Это была красная глина со множеством отпечатков ног и лап. И буро-зеленые лужи, мутные, как похмельное утро; и бело-серый снег; и коричневая земля, и немного необлупившегося голубого неба. Но чаще - тучевые роденовские мыслители, забравшиеся мыслями так далеко, что неохота туда за ними следовать.
Это был апрель. Месяц, когда запах сирени от волос сидящей впереди в трамвае девушки способен вызвать слезы, а каждая собака с грязным пузом - приступ воодушевленной любви к ближнему: двуногому или четвероногому..
Начало апреля, что тянет жилы, наматывая на мокрые провода, цепляя за обнаженные ветви; распластывая на куче отбросов собственного тщеславия..
Весна, раздражающая бесстрастием, подобно тому, как раздражает немилосердный врач или эгоистичный приятель..
Из пупков в снегу торчат кусты. Из воротников - шеи, еще по-зимнему укутанные.
Толстые голуби протискиваются в форточку.
Конструкции из металла, пластика, бетона и стекла царапают взгляд.
Распадаются мысли на отдельные фрагменты, которые никак не сцепишь. Ты словно на вокзале - маешься, перебарываешь сон, занимаешь себя, а приткнуться негде, надо бодрствовать. А потом садишься в поезд - и вот уже можешь дремать в любую минуту, спать сколько влезет, всласть. И ты пользуешься этим, спишь, даже когда вроде не хочется. Знаешь - устроишься поудобнее, и уже завтра на месте. Незаметно.
И есть в этом - апреле, сидении, сне - какая-то правильность, нужная последовательность, терпеливая доверчивость человека к жизни..