Молодой врач Посидоний, в белоснежном переднике со свежими пятнами крови, склонился над могучим раненым гладиатором, которого едва удерживали четверо рабов.
- Я ему! – кричал, мотая головой и разбрызгивая кровь из раны, гладиатор. – Я этому испанцу печень вырву!
- Позовите еще рабов, чтобы держали его за голову – глаз придется удалить. И дайте ему еще вина, - сказал Посидоний.
Но посылать за рабами было некого – те четверо, что держали охваченного Ареем *)бойца-смертника, боялись его отпустить – чтобы сразу же не испытать на себе последствия его гнева. Поняв это, юноша с усталым раздражением сказал:
_____________________________________________________
*) "охваченный Ареем" - образное выражение воинственного гнева в греческом языке.
_____________________________________________________
- Хорошо, я сам схожу. Только держите его крепко.
Рабы закивали, гладиатор зарычал, и Посидоний быстро помчался из иатрейона *) при ипподроме в надежде найти кого-нибудь.
_______________________________________________________
*) Иатрейон - врачебный кабинет
_______________________________________________________
- Здравствуй, Махаон! – раздался позади него веселый голос. Юноша обернулся – и с облегчением увидел Кесария.
- Кесарий врач! – закричал он, бросаясь к нему, и вовремя сдержав себя, чтобы не упасть к учителю на шею.
- Как дежурство? – подмигнул ему Кесарий. – Гладиатора Элефанта ранили, я слышал.
- Ничего, - бодро ответил Посидоний. – Вот, бегу, инструменты захватить…
- А что раба не позвал?
- Всех, кто был, уже позвал. Рабы закончились, теперь самому приходиться все делать, - ответил Посидоний.
- Рабы закончились? – затрепетал Гликерий, несший следом за своим хозяином сундук с инструментами и лекарствами. – Как это, почему это? Он их поубивал всех, гладиатор Элефант?
Кесарий и Посидоний весело расхохотались и вместе пошли к беснующемуся Элефанту.
- Вина дайте ему, - приказал Кесарий.
- Благие боги, он уже столько этого вина выпил – а толку нет! – возмутился один из рабов. – Нам бы лучше оставил!
- Гликерий, достань из сундука вино со смирной, - приказал Кесарий.
- На безбожных гладиаторов такое дорогое лекарство пускать! - пробормотал недовольно Гликерий себе под нос, но ослушаться не посмел.
Элефант мало-помалу успокоился, и Кесарий помог Посидонию удалить пробитое и вытекшее глазное яблоко. Посидоний наложил повязку – изящно, как всегда – и велел на носилках унести раненого в лечебницу.
- Ты не знаешь, где Каллист, Филагрий и Трофим? – спросил быстро Кесарий, похвалив Посидония за ловкость и аккуратность.
Тот пожал плечами.
- Не знаю. У Филы выходной сегодня. Каллиста врача вроде бы вызывали к каким-то персидским послам.
- Ах да, я же сам Каллиста попросил… - с раздражением на самого себя произнес Кесарий.- Мне надо срочно подготовить важный документ для императора. А из секретарей – только Фессал. Он занимается моей перепиской, я не могу поручить ему одному подготовку такого серьезного документа.
- Я могу помочь вам, Кесарий врач, - с готовностью ответил Посидоний.
- Спасибо, мой друг, - сказал Кесарий. – Но я боюсь, что ты очень устал за это утро… и не только. Ты выглядишь изможденно. При всей твоей любви к медицине нельзя так себя изводить занятиями и практикой. Зачахнешь над книгами, рука перестанет точно проводить разрез ножом.
- Да я… - начал Посидоний, но Кесарий прервал его:
- Пойдем в бани, а потом пообедаем вместе. Если ты и вправду решил мне помочь сегодня вечером с реформами асклепейонов, то хороший отдых перед этим делом нужен и тебе, и мне.
- В бани? – переспросил Посидоний с нерешительностью. – В публичные далеко идти.
- Нет, зачем в публичные. Здесь прекрасные бани. И, поскольку это моя мысль, то я за тебя заплачу. Обед тоже за мой счет.
И он повел смущенного Посидония из иатрейона к белоснежным колоннам здания частных бань при ипподроме.
Раб-привратник, узнав Кесария, поклонился, а увидев золотую монету, поклонился еще ниже.
- Господин Эвклий будет только к вечеру, - подобострастно проговорил раб.
- Прекрасно, - кивнул Кесарий. – Мы не будем задерживаться до вечера. Бассейн готов?
- Конечно, господин Кесарий.
Они подошли к сверкающей от солнечных лучей воде бассейна. Кесарий скинул хитон, и, не разминаясь, прыгнул в воду. Посидоний, проделав несколько упражнений для силы рук и пробежав несколько кругов по мрамору вдоль бассейна, тоже нырнул в прозрачную воду. С виду он хоть и был худощав, но его тонкокостность не говорила о слабости. Тело Посидония было приучено к гимнастическим упражнениям не менее чем его могучего брата.
Наплававшись, они вылезли из бассейна – к ним поспешили рабы с полотенцами и напитками – и направились в небольшой триклиний, где для них уже был накрыт сытный обед.
- Плаванье – замечательная вещь для борьбы с усталостью, - заметил Кесарий. – Вот и ты немного повеселел, Донион.
Его дружеский тон, а также то, что архиатр назвал его домашним именем, заставили Посидония глубоко вздохнуть.
- Да, вы правы, Кесарий врач, - ответил тот. – А ваша рана уже зажила. Только шрам небольшой остался.
- Я разрабатывал руку, плавая в бассейне. Ходил сюда – здесь мало народа, можно насладиться уединением… Рука совсем восстановилась, слава Христу.
- А вы решили остаться христианином, Кесарий врач? – спросил Посидоний и умолк от взгляда собеседника.
- Ты что ж, Донион, считаешь, что я буду менять свои убеждения, как зверек хамелеон? – спросил сурово Кесарий.
- Нет… - испугался молодой врач и стал похожим на Фессала. – Я просто думал…
- Думал, что я христианин лишь оттого, что мой отец – епископ? – спросил Кесарий уже мягче.
- Ну да, - ответил Посидоний, понимая, что терять ему теперь нечего.
- Нет, Донион. Я христианин, потому что я последователь философии Христа. А ты какой философии следуешь? Наверное, Плотина?
- Нет, - ответил юноша. – Я стоик.
- Стоик? – удивленно переспросил архиатр. – Ты один из очень и очень немногих.
- Да. Я знаю, - склонил голову Посидоний. – Недаром я ношу имя одного из великих стоиков.
- Твой выбор, думаю, дался тебе очень непросто, - сказал задумчиво Кесарий. – Судьба – не совсем то, о чем хочется думать юноше в твои годы.
- Не всегда судьба позволяет думать соответственно прожитым годам, - тихо ответил молодой врач.
- Да, - кивнул Кесарий. – Я понимаю, о чем ты.
- Судьба, - продолжал Посидоний с каким-то надрывом, - судьба правит всем. Нет ни богов, ни Единого. Только судьба, космос, стихии. Все идут по своим кругам, все течет, утекает, исчезает. Надо лишь вовремя уйти к своим друзьям, к стихиям, там примут тебя, а здесь ты освободишь место для других – и это справедливо.
Кесарий смотрел на него, не перебивая. Посидоний, играя хирургическим ножом в тонких сильных пальцах, продолжал:
- Нужна жертва за мир. Нужно умереть – тогда можно преодолеть эту Ананке, эту слепую судьбу. И это я нахожу в высшей степени благородным…
- Я тоже, - ответил неожиданно Кесарий.
- Вы… тоже хотите совершить самоубийство? – выпалил Посидоний.
Зависла тишина.
- Я хочу умереть со Христом, - наконец прозвучал ответ Кесария. – Он умер, убивая судьбу. Всякий, кто умирает с ним, вырывается из-под власти судьбы.
- Вы хотите стать христианским мартиром? – в ужасе вскричал молодой врач, кидаясь к нему и целуя ему руки. – Нет, Кесарий врач, умоляю, нет – не делайте этого!
- Успокойся, дитя мое, - проговорил Кесарий, обнимая Посидония. – Я еще не дорос до мартирии. А вот тебя я хотел бы порадовать. Император Юлиан предложил мне найти двух способных молодых врачей для обучения в Александрии. Единственное условие – чтобы они были эллины. Так что вы с Филой вполне подходите.
С этими словами он отобрал у Посидония хирургический нож.