Мои
пальцы
стали усталыми
клавишами
изношенного
старого фортепьяно
звучащего
гаммами
в пустом классе сольфеджио
где кроме скучающего
ночного сторожа
никого нет.
А за окошком
падает снег.
Опять февраль.
Опять дорога.
У пешеходного перехода
стоит человек
заметаемый хлопьями снега,
на кромке тротуара
с пакетом молока,
с отломленным по краю,
батоном белого хлеба.
Стоит, чуть покачиваясь
на поребрике
смотрит на дорогу.
Не похожий на пешехода
скорее на путника,
который подошел к реке,
и в ожидании парома
или парохода
любуется плавным ее течением
невдалеке.
И,
кажется,
не замечает
ни людей, ни снег.
Стоит,
прижимая к груди
пакет молока и хлеб,
и все не идет
на зеленый сигнал светофора.
А вокруг
все идет своим чередом,
шум, гам,
снуют машины,
неоновый свет
из витрин льется,
рисуя в красках движений
танец спешащих людей
под звуки минорных гамм…
А снегу неймется, взлетает и падает -
Красный, желтый, зеленый…
Тот же февраль.
Та же дорога.
Темное небо.
Улица .
Неоновый свет.
У пешеходного перехода
- та же картина
только человека с хлебом и молоком
- нет.
На придорожный куст шиповника
Слетела синица.
Клюнула замерзшую ягоду и улетела.
Красный, желтый, зеленый…
Фото.
Размазанная на черном фоне вечернего города
жизнь застывает пикселями стоп кадра.
А над городом, если поднять голову
можно увидеть картину -
Высоко, далеко, как планета вращаясь
парит человек
прижимая к груди пакет молока и хлеб…
Молоко разливается, струится течением,
льется, как сотнями лет, каплями света
новой вселенной, и под звуки минорных гамм
рассыпается по крупицам среди звезд - хлеб.
А на ладони - синица.
(вместо жилки
на своем виске
коснуться бы пальцем
пульса времени
в еще не заросшем родничке
на макушке сына)
…кто - то безумно богатый ночью летал над городом
оставляя после себя еле видимый след
не серебро, и не золото – крошками белый хлеб.
*
Мои руки устали от пальцев моих
они так бессмысленно влюбчивы в жизнь.
***