Предыдущее - http://www.proza.ru/2011/06/09/442
Аппиана вертелась перед большим медным зеркалом, когда дядя ее окликнул:
- Иди, поешь! Ты, наверное, голодна!
Прислужники в одинаковых белых хитонах с молчаливой торжественностью внесли подносы с жареным мясом, лепешками, сладостями и фруктами, амфоры с водой и вином.
- Как здесь красиво! – воскликнула девочка, с разбега кидаясь на обитое козьими шкурами ложе рядом с дядей. – Знаешь, дядя Кесарий, я уже побывала во всех комнатах и залах, и во внутреннем саду – там орхидеи с Лемноса и живой павлин! Он даже раскрыл для меня свой хвост! А сколько там статуй!
Кесарий ласково потрепал ее по щеке, обнял.
- В асклепейоны раньше приглашали лучших архитекторов и скульпторов. Сейчас, думаю, все выглядит беднее, чем сто-двести лет назад. При императоре Адриане здесь, воистину, был расцвет…Но тебе обязательно надо что-то поесть – мы вернемся в Новый Рим затемно.
- Дядя Кесарий, - задумчиво проговорила Аппиана, указывая на халву и сливы, – а это можно есть?
- А почему нет?
- Это же эллинский храм. А вдруг они принесли все это в жертву Аполлону, или Зевсу… или Асклепию? – озабоченно проговорила Аппиана, поглядывая на засахаренный миндаль.
Кесарий улыбнулся.
- Я просил не давать нам идоложертвенной еды. Именно поэтому нам накрыли отдельно. Я отказался обедать вместе с Фалассием и иеревсами-асклепиадами.
- А правда, что Фалассий – не асклепиад, а морской пират? - спросила Аппиана.
- Кто тебе это сказал? – рассмеялся ее дядя.
- Иатромайя Ия.
- Не знаю, не знаю… Сомневаюсь, - промолвил Кесарий. – Она часто говорит странные вещи – не обращай внимания. Лучше прочти молитву, а я благословлю еду.
Аппиана довольно бойко проговорила: «Очи всех уповают на Тебя, Господи, и Ты даешь всем пищу во благовремении, отверзаешь Ты щедрую руку Твою, исполняешь всякое животное благоволения».
- Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, - закончил Кесарий, чертя крест над едой.
- Господин Кесарий, - проговорил пожилой раб, морща нос. – Зачем ты оставил нас без ужина?
- Что? – переспросил Кесарий.
- Мы надеялись на остатки вашей трапезы, - развел раб руками и недовольно втянул щеки.
- Так в чем же дело? – уже более сурово спросил Кесарий. Раб слегка попятился.
- Зачем господин Кесарий изобразил на пище… этот знак? – пробормотал он и снова смешно наморщил нос.
- А вы его не бойтесь. Христос – Бог-Человеколюбец. Он подает пищу всем – и христианам, и эллинам, - заметил Кесарий, пристально глядя на него. Раб отвел взгляд и закусил губу.
…После того, как они поели и, омыв руки, вышли в сад, Аппиана спросила:
- Дядя, а они правда останутся без ужина?
- Сомневаюсь, Аппиана, - усмехнулся Кесарий и приказал рабам: – Мы подойдем к фолосу – отнесите туда мои инструменты и позовите Трофима, пусть он их приготовит. А пока, Аппиана, - снова обратился он к племяннице, - мы немного погуляем по саду.
…Вечер еще не наступил, и необыкновенные огромные бабочки, потревоженные звуками шагов гостей асклепейона, в один взмах радужных крыльев-парусов взмывали ввысь, к лазури неба. Среди роз и пионов виднелись полянки незнакомых Аппиане цветов. Она пробежала вперед, протянула руку, чтобы сорвать странный белый цветок. Но Кесарий, в один прыжок догнав девочку, больно ударил ее по пальцам – она не успела даже коснуться пушистого зонтика – и она уставилась на дядю испуганными, полными слез глазами.
- Это болиголов! – сказал он, оттаскивая ее от зарослей. – А там – видишь – аконит. Достаточно облизать пальцы, после того, как к нему притронешься – и умрешь! Здесь они, оказывается, выращивают ядовитые растения – пойдем-ка в другую сторону.
Кесарий подхватил ее на руки и вынес из опасного луга. Аппиана, уцепившись за его плечо, вскарабкалась повыше, вытерла мокрые глаза о его хитон и воскликнула:
- Смотри, дядя – там маки! Они тоже ядовитые или обычные?
- Думаю, что вполне обычные, - произнес Кесарий, крепко держа ее. – Не упади. Или лучше я тебя на землю опущу?
- Потом, дядя Кесарий! Отсюда так хорошо все видно! Как тебе везет – ты такой высокий, всякие разные вещи можешь заметить…Ой, там статуи Морфея и Гипноса – цветные, они прямо как настоящие, и у них обоих венки из живых маков на головах! А Гипнос на твоего раба Гликерия похож!
- Он его родственник, - пробормотал Кесарий и сказал вслух: - Из маков, макониевых цветов Ия варит опий… А рядом – видишь? – синие высокие цветы? Это стафизагрия, цветок дельфинов. Целые заросли. В асклепейоне обычно всегда есть целый сад целебных трав.
- А зачем им ядовитые травы? – обеспокоенно спросила Аппиана.– Для ядов?
- Понимаешь, Аппиана, лекарство и яд не очень отличаются друг от друга. То, что мы привыкли называть лекарством в малом количестве, может быть ядом, если выпить неразведенную настойку. Например, наперстянка.
Он сорвал пушистый цветок с пурпурными лепестками.
- Если кормить ею кур, они подохнут меньше, чем через неделю. А десятикратно разведенный отвар ее облегчает или даже прекращает некоторые виды водянки – тяжелейшего страдания.
- Можно мне этот цветок, дядя? – робко спросила Аппиана.
- Если в рот не потащишь, то можно, - нарочито строго произнес архиатр.
- Мне же не пять лет, - ответила Аппиана, старательно вплетая пурпурный цветок в черные волосы Кесария.
- Теперь я тоже – как Морфей, - засмеялся Кесарий. – А вот целые заросли валерианы, из которой делают сирийский нард для Молпадиевой кошки.
- Ты похож на Антиноя, дядя, - серьезно сказала Аппиана. – Ты самый красивый.
- На Антиноя? – переспросил Кесарий с некоторым удивлением.
- Ты недоволен, что я так сказала? Я видела статую Антиноя во дворце. У него такие же волосы, как у тебя…и глаза, и нос… и вообще…Это правда, что он умер за императора?
- Правда, - ответил Кесарий, слегка хмурясь. – Бросился в Нил и утонул. Поэтому я тебе все время говорю, чтобы ты не подходила к Ирису.
- Хорошо, дядя, - вздохнула девочка. – А если бы я была мальчиком, мне бы можно было?
- Нет, нельзя! – воскликнул Кесарий. – Ни мальчикам, ни девочкам, ни рабам, ни свободным нельзя купаться в Ирисе. Там можно утонуть.
- Как жених Макрины? – спросила Аппиана и испугалась – на лице Кесария появилось странное, незнакомое ей выражение.
- Тебе больно, дядя Кесарий? – вскричала она. – Тебе тяжело меня нести?
- Нет, дитя мое, - негромко ответил Кесарий. – Но тебе, и правда, лучше пройтись… посмотри, что там впереди.
Он опустил девочку на белую известняковую тропку, и она вприпрыжку побежала вперед, к лужайке, покрытой алыми маргаритками. На бегу девочка несколько раз оглядывалась на дядю – он медленно шел следом, погруженный в свои мысли.
Аппиана остановилась на полпути к лужайке, переводя дух, рядом с клумбой желтых ирисов. Она подняла голову, чтобы посмотреть на искусно расписанную статую безбородого молодого мужчины. В руке его был лук, а у ног прижалась большая курносая крыса с мерзким голым хвостом. «Апполон Отвратитель чумы» - прочла она безупречно ровные буквы на мраморе. Голубые камни в глазницах молодого человека горели чужим, нездешним светом, отражая лучи вечернего солнца. Девочка отвернулась, чтобы не встретиться снова с тяжелым взглядом сапфировых глаз, и увидела, что напротив Аполлона стоит похожая на него мраморная женщина-дева, тоже с луком. Ее золотые волосы были уложены так же, как у Ии. Вернее, она вся была до странности похожа на Ию – молодую, гордую, жестокую. Это была Дева Артемида Майя, сестра Аполлона.
Аппиана обернулась, тревожно окликая дядю – он улыбнулся, помахал ей рукой и что-то сказал – она не расслышала и побежала вперед – к лужайке с маргаритками. Их было так много, что казалось, будто на камни и траву пролилась чья-то кровь.
- Дядя! – позвала Аппиана громко, чтобы Кесарий услышал ее, но в то же мгновение на ее плечо опустилась его большая, теплая ладонь.
- Я здесь, - сказал он, и Аппиана понимала, что он улыбается, хотя не видела его.
- Смотри, что здесь написано: «Сотер». Спаситель! А вместо Христа – какой-то непонятный человек, со змеей на посохе.
- Обойди постамент с другой стороны и прочти всю надпись целиком, - посоветовал Кесарий.
- «Асклепий, Спаситель всего и всех», - прочла Аппиана и посмотрела вверх на лицо статуи. – А он совсем не злой! – удивленно проговорила она вдруг. – И глаза у него – другие, чем у Аполлона. Золотистые и прозрачные, как свежий мед. Когда он еще не застыл, знаешь, дядя? И волосы – густые, волнистые, но не черные, а темно-русые. И борода с усами, как у дяди Григория, которая у него отросла, когда он бриться перестал.
- Хочешь посмотреть поближе? – спросил Кесарий, поднимая ее так, что Аппиана смогла увидеть лицо Асклепия близко-близко. Взор его был кроток и приветлив, а губы слегка приоткрыты, словно с них готовы были слететь слова ободрения. Волны волос, мешаясь с мягкими кудрями бороды, мягко падали на обнаженные плечи, покрытые синим плащом. Слоновая кость, которой был обложен мрамор, местами разошлась – словно у божества появились морщины от старости.
- Раньше, до Христа, люди тоже искали спасения от благого и великого бога, - сказал Кесарий. – Ведь боги эллинов очень жестоки, ты должна знать это – вы же проходили Гомера с учителем?
- Да, и стихи есть такие: «Вы великую зрите жестокость богов». Это Гомер?
- Нет, Софокл…Но ты молодец! А помнишь, что случилось с Ипполитом?
- Он разбился на своей квадриге из-за того, что его оклеветали…Да, а эта Артемида ни капли ему не помогла! А он ей так служил! Бедный! Он так и сказал:
«Будь счастлива, блаженная, и ты
Там, в голубом эфире... Ты любила
Меня и долго, но легко оставишь».
- Ты не перестаешь меня удивлять, Аппиана! – проговорил Кесарий. – Я не думал, что ты читала Еврипида.
- Мы с Молпадией тайком читали. Только маме с бабушкой не говори! – затараторила Аппиана. - Я так толком и не поняла, из-за чего там все произошло, а Молпадия говорит, что там все из-за любви несчастной. От нее люди всегда умирают. Там еще Федра такая была, так она тоже умерла. Молпадия сказала, что это так, потому что это трагедия. Там еще написано такое:
«Да, жизнь человека - лишь мука сплошная,
Где цепи мы носим трудов и болезней».
- Вот видишь, люди всегда понимали, что в мире царит смерть и тление, или, как мы называем – грех, амартия. Мир, словно колесница без возницы, несется средь бездн, бьется о камни и, в конце концов, гибнет. Амартия, промах. Все не так, как надо, как Бог замыслил. Страдают все – и одаренные словом-логосом люди, и бессловесные животные, и растения, и все стихии.
- Это Адам виноват?
- Адам, да – но что его винить теперь? Он же тоже пострадал от этой бессмыслицы, которая пришла в мир из-за его ошибки, тоже умер. И мы теперь находимся в этом тлении, в этой смертности. Только Бог смог нас вырвать из этого круговорота. Он стал человеком…
- …чтобы человек стал Богом! – поспешно воскликнула Аппиана. – Так мне бабушка объясняла.
- Да, - сказал удивленно Кесарий. – Бабушка права, как всегда.
- А Асклепий?
- Что – Асклепий? – с улыбкой переспросил Кесарий, опуская Аппиану на землю.
- Ты говорил, что люди ждали Христа, и придумали Асклепия.
- Придумали? Я бы сказал, что они надеялись, что есть милостивый бог…пусть не самый главный, пусть внук Зевса и сын Аполлона. Люди много страдают, Аппиана. Им легче, когда они знают, что их боль кто-то разделит. Асклепий – не совсем бог, он – человек, которого боги убили за то, что он исцелял и воскрешал. Он сын Корониды, смертной женщины, и Аполлона. Так говорит легенда. И еще легенды говорят, что он воскресил Ипполита, от которого отказалась Артемида. Только не надо эти истории понимать так, как будто все было на самом деле. Это – надежда людей на то, что все может быть иначе, а не по воле слепой Судьбы-Тюхе.
- Как хорошо, что мы христиане, - сказала Аппиана, прижимаясь к дяде. – Ведь Христос воскрес на самом деле.
- Да, - ответил Кесарий. – На самом деле. Воистину воскрес. И очень люди ждали этого – даже те, кто умерли задолго до Его пришествия.
- И Он поэтому сошел во ад?
- Да. Он никогда не оставляет одних тех, кто Его любит.
- Он их воскресит!
- Да, Аппиана. Воскресит. Или, лучше сказать, они не вкусят смерти. Так написано в Евангелии.
- А что значит – «не вкусят»?
- Это тайна. Но нам надо поторопиться. Нас ждут больные.
Они медленно пошли прочь, и Аппиана, осторожно ступая среди алых маргариток, несколько раз обернулась на Асклепия. Он, опираясь на дорожный посох, смотрел им вслед своими грустными и добрыми очами цвета меда.
Кесарий и его племянница уже приближались к фолосу, круглому зданию, где они уже побывали до этого, и где Ия рассказывала Аппиане про гипоспафизм. Они шли по извилистой тропки вдоль старой кирпичной стены, увитой диким виноградом.
- Что это? – вскричала Аппиана, указывая на нечто, двигающееся к ним среди прошлогодних листьев. Кесарий мгновенно подхватил ее на руки, но, приглядевшись, успокаивающе произнес:
- Это не ядовитая змея. Асклепиев уж.
Блестящая змея быстро двигалась к ним, перебирая ребрами, как смешными коротенькими ножками. Кесарий и Аппиана, снова стоящая на земле, не шевелились, с интересом следя за ней. Наконец, уж уткнулся в сандалии Кесария и замер. Его длинное желтое тело стало похоже на диковинную ветку, с которой зимний ветер сдул все листья.
- Пусти его, дядя Кесарий! – попросила Аппиана. – Он тебя боится. Он хочет ползти дальше.
Она наклонилась и погладила гладкую чешуйчатую кожу. Уж поднял голову – по его телу словно прошла радужная волна. Он робко ткнулся в ладонь Аппианы.
- Он слепой! – прошептала она, гладя его сомкнутые коричневые веки.- Бедный. Он, наверное, голодный. А что он ест, дядя Кесарий?
- Молоко пьет, кажется, - неуверенно проговорил Кесарий.
- Но у нас нет молока…А лепешку он будет есть? Будешь лепешку?
Уж снова шевельнулся, склонив голову набок, словно прислушиваясь. Аппиана разломила лепешку и поднесла к его добродушной мордочке.
- Смотри, дядя, как он схватил ее! Он голодный, маленький ужик!
В ужике было не меньше четырех шагов Аппианы.
- Он слепенький, поэтому он не может найти себе еду, - гладила девочка круглую голову ужа. – Вот здесь у него раньше были глаза… он совсем старый, наверное, да? Дядя Кесарий, а он тоже – Божие творение и страдает из-за Адама? Давай возьмем его с собой, и будем кормить молоком, раз он такой слепой.
- Я бы с радостью, - сказал Кесарий, - но этих ужей нельзя забирать из асклепейона.
- Да, и бабушка не любит ужиков, - добавила Аппиана со вздохом. – Что же делать – раз ты Божия тварь, тебя надо перекрестить.
Она начертила крест на морде ужа.
- Аппиана! – рассмеялся Кесарий.
Плотная чешуя дрогнула, и на Аппиану уставился серьезный золотистый глаз.
- Он не совсем слепенький! - победно закричала она. – Он просто спал этим глазом!
Уж тем временем неторопливо обогнул сандалии Кесария и сандалии Аппианы и неожиданно стремительно, как многоцветная молния, взмыл вверх по отвесной стене. Они еще смотрели на него, когда до них донеслись какие-то истошные крики со стороны фолоса.
- Это Фалассий, - сказала Аппиана. – Он бьет палкой раба! А еще врач. Дядя Кесарий, пойдем быстрее, ты отвлечешь Фалассия, и раб сможет убежать.
Однако раб не убежал, а, постанывая, остался стоять на коленях, по-собачьи глядя на Фалассия.
- Я прошу прощения за этот шум, Кесарий, - тяжело дыша, проговорил жрец Асклепия и отшвырнул резную трость из красного дерева. Раб подхватил ее на лету и почтительно прижал к груди. Теперь Аппиана узнала в нем того раба, который упрекал их за обед.
- Тебе бы только жрать, Стахий, - прошипел Фалассий. – Все мысли о еде! Подумайте только, Кесарий врач – он выпустил священную змею. – Дай-ка мне мою палку, ты, горшок ночной!
- Я по ошибке! По ошибке! – завыл раб, уворачиваясь от ударов.
- Послушайте, Фалассий, - перебил жреца константинопольский архиатр, - мы с племянницей видели вашу змею. Она сидит на ограде старого театра.
- Слава владыке Асклепию Сотеру! – воздел руки к лазурному небу Фалассий. – Ты слышал, кусок навоза! Быстро!
Раб, словно на него и не обрушился только что град тяжелых побоев, вскочил на ноги и побежал в сторону той тропинки, по которой пришли Кесарий с Аппианой.
- Ишь, хромает, - проговорил сквозь зубы Фалассий. – Лишь бы помедленней волю хозяйскую выполнить.
- Пойдемте к больным, Фалассий иатрос, - настойчиво произнес Кесарий.
- Смотрите, кто-то к нам бежит, - сказала Аппиана. – Какой-то поселянин.
- Вон отсюда! – заорал Фалассий, замахиваясь палкой на человека в поношенном фракийском хитоне. – Нахал!
Человек увернулся от палки, поскользнулся и упал среди прошлогодней листвы.
- Спасите! – хрипло простонал он, обхватывая ноги Кесария.
- Что с тобой случилось? – спросил архиатр, пытаясь высвободиться.
- Кесарий иатрос, спасите моего отца! – продолжал фракиец, целуя его сандалии. Кесарий схватил его за плечи и поднял, прекратив эту неожиданную проскинезу. (*)
- Тебе было сказано что? – лицо Фаллассия побагровело. – Этот нарыв нельзя вскрывать в асклепейоне. Больной может умереть и осквернить храм. Поезжайте домой. Если Асклепий умилостивится, явится вам по дороге и исцелит. А если нет, значит ему это неугодно. Значит, чем-то оскорбил ты богов! У вас в семье есть христиане? – тут он осекся.
- Нет, нет у нас во всей деревне этого поганого отродья! – кричал фракиец, порываясь броситься снова к ногам Кесария. – Помогите! Помогите!
Фалассий был очень недоволен, что Кесарий пошел с фракийцем, но был вынужден последовать за ними.
- Такой нарыв вскрывать опасно для жизни, разве я не прав? – довольно заметил он.
Кесарий выпрямился – он осматривал лежащего на телеге старика, от которого исходило тяжелое зловоние. Фалассий подошел с подветренной стороны и снова сказал, поднеся к ноздрям надушенный амброй шелковый лоскут:
- Вели им ехать.
- Позволь мне вскрыть этот нарыв, Фалассий иатрос, - сказал Кесарий, откидывая волосы со лба. Сын старика всплеснул руками и упал на колени, безмолвно воздевая ладони к небу.
- Не сердись, Кесарий иатрос, - деланно ласково проговорил жрец, - но я должен тебе отказать. – В твоем искусстве я не сомневаюсь… но смогут ли мои юнцы выходить его? Ты излишне снисходителен. Я не позволил даже внести его в асклепейон, как видишь, чтобы не давать несчастному ложных надежд…а ты заставляешь страдать его душу…
Он укоризненно покачал головой.
- Отказываешь? – Кесарий слегка нахмурил брови. – Хорошо. Я поручу его своим… юнцам. Они его сумеют выходить. Как знать, может быть и мне придется тебе когда-нибудь отказать.
Фалассий закусил губы и ничего не сказал.
- Трофим! – крикнул Кесарий, пытаясь различить среди суетящихся вокруг кирпичной стены людей своего верного лидийца. Неудивительно, что его там не было – Трофим, посещая асклепейон, всегда старался как можно больше времени посвятить благочестивым занятиям.
Отлов священной змеи в компании орущих служителей асклепейона в круг его интересов, несомненно, не входил.
Уж тем временем перебрался на высокий бук и интересом поглядывал на подпрыгивающих и карабкающихся по дереву рабов. Кто-то тащил лестницу, кто-то, сорвавшись с ветки, с оханьем ползал по земле среди сухих листьев.
- Стахий! – закричал Фалассий. – Куда ты делся, негодный обрубок! Поди сюда!
Стахий, прихрамывая, подбежал к врачам.
- Стахий, позови моего раба Трофима, скажи, чтобы он положил этого несчастного в нашу повозку… только пусть выпряжет одну лошадь…и пусть они едут в нашу клинику в Константинополь. На повозке они доберутся быстрее, чем на своей телеге со старой клячей, - приказал ему Кесарий.
- Я сейчас приведу Трофима, дядя, - крикнула Аппиана уже на бегу в сторону храма-фолоса. – Я видела, он туда пошел!
…
- Аппиана, дитя мое, ты слышишь меня?
- Маленькая госпожа, извольте дядюшке вашему ответить!
- Трофим, подай мне розовое масло! Живо!
- Вот оно, хозяин…И что только с госпожой Аппианой сталось? На ровном месте поскользнулась!
Девочка медленно открыла глаза.
- Петушок… - прошептала она. – Зачем они зарезали петушка? Нашего, черного? Трофим! Зачем ты им позволил?
Над ней склонились дядя, Фалассий и несколько молодых иеревсов.
- Аппиана! Ты слышишь меня, Аппиана? – в тревоге спрашивал Кесарий.-Открой глаза, не закрывай их больше! Ответь мне! Аппиана! Тебе больно? Где?
- Дядя Кесарий! – протянула Аппиана к нему руки. – Он отрезал голову петуху! Сколько крови…Трофим видел, он рядом стоял!
- Успокойся, дитя мое! – Кесарий стоял на коленях рядом с ней. – Проглоти вот эти капли. Мы сейчас…мы скоро поедем домой.
Гипподам и какой-то иеревс с пышными золотистыми волосами громко шептались за спиной константинопольского архиатра.
- У него раб – эллин, петуха привез, в жертву принести. А девчонка как раз вбежала. Не заметили. Как закричит – и в обморок.
- Ну же, маленькая нимфа, - приторно заворковал Фалассий. – Чего ты испугалась? Это всего лишь жертва великому Сотеру. Ну же, возьми себя в руки! Как же ты будешь участвовать в ваших христианских мистериях, если ты так боишься крови?
Кесарий, не отпуская Аппиану, обернулся к Фалассию.
- Это ты о чем говоришь, Фалассий асклепиад? – резко спросил он.
- Сам знаешь, дорогой Кесарий, сам знаешь! Впрочем, ты ведь некрещен… как и твоя милая племянница. Но она – наивное дитя, а ты – муж. Ты-то знаешь, какая у вас главная мистерия! – понимающе моргнул Фалассий.
- Вольно же тебе повторять бородатые сплетни о христианах, Фалассий, - бросил Кесарий.
- А разве у вас уже нет вкушения тела и крови? – спросил юноша, которого Кесарий недавно учил правильно держать скальпель.
- А ты много о христианах знаешь. Как здесь отучишься, сразу в епископы, верно, пойдешь? – невозмутимо спросил его Кесарий. Юноша покраснел и скрылся среди захохотавших товарищей.
- О чем они говорят? – спросила Аппиана, приподнимаясь.
- Они глупости говорят, - отрывисто проговорил ее дядя. – Ты не ушиблась, дитя мое?
- Нет, у меня ничего не болит…А Трофим уже приготовил повозку для этого бедного дедушки?
Кесарий поцеловал ее в нос и улыбнулся.
- Приготовит…Дитя мое, я сейчас разберусь с катарактами, и мы поедем домой.
- А маленькая нимфа пока полежит в гамаке, среди розовых кустов, - пропел Фалассий. – Иди сюда, Эвпл. Нечего без дела бродить, присмотришь за этой маленькой христианкой…
- Того и глядишь, епископом станешь! – хохотнул Гипподам из-за спины асклепиада.
Юноша, названный Эвплом, кусая губы и стараясь не смотреть на товарищей, подошел к ним. Его щеки все еще пылали.
Кесарий уложил племянницу в роскошный тростниковый гамак, Трофим заботливо укрыл ее покрывалом из козьей шерсти и поправил подушки.
- Не скучай без меня, дитя мое. Я скоро вернусь, и мы поедем домой, - сказал Кесарий, удаляясь с Фалассием и иеревсами в сторону фолоса.
- Вот, слив сушеных покушать извольте, - добавил Трофим.
- Ты осторожнее этого дедушку вези, Трофим, - сказала Аппиана.
- Не извольте беспокоиться, - ответил лидиец и поспешил к повозке.
Эвпл проводил Кесария долгим взглядом, потом вздохнул, сел на траву и взял Аппиану за запястье.
- У меня все хорошо, - выдернула она руку. – Не надо мне пульс щупать. Иди лучше, посмотри, как дядя катаракты удаляет!
Эвпл встрепенулся, но потом с раздражением проговорил:
- Мне велели с тобой сидеть.
- Позови раба какого-нибудь сидеть вместо себя, - предложила Аппиана. – А сам иди.
- Нельзя, - с сожалением ответил Эвпл. – Дай мне руку, я должен твой пульс оценить.
- Зачем ты глупости про христиан говорил? – строго спросила Аппиана.
- Это не глупости, это все правда. Ты просто маленькая и не знаешь.
- А дядя Кесарий, значит, врет? – возмутилась девочка.
Эвпл пожал плечами.
- Он ведь некрещеный. Может быть, не знает все правды о христианах.
- Знаете, Эвпл асклепиад, - сказала очень вежливо Аппиана, и юноша покраснел еще больше – его так назвали в первый раз, - знаете, что? У меня дедушка – епископ, а второй дядя – пресвитер, а бабушка – вообще диаконисса. И ничего такого, о чем вы говорите, у христиан не происходит.
Эвпл пожал плечами, продолжая с тоскливой завистью смотреть в сторону фолоса.
- У вас – может быть, и нет. А у других христиан – да. Мне дед рассказывал, есть такие христиане, что собираются вместе с женщинами и… - он закашлялся. – У них два пророка – Иисус и Манес, - добавил он.
- Так это же манихеи, - засмеялась Аппиана. – Это не христиане.
- Вот я и говорю – есть разные христиане. Кесарий иатрос – из благородных христиан.
- Манихеи – совсем, совсем не христиане! – возмутилась Аппиана.
- А они говорят, что вы – не христиане, - усмехнулся Эвпл. – И Христа в молитвах призывают. Для меня так это все – едино.
- И очень плохо, - заметила Аппиана. – Такой образованный человек, как ты, мог бы дать себе труд разобраться в этих учениях.
Она была очень горда собой, что запомнила эту фразу, сказанную кому-то дядей Григорием.
Эвпл потрясенно посмотрел на нее.
- Знаешь, что? – сказала решительно Аппиана, вылезая из гамака. – Пойдем к дяде Кесарию. Я не хочу здесь лежать.
…
Удаление катаракт было, как оказалось, совсем не страшным – Аппиане даже удалось подержать ящичек с коллириями. Кесарий совершал какое-то неуловимое движение иглой и, вскрикнув, больной начинал благодарить Асклепия Пэана за солнечный свет.
- Теперь – коллирий с сирийским нардом…так… Гипподам, я уже видел, как ты накладываешь коллирий, хорошо владеешь мастерством, уступи место кому-нибудь еще…А, Эвпл-епископ, иди сюда! Бери у Аппианы баночку с коллирием…Накладывай…Молодец! Ты откуда родом? С островов?
- С Лесбоса, - ответил Эвпл.
- Там чудесные виноградники и вино.
- И бабки повивальные, - улыбнулся Эвпл.
- Я тоже комедии Теренция вспомнил, - кивнул Кесарий. – К сожалению, не был никогда на Лесбосе. Вернешься, откроешь там клинику – может, пригласишь меня, старика?
Эвпл сиял от счастья.
- А это трихиазис…Посмотри-ка на меня, дружок! Тебя подержат немного, чтобы ты ненароком не дернулся и не поранился…Видишь, Эвпл – ресницы растут внутрь, постоянно травмируя глаз? Их надо осторожно и быстро убрать, и потом накладывать особый коллирий, с барбарисом. Его, кстати, просто готовить. Я уже рассказывал вам. Посмотри-ка вверх, дружок…Так… Держите его крепко…Не так уж и больно, правда? Еще немного ресниц…Думаю, ты совсем поправишься – роговица повреждена не сильно…вот тут, внизу, небольшое бельмо, но оно не должно тебе очень мешать, оно совсем с краю. Коллирий прикладывай три раза в день и на ночь, руки перед этим мой с золой и губкой, как следует.
- Спасибо, Кесарий иатрос! – проговорил бывший обладатель трихиазиса, судя по одежде – ремесленник-горшечник. – Благослови тебя Пэан!
- Благослови тебя Христос! – ответил Кесарий.
- А пусть бы и так, - ответил солидно горшечник. – Разные боги любят разных людей. Мне так, Пэан покровительствует.
- Все, все, расходитесь поживее! – заторопил больных Гипподам. – Исцелились – завтра жертву Асклепию принесете с утра и по домам. В гостинице мест мало.
- Идем, Аппиана, - сказал Кесарий, пряча иглы и пинцеты в футляр. – Пора в Новый Рим.
- Не желаете ли храмовую повозку? – вкрадчиво спросил Гипподам.
- Нет, мы верхом, - кратко ответил Кесарий.
Ему уже подводили оседланного вороного коня.
- Верхом, дядя? – завопила Аппиана от восторга.
- Да, - улыбнулся Кесарий. – Думаю, так мы Трофима догоним и обгоним.
- Ну, в добрый путь, Кесарий иатрос, - проговорил Фалассий, отстраненно обнимая его. – Еще свидимся, боги милостивы…Ты не знаешь пока новостей?
- Каких? – нахмурил брови Кесарий.
- Последних… Как знать, может, и права была та слепая прорицательница из афинского храма Артемиды… Так что погоди принимать крещение, Кесарий иатрос, повремени. Как знать, может мы с тобой гораздо ближе сойдемся со временем.
- Как знать! – усмехнулся Кесарий. – Счастливо оставаться, Фалассий иатрос!
Он вскочил в седло и подхватил взвизгнувшую Аппиану, усадив ее перед собой.
- Если что, я свяжусь с тобой через епископа Пигасия! – крикнул жрец уже вслед всаднику.
______
(*) проскинеза - поклонение божеству
продолжение - http://www.proza.ru/2011/06/09/1130