На сопках Манчжурии

Василий Чупаченко 2
Чупаченко В.К.


Палату номер двенадцать Н-ского госпиталя называли Эпроновской, а всех раненых больных – эпроновцами. Сами раненые так окрестили свою палату. Так это название и укрепилось по всему госпиталю.
Бывало слышно по коридору, шутят:
-Зайдём к эпроновцам, у них там весело - бутылками звякают, в шланги играют.
На самом деле, весёлого было мало. В этой палате лежали самые тяжёлые больные с проникающими ранениями в грудную полость. В грудную клетку вставляли длинный шланг – дренаж, другой конец которого опускался в сосуд с раствором или просто в бутылку.
Накануне праздника в палате чувствовалось оживление, а сегодня больные были возбуждены больше обычного: в госпиталь пришли гости-учащиеся средней школы. Ребята готовились выступить с концертом перед ранеными бойцами.
И вот дверь открылась, в палату вошли две девочки и два мальчика с баяном и скрипкой.
Начался концерт.
Мальчики аккомпонировали, девочки пели.
Звонкие детские голоса наполнили всю палату песнями, которые были знакомы каждому солдату:
На солнечной поляночке,
Дугою выгнув бровь
Парнишка на тальяночке
Играет про любовь…

Песни сменяли друг друга, унося солдат мысленно  то к недавно пережитому, то в родные края.

И врага ненавистного
Крепко бьёт паренёк
За советскую родину
За родной огонёк…

-Это обо мне -думал каждый солдат.
А песня летит уже новая:

Эх, дороги, пыль да туман-
Холода, тревоги,
Да степной бурьян…

Строгие сосредоточенные лица солдат. У каждого свои думы. Здесь в палате тепло, молча слушают солдаты. Ни шороха, ни стона тяжёлых.  Захваченные песнями и своими думами, солдаты не сразу зааплодировали ребятам. А когда очнулись от дум, точно взрывом оглушило палату аплодисментами. Хлопали долго, со слезами на глазах.
-Молодцы, ребята! За душу берёт ваше пение, хотя мы сами много -много раз пели эти песни.- Сказал, прерываясь на каждом слове, тяжелораненый полковник Коробков.
-Хорошо! Я бы хотел…-сказал полковник и замолчал. Дальше не мог говорить. Он был в очень тяжёлом состоянии. Голос его редко слышали в палате. Только иногда ночью, когда он шептал дежурной сестре:
-Тяжело, сестричка, тяжело…

Сейчас открыл глаза, посмотрел на мальчиков, и, почти шёпотом, сказал:
-Дед мой Трофим, русско-японской войны солдат, очень любил песню «На сопках Манчжурии» Он и меня научил слушать и понимать эту песню. И стала она и моей любимой. Дед мой погиб,  а вальс оставил мне, как завещание. Ребята, если сможете, сыграйте для меня мой любимый вальс.
Мальчики переглянулись, взяли в руки инструменты.
-Попробуем?
Взяв тональность, баян повёл мелодию, к нему пристроилась скрипка. И мелодия старинного русского вальса заполнила эпроновскую палату. Ей становилось тесно, она вылетела через открытые окна в сад, уносясь всё дальше и дальше.
Все слушали молча, а полковник лежал с закрытыми глазами.
Мелодия словно вернулась назад в палату и тихо замерла на струнах и клавишах. Ребята молчали. Солдаты молчали. Все смотрели в сторону полковника.
-Вам понравилось?- решился, наконец, спросить баянист.
Полковник молчал. Как-то странно опустилась его рука, он не ответил ни слова.
-Полковник, что с Вами?- спросила сестра. -Полковник, очнитесь!
Но полковник молчал.
Сестра подняла его руку, положила на грудь.
-Спасибо, ребята. Он больше не услышит. Вы хорошо играли. Вы выполнили волю героя.