Москва

Москва.
Глава первая.

                Когда ночным рейсом, в хорошую погоду, подлетаешь к Москве, возникает невольное чувство, что Москва бесконечна. В иллюминаторе под крылом самолёта море огней. Нет скорее не море, а безбрежный океан яркого света. Такой,  предстаёт перед взглядом Москва. И иногда яркий свет без конца и края даже чуть пугает, ну не может быть таким большим, этот город.

                Когда подъезжаешь к Москве на поезде, хоть с севера хоть юга, словом с любого направления, то заспанный проводник будит всех уже часа за два.  Москва,  просыпаемся,  Москва и включает поездной радиоприемник, из приёмника несётся бравурная музыка,  не захочешь, а  встанешь. И действительно до Курского, или Казанского вокзалов ещё битых полтора часа, но уже Москва. Проносятся мимо окон скорого поезда, похожие как близнецы, пригородные платформы, подвывая, несутся электрички. Убегают, один, за одним, высоченные дома в семнадцать, двадцать этажей.
                На дальних конечных остановках застыли пока  неподвижно автобусы, ожидая первые тысячи людские в мегаполис - Москву. На платформах плотные серые человеческие массы – в Москву. Со всех концов к «МКАД»   мчатся,  урча моторами автомобили – в Москву.
                Москва просыпается и откликается. Стремительно набрав в грудь воздуха, начинает безостановочно выдувать, выплёвывать из себя самоё, из своего чрева, сотни трамваев по рельсам, множество троллейбусов по маршрутам.   Светает.  И город  огромный, начинает тушить ночные огни, одни за другими. И Москва минут на  двадцать становится серой притихшей золушкой. Затем умывается холодной водой, подаваемой снующими по всему городу поливомоечными машинами, прихорашивается и окончательно просыпается, позевывая, потягиваясь, Москва.
                С рассвета и до восьми утра по Москве на автомобиле, ещё можно проехать по делам, на работу, просто проехать прокатиться. Но ровно в восемь часов десять минут утра на бесконечных дорогах Москвы то тут, то там возникают поначалу пробочки, вроде бы ехал и ничего и вдруг на тебе затор, затем пробки, а затем вовсе труба дело. Потому что, Москва окончательно просыпается, утро на носу, стряхивает с себя сон и разом выбрасывает изо всех своих потаённых мест и дворов миллионы автомобилей, вдумайся читатель, на свои проспекты.  И стоят, либо ползут, словно обессилевшие черепахи, машины на Варварке, на Ильинке, на Васильевском Спуске, Каширке, «Ленинградке» Кутузовском проспекте,  отравляя и так уже донельзя отравленный воздух столицы.  Только перечисление, где стоят и сколько простоят, займёт «цельную» страницу.  А машины все выползают на дороги из подворотен, дворов, ракушек, платных стоянок и пытаются водители проехать куда надо.  Уже едут, по разделительной, сплошной линии, мимо  гаишников, не обращающих на это нарушение никакого внимания, но нет – труба дело.
                Москвичи попривыкли, пообтёрлись, приспособились к пробкам, а провинция - особенно из далёкого  далёка, которая приехала в Москву, на собственном транспорте, испуганная донельзя московскими пробками, устрашённая пяти полостным  движением в одном направлении, твердо говорит московским родственникам. 
                - Я уж лучше на метро. -
           И не садятся за руль до самого отъезда, а выбравшись из Москвы кое - кто даже осенит себя крестом и скажет:
                - Выбрались, наконец, из этой Москвы -
И вновь троекратно перекрестится.

                Позднее утро. Москва просыпается окончательно. Взмахивает дирижёрской палочкой, грохает в литавры и звучит городская  симфония.  Москва просыпается не только на поверхности  земли – матушки, но и под землёй.  С рассветом завоют, зашныряют во все концы Москвы, словно многоножки на стальных колёсиках - электрички. В электричках пришлого, люда и московского, тьмы и тьмы. Миллионы людей поначалу, кажется бездумно, бессмысленно катят, едут, выходят и входят озабоченно на остановках, выскакивают и вновь скрываются в переходах.  Стоят на эскалаторах с застывшими лицами, но это только так кажется на первый взгляд, всё у них расписано и просчитано. как добраться из пункта А, в пункт Б. 

                Лишь к полудню в вагонах становится свободней. У молодёжи появляется возможность спокойно попить пивка. Кто держит в руке, кто поставил бутылку между ног и разгадывает кроссворд. Вот бомж нагло садится на скамью в своём «вонючем»  одеянии и все шарахаются от него в стороны.
           До бомжа противно даже дотронуться и он этим пользуется. В сегодняшнем метро можно уже делать всё или почти всё. Входить в метро пьяным в стельку, пить пивко и не только, да и любовью заняться тоже, пожалуйста, пройдите в уголок и занимайтесь, если есть неуёмное желание и смелость. Нет запретов и законов, а если и есть, то не  действуют ни Божьи не человеческие законы ни в Стране, ни Москве, ни в метро.
                Миллионы едут в метро, но присмотришься и сразу видно; приезжие изо всей матушки России и иных непонятных мест. Иногда увидит в метро московский малыш  эфиопа, тычет пальчиком и кричит:
                - Смотри мама  - чёрная обезьяна.-
          Мама смущённо улыбается и конфузится, а что тут такого, малыш уже был в зоопарке, а в Эфиопии ещё не был. Не успел по возрасту. Иногда в час пик шутит молодая Москва над приезжим людом. Плотно толпится народ на эскалаторах,  рад, что может пол  - минутки постоять спокойно, но куда тебе и здесь испугают. Раздастся вдруг дробный топот сверху,  рявкнет громко, молодой  сильный голос
                – Дорогу -
     И  набежит, крикнув повторно
                - Право держи. -
       Промчится,  испугав провинциала до дрожи в коленках, торопясь на подходящую электричку.
                Не любит пришлый люд, ни сама матушка Россия, свою столицу  тем более её жителей москвичей, ну хоть ты тресни, нет и точка. Чего только не приписывают россияне москвичам. И жадные они и гордые не в меру, и злые,  надменные. Гонору в них сто пудов, а то и больше. Не ответят, ни как  к  метро пройти, как до  в библиотеки – Ленинки добраться,  к ГУМ.»у» или на Арбат. Дёрнув головой, буркнут, не знаю и дёру. Иногда и вовсе пройдут мимо, как  вроде к ним и не обращались. Одно слово, москвичи,  бормочет провинция, кривясь и сплёвывая. А ведь поставь, москвича в переходе, так целый световой день  будет рассказывать страждущим, как пройти и «в куда пройти»,  и язык онемеет, а всем ответить не успеет. Набегают на Москву приезжие, куда до них хану Батыге, с его ордой. 
   Ругает страна москвичей и такие -  сякие эти москвичи, а выходит, что ругает сама себя. Так попробуем разобраться, кто есть они эти не любимые страной москвичи. Москвичей настоящих, в четвёртом, да зачастую и в третьем поколении,  днём с огнём не сыщешь, в городе. Они словно фантомы, вроде  есть где-то, возможно и обитают в Москве, но эфемерны и очень малочисленны.
    А Москва уже сильна лимитчиками шестидесятых и их детьми и внуками законными москвичами уже по рождению.
Но их  уже теснят и расталкивают локтями коренные москвичи из Молдавии и прочих зарубежных недалёких стран. Словно по велению волшебной палочки появились исконные москвичи, торговцы – (айзеры) за мзду зарегистрированные продажной милицией, по сорок, пятьдесят душ на площади в девять квадратных метров и затем разбежавшиеся по съёмкам. Также гордо называют себя москвичами – тьмы приехавших изо всех уголков необъятной России.  И закрывают собой, чёрной грозовой тучей и действительно коренных москвичей, уже и  лимитчиков и детей их  и внуков. И хоть многие из чёрной тучи растворяются на съёмных квартирах и хрущёвках, кто «отрущёбился»  вконец, кто уезжает восвояси.  Но часть приспосабливается, оклемается, обзаводится знакомствами и связями.  Где, угодничая, где лизоблюдничая, полезла к местам, где повыше и потеплее, толкаясь и впиваясь в горло впереди стоящим в очереди к месту под солнцем.
Кто даст денег, кто  выползет к тёплому месту через постель в хорошей московской квартире, кто-то отдастся на заплёванных гостиничных диванах, а кто и просто между этажами в лифте, что время терять и быстрее наверх к солнцу.  И на десятки тысяч, лишь толика малая пробирается к благу благодаря таланту и Божьей искре. И становятся разом  москвичами,  звёздами  начиная от звёзд коньячного размера и заканчивая галактическими звёздами  с их точки зрения. И вот уже новоявленные москвичи,  «звездецы и звездушки», собравшись по интересам и половым пристрастиям, пиарят и развращают страну, и Москву пошлыми программами. 
   Меняют свои родовые фамилии. И Наталья Галушка уже Наташа Соколова, но не скрыть ни акцента украинского, ни лица писанного с украинской же круглой широкой солонки. Гвоздиков становится  Критасом, а кое - кто и Кокс берёт фамилию псевдоним. Что всегда означало кокаин. И не москвичи зачастую, а вновь прибывшие «москвичайзеры» чудят на междусобойчиках ночами страшно и мерзко. А утром, наскоро замазав в гримёрной, тональной пудрой следы пьянства и разврата, ведут передачи с телеэкранов о чести – совести, достоинстве и хороших манерах. Да воют под фанеру, выдавая это всё за талант и «звездоватость». Да,  по штампу регистрации они москвичи,  но им глубоко наплевать и на саму Москву и на москвичей.  Они не хотят знать ничего, ни о самом городе, ни его историю, ни душу Москвы - ничего. Это не для них и не про них, это для других  москвичей.

        Заполоняют Москву, словно зловонные, клопы – «вонючки», псевдо  москвичи - целители, «ясноглядцы»  и экстрасенсы. И берутся - появляются, вроде бы из воздуха выплывают и тоже все как один, коренные москвичи – «ядрёна вошь». Алтайский узколобый шаман  - шарлатан, из заплёванного бывшими зэками   городка Сусумана, что под Магаданом – москвич; -  снимет порчу, тычет в лицо бумажкой, что род ведёт, чуть ли не от самого царя Ивана Калиты. Кенийский колдун - москвич,  аж, в пятом колене, а дед ещё сорок лет назад вместе с сыном, папенькой колдуна ел в Кении с большим аппетитом человечину на второе - наколдует, гадалка – прежде мошенница на доверии из Мелитополя - угадает. Так и хочется крикнуть:

                - Спаси Господи от этой напасти люд московский,-

Но молчит мудрый Спаситель,  даёт нам ещё время самим решить и поступить правильно. А пока набирается в Москве всякой «дряни», - как в общественной бане и не отнять не прибавить. Вот и лезет отовсюду  хамство.  Настоящие же москвичи – люд московский, как Цари – батюшки говаривали, как жил по  законам Божеским, законам совести и чести так и живёт и к «шушере» этой отношения не имеет,  ну никак.
                О град Москва, так и хочется криком захлёбываясь прокричать:
                -  Москва – новый Вавилон тебе имя.-
                И проживают в мегаполисе десятки миллионов душ и строят и Страну, и Москву,  не по человеческим  законам, а вкривь и вкось. Всякий по своим чертежам, не понимая ни ближнего своего, ни задачи самого строительства. Плывёт  во вселенной без руля и ветрил, скрипит, раскачиваясь, челн – ладья огромная, Великая – Россия, а вместе с ней и стольный город Москва. Плывёт, а куда плывёт, зачем плывёт, не ведает.
Москва задумывается и тяжело вздыхает действительно куда? Затем, спохватившись, времечко то бежит; объявляет полдень.

МАРШРУТКА В НАГАТИНСКИЙ ЗАТОН.

глава вторая.

                Полдень в Москве. Жарко невмоготу; от раскалённого асфальта пышет африканским зноем. На небе ни облачка, ни с копеечку даже, хоть плачь. Полдень. Чуть притихло, поубавилось автомобильное бесконечное стадо на дорогах столицы. Кое – где, сами собой рассосались пробки.  Людей на улицах просто плющило от жары. Люди прятались за киоски на остановках, укрывались за пестрыми зонтиками, пили прохладительные напитки безостановочно,  что попали в поле зрения, ледяную воду, квас, пиво и ещё больше мучаясь от жары и пота. Кое –  кто, купив «полторашку» воды,  лил себе на голову, жарко в Москве. Мороженое эскимо из морозильника, купленное в киоске минуты две назад твёрдым, начинало стекать по палочке прямо на пальцы уже через минуту другую. Духота в Москве. Горячий воздух, смешиваясь с продуктами сгорания автомобильных двигателей, не проталкивается в дыхательные пути. Пекло в Москве.

        К остановке подкатила маршрутка. Водитель открыл дверцу, медленно сполз с сиденья, и еле переставляя ноги, побрёл к будке диспетчера - контролёра. Он шёл словно на автопилоте, ни лишнего шага, ни лишнего движения тела. И  то понятно; на маршруте он уже два года, изучил его как Отче наше. Рубашка, потемнела, мокрая от пота, хоть выжимай, прилипла к спине. Водитель на ходу шевелил плечами и рукой пытался отодрать рубашку от спины, но тщетно. Приклеилось, приварилось московской жарой на совесть.  Водитель медленно подошёл к будке и сунул в  приоткрытое оконце путевой лист и замер,  из окошка диспетчерской потянуло теплым ветерком – работал вентилятор. Но не тут было, из окошка выползла, словно сама по себе, диспетчера не видно путевка, пора в путь – дорогу, пора на маршрут. 
Водитель так же вяло, переставляя ноги, прошёл к соседнему киоску, купил, бутылку ледяной минералки, выпил половину залпом, оставшуюся, вылил себе на голову. Сразу же стало свежо и прохладнее. Побрёл неторопливо к машине. У маршрутки, и в ней самой уже ждали  разморенные жарой пассажиры. Самые отважные те, кто сел и занял себе место в душной маршрутке. Пот стекал по лопаткам, ключицам, растекался под коленями, прижатыми к жарким дерматиновым сиденьям. Тушь и та не выдерживала,  начинала подтекать, размазываться и глаза женщин становились особенно выразительными.

                Водитель сел за баранку, хлопнул дверцей и привычно автоматически произнес:
                - Оплачиваем. - За проезд оплачиваем.-
Никто не шевельнулся даже - жарко.

                Водителя звали Иваном. Роста он среднего, жилистый худощавый. Работа и июльская жара казалось, высушили и провялили его донельзя, одна кожа да кости,  но ничего работал и ещё как работал. Иван украинец, как говорили в Москве – хохол и короче и понятнее, не так длинно произносить,  приехал в Москву на заработки из городка Сумы. Работал по пятнадцать часов день,  подумайте только люди и это в Москве с московским то движением и прочими прелестями московской транспортной жизни. А иначе не заработал бы ни «шиша». Всё, что оставалось после оплаты однокомнатной съёмки на четверых и еды он аккуратно отсылал в Сумы жене и любимым сыновьям пятнадцати и восьми лет. Прозвище у Ивана на маршруте – Правдист. Он уже привык к нему за два года и отзывался на него так же послушно, как на своё имя Иван.  В квартире, при игре в домино с друзьями, и болтая с приятелями на конечных остановках.  Правда и у других мужиков, тоже через одного, шутливые «прилипучие»  прозвища, то Глечик. то Кардан. А Правдист только он один. А прилипло прозвище накрепко, после того, как Иван возвратил через неделю пассажиру сдачу с тысячной купюры, ровно девятьсот восемьдесят пять  рубликов.  Мужик и спасибо не сказал, сунул деньги в карман куртки, хмыкнул и вышел. И пошло – поехало; Правдист.
Правдист поёрзал по сиденью, ещё раз сказал – каркнул,  хрипловато с неистребимым украинским акцентом:
                - Оплачиваем,  -
И повернув ключ зажигания завел машину. Маршрутка  фыркнула,  заурчала, словно потревоженный зверь. Черт, подумал Правдист, бензонасос «барахлит» – жара. Надо на конечной остановке водой холодной полить, а лучше бы поменять, но поменять это уже на свои рублики, а  кровные, тратить не хотелось.  Доезжу смену, а Петру скажу, что  неисправен, а то встанет - день впустую.
Правдист ловко вклинился в поток машин и зарулил - погнал по знакомому маршруту, в Нагатинский затон, свою кормилицу газель по раскалённым проспектам Москвы.

                Правдист  уже проехал половину маршрута,  но ни один из пассажиров не попросил остановить, не вышел. Иван злился и потихоньку исходил на (г)…… – На что исходил Правдист было понятно без слов. «Левак», пусть   небольшой, уплывал мимо его кармана, в жаркое московское небо. Нет частой ротации пассажиров, нет  денег в карман. И что сидят – спать,  что ли едут? так рановато ещё спать - крутил он думки в голове. Мысли о бессовестно сидящих пассажирах не мешали ему с привычной ловкостью управлять газелью.
Пассажиры сидели тихо; сомлевшие от жары и покачивания движущейся маршрутки и казалось, дремали. Но это только казалось, а если присмотреться внимательно, прислушаться лучше, то чего только не узнаешь, чего только не услышишь.

                За спиною Правдиста на длинном пассажирском сиденье сидели четверо. У окна мальчишка подросток лет четырнадцати. На парнишке майка - борцовка, тёмно – синяя, короткие из тонкой джинсовой ткани белые шорты, на ногах гротескные, подчёркнуто большие кроссовки.  Парнишка ещё не бреется даже, но над верхней губой уже пробивается пушок. Он - это поколение акселератов, у них всё раньше обычного и взросление и любовь и даже разочарования от любви,  всё поспевает быстрее.   В основном правда «прет», в физиологию,  редко когда в мозги, но как говорят ученые, всё это от генно модифицированных продуктов. Ясноглядцы  с ясновидцами кивают на глубокий космос, из него космоса, напасть. Колдуны бормочут о тёмных силах, но,  отчего  и почему в основном в вес, рост у ребят и грудь и задницы у девиц никто толком не знает.
                Парнишка сидел вроде бы расслаблено,  кажется, что дремал, но если присмотреться, внимательно, он весь напряжён как струна, как тетива у натянутого лука. Выдавали мальчишку его руки; лежали на коленях и чуть подрагивали. Ногти вонзились в джинсу шортов .  Глаза - щёлки он  не отрывал от девушки, которая сидела напротив. Мальчишка приметил её сразу, ещё на конечной остановке.  Увидев, что она села, тут же прилип напротив.
Девушка хороша собой, ну чудо как хороша. Про таких женщин, мужчины обычно говорят – конфетка.
               
                Высокая стройная натуральная блондинка и то, что надо, тоже при ней,  как у мировых моделей. Черты лица миловидные, рот ярко накрашен перламутровой цвета спелой вишни блестящей губной помадой, от фирмы Мейбелин. На девушке кремового цвета топик - стрейч который туго обтягивал роскошную грудь, а сам фасон и крой  топика  напоминал одно большое декольте.

                Девушка спала; спала, и в правду, не притворяясь. Груди не стеснённые приличиями лифчика старались вырваться наружу за пределы узкого топа при каждом вздохе.  Розовые соски чуть расплющены узкой одеждой  и кажется, будто бы к грудям прилепили перламутровые розовые чудесные пуговки. Носик девушки покрылся испариной. Капелька пота бестактно и без разрешения  скатывались к груди. Уголок левого глаза подведённый умело, потерял слегка форму, импортная косметика не выдерживала жары. Юбка тонкая бежевая, короче некуда.
        Впрочем, это и не юбка, а как бы обёртка из ткани, вся украшенная стразами  и цель обёртки не прикрывать, а подчёркивать формы тугой роскошной попки. Белые трусики верёвочки были видны больше, чем сама юбка. На стройных длинных ножках туфельки босоножки на высоченной шпильке. Ножки девушки непринуждённо раздвинуты и вся она доступна жадному прищуренному взгляду юного паренька,  напротив.
               
                Девушка спала. В семь утра она уже была на очередном плановом проф. - осмотре у знакомого врача гинеколога. Врач шутил, говорил комплименты. В итоге сказал:
                – Здорова как корова. -
 И нежно  с большим удовольствием погладил по спинке.

                Девушка проститутка. Она едет домой отдыхать. Она знает  цену себе и своей красоте. Знает это и «сутер»  и обращается с ней доброжелательно, дружески с небольшой долей иронии. Девушка из города Кирова россиянка, как бы с какими – никакими «милиписичными»  правами.  Не то, что узбечки, молдаванки или хохлушки. С ними «сутер» не церемонится. Или работаем, так как надо, либо на городскую свалку, в черном прочном полиэтиленовом мешке. Других вариантов нет. И не найдут никогда. Не то что в лесу появится вдруг по весне подснежник – мертвая проститутка. И начнёт копать милиция  и не потому чтобы посадить за убийство, а денег получить  с мамочки - хозяйки.

                Обычно девушка ехала домой со знакомым таксистом. И «ментам»  не сдаст,  не бросит на дороге, и проследит пока до подъезда дойдёт, на правах товарища по работе.  На деньги не жаден.  В  долг всегда довезёт - добросит. Но звякнул на «мобилу сутер» и скомандовал;  плановый проф. осмотр. Затем девушка прошлась по магазинам, и сама не зная, почему поехала на маршрутке. Прочитала знакомую табличку,  Нагатинский затон и поехала. Ночь прошла без эксцессов; спокойно, ну почти спокойно. 
                В одиннадцать вечера её заказал  уже старый знакомый  - полковник в отставке. Получив пенсию, он только её непременно заказывал,  предварительно отправлял жену на дачу. Да ещё  звонил,  проверял, там ли она, и лишь потом со вкусом и знанием дела не торопясь,  раздевал, трогал указательным пальцем интересные места. Восхищённо причмокивал:
                - Хороша душа - девица- хороша. -
    Затем приступал к телу. Когда деньги и время подходили  к концу,  она вызывала дежурку до точки, полковник начинал канючить удовольствие в долг. Девушка, смеясь и издеваясь, отвечала, что бесплатно - с женой. Полковник вскипал гневом, но денег не добавлял. С полковничьей пенсии он мог себе позволить  строго один раз в месяц пригласить к себе домой понравившуюся ему проститутку  не более того.

                Следующим был мальчишка лет пятнадцати. Девчонки хихикали:

                - Смотри мальчика не испорти.-
                - На чём повезёшь кавалер? -  спросила девушка.

                - Такси вызову - высокомерно отозвался тот и от волнения шмыгнул носом.
        У входа в квартиру он шепнул: 
                - Я, открою,- А ты за  мной через минутку.- 

         Он страшно боялся соседей. Открыл дверь и шепнул:
                - Заходи скорее.-
Мальчишка сразу же стал торопливо раздеваться, нервно поглядывая на часы. Оставшись в трусах, он, испугавшись  произнесенных слов, пискнул:
                - И вы раздевайтесь.- 
                - А ванна где?  - спросила девушка. 
                - Не надо, так давайте -  прошептал  он. 

                - Ну, хорошо - согласилась она.
       Девушка легла на  ковёр, лежащий, на полу.  Мальчишка набросился на неё как безумный. Он впивался ей в губы, хватал за груди, казалось, его руки были везде. 
                - В первый раз? -  спросила девушка.
  Тот кивнул и вдруг заплакал 
                - Я «слабак» да?- 
                - Ну, что ты,- Иди ко мне, я тебе помогу.-

        Через час девушка прошептала:
                - Время голубчик.-
                - Я, когда ещё заработаю, то только тебя брать буду, - бросил, ей на прощанье мальчишка – мужчина.
          Он только окончил девятый класс школы с углублённым изучением математики, и окончил  отлично. Летом подрабатывал на карманные расходы в Макдоналс.
                - Здорово, - отозвалась она на ходу и уехала.

                Потом были два «чокнутых» дагестанца – военные контрактники. Они играли за обладание её телом в нарды. Одному фатально не везло. Он  с сумасшедшими глазами бегал вокруг счастливчика и изрыгал страшные проклятия, размахивая ножом, а второй только смеялся, уговор есть уговор. В пять утра, зазвонил мобильный телефон, звонил депутат из Госдумы, просил приехать по «быстрому». Ему хотелось расслабиться. Когда уходила, то не доплатил две тысячи. Сказал, что будет должен и отдаст позже. Всё расспрашивал, как она докатилась до такой жизни. Готовится к докладу о нравственности молодёжи в России. «Сволочь» пузатая. Ещё гаже этих дагестанских «придурков».

                Мальчишка, сидевший напротив девушки, сквозь щёлки глаз уже в тысячный раз осмотрел, ощупал девушку взглядом. Хоть бы не проснулась, молил он, сам не зная кого, замирал в сладостной истоме. Он сидел весь неподвижный внешне и вулкан греховных страстей внутри.
Маршрутку качнуло и подбросило на выбоине появившейся после зимы и ещё не устранённой ремонтниками.
                Девушка проснулась, открыла свои лучистые голубые глаза  увидела, как на неё таращится мальчишка- «китаец». Девушка приподнялась, наклонилась к замершему мальчишке и произнесла громко и отчётливо
                - За просмотр платить надо. -
Обидно рассмеялась.
                - Тормози - взвизгнул он водителю, уличённый и униженный .
        Правдист хмыкнул и плавно подвёл газель к обочине. Весь пунцовый от стыда мальчишка выскочил из маршрутки, покрутил пальцем у виска, показывая этим, что у девушки не в порядке с головой и быстрым шагом пошёл – побежал к неподалёку стоящим домам к себе домой. Через десять минут он войдёт в квартиру, где проживает с родителями, учителями средней школы. Поздоровается с матерью.  Войдёт в ванную комнату откроет воду в кране, закроется на щеколду,  затем, вспоминая в мельчайших подробностях тело незнакомки,  доставил себе удовольствие. Потом искупался под душем, позвонил приятелю и пошёл купаться в Москва - реке.
               
                Девушка тоже скоро вышла на своей остановке. Поднялась на лифте на двенадцатый этаж, открыла дверь, поздоровалась с подругой. Квартиру снимали  на двоих. Ещё пару – тройку лет и она сможет купить себе квартирку на окраине Москвы изменив свой статус провинциалки на московский; изломанную испоганенную жизнь изменить не сможет уже никогда. Сняла с себя одежду,  бросила в стирку.  Приняла ванну; не обтираясь; вода струйками стекала по телу, прошла на кухню, выпила сто граммов коньяка, запила ледяной кока - колой и пошла спать.  В комнате прохладно. Работал кондиционер.  В десять вечера надо быть на точке.
Но пока она всё ещё ехала маршруткой в Нагатинский затон.

На этом же переднем сиденье сидела ухоженная пожилая женщина на вид около шестидесяти пяти лет,  с внуком лет шести. Она сидела вполоборота к внуку. Женщина неодобрительно хмурилась и под нос себе бормотала: 
                - Совсем стыд потеряла «оторва», «зараза».-

        Внуку прелести девушки пока что по «барабану», как говорят; мал малец, ещё совсем. Его больше интересовали машины, проносящиеся мимо маршрутки, собаки; которых владельцы вели  прогулять на окраину парка Коломенское.
   Собаки еле плелись, вывалив набок длинные лоскутки розовых языков. Внук и не смотрел в сторону девушки, но бабушка всё же зорко оберегала нравственность любимого внука,  как могла. Закрывала ему обзор в дурном направлении. Женщина то болтала с внуком, то задумывалась о чём то,  сокровенном. Вздыхала, молчала, сжимая ногами большой пакет, с продуктами, купленных на рынке в Новинках.
                Женщина ехала к себе домой в «двушку». Муж умер два года назад. И не болел вроде, не жаловался на здоровье и на тебе, слёг разом и умер в одночасье.
        Единственная дочь вышла во второй раз замуж. Её второй муж не то что бы не любил её внука, но и не находил с ним общего языка. Голосом мерным и холодным говорил:
                - Отстань Алёша,- Иди к себе и поиграй с игрушками.-

               Ребёнок даром, что мал, но сразу понял, что не любил его, новый папа и  почти всегда сидел в детской и часто плакал.

               Дочь была поглощена созданием новой семьи,  разрывалась на части между мужем и сыном и поддерживала мужа. Боялась вновь остаться одной, и лишь когда не видел муж, то дело ласкала и тискала сынишку и тут же испуганно опускала его на ковёр, когда он входил в комнату. 
                - Пойдём жёнушка, чайку попьём, посидим, - предлагал муж и всегда добавлял, не забывал вроде - А сына то накормила –напоила, не забыла?- 
                - Да – да - торопливо отвечала жена. 
                - Вот и славно,-   кивал в ответ муж, и они уходили пить чай, на кухню оставляя Алешку одного в безлюдной и оттого страшной комнате.

                Женщина не часто навещала дочь. Её новый муж   ей не нравился вовсе. Прежний Паша был весельчак и балагур. У него спорилась любая работа. Да мало зарабатывал, вот и разошлись в разные стороны, а Алешка в ответе, за их взрослые игры в любовь. Работал Паша директором дома детского творчества и всё своё время отдавал без остатка детям. Строил вместе с ребятней модели самолётов и подводных лодок. Придумывал фантастических воздушных змеев и запускал в праздники под восторженные крики ребят. Денег же действительно зарабатывал мало, на то чтобы «урвать»  где  - то   просто не хватало времени, не от мира сего был  этот весёлый, добрый человек.

                Как  –  то  дочь попросила взять сынишку на время, но прошло уже больше года, как женщина жила вместе с внуком. Внуку было хорошо с бабушкой. Он повеселел, поправился, окреп и домой к матери по субботам уже не хотел ехать, капризничал, плакал. Хватал бабушку за колени, кричал во весь голос
                - Не хочу к дядьке,- Не хочу домой к маме.- 
             Бабушка плакала, благо внук маленький  её слёз не видел. И оставляла его у себя, всхлипывала:
                - Сиротинушка ты мой, при живой то матери.-

Денег пока хватало и на себя и на внука. Они с мужем обо всём позаботились заранее и пенсии выхлопотали максимальные и скопили, не растратили накопленные деньги. Да и дочь не забывала подбросить «копейку» на сына. Беспокоила, рвала и грызла сердце тревога за будущее внука. Школа не за горами, мальчишку и провожать и встречать надо, а уроки?. Вон какие сейчас  программы;  взрослому не под силу. Силы же убывали не по дням,  а по часам. И спортом заняться бы не мешало, как тут успеть ей одной.
Скоро женщина попросила Правдиста остановить маршрутку, и осторожно придерживая внука за ручку, вышла и неторопливо пошла - побрела к себе домой. 
        По дороге к дому, она будет всю оставшуюся дорогу думать, что приготовить на обед. Поднявшись к себе на второй этаж, вымыла руки, внуку, включила мультики – «смешариков» и пошла на кухню молоть мясо. На обед у них будут пельмени.
А пока пожилая женщина только готовится к выходу. Она перехватила удобнее в руке пакет с продуктами и попросила внука: "Алёша не балуй, выходим скоро".

                Рядом с пожилой женщиной и её внуком сидит молодой симпатичный парень узбек. В новом с иголочки фирменной форме – костюме дворника,  московского дворника. Ярко оранжевая куртка безрукавка с двумя светоотражающими белыми  полосами на спине и на груди. У куртки шесть карманов разных размеров и фасона на больших металлических кнопках. Шорты тоже оранжевые, но более тёмные почти цвета хаки, чуть ниже колена. На ногах сандалии плетёные черные. Под самым нагрудным кармашком жетон московского дворника с номером  указанием округа и телефона управы. Парень как говорится, ладно скроен и крепко сшит. Широкие плечи,  жёсткие густые прямые чёрные волосы правильные черты лица восточного колорита. Парень   лучше некуда  и всё тут тебе.  Узбек сидит с большим внутренним достоинством и независимым видом. Он на работе и едет по заданию ДЕЗа  в скобяной магазин за товаром. На его полном собственного достоинства лице написано, я человек. Узбек действительно дворник в одной из управ Южное  Бутово. Теперь ему не надо почти бесплатно трудиться на стройках,  жить в «вонючих» бараках, спать в порядке очереди на двухэтажных скрипучих нарах. У него регистрация, официальное разрешение на работу, мало того есть и сама работа.

                А главная радость заключается в том, что у него есть жильё.  Люди вы все только подумайте – ЖИЛЬЁ. Жильё, правда, служебное и только на время работы дворником в управе, но ЖИЛЬЁ. Узбек вырвал право работы по конкурсу; двадцать восемь человеческих душ на одно место дворника. В течении недели конкурсанты мели, драили, отмывали отведённую каждому территорию. И ему улыбнулась удача. Он покорил начальницу   работоспособностью, аккуратностью в работе.  внешней и внутренней чистоплотностью души и тела, с ними проводили собеседование. Начальницу поразило прекрасное знание русского языка, а также, что соискатель не пил спиртного  не курил и работал, не покладая рук. Узбек, правда, при собеседовании говорил, что ещё владеет свободно и языками фарси, дари,  но комиссию это не впечатлило, о таких языках они никогда не слышали.

                Теперь он  почти гражданин. Теперь ему не нужно вздрагивать при одном виде милицейской фуражки. Не страшны  и всевозможные патрули на улицах и в метро, где стоящий у выхода,  вроде дремлющий здоровяк, психолог человеческих душ, сержант линейной милиции вдруг неожиданно приоткроет глаза,  ткнёт безошибочно пальцем – указкой; ты - ко мне.  И попросит предъявить документы. Теперь при встрече представители милиции обращались с ним,  почти, как с москвичом. Проверяли документы, особо жадные до денег, «пробивали» документы  по компьютеру.  Говорили:
                -Свободен пока. 
Москвичам,  говорили иначе. 
                - Извините  служба,- и брали под козырёк.
       
           Узбек выйдет на конечной остановке. Не торопясь, пойдёт к магазину, получит по перечислению, то - что заказано и вернётся в Южное Бутово к себе в дворницкую. Летом работы мало и он успеет помочь новосёлам выгрузить и перенести мебель  получит за помощь пятьсот рублей. Поужинает в одиночестве лапшой «доширак», запьёт холодным зелёным чаем из пол - литровой банки, затем напишет длинное письмо, родителям, в родную Фергану.  С рассветом начнёт мести, и убирать закреплённую за ним территорию, тихонько мурлыча себе под нос, тягучую печальную восточную песню.

                На двухместном сиденье сидят, тесно прижавшись, друг к другу молодые супруги москвичи. Москвичи,  это видно всякому иному  не москвичу, невооружённым взглядом. У них белые, несмотря на лето лица, загар, кажется,  их не берёт вовсе. И московский говорок и московские же «фенечки – приколы» в разговоре. Одеты молодые просто, но с так называемым московским шиком и изяществом, что и отличает москвичей. Приезжего, как не приодень, но  не москвич и точка... На лицах спокойное достоинство москвичей. Они у себя дома в Москве. Можно ещё много рассказывать, как выглядит  настоящий москвич, но не будем,  иначе прочитают,  эти строки непонятно кто и непонятно зачем и «закосят» зелёные инопланетные человечки, под  москвичей  и полный «раздрай» в столице.
                У наших молодых супругов медовый месяц. Наши молодожёны дети благополучных москвичей - родителей. Родители  при деле и при деньгах. Они постарались дать своим детям хорошее образование, воспитание, как  любые нормальные родители постарались дать все что нужно и можно. Они только вчера возвратились из свадебного путешествия из Турции. Отель пять звёзд, программа всё включено и сам отель не в  «расхристанной»  туристами Анталии, а в респектабельном уютном местечке, где отдыхают состоятельные, приличные люди из западных стран. Родители с обеих сторон  сложились и дали им денег на машину. Покупать её они едут завтра, а   сейчас едут к себе маршруткой в Нагатинский затон.
                Молодой супруг толковый, продвинутый программист. Окончил вуз лишь год назад, но уже получает пятьдесят тысяч. Руководство уже присматривалось к нему внимательно, и быть ему скоро начальником нового отдела.  Коллеги по работе это чувствовали и обращались к нему подчёркнуто уважительно, а не  панибратски, как раньше. И даже самая красивая девушка их института, работавшая у них в отделе, классная программист спрашивала только у него одного 
                - Вам кофе сварить?-
          Остальные сотрудники только вздыхают.  Нашему программисту молодожёну всё это льстит чрезвычайно. Они  иногда сидят  вдвоём в комнате для перекуров, пьют кофе,  спорят на профессиональные темы.  Девушка, почти всегда сидит напротив, высоко закинув, нога на ногу, ножки у неё что надо, можно слюной захлебнуться  и поигрывает лакированной туфелькой – лодочкой.

                Молодожёны едут маршруткой. Молодой муж склонил голову на плечо жены, дремлет. Молодая женщина чуть откинула голову, может ветерок, обдует лицо. Её рука  хозяйски, но очень изящно лежит на колене мужа. Обручальное, новенькое  блестящее кольцо оттеняет изящество и красоту узкой кисти, пальцев, красивых ухоженных, с образцово накрашенными ногтями. Молодая женщина похожа на  Юную Мирей Матье. Она прекрасно говорит на двух языках английском и французском и работает в международной туристической компании.

                На неё уже начал охоту француз, тонкий искуситель, представитель парижского отделения тур фирмы. Но пока ни сетей любовных, ни признаков начала самой охоты не видно, пока не видно. Ещё и сети тонки как паутина и рог охотничий не протрубил, ату её ату.

                А пока они безмерно счастливы и бесконечно влюблены,  у них медовый месяц .
Они выйдут на остановке у почты. И пойдут, взявшись за руки к себе в свою квартиру. Войдя в квартиру, они начнут целоваться, прямо у входной двери и будут любить друг друга прямо на полу в коридоре. Затем станут в ванну вдвоём,  будут, купаются под душем, смывая пену с  друг - друга  смеясь и дурачась. Потом побегут,  к себе в красиво убранную, украшенную  спальню и вновь займутся любовью. Уснут; нагие и счастливые,  во сне,  будут держаться за руки.

                Маршрутка ел тащится, то и дело,  замирая на красный свет  светофоров, то застревая в небольших пробках. Правдист «мается», потеет в сидении водительском,  жарко.
                За молодожёнами на следующем сидении сидит сухая чуть сгорбленная старушка лет семидесяти пяти. На  коленях и у ног она придерживает два больших пакета, в пакетах сто двадцать три пучка зеленушки – укропа и петрушки. Там же лёгкий стульчик из алюминиевых трубок и парусины и бутылочка – брызгалка для придания свежести зеленушке. Бабка приехала в Москву к снохе из - под городка Железногорска. Они с мужем живут в деревне, у мужа золотые руки и светлая голова, да и здоровье пока позволяет возиться по хозяйству. У них своя тепличка и они выращивают зеленушку и продают, всё к пенсии подспорье. Обычно она продаёт зелень поближе к дому, но тут муж попросил поехать проведать сноху с внуком в Москву. Сын работал вахтами на нефтяной платформе в северном море. Женился поздно, жена была младше на пятнадцать лет, ребёнку было  всего пять лет с небольшим. И муж попросил:

                -Съезди, проведай, а то, как бы, не забаловала сноха, сын то далёко.-
                Старуха решила совместить приятное с полезным делом – и проведать и продать зеленушку. - В Москве всё дороже зеленушку продаст.
Сноха оказалась дома, внук здоров и  встретили хорошо,  сноха всё мама, да мама и никакой на лице тревоги и смущения. Старуха растаяла, отдыхала всю субботу, гуляла с внуком и снохой в парке Коломенское. Понравилось, что молодая угостила её как мать родную, и мороженное диковинное купила и в американский  ресторан сводила – Макдоналс, котлета была вкусная, а вот картошка суховата. На следующий день пока встали, пока то, да сё, вот и полдень, сноха спасибо  рассказала, где торговать и пакеты поднесла до маршрутки всё «чин – чинарём». Совсем скоро, старушка выйдет на конечной. Сядет напротив универсама Паттерсон на раскладной стульчик, и часа за четыре распродаст всю зеленушку,  заработает тысячу рублей и будет абсолютно счастлива. Завтра она вернётся домой и и мужу со спокойным сердцем доложит:

                - Не балует вроде - Всё время с сынишкой.-
   
        Затем пересчитает ещё раз заработанное и положит их за Божницу,  что в красном углу горницы.  А пока старушка едет в душной маршрутке и, что есть силы, отворачивает свой потный нос от своего соседа.

                Рядом с бабкой едет, сидит, скособочившись, мужичок. Мужичок уже почти никакой. Лицо, правда, не приезжего, а скажем так лицо спившегося в конец москвича. Одежда  не рвань вроде, но заношена и затёрта до самого не могу. В руках у мужичонки  «литрашка» пива, из кармана торчит, высовывается головка баллончика  с дихлофосом. Мужичонка купил пиво на конечной остановке. Прошёл за киоск,  отвернул крышку бутылки с пивом сделал три «пшика» из баллончика с дихлофосом в бутылку с пивом, затем взболтал, сделал большой глоток и пошел к маршрутке..
                Мужичонка и впрямь москвич право – слово. Когда то  был в почете и уважении.  Орден имел за труд и светлую голову и  звали его,  уважая за мастерство,  по имени отчеству, но водка уже давно прибрала его к своим рукам.. Он едет, весь,  вжавшись в сиденье, и вроде дремлет. Но через равные промежутки времени он открывает мутные красные глаза, делает глоток  и чуть отрыгивает адский свой напиток, но деликатно в – кулачок; когда он отрыгивает, то по салону тянет запахом клопомора.
                Пьяненький мужичонка, один из тех московских мужичков без возраста, имени,  отчества, из тех, что сидят по лавочкам у высоченных домов и пьют, если представится случай и деньги, или требуют у таких же сотоварищей выставить обществу.         
                -И мы тебя не забудем, -  уверяли они, только бы выпить, а что  не важно.
                Пьяный едет домой. Он заработал с раннего утра двести рублей,  чего  - то грузил, где -  то подметал,  что - то развозил на тележке, чего и где он уже не помнит,  сегодня день прожит не зря и у него сегодня есть всё необходимое. А что будет завтра так и  думать и решать он будет завтра.  Мужичонка,  едет к себе в комнату, берлогу как выражается он сам. Он живёт в «двушке».  Одну комнату,  побольше занимает жена, комнату площадью девять метров квадратных  «пьянчужка».  Жена с ним не разводится. Цены на жильё в Москве сейчас, голова кружится от цифр с нолями. А разведись, не продашь пол квартиры. Она терпеливо ждёт, когда алкоголь сделает своё дело. Десять лет назад она пыталась бороться за мужа – не получилось. Победила водка. И они расстались, не разводясь официально, к обоюдному удовольствию, продолжая жить в одной квартире. И тошно, но терпеть можно и нужно, да и  бывший муж не буянил, не приводил к себе алкашей, не сквернословил, а только пил беспробудно и спал. Пил и спал. Минут через десять маршрутка доползёт – доедет до конечной остановки, и мужичонка поплетётся к себе. Поднимется на лифте на восьмой этаж, откроет тихонько входную дверь, ключ висит него на шее, чтоб не потерялся и туфлями в руке, он их снял, ещё перед входной дверью шмыгнёт  к себе в комнату. Разденется, бросив свою замызганную одежду на пол, уляжется на продавленный с выпирающими пружинами диван и уснёт, обливаясь потом и скрипя во сне зубами..

                На следующем сидении сидит мужчина лет сорока. Что он забыл в пыльной, пропахшей потом и запахами тысяч людей маршрутке. На него как на диковинную птицу обратили внимание все, или почти все, кто садился в маршрутку на конечной остановке.
      Мужчина высок, строен и весь недурён собой, даже небольшие залысины не портили, а казалось, только подчёркивали  его строгую мужскую красоту. Черты лица скорее греческого типа, чем русского. Властные узкие губы сжаты в единую тонкую ниточку. Мужчина идеально выбрит и подстрижен. Глаза спрятаны за тёмными очками хамелеон.  И видно всем, даже тем, кто не разбирается  вовсе, что одни лишь очки, надёжно скрывающие глаза мужчины, стоят бешеных денег, может тысяч двадцать или тридцать.  На мужчине тончайшая белоснежная  льняная сорочка с тиснением и личной монограммой на нагрудном кармашке. Сшитый на заказ шёлковый светло серый костюм, от Версаччи. Запах мужского одеколона исходивший от рубашки поразил бы  и знатоков.  Запонки массивные золото семьсот пятидесятой пробы украшенные головами химер – горгулий, из черного сердолика. Летние элегантные туфли из мягкой натуральной лосиной кожи. Носки строго на тон темнее цвета костюма.
          Каким ветром занесло, забросило такого человека в маршрутку Правдиста, какими судьбами?
Мужчина сидел  - словно кол проглотил,  уставившись в одну известную ему только точку глазами, спрятанными надёжно за стёкла темных очков ехал до конечной остановки.
Мужчина ехал к матери знакомым с юности маршрутом.

                Ещё недавно он был  столпом, воротилой, акулой крупной,   управлял и рулил уверенно и твёрдо большим,  прибыльным делом.
Вырос мужчина в Нагатинском затоне в доме у парка  Коломенское, в обеспеченной и интеллигентной семье. Родители  преподавали в известном вузе и быть бы ему умному и смышлёному в недалёком будущем доктором наук в московском физтехе, но когда закончил он вуз, затрещала по швам лопнула словно нарыв великая империя Советский Союз.  Накрыло уже новую страну Россию словно тучей  - лихо; время – правление пьяницы – чудилы, Президента  родом из Свердловска. Всю страну разом отдал кучке «мерзавцев» - предателей земли русской и пошел, покатился по стране мор да голод, но  коль умрёт, больше, народа говорило ему, его близкое окружение, то вроде оно и лучше для страны.
Физики и технари стали не нужны в стране вовсе. Мужчина подумал и пошёл в бизнес. Холодный ум и здравый рассудок помогал ему всегда найти то единственное и правильное решение стоящих перед ним задач. Дело росло и спорилось, распухало филиалами и дочерними предприятиями по стране. И через десять лет он и  его дело поднялось на небывалую высоту. На счетах стало тесно десяткам миллионам. 
                Круглосуточно вокруг него и у подъезда стояла охрана из натренированных суровых бойцов.  Уже огромный чёрный джип «разруливал» дороги перед его шестисотым мерседесом. Но вместе с доходами росла и зависть, злоба чиновников власть предержащих. Не делится, шипели они, не заносит, вторили другие, зазнался, бормотали третьи. И засели однажды власть предержащие в баньке, попарились,  и под пивко чешское и алтайскую водку на облепихе наморщили лбы, почернели лицами, скрипнули зубами и на тебе готов уж славный «планчик», как приструнить строптивца, чтоб другим умникам «не повадно было». Девок,  перед тем в предбанник выставили, чтоб не подслушали о чём речь. Сказано – сделано. Шепнули, кому надо, «надавили»  где надо, сунули в лапу сколько надо и пошло поехало. Банки вдруг перестали кредитовать, рейдеры с судебными приставами стали опротестовывать и отнимать, то тут, то там куски от большого дела. А судейские только руками разводили, да «морды» воротили. И вот навалились. как то разом и всё;  не стало дела вовсе. Жена его, референт, на которой он женился около двух лет назад, оказалась казачком, засланным от прокурорских,  в награду "отхлопотали" они, ей при разводе, его дом на Кутузовском, площадью в триста метров квадратных в трёх уровнях. И вдруг оказался он должен всем и вся, хоть  не занимал вроде ни у кого и  не разу.  Сейчас мужчина едет с заседания последнего суда. Всё что у него осталось, это - то в чём он был одет и три тысячи долларов во внутреннем кармане костюма,   больше ничего.  Жить и преклонить голову, было больше негде,  сейчас он ехал домой к матери.
                Мужчина выйдет на конечной.  пойдет знакомой дорожкой к дому. Он войдёт в дверь и  попросит у матери:
                - Я поживу тут у вас недолго, пока обустроюсь.-   

              И вдруг завоет, заплачет, тоскливо и жутко уткнувшись ей  в плечо. Мать будет гладить, как в детстве его по голове, негромко уговаривать: 
                - Ничего сынок,- Перемелется,  все - мука будет.- Тоже заплачет, но только бесшумно, чтобы не беспокоить, не расстраивать сына.

На задних сидениях сидели две неразлучные девчонки, подростки - подружки не разлей вода. Они и дня не могли прожить друг без дружки. Девчонки тоже явно москвички,  вне всякого сомнения. Зуб даю, не дрогну.
Подружки одеты вроде бы и простенько, но с претензией на изыск и московский  шик, их одежды не отнять. Они сидели и  болтали без перерыва. На подружках легкие коротенькие платьица – сарафаны одинакового кроя, но у одной ярко синего у другой ярко жёлтого цвета. На ножках босоножки - плетёнки украшенные пластмассовыми ромашками. Девчонкам лет по четырнадцать не больше, но им хотелось казаться взрослее и старше, чем есть на самом деле. У них уже слегка подведены глаза. Чуть накрашены губы, пальцы с накрашенными ногтями приличной длины. Они еще не девушки, но уже не девочки, так называемый переходный возраст.
                - Знаешь - говорила одна. 
                - Я иду и говорю ему такая - она наклоняется к подружке и что то шепчет ей на ухо.
                - А он мне - снова шепот и смех колокольчиками плыл по маршрутке, но все заняты собой и только собой и не слышали, не улыбнулись даже.
         Подружкам этого и не нужно, им достаточно,  обоюдного общения. Они полностью поглощены своими важными разговорами.  Не слышали,  ни Правдиста, иногда по просьбе пассажиров объявляющего остановки,  ни других.
        Их жизнь, как и вообще жизнь, кажется им простой и приятной и они уверены, что так  жили все, ну или почти все люди. Летам они ездили в ближнее Подмосковье на родительские дачи и проводили там беззаботно время. Кокетничали со сверстниками с соседних дач, купались в озере, а вечером на полную мощность динамиков,  включив стереосистемы, слушали любимые песни.

               Подружки по двадцать раз на день звонили и обменивались «эсэмесками», и если случалось прожить день два, не увидев, друг дружку могли даже всплакнуть при встрече от избытка чувств. Они учились в одном классе и сидели за одной партой.
На следующий год одна из семей переедет в новую квартиру в Южном Бутово,  вторая же останется в Коломенском. Расставаясь, подружки плакали навзрыд и пообещали встречаться  часто – часто, как смогут. В течении  двух следующих лет они встретились пятнадцать раз. Затем, окончив школу, каждая из них будет жить своей жизнью и не встретятся  больше никогда, ни разу ни пересекутся их пути - дорожки в огромной Москве.
А пока они ехали в маршрутке и лучшие подруги на всю жизнь, как говорили они постоянно сами. Девочки вскоре попросили Правдиста остановить, выскочили из маршрутки, продолжая, хохотать и пошли – побежали по домам, а вечером непременно созвонятся и отправятся слушать песни бардов на летнем фестивале   в Коломенском.

                Рядом с Правдистом на переднем сидении сидит, сгорбившись, армянин, мужчина лет пятидесяти пяти. Сосредоточенное, унылое лицо щёки покрыты двухдневной жёсткой с проседью щетиной. Армянин беженец из нагорного Карабаха. Он с женой и двумя дочерьми в Москве уже более пятнадцати лет.  Поначалу их заселили в пустующий Подмосковный санаторий, предназначенный под снос, и обещали через лет пять жильё, но воз и ныне там.

                Тяжело живут беженцы и надежда, на лучшее угасает с каждым прожитым днём, но живут, этим и силён человек. О жилье уже никто из чиновников не вспоминает. Настали другие времена, другие нравы.  И понятно всё вроде. Кто они эти беженцы, жители другой совершенно другой страны, почему просят жильё, ведь жилья не хватает и своим москвичам, десятилетиями стоят в очередях. Чиновники предлагают им переехать на родину, а куда? В Карабахе родовые дома разрушены войной. Да и кто будет строить заново, война только притихла, затаилась. Но не закончилась. И в  Москве они просто беженцы, а откуда беженцы, это уже никому не интересно. На мужчине брюки фасона конца семидесятых годов, лёгкая рубашка – финка сквозь нагрудный кармашек просвечивает визитка –табличка, электрик  -все виды работ на дому. На коленях армянин держит сумку саквояж, в ней плохонький электромонтажный инструмент. Армянин едет по договору с клиентом выполнить работы по установке электрических розеток в квартире. Хозяин квартиры объяснил по телефону, как добраться до дома и он едет на работу. Армянин называет Правдисту название остановки и просит остановить там где надо Правдист кивает. проезжает ещё пару остановок и кивает ему, следующая твоя. Армянин выходит, сверяется по бумажке с адресом идёт к дому.
                Через минут десять хозяин показывает,  что необходимо сделать. Электрические розетки и выключатели привинчены к поверхности стен, требуется вмонтировать их заподлицо.  Армянин наденет фартук и приступит к работе, но бетонные стены, словно твёрдый базальт не поддаются усилиям слабенькой электродрели с дрянной насадкой - коронкой, при сверлении третьего отверстия под розетку он сломает оба своих сверла, и коронку. Всё конец работе, он никак не ожидал,  что бетонные стены окажутся такими прочными. Он начнёт работать «зубилом» и легким молотком, но тщетно, стена не поддаётся его усилиям. За четыре часа работы он с трудом установит три розетки и всё, да и те вкривь и вкось, курам на смех. Хозяин не доволен, он отпросился с работы, но ничего почти не сделано толком. Наконец армянин понял бесполезность своих усилий одолеть стены и сказал: 
                - Приду завтра -Другой инструмент возьму и приду.- 
Он знал, что не заработал сегодня, уже твёрдо решил, что не придёт ни завтра, никогда не придёт больше в эту квартиру, пропади пропадом эти стены, но он надеялся  что ему удастся  перехитрить хозяина квартиры, но владелец москвич  тертый калач. Он твёрдо заявил:
                - Завтра не надо,-
И даёт  армянину всего триста рублей и приглашает к выходу.

           Армянин электрик собрал, и уложил в саквояж дрель, зубило, молоток.  От досады он сказал хозяину, указывая на испорченные свёрла, 
                - Это себе возьмите.- 
          Хозяин помрачнел, и жёстко ответил:
                - Хлам свой себе оставь, пригодится в работе.-

              Армянин соберёт свёрла, возьмёт саквояж и выйдет из квартиры. Свёрла в сердцах бросит под закрытую дверь, хозяину.  Он поедет маршруткой, затем электричкой, в электричке он проспит свою остановку и придётся ехать обратно и платить за обратную дорогу. Армянин подсчитает, что за сегодняшний день он заработал тридцать два рубля, остальные деньги съела дорога. В половине восьмого вечера он придёт к санаторию поднимется к себе в проходную «двушку»,  две крошечные комнатки по шесть метров  квадратных каждая. На приветствие жены буркнул: 
                - Есть, не буду.- 
Ляжет, на диванчик  будет  лежать и долго - долго смотреть на «обшарпанный» потолок.


                Наконец маршрутка подъезжает  к конечной остановке. Правдист открывает дверь,  выходят последние пассажиры. 

                - Привет «земеля» - кричит из - под кустика рябины приятель, балагур Грицко. 
                - Не потёк, не растаял «Правдист»?- 
       Его чёрта болтливого и жара не берёт. Правдист,  не отвечая,  идет к будке, отмечает путевой лист, берёт у диспетчера свёрток с едой из маленького холодильника, и садится рядом. В руках Правдиста бутылка ледяной колы и бутерброды с варёной колбасой. Правдист молчит, ест, натужено глотая. Второй бутерброд лежит рядом на кирпиче. Жарко; мысли плавятся, словно сало в котле.
Надо уж скоро Варе деньги послать, да мальчишкам с оказией, с земляками передать подарки; младшему краски и кисти, мальчик его занимается в изостудии, учитель очень хвалит. Старшему, он уже купил цифровой недорогой фотоаппарат. Правдист облегчённо протяжно  вздохнул. И моих  сынов, Бог талантом не обидел. И застыл, задремал,  наслаждаясь неподвижностью своего тела. Через пятнадцать минут звякнет звонок в будке диспетчера. Диспетчер крикнет в открытое окошко двенадцать - семнадцать на выезд. Правдист поднимется с сожалением, и вновь сядет за баранку своей маршрутки – кормилицы, и поедет уже с совершенно другими пассажирами в обратную сторону,  по бесконечной  Москве, гоня маршрутку сквозь пекло московских проспектов и улиц.