Вечера у пасеки…
Ну вот, хоть убейте, никогда не соглашусь с расхожим мнением, что старики – неисправимые болтуны!!! На своей памяти предстают встречи с ними в разных краях.
Встречался с лесниками и пастухами, рыбаками и грибниками, пасечниками и сторожами огородов и баштанов. Уже и не счесть всех временных привалов в моих скитаниях.Но каждая встреча оставалась полезной, потому что обретал много мудростей от житейского опыта.Не скажу, что искал таких встреч намеренно. Всегда был увесистый довод, чтобы причалить к спасительной «гавани». То гроза загнала, то вышел на огонёк в незнакомой местности, то свирепый ветер заставлял просить крова у встреченного шалаша…. Попадая в их мир, всегда радовался простоте и бесхитростности их суждений, забавному говору и доброму приёму. Может и встречались мужики скуповатые, но не было случая, чтобы тебе не предложили кружку горячего чаю или целебного набора трав, заваренных вместо чая. У шалашей перевозчиков через реку, тебя непременно попотчуют свежей ушицей. И несмотря на обычные небогатые провианты, с гостем щедро делились тем, что бог послал и привечали под своим кровом.
Но в памяти прочно засела та побывка в отчем дому в звездопадный август 1960 года. В короткий курсантский отпуск так дорожишь каждым деньком. На этот раз оба мои родителя жили порознь вынужденно - отец находился с небольшой пасекой далеко в полях.
Так что маме - отдал первую половину отпуска, а обрадовать папу бросился по степной дороге в один из догорающих вечеров. Когда зной спадает, идти легче, помогает слабый ветерок и унимается неотвязная мухотня. Небо темнеет и загораются первые звёзды, дышится легко и вольно, несмотря на запах дорожной пыли и придорожной полыни. Каких-то пару десятков вёрст одолел без труда под знакомый звон цикад и кузнечиков. Нет –нет прямо из-под ног сорвётся заяц –несмышлёныш или прикорнувшая у дороги перепёлка. Она сорвётся с места и уносится вдаль, откуда слышна вечерняя перекличка птах, зовущей в сухой степи «пить пойдём!». Дорога на пасеку была известна: папа – человек военный, а их бывшими не бывает, предусмотрительно оставил мне( им собственноручно составленную) топографическую карту по всем законам картографии.
Осмотрев её, я шёл на пасеку без блужданий и колебаний. Тем более, ещё школьником бывал в этих местах и знал, что возвышающийся вдали справа курган называется Острая Могила. А от неё до пасеки уже рукой подать – чуть более двух километров…
В причерноморских степях Украины очень тщательно народ «расчертил» просторные поля аккуратными квадратиками «сталинских лесополос». В этом было спасение от суховеев летом и снегозадержанием зимой… Много полезного дали эти лесополосы земле. Здесь расплодилась разная птица и живность, а земля сохраняла влагу, так необходимую для злаков и овощей на колхозных полях.Вдоль одной из таких полос вышагивал я по землям совхоза имени болгарского коммуниста Коларова. Половину владений совхоза занято подсолнечником. Мой отец учёл это, и, согласовав с агрономом совхоза, разместил своих семь уликов посреди просторов цветущего подсолнуха. Каждый день медосбора в среднем прибавлял более десятка килограммов мёда. Пасеку отец расположил, как говорят военные, на господствующей высоте,- на перекрёстке двух дорог под сенью «лесосмуги»( по- украински так называется лесополоса). Отсюда открывался весь простор, который на Руси очень правильно нарекли окоёмом. Сколько глаз охватит – на многие вёрсты видны в дымке дальние дали… Зрелище необыкновенное и захватывающее. От отцовского шалаша внизу просматривалась светлоголубая ленточка реки Ингул. За мглой вправо едва угадывался город корабелов и невест, а влево – просторы украинской степи, изрезанной балками и балочками. На хорошо обозримом пространстве маячили строения птицефермы с одной стороны, коровников - с другой. Были они махонькими судёнышками среди моря подсолнухов и так одиноко было «экипажам» этих «кораблей» в безбрежном просторе полей. А когда полностью угасал день и небо проливало на землю обильный звёздный дождь, близ этих «судёнышек» вспыхивали мерцающие огоньки маленьких костров. Вас когда-либо влёк к себе неведомый костерок? Невольно притягивает он путника, как мотыльков. Это истина.
Вот и я причалил к отцовскому шалашу, как нежданный подарок. Обрадовался папа и обнял меня. Не вмещалась в теле наша охотничья собака «Ирма», которая сперва всполошилась и «обложила» меня лаем, а потом полезла обниматься и норовила облизать всё моё лицо. Попал я на ужин очень кстати: отец снимал с огня степной кулеш и заварил чайку с чебрецом… Вы когда-нибудь пробовали эту простую еду на природе? Это неповторимое ощущение. В недрах шалаша папа тарахтел мисками и кружками, протирал деревянные ложки( с улыбкою вспоминаю, как детстве ими доставалось по лбу от моего деда) …. Так хорошо было в тот безмятежный вечер рядом с отцом!
Пахнущее дымком варево с поджаркой лука на сале сделало ненавистное пшено блюдом изысканным… А отвар чебреца с ложкой свежего мёда стал напитком богов…
На жарких тлеющих углях я успел вскипятить котелок кипятку, сполоснул и прибрал посуду. Под одобрительным взглядом отца навёл порядок на его стойбище, накормил собаку и наступила величавая пора ночи. Мой отец – неутомимый труженик, обжился здесь обстоятельно. Кроме хорошего шалаша он соорудил навес, где смастерил стол и пару лавок. А из гордости моей недавней юности – волейбольной сетки – между двумя крепкими акациями, он соорудил очень удобный гамак. На нём мы «завалились» и папа стал рассказывать о своём житье-бытье. По его словам, чтобы не торчать в поле всё лето, он скооперировался с пчеловодом нашего посёлка и вахту теперь несут по двадцать дней, меняя друг друга. Тем более оба - доки в пчеловодстве. На прошлой неделе сюда понаехали свободные родственники и дружно откачали заполненные мёдом улья. А крылатые трудяги вновь заполняли пустые соты. Спросил я отца и об этом – тебя здесь никто не беспокоит? На что отец улыбнулся: «Лихим людям здесь поживиться нечем!» А так – «беспокоят», завтра сам убедишься. И отец показал на мерцающие огоньки в долине справа и слева. Справа у меня появился новый знакомый, старичок, который вместо дочки-птичницы , коротает там лето - завтра наверняка придёт на огонёк. А с другой стороны ещё один – охраняет коровники … Он тоже частенько захаживает вечерами. Я только спросил: « Хоть мужики стоящие?» Папка интригующе улыбнулся: « Решать будешь сам! Давай уже спать, моя балаболка!»
Утро нового дня началось едва забрезжил рассвет ожесточённым лаем Ирмы. Покинув гамак, я пошёл на собачий лай. Оказалось наша стражница на тропинке встретилась с громадной степной гадюкой и одолела её без ущерба. Она перекусила её в нескольких местах, а сама не получила ни царапинки Останки змеи Ирма принесла к потухшему костру и бросила на золу. После чего величаво улеглась, даже не глядя на меня. Всем видом она показывала, что недаром ест свой хлеб… А дальше день закрутил нас так, что некогда было расслабляться. Из улья папиного компаньона вылетел рой. Среди отличного медосбора случилось такое. Когда мы это заметили, рой прилепился к ветке акации метрах в трех от земли. Пришлось мне поскакать, пока не придумал: подтащил туда медогонку, рядом примостил пустой ящик и скамеечку. Как цирковой эквилибрист, балансируя, наконец веником смахнул рой вместе с маткою в переносной улей. Дали мне жару осерчавшие пчёлы - ужалили плечи и кисти рук, лицо закрыла защитная сетка. Упрели, но царство крылатое от потерь уберегли. Остальные семьи работали неустанно и падали на летки, переполненные нектаром и пергой уже на закате солнышка, которое ещё хваталось за краешек горизонта…. Запотела от жаркого дня наша долинка и подёрнулась лёгкой синевой, пыльная степная дорога из пепельного цвета тоже немножко потемнела. На её фоне я заметил две человеческие фигуры, а папа отметил: « А вот и гости к нам пожаловали!» По моему опыту гостей от нас отделяли пара километров и я с любовью глянул на отца - молодчина папка, глаз орлиный, как и прежде.
Не теряя времени попусту, я занялся костром, повёсил над пламенем закопчённый чайник и котелок с водой - наверняка пригодится. Тут и гости подоспели. Отец представил меня с нескрываемой гордостью - воин на побывку прибыл! Приземистый и округлый старичок с вислыми белоснежными усами многозначительно воскликнул: «Недаром сегодня с утра нос чесался, недаром!» - засмеялся он , вынимая из кошёлки старинную пузатую бутылку с мутновато-белесым напитком. Скромный военный опыт подсказывал, что замочим мы носы в самогонке пришедшего деда. А тот, погрузив бутылку под маленькую струйку пчелиной поилки для охлаждения, стал выгружать из своей бездонной кошёлки свои дары. Стола для этого не хватило и я подхватил огромный таз, куда последовали свежие овощи –лук, огурцы, помидоры. В глиняной миске дед
Григорий принёс свежих куриных яиц, выложил варёную в мундирах картоху, миску малосольных огурчиков и сельскую паляныцю - прекрасный высокий хлеб. Дед Пахом, высокий, широкоплечий мужичина, басистый и смешной – нос его напоминал спелую круглую клубнику. Я раньше думал по незнанию, что это признак отъявленного пьяницы, только позднее узнал, что это заболевание, не связанное с алкоголем. Кстати, дед Пахом в жизни не пил ни водку, ни пиво. Он тоже пришёл не с пустыми руками: прямо в траву он опустил сетку с великанским арбузом, из холщёвой сумки извлек синий бидончик со сметаной и душистую подовую черняшку хлеба. Судя по всему- намечается грандиозная пирушка под ночным небом. Меню обсуждали оживлённо и согласились с предложением отца и деда Григория. Первый предложил так называемую «мешанину» - импровизацию на тему винегрета из свежих овощей. Не пробовали?? Непременно попробуйте - не прогадаете! В дело пошли отменные овощи. Отец покрошил сочные помидоры, отваренную картошку, в равных долях огурцы свежие и малосольные, посёк кольцами сочную луковицу, добавил укроп с петрушкой, посолил и поперчил, приправил свежим подсолнечным маслом и тщательно перемешал блюдо в просторной эмалированной миске. Закончив «колдовать», папа водрузил свою продукцию в центре стола и сказал : «Пусть хорошо настоится!» В нашем доме мы знали цену этого чуда, поэтому ждал застолья, чтобы насладиться реакцией гостей. Дед Гриша для закуски предложил помидорный салатец с необычной заправкой: накрошив полную миску помидор, он попросил у запасливого моего папки пару головок чеснока, ложку уксуса и постного масла. Измельчив чеснок, он отправил его в миску , добавил остальное и сказал, что эта закусь в настаивании не нуждается и можно начинать. Полевой стол превратился в скатерть-самобранку,украшенный отборными овощными салатами, красивыми ломтями сельского хлеба и наполненными самограйкой кружками. Зная своих гостей, для деда Пахома отец наполнил кружку медовым квасом, который у него был ядрёным и крепко отдавал в нос. Трапеза продолжалась почти до рассвета. Несмотря на крепкую самогонку, благодаря отменной еде за столом никто не захмелел и зелье только оживляло беседы моих дорогих стариков. В ходе «званого вечера», я ждал финала поедания папиной мешанины - мужики сначало орудовали ложками, потом в ход пошли горбушки и корки хлеба, которыми мужики выбирали из миски оставшуюся подливку, как это делали у нас за семейным столом. Ну вкуснотища такая, что не устоишь! Как я и ждал, гости не устояли! И если при знакомстве, приятели отца мне показались заурядными забулдыжками, то несколько вечеров, проведенных с ними вкорне опровергли моё ошибочное мнение… Неуклюжий толстячок дед Григорий во время войны партизанил в соединении Сидора Ковпака, а после войны учительствовал в сельской школе. А дед Пахом со своей пехотной дивизией всю войну был « НА ПЕРЕДКЕ» и дошёл с боями до стен рейхстага, потом всю жизнь строил военные корабли. А я принял их за обычных забулдыг. Воистину, молодо – зелено! Не все же люди высоко парят, кому-то и простой труд полезен и почётен. Это подтвердила жизнь встреченных мной людей в августовские вечера того памятного лета…