может знать об Источнике?
Из темноты угла вышла высокая, статная фигура в черном, которую ни Джек, ни даже Ллойд не заметили совсем недавно.
- Возможно, кто-то поведал ему эту тайну.
- Этому калеке? – удивился Тачерс. – Но зачем?
- Только он ведает, - спокойно заметил священник. – И Господь наш.
- Что ж, - усмехнулся торговец. – Господь-то будет молчать, а вот калека…
Он задумался на секунду.
- Быть может, стоит проследить за этим нищим?
- Неплохая идея.
- И выведать, кто ещё знает об Источнике.
Священник лишь молча кивнул.
- И я думаю, - продолжал задумчиво Тачерс, - нужно подослать своих людей к нашим конкурентам. Тогда мы будем сведущи во всех их действиях и планах.
- Вы как всегда правы, сын мой, - священник стоял прямо и неподвижно, словно статуя в черном обличье. Его лицо, вытянутое, с резкими чертами ничего не выражало, быть может, лишь крайнюю степень лицемерия.
- Да, я знаю, - Тачерс усмехнулся. – Если мы найдем Источник, это будет наше великое торжество. Я стану ещё богаче и сильнее, станет больше власти, я смогу раздавить многих, а Лестона в первую очередь, своим кулаком. Но вам, святой отец, зачем вам нужна эта вода?
Тачерс с интересом вглядывался в лицо священника, но тот оставался спокоен. После долгого молчания он, наконец, сказал четко и протянуто:
- В этом мире много зла и много несчастных. Я хочу привнести в мир покой и счастье, вылечить его и искоренить грехи.
Прошло несколько секунд, прежде чем Тачерс, удивленный таким ответом, громко расхохотался.
- Что ж, святой отец, тогда, боюсь, вам не хватит и целого океана этой воды! Ну а меня не заботит судьба всего мира, мне хватит и ручейка!
С этими словами он опустошил свой бокал одним большим глотком.