В самый разгар весны, когда яркое и щедрое солнце своими теплыми пальчиками аккуратно, но бессовестно ласкало одуревшую от зимнего сна землю, Семен Орлов запил и угодил в клинику. Да не какую-нибудь, а ту, где разных чудиков лечат. Ну, догадались? Правильно – в психушку. Повод для недельного загула может показаться постороннему наблюдателю просто смешным: "Подумаешь беда – сняли с бригадиров!" А вот наш Семен здорово расстроился. Больше того, обиделся на весь белый свет до глубины души. Чтобы заглушить это чувство, он бегал в сельпо за водкой, напивался, плакал, никого к себе не допуская, потом забывался тяжелым сном, а, более-менее проспавшись, начинал все сначала.
Странная ты штука, человеческая душа! Говорите сколько угодно, будто нет ее – не поверю, потому что знаю: она – есть! И ноет, и болит, и спать не дает, но только у людей честных и чистых, а у злых и черствых - она спит. И спит порой до самой смерти. Вот так. А Сеня Орлов был человеком добрым, скромным и очень ранимым. Вот и ходил со своей бедой, как с чемоданом без ручки, который тяжело нести, да некуда поставить. И – доходился: от тоски и пьянства он весь почернел, осунулся, и внешне стал похож на тень отца Гамлета. Где-то на четвертые сутки Сенькиного загула, тихо, без скандала, ушла жить к матери его многострадальная жена Антонина. Да, женщина, как скрипка, чтобы она играла и грела вам душу - нужен хороший музыкант, а непутевый Сеня таким не был. Он даже не сразу заметил отчаянный поступок своей супруги, а, заметив, дал ему оценку такой заковыристой тирадой, что я даже стесняюсь ее повторить.
Но всему приходит конец, и вот утром седьмого дня, проснувшись со свинцовой похмельной головой и каким-то чужим, непослушным и дрожащим телом, Семен понял, что дальше так жить нельзя. Некоторое время он неподвижно лежал, прислушиваясь к своему внутреннему хаосу. Затем, не без труда, встал и, пересилив приступ дурноты, подошел, пошатываясь, к столу, взял начатую бутылку вина, подержал ее с минуту, как бы взвешивая, в руке, взболтнул и вдруг резко запустил в безукоризненно выбеленную печь, обезобразив ее чистоту, словно собственную судьбу, нелепым кровавым пятном. Нет, не стоит это проклятое зелье счастья, здоровья, дома, семьи! Он действительно сейчас это понял и искренне раскаивался. Давайте ему поверим. У многих из нас бывали в жизни похожие моменты.
Семен выпил несколько черпаков кваса и упал в несвежую постель.
- Вот немного оклемаюсь и побегу к жене, - думал он. – На коленях буду ползать, но выпрошу прощенье. Только оклемаюсь маленько…
Весь день Сеня провалялся в каком-то полубреду-полусне. К ночи стало еще хуже: его знобило, он ощущал необъяснимую тревогу и щемящую тоску. Спать уже не мог: чудились шаги под окнами, стук калитки, шепот в сенях. Поеживаясь и стуча зубами, Семен отправился к фельдшеру по прозвищу Клистир, благо тот жил через два дома.
- Ну что, добаловался красненьким? – кольнул Клистир Сеню. – Это у тебя белая горячка начинается. Поехали в больницу.
В районную клинику по распутице прибыли часа через два. На Семена оформили положенные бумаги и сделали укол. Измученный он наконец-то уснул, но спал беспокойно, поверхностно. Снилась ему какая-то мерзость: то полчища отвратительных насекомых, то нашествие грызунов. С тем и проснулся: потный, задыхающийся, с одеялом на полу. У постели стоял здоровенный парень-санитар.
-Доброе утро, как вы себя чувствуете?
-Здоровье в порядке – спасибо зарядке, - хмуро огрызнулся Семен, разглаживая заскорузлой пятерней свое помятое лицо. Чувствовал он себя очень скверно.
-Одевайтесь, вас ждет лечащий врач - Валерий Васильевич.
Последний оказался энергичным брюнетом, лет сорока, вежливым и веселым, но это Семена почему-то больше всего и насторожило.
-Ну, как наши дела? – спросил тот, улыбаясь сразу всеми зубами.
-Настроение бодрое – иду ко дну, - насупился больной.
-Так-так, - побарабанил пальцами по столу врач. - На что жалуемся?
-На жизнь, - вздохнул Сеня.
-А что вас, голубчик, в ней не устраивает?
-То, что она, как детская распашонка, коротка и обкакана.
-Да вы - пессимист, - манерно развел руками врач, - Успокойтесь: у нас в больнице вам все желают только добра… - и стал колотить молоточком по Сениным коленкам.
-Опохмелиться тянет?
-А что, есть чем? – удивился Семен.
-Нет, это я к слову… - хохотнул доктор, делая пометки в истории болезни. – Однако вернемся, батенька, к вашему случаю. Опасного, конечно, ничего нет, но подлечиться необходимо. Вы, как, согласны? Вот и отлично.
Санитар отвел Семена в палату, и начались процедуры: анализы и инъекции, микстуры и пилюли, а после обеда его, чуть живого, повели на гипноз. Семен, вообще-то, о нем кое-что слышал, но на себе не пробовал и поэтому немного трусил.
-Как бы они там не нашаманили чего лишнего, - думал он, входя в полутемный, обитый для звукоизоляции войлоком, кабинет и сжимая в кармане кукиш – верное средство от сглаза.
-Проходите, не стесняйтесь, - пригласил его уже знакомый Валерий Васильевич, - ложитесь вот сюда, - он показал на кушетку. – Сейчас я проведу сеанс внушения, направленный против вашего пристрастия к алкоголю. Штаны снимать не надо. Вот я подсоединяю вас к аппарату электросна, - и Сене наложили на глаза и затылок какие-то электроды, - …подаю напряжение… Чувствуете покалывание? Очень хорошо. Теперь ставлю пластинку, - и послышалось шипение заигранного диска. – Лежите спокойно и помните, что вы под током, а я минут на пятнадцать выйду.
Оставшись в одиночестве, с завязанными глазами Семен целиком отдался во власть своих ощущений. Из динамиков, под тихую тягучую музыку, зарокотал внушительный басок какого-то, чувствовалось в годах и теле, мужчины.
-Вы спокойны… Ваше тело расслаблено… Вы делаете глубокий вдох, выдох и устанавливаете удобный для вас ритм дыхания…
Сеня вздохнул и начал дремать.
-Хорошо все-таки, что все ушли, - думал он, - я не люблю, когда на меня спящего смотрят.
Кукиш в кармане незаметно разжался. Строгий голос приказывал его правой руке стать теплой и еще что-то, но Семен был уже где-то очень-очень далеко…
-Вы абсолютно спокойны… Ваше тело тяжелеет, и вы проваливаетесь… - продолжал внушительный басок, но вдруг раздался щелчок – это заело старую пластинку, и Семен вновь услышал:
-… тело тяжелеет, и вы проваливаетесь… Щелк!.. тело тяжелеет, и вы проваливаетесь… Щелк!
И труба в оркестре:
- Фа - фа - фа!
-Что за черт! – очнулся Сеня.
-… тело тяжелеет, и вы проваливаетесь… Фа - фа - фа! Щелк!
-Кажется, пора сматываться! Но как? Я ведь под током! – вспомнил он.
-…тело тяжелеет, и вы проваливаетесь… Фа – фа – фа! Щелк!
Это "щелк!" было таким резким, точно щелчок по носу, а соло трубы "фа – фа - фа", как чья-то насмешка – "ха – ха – ха!"
-…тело тяжелеет, и вы проваливаетесь… - Семен и правда стал чувствовать, что куда-то проваливается. – Ха – ха – ха! Щелк!
Сене было трудно следить за временем, но врач, похоже, сильно задерживался.
-Если этого душегуба не будет еще минут десять – я сойду с ума, - подумал он.
-…вы проваливаетесь! Ха – ха – ха!
Время шло, но врач не приходил. Сеня где-то слышал, что в старину на Востоке существовала казнь, когда жертву привязывали к столбу, а сверху ему на темя капала вода. И человек умирал, но не от сырости, а от мучительного ожидания очередной капли. Что-то похожее испытывал сейчас и он сам.
-… тело тяжелеет, и вы проваливаетесь…
-Нет, это, пожалуй, пострашнее древней казни!
-Ха – ха – ха! Щелк!
Его охватил ужас: "Помираю!" Но внезапно все стихло, и мягкие руки Валерия Васильевича стали снимать электроды с Сениной головы. Продрав глаза, Сеня увидел мило улыбающегося врача.
-Все в порядке?
-Да, уж…
- Хочется ли вам теперь выпить?
-Нет, спасибо, - бормотал очумевший после процедуры и еще не верящий в свое спасение пациент.
-Правда?
-Правда, - Сеня стал злиться.
-Честное слово?
-Честное, – у Семена задергалось веко.
-Вы поймите, Орлов, это нужно не мне, а вам, - наседал врач. – Скажите мне в последний раз, предельно откровенно: будите ли вы пить? – и пристально посмотрел на Семена.
-НА-ЛИ-ВАЙ! – крикнул тот и выскочил из кабинета, хлопнув дверью.
Доктор подошел к окну, за которым проказник ветер беззаботно заигрывал с нагими кустами. Своим свежим дыханием он стряхивал с них остатки зимнего сна и большие ленивые капли, которые самоцветами падали, на источающую умопомрачительные запахи и готовую разродиться первыми, самыми смелыми побегами, землю.
Господи, как же хорошо, светло, свежо! Хочется жить, любить и творить добро!
-Все будет прекрасно, - умиляясь от этой картины, шептал он, - после десятого сеанса 6удешь, как огурчик. Еще спасибо скажешь…