Неприкаянные души

Геннадий Бородулин
                Неприкаянные души.

 Петров, а если быть точнее, не Петров, а его легкая бестелесная оболочка, бестолково суетилась у входа в мир иной. Оглядывая очередь, скопившуюся у пропускного пункта, сущность, что совсем недавно еще была Петровым,  лихорадочно выискивала взглядом в толпе себе подобных, знакомых по той, так внезапно оборвавшейся земной жизни. Никого не было! Никого! Казалось бы, что у недавно канувшего в лета Петрова, имевшего в прошлой жизни неограниченное количество друзей и знававшего массу добрых и сердечных людей, должны были быть и здесь, в этой очереди, знакомые готовые в трудную для него минуту не задумываясь придти на помощь. Ан нет!  Никого из бывших сердечных друзей в очереди не было. Как не было и никого  из многочисленной родни жены. Не было также даже просто знакомых.
 Он уже пропустил без очереди с добрый десяток понуро шествующих к проходной бывших людей, за что был обруган стоящим у пропускного пункта бородатым охранником.
- Эй, ты! Лысый! – громко прокричал тот, указывая на Петрова посохом: - Ты чего крутишься!
- Да я тут. Я рядом, - невразумительно пролепетал Петров, скрываясь за спину толстяка с фиолетово-синим лицом.
- В очередь давай. В очередь! – прикрикнул еще раз «бородатый», и Петров приседая, низко наклонив голову, старательно спрятался от грозных глаз охранника за широкой спиной толстяка. Так пригибаясь, незаметно для «бородача», он пропустил еще добрый десяток-другой человек, пока не услышал прямо над головой до боли знакомый голос:
- Ты чего Петров, мать твою так, в прятки тут играешь?!
Все еще опасаясь грозного привратника, Петров не переставая приседать, робко поднял голову вверх. С высоты своего почти двухметрового роста, на него улыбаясь, смотрел Валек. Завидев своего давнишнего, еще школьного товарища, Петров улыбнулся и привстал.
- Валек! – радостно воскликнул он, похлопывая друга по плечу: - Ты то, как здесь?
- Да, так же как и ты, - уже не улыбаясь, грустно произнес Валек. И помолчав немного, добавил: - Помер я.
- И я, - так же безрадостно произнес Петров. Он внимательно посмотрел на школьного товарища и тихо спросил: - Ты как?
- Обыкновенно. Сердчишко после дня рождения прихватило. До этого один раз было, потом другой, третьего не дано. Вот я и здесь. А, ты?
- Меня машиной сбило. Сразу насмерть. Не… Водила не виноват. Я сам! Я за опохмелкой в гастроном бежал. Сам выскочил, и под колеса. Он и затормозить не успел. Так я не опохмеленный и помер. А у тебя случаем ничего нет? – заглядывая Валику в глаза, с надеждой спросил Петров.
- А тебе что ж на помин не налили? – удивленно спросил одноклассник.
- Где ж налили. В морге что ли,  - тихо и печально произнес Петров: - Я сюда прямиком с морга. Мои то отдыхать уехали. Они и не знают, что меня уже нет. Я три недели в морге отлежал, а потом меня, как неопознанного и похоронили, за казенный счет. Так что, какие уж тут поминки.
 Петров тяжело вздохнул и еще раз с надеждой взглянул на Валентина. Тот, отчего то смутился от этого взгляда и отрицательно покачал головой. Но, увидев в глазах друга такую непреходящую тоску, вдруг взмахнул рукой и воскликнул: - А, хрен с ним! Давай!
Воровато оглянувшись, он потянулся в карман своего новенького, с иголочки, костюма.
- Мне тут шурин, дай бог ему здоровья, положил с собой. Я хотел, было заныкать. С собой пронести, а тут ты. Так, что давай, а то еще на входе отыщут и отберут. Тут шмонают? – неожиданно, словно сомневаясь в правильности своего решения, спросил он у Петрова.
- Проверяют! Я сам видел, - убежденно слукавил Петров, боясь того, что школьный товарищ не дай бог передумает. Валек, оглядываясь по сторонам, достал из внутреннего кармана плоскую склянку «Беловежской» и решительным движением руки крутанул пробку.
- Ты чего Валек? Не здесь. Увидит «бородатый» отберет к хренам. Давай туда за бугорок, - образумил нерадивого друга Петров, и, пригибаясь, полусогнув в коленях ноги, бросился в сторону небольшой возвышенности. За ним так же на «полусогнутых», изредка оглядываясь назад, бросился Валек.
  Благополучно добравшись до намеченного места, друзья удобно расположились у подножья единственного на всей равнине небольшого холма. Укрывшись от посторонних глаз, а главное от строгих глаз «бородатого» Валек уже безо всякого опасения достал из кармана заветную поллитровку «Беловежской». Петров же, сглотнув набежавшую слюну, старательно вытерев грязные ладони о разорванный в аварии свитер, пересел поближе к другу.
 Независимо от времени суток, которые не существовали в том измерении, где находились Валек и Петров, время неукоснительно шло к закату солнца. Даже здесь, в этом непонятном мире все, абсолютно все подчинялось великим законам Вселенной. И потому, независимо от желания стоящего у ворот великого привратника, либо тех стоящих в вечной очереди – время шло. Лишь на короткий, и на незначительный участок бытия, оно остановилось. Замерло.
 И только лишь для того, чтобы дать развиться тем событиям, которые должны произойти в дальнейшем.

 Уже открутив винтовую пробку, Валек, похлопав себя по карманам, неожиданно спросил у Петрова:
- У тебя стакана нет?
- Откуда, - простодушно произнес Петров, не отводя глаз от «Беловежской».
- И у меня нет, - сокрушенно произнес Валек. Он негромко, но сочно матюгнулся и уже спокойнее добавил: - Шурин – собака, забыл положить. Внимательно обведя взглядом окружающую территорию, Валек с горечью произнес: Ну, что за место то такое! Ни одного тебе стакана не валяется. Придется с горла
- Ага, давай с горла, - горячо поддержал его утомленный долгими приготовлениями Петров.
 Энергичным движением руки Валек раскрутил бутылку и уже собирался поднести ее ко рту, но был остановлен, чьим то сдавленным шепотом: - Погодите мужики. Я с вами.
 Друзья недовольно посмотрели в ту сторону, откуда шел голос. Невзрачный мужичонка, лет пятидесяти, стоя на карачках, умоляюще смотрел на приятелей.
- Ну, вот еще чего, - недовольно произнес Петров, глядя на третьего, явно лишнего в их обществе человека.
- А вали-ка ты отсюда, - грозно глядя на непрошеного гостя, угрюмо сказал Валек.
- Мужики, мне самую малость. Мне глоточек, - по-собачьи поглядывая то на Валька, то на Петрова, молил мужик.
- Самим мало, - твердо произнес Петров и, поглядев на Валентина, добавил: - Давай начинай.
 Мужик оказался сволочной. Он неожиданно изменил тактику. Он бросил канючить, изменился в лице, и твердо с расстановкой в голосе произнес, глядя на Петрова: - Не нальете – заложу.
 Друзья оторопело уставились на него, а тот уже нагло улыбаясь, добавил: - Счас из-за бугра вылезу и заору. За единственной на всей этой бесконечной равниной возвышенностью наступило тягостное молчание. Друзья напряженно просчитывали варианты, но их не было. И тогда Валек глядя на нахалюгу, обреченно произнес: - Хрен с тобой. Оставайся. Но только один глоток.
Мужик радостно закивал головой. Валек, со словами: - На, пей первым. Я прослежу, чтоб ты лишку не тяпнул, - протянул незнакомцу бутылку. Тот быстро схватил ее обеими руками, запрокинув вверх голову, сделал длинный большой глоток.
- Хватит, - сердито сказал Валек и вырвал бутылку из рук незнакомца.
 Водка возымела на незнакомца неожиданное воздействие. Он улыбнулся и … воспарил. Нет, правда не высоко, но, тем не менее, ноги его медленно оторвались от поверхности, и он повис, покачиваясь в пространстве, как пьяный.
- Ой, мужики! Кайф то какой! В жизни такого не испытывал, - произнес он заплетающимся языком.
- Эх, ни хрена себе, - только и произнес Петров глядя на покачивающегося в воздухе мужика.
- Слышь Валек, надо его привязать к чему ни будь, а то улетит.
- К чему его тут привяжешь? Ни куста, ни дерева. Да и веревки нет, - так же, не отводя взгляда от незнакомца, произнес Валентин. Потом, хлопнув себя рукой по лбу, добавил: - А ты его камнем придави, чтоб не улетал.
 Справившись с заданием товарища, Петров потянулся рукой к бутылке 
- А, не сцышь? – поинтересовался Валек: - а то будет, как с ним. И от указал рукой на моментально уснувшего мужика, что лежал на земле прижатый небольшим камнем.
- А, хуже смерти не будет, - отмахнулся от него Петров.
- Уже была, - мрачно произнес Валентин, и добавил: - Пей, давай.
Петров не понял первой половины фразы товарища, но зато вторую расслышал четко и ясно. Повинуясь приказу, он сделал один, второй глоток и так же как незнакомец оторвался от поверхности.
Тело его, а впрочем, было ли это телом, в чем сам Петров лично сомневался, словно шампанское кипело изнутри. И в нем, в этом кипении была такая неизъяснимая радость, такая услада, которой он – Петров не испытывал ни разу в жизни.
- Лечу Валентин! Лечу! – восторженно вскричал он, позабыв про всякую осторожность.
- Стой – удерживая его одной рукой, произнес Валентин, поднося вторую руку с бутылкой ко рту.
 Крепко обнявшись их невесомые, переполненные радостью тела парили над землей. Каждый следующий глоток божественного земного напитка возносил их все выше и выше. Позабыв обо всех горестях и печалях выпавших на их долю, друзья запели. Их необычайно чистые, полные силы и страсти голоса в унисон выводили: - Широка страна моя родная.

 Суровый бородатый привратник отловил их тогда, когда «Беловежской» оставалось на дне самую малость. Захватив друзей в свои могучие объятья, он не торопясь, опустился к подножью холма. Захватив третьего спящего собутыльника, он со словами: - Ох уж мне эти русские, двинулся к оставленным без присмотра воротам. Запихнув всех троих, в какой то темный чулан привратник прошел в «дежурку» и устало опустился на стоящий рядом со столом стул. Переведя дыхание, он решительно отложил в сторону белую канцелярскую книгу и взялся за книгу в черной обложке. Раскрыв ее на чистом листе. В графе ФИО записал фамилию назойливого мужика вымогателя и рядом с ней в графе № по порядку, написал число – 11702. Затем таким же образом сделал запись о Валентине, и уж в последнюю очередь сделал запись: - Петров, и напротив написал число 11704. После чего со словами:- «Все в ад» вывел из чулана так и непришедшую в себя троицу в сумрачное место, где не было ничего. Поочередно перекрестив грешников, вручив каждому из них «подорожную», привратник, глубоко вздохнув, отправил их беспокойные души в чистилище, согласно сделанным в книге регистрации, записям.
 
 Три неприкаянные души, за № 11072, 11073 и 11074 маялись в мрачном, позабытом Богом месте. Веселое кипение, доселе царившее в них, исчезло, а вместо него наступило тягостное похмельное разочарование.
- Все ты Петров. Все из-за тебя, - с раздражением произнесла душа за № 11073.
- А, что я? Что я? – вскипела от злости душа № 11074, - Сам кричал – «Пей давай!» А теперь Петров виноват! 
- А кто, как не ты! – закатывая выше рукава новенького пиджака, не скрывая возможности физической расправы, произнесла душа 11073.
- Ну, давай, давай! Я не посмотрю, что ты здоровый. Позабыл небось, как в третьем классе я тебе сопатку набил! К мамке жаловаться побежал! И сейчас набью!
Душа №11073 на мгновение смутилась, но затем, обретя прежнюю уверенность, стала снимать пиджак.
- Да успокойтесь вы мужики. Кажись кто-то идет, - прервала их перепалку подленькая, абсолютно неизвестная двум друзьям  душонка за №11072.
 И действительно, в плотных сумерках пространства явственно послышался торопливый тяжелый топот ног, более похожий на перестук копыт. Друзья переглянулись. Звук шагов слышался явственно, и даже нарастал со временем, но того, кто издавал эти шаги, не было видно. Тревожно вглядываясь в густой, мрачный сумрак, душа №11074 не выдержав напряжения, вскричала: - Кто идет?
- Кто идет, кто идет? Кому надо – тот и идет, - раздался в ответ невидимый низкий, с горловой хрипотцой голос. И вслед за этим, неожиданно, словно раздвинув портьеры театрального занавеса, появился весьма благообразный человек, в тирольской, с пером шляпе.
- Отчего шумим? – невозмутимо произнес он, и приподнял в приветствии шляпу над головой.
- Валек ты посмотри… у него рога, - не отводя взгляда от появившегося незнакомца, прошептала душа с присвоенным накануне №11074.
- И копыта, - в тон другу произнесла 11073я душа.
- Да, уважаемые. И рога и копыта. Позвольте представиться – дежурный подотдела очистки душ, -  и тут незнакомец в шляпе, с такой скоростью произнес длиннющее имя, что никто из присутствующих не смог его разобрать.
- И так достопочтенные, ваши направления, пожалуйста, - он протянул руку к тому, кто раньше был Петровым. 11074 непонимающе глядела на протянутую руку дежурного подотдела.
- Направление, - еще раз произнес тот, и, видя, что его не понимают, ловким движением вытащил откуда-то из недр Петрова, бумагу. Взяв и близоруко поднеся к глазам «подорожную», он, прочитав написанное, решительно произнес: - Не годится.
Проделав тоже действие с остальными направлениями, он решительно произнес: - Это беспредел! Это – уже наглость! Что этот Петруха там себе позволяет! Это если он близок к верхам, так ему все можно! Вот так, без суда и следствия, прямиком в наше ведомство! Это ему не тридцать седьмой. Он там самоуправствует, своим друзьям жизнь облегчает, а мы – давай паши в три смены, как стахановцы! Да я…, да я…, я до самих верхов дойду, а управу, бляха муха буду, на него найду! – все, более распаляясь, кричал дежурный. Самым непонятным образом в его руке возникла черная телефонная трубка, никоим образом не связанная с отсутствующим телефонным аппаратом. Ничуть не смущаясь присутствующих, срываясь на фальцет, дежурный подотдела кричал: - Я принимать не буду! Не буду, я сказал принимать без решения суда! Если вы берете на себя такую ответственность, давайте письменное подтверждение, с резолюцией «Самого». Все, кончено, хватит на шармочка жить! Мы тоже люди, хотя и работаем в чистилище, но делаем все же с вами одну работу. А, мне глубоко плевать на ваши связи! Есть директивы и инструкции, и нарушать их никому недозволенно!
Матерно выругавшись, и бросив куда то в темноту телефонную трубку, дежурный победоносно поглядел на три поникшие души. Те, растерянно переминаясь с ноги на ногу, смотрели на дежурного.
- Так, что же на делать, уважаемый? – заикаясь от волнения, спросила душа Петрова.
- Как, что делать? – переполненный гордостью за свои действия, произнес дежурный: - Назад, все назад! И открыв невидимую в темноте дверь, уже спокойнее произнес: - Туда.

 Три изгнанные из преисподней души вновь оказались в пространстве предварительного ожидания. Пред ними под серым безразмерным небом расстилалась та же бескрайная равнина с единственной, стоящей в отдалении возвышенностью, и нескончаемой, простирающейся, насколько хватало глаз, очередью.
- Эх, ни хрена, сколько еще стоять! – огорченно глядя на бесконечную вереницу людей, произнес Петров.
- Да уж, - в тон другу, протянул Валентин.
- Не! Вы как хотите, а я по новой стоять не буду, произнес тот, что был записан под №11072, выискивая своим нагловатым взглядом брешь в очереди. Не долго думая, он бросился туда, где, упираясь в низкое, одноэтажное здание, заканчивалась очередь.
- Я стоял! А, я говорю, я стоял. Я по нужде отлучался, - раздались вскоре его пронзительные крики. Но крики нагловатого мужичка потонули в разноголосице возмущенных голосов стоящих в очереди.
- Лезуть, лезуть без очереди! И тут от них покоя нету ти, - неестественно высоким, почти молодым голосом кричала убеленная седыми буклями старуха, замахиваясь на лезущего без очереди мужика клюкой. Головная часть очереди пришла в волнение. Четкий строй ее сломался и превратился в бесформенную многоголосую толпу. А еще через мгновение разъяренная масса очередников выбросила из себя растерзанную в клочья душу, чей порядковый номер уже был записан в черной книге сурового привратника, как №11072.
 Глядя на разъяренную в своем справедливом гневе толпу, так спешащую попасть в рай, Валек, глубоко вздохнув, произнес, глядя на Петрова: - Знаешь, что дружбан. Нету, и не будет тут толку. Пойдем отсюда.
 Круто развернувшись, они быстро, не оглядываясь назад, пошли прочь от ставшей заветной для многих проходной. Ушли, не сожалея ни о чем, две отвергнутые, неприкаянные души с поставленными в черной книге на учет номерами 11073 и 11074.