Парижане – инвалиды и бомжи.
Нас уже приучили не доверять заголовкам. Эти этикетки к информационным банкам ( кто захочет, оценит тонкую штучку) давно не отражают содержимое, идущее вослед. Вот и нашу заяву не стоит воспринимать так, будто все парижане сплошь – инвалиды и бомжи. Отнюдь не все. Но и тех, и других – много. То есть, заметно много. У нас, на Руси – тоже много, ан – незаметно. Потому что наши отечественные инвалиды вынуждены годами сидеть по домам, ибо вне дома для них ничего не предусмотрено. Как, впрочем, и дома… Парижские инвалиды тусуются в Париже со всеми удобствами – пандусы, подъемники, лифты, - но главное, с полным доброжелательством и понимаем остальных – не инвалидов.
Среди бела дня, без всякого объявления войны, к кафешке, в коей мы перекусывали, подкатыает геронтологически запущенная, но весьма бодрая инвалидка на супер-пупер технологической коляске, обвешанная авоськами и пакетами, уютно располагается за столиком, водружает свою искусственную ногу на соседний стул, делает заказ и – кайфует на все деньги. И все это в порядке вещей. Ихних, французских вещей… В другом месте, в другой час, к кафе подгребает мужик о 70 лет – у него в носу трубки, которые тянутся по плечам через адаптер-манометр к кислородному баллону в изячнои синем замшевом чехле, висящем на поясе. Мужик достает сигаррилу, закуривает, здоровается с корешом (без баллона), трендит о погоде, о бабах… Потом они оба устраиваются за столиком, заказывают винца, и – кайфуют. В порядке вещей. Они тут кажный Божий день так, и их тут любят. Я видел, как к Гранд-Опера подкатила на такси супер – престарелая мадама на абсолютно несгибаемых ногах, но в прическе, макияже и брюликах, и ее бережно повели немолодые родственники по знаменитым ступеням театра – вверх, на спектакль. А которые на колясках, так те – сами. В известном барахольном магазине под названием (счас совру) Ля Файет, на 6 этаже (!), я столкнулся с тучной, уже прилично отоваренной, инвалидкой на коляске, азартно выбиравшей себе шляпку, мать ее (шляпку) так!
Почему это так бросается в глаза? Потому что наши многочисленные инвалиды – бессрочные узники своего инвалидства. Их никто не держит за людей. Нам странно и неприятно – чужая беда заразна - видеть инвалида на улице, в обществе, нам спокойней, когда они гниют в своих затворах. Парижане, французы не сочувствуют сентиментально своим инвалидам, они просто держат их за нормальных людей, и просто стараются практически облегчить их проблемы. О, святая простота!
В Питере, в России, если инвалид на улице, то он попрошайка, он зарабатывает на демонстрации своего увечья, при этом отстегивает львиную долю подаяния тем, кто его крышует, привозит «на работу», плохо кормит, погано обихаживает и бьет. Мы это знаем, и потому подаем неохотно, через внутреннее сопротивление.
Попрошайки в Париже – тоже есть. Они опрятны, они неназойливы, они благодарны. Значительная часть попрошаек старается имитировать полезную деятельность – торгуют чем-то, абсолютно ненужным, танцуют, играют на инструментах, показывают фокусы, устраивают всякого рода перфоменсы, эстетизируя парижское пространство в соответствии с ареалом своего нищенства. Наверняка, территории поделены, ну, как в свое время Россию поделили дети лейтенанта Шмидта. У Собора Парижской Богоматери подвизается псевдо Квазимодо. У Гранд Опера по несколько часов в день крутят брек-данс вполне пластичные темнокожие ребята. Оно и понятно – Опере не хватает некоторого подобия балета… Кто вовсе ничего не умеет, изображает из себя статую, иногда – оживающую… Эта попытка как-то «заработать», а не просто выпросить, вызывает уважение. А что может вызвать спящий на Невском бугай свекольного цвета с картонкой у грязных ног «Подайте на бухло»?
Вообще синих и свекольных бомжей в Париже не встретить, они при всех своих проблемах не пьют самопальную водяру и ацетон. Парижский клошар – обстоятелен, аккуратен, чист, от него ничем не пахнет. Он содержит себя и свое место – обычно постоянное – в порядке. Если бедолага и попивает, то лишь винцо в ближайшем кафе, где его знают и не обижают. По бедности они питаются всухомятку – чисбургерами и прочей быстрой едой, но после обеда убирают за собой, и потом – чистенькие на чистых матрасиках продолжают тихо себе сидеть на насиженных местах. Их никто не гоняет. На ночь, они постилают себе постель на теплых вентиляционных решетках, читают газеты в свете рекламных огней, общаются посредством мобильников с себе подобными, или еще Бог знает, с кем…
Почти при каждом бомже имеется мелкогабаритная дворняжка, разделяющая с ним его образ жизни и образ мысли. Это трогательно сближает бомжа с остальными парижанами, которые любят собак больше, чем детей. Собак в Париже очень много, но не бездомных, все – при хозяевах. Именно поэтому Париж нельзя назвать абсолютно чистым городом. Хозяева часто не поспевают убирать за своими собаками. А вовремя освободить желудок, для француза, как и его французской собаки – дело святое…
Половина бомжей на своих местах обитания держат аккуратные таблички с извещением о том, что они, мол, больны СПИДом. Наверное это должно вызывать сочувствие и приток пожертвований. Не знаю… Не думаю, что они действительно так широко - через одного - больны. Наверное, это просто модно, как модно, скажем, у нас любого инвалида рядить в десантную униформу. Полагаю, что подлинный носитель СПИДа не долго протянул бы в антисанитарных условиях. То есть, в городе относительно чисто, и бомжы очень опрятны, но не стерильно же…
Так все-таки о чем разговор? Вот уж не о блеске и нищете, вот уж не о жутких контрастах ихнего капитализма, не о дворцах и хижинах, чума на оба эти архитектурные стили ! Речь – об терпимости и толерантности, о взаимном уважении, о соблюдении всеми слоями населения некоторых общих принципов сосуществования. Ну, скажем, странный такой принцип, при котором собственное убожество, не воспринимается таковым, сопрягается с внутренним достоинством, а главное – не вызывает агрессивных претензий к тем, кто почему-то более благополучен сегодня. То есть, не порождает желания дать сытому по башке, отобрать и поделить отобранное тут же, не отходя от трупа…
Не, французы, все-таки большие придурки. И , в рамках темы, право, хочется, чтоб это их свойство стало заразным.