Post Scriptum. Гл. 40

Вадим Розов
Глава сороковая

POST  SCRIPTUM

      На этом можно было бы завершить свои записки об Эфиопии, ведь мы уже были так далеко от неё – на всю оставшуюся жизнь! Но я позволю добавить ещё несколько существенных штрихов, перед тем как поставить последнюю точку.
    Наш «несопровождаемый груз» пришёл в целости и сохранности. Увы, дома обнаружилось, что «Руслан и Людмила» Пушкина так и остались лежать на полке в холле нашей эфиопской виллы. Я очень сожалею об этом, но что я мог поделать?! Первая книга великого русского «эфиопа» не пожелала покинуть страну негусов.
    В феврале 1974 года началась революция, которая, по словам одного правдиста, «разительно преобразила» бывшую монархию, ставшую «одним из государств Африки, выбравшим путь социалистической ориентации».
    Аба-Дегу, вместе с абуной Теофилосом и другими эфиопскими иерархами, был расстрелян. А 28 августа 1975 года скончался в заточении «царь царей» Хайле Селассие Первый, официально – от сердечной недостаточности. Место его погребения не известно, но, говорят, что его тело было замуровано в стене старого дворца Менелика Второго.
    Чем закончились кровавые «социалистические преобразования» в Эфиопии? Тем же, что и в России. И потому возникает надежда, что посмертная слава последнего на земле негуса негести, возможно, будет аналогична той, что ныне воссияла над последним российским императором.

    Что касается моей постэфиопской «карьеры»: она резко изменила своё направление.
    В ГРСАФ произошли большие перемены: кто-то перешёл на другую работу, кто-то уехал в загранкомандировку, кто-то умер… Вместе с вновь обновлённым руководством появилось много новых молодых работников, мечтавших о жар-птице, летающей, конечно же, за границей. Я почувствовал себя чужим среди «своих». Мне казалось, что мои коллеги сторонятся меня, «ссыльного». Они не знали, как себя вести с человеком, вроде бы выбывшим из «обоймы»: то ли он герой какой, то ли «враг народа»?..   
    - Мы стараемся подыскать Вам достойную должность, – говорил мне в своём кабинете высокий, стройный, артистически выглядевший чиновник. – Но, после заграницы, Вы, надеюсь, не нуждаетесь в большой зарплате… Вот, я вижу, на Вас элегантный костюм… А мы здесь такой купить не можем…
    Этот убогий намёк на не менее убогую взятку никак не вязался с внешностью начальствующего красавца. На мой взгляд, в этой, опять же убогой, сцене отразилась застойная суть нашего внешне достойного общества, которое, по словам его лидера, четырёхкратного (!) «Героя Советского Союза», должно было восприниматься всей Вселенной как «высшее достижение мировой цивилизации».
    Я не стал ждать «достойной должности» и подал заявление об увольнении по собственному желанию. Так началась моя новая «карьера» - на вольных хлебах: случайные гонорары и заработки, борьба за безбедное существование и человеческое достоинство, поиски всё того же Смысла Жизни.

Когда был молод - торопился жить,
Хотел скорей в пылу ночей и дней
Страстями плоть свою испепелить,
Не зная, что душа трепещет в ней.

Влюблялся я в сладчайшую тоску
Случайных встреч-разлук во цвете лет…
Старея, примерял не раз к виску -
Шутя! -  свой нелегальный пистолет.

«Беретту» мне достал мой друг Керим.
Его отец сбывал не только рис...
Опасный это возраст — сорок зим,
Но «бреветтату»* взял я из Addis.

Когда бровастый вождь замыслил съезд
Под оком штатски ряженых горилл,
Инакомыслящим грозил арест
И я свой пистолет приговорил.

Замуровав «улику» в каравай,
Я поспешил к мосту, против Кремля,
И в реку уронил как невзначай
Свои хлеба — успокоенья для.

Казалось мне, я от беды спасён,
И ночью видел радостные сны,
Что был я в список неба занесён,
Ведь душу! спас от пули сатаны.

Спаси, Господь, того, кто в сорок лет
Найдёт в черпалке с илом и песком
Когда-нибудь тот пьяный пистолет,
Чьё дуло хочет встретиться с виском.

* «запатентованную» (итал. яз.)

    Как часто, будучи в ином, более радужном, настроении, я мысленно возвращался  в вечное лето Африки!

Мы жили-были там, где бугенвиллии
Соперничают с розами в саду,
Где на ветвях рождественской идиллии
Развешаны живые какаду.

В тени под пальмой бризы океанские
Там пылесосят спящих в гамаке,
Выветривая сладко сны поганские
О бдении в посконном кабаке.

Там петуха с павлиньим оперением
Поджарят с потрохами сей минут
И пёрышко жар-птицы с тем же рвением
Ему, куда не следует, воткнут.

Там джентльмены, белые и черные,
Играют лихо в баккару и гольф;
И щурятся красавицы покорные,
Предпочитая лишь игру в любовь.

Там рысаки — ей-богу, не поверите, —
Одеты в полосатое трико.
Зато одежда у туземной челяди -
Лист фиговый, чтоб двигались легко.

Там бабуин бросает рыки львиные
На ваш фотографический зрачок,
Потом, оскалясь, тянет руки длинные,
Выпрашивая памятный значок.

Там дни летят, как пузырьки шампанского,
Зовущего в несбыточный полёт,
И тает танго лета африканского
В дымящихся бокалах, словно лёд.

    И всё-таки!..

Утро не даст тосковать!
Радостно сознавать,
Что смотрит солнышко вниз,
Одно — над Москвой и Addis.

Над эфиопским плато
Так же, как здесь, светло.
Струится над чашечкой пар:
Я пью тот же кофе — "Харар".

С ветром врывается весть:
Счастье на свете есть!
Утро оно, и солнце оно,
Здесь и в Addis — одно!

    (Уважаемые читатели! Публикация книги «В стране последнего негуса» закончилась. К сожалению, в этой электронной версии Вы не смогли увидеть иллюстраций (более 400 чёрно-белых фото), которые включены в издание этих мемуаров на бумаге.    Желающим приобрести эту книгу (более 500 стр. в твёрдой цветной обложке) следует обратиться к автору по адресу: vadim-rosov@mail.ru).